Сейчас Люси знала, что это не гром.
— Что это? — прошептала она.
Пожилая женщина посмотрела на нее.
— Война, — пробормотала она.
— Ты потеряла свой ум вместе со своей одеждой? Ну.
Мы должны идти.
Они пошли вниз по снежной улице, над грубыми булыжниками и трамвайными путями в них, Люси поняла, что город не был пустым в конце концов.
Несколько автомобилей было припарковано вдоль дороги, но иногда, вниз на затемненных сторонах улицы, она слышала ржание лошадей ожидающих перевозки заказов, их морозное дыхание свёртывающий воздух.
Силуэты тел бегали по крышам.
Внизу аллеи, мужчина в рваном пальто, помогал троим маленьким детям пройти через двери подвала.
В конце узкой улицы, дороги открыты на широкой, обсаженной деревьями проспекте с широким видом на город.
Только автомобили, припаркованные здесь были военные транспортные средства.
Они смотрелись старомодной, почти абсурдно, как реликвии в музей войны: с мягкой крышей джипы с гигантскими крыльями, тонкие кости рулевых колес, и советские серп и молот нарисованные на дверях.
Но кроме Люси и её бабушки, людей на этой улице не было.
Все-кроме ужасного грохота в небе было призрачным, зловеще тихо.
На расстоянии, она могла видеть реки, и далеко, большое здание.
Даже в темноте, она могла разглядеть его строение многоуровневых шпилями и богато луковичные купола, которые, казались знакомым и мифическим в то же время.
Понадобилась минута, что бы понять, а затем, страх пронзил Люси.
Она была в Москве.
И этот город был военной зоной.
Черный дым в сером небе, расстилался над районами города, который уже был разгромлен: слева от огромного Кремля и позади него и наконец вдалеке в правой стороне. На улицах никто не сражался, не было никаких признаков, что вражеские солдаты перешли на территорию города пешком. Только языки пламени захватившие обгорелые дома, поджигающий запах войны повсюду и угроза того, что худшее еще впереди.
Это было самое ужасное, что когда-либо Люси делала в своей жизни или во всех своих жизнях. Ее родители убили бы ее, если бы узнали, где она находилась. Даниэль возможно никогда не зоговорит больше с ней.
С другой стороны: А что если у них даже не будет возможности рассердиться на нее? Она может умереть прямо здесь, в зоне войны.
Почему она это сделала?
Потому что она должна была. Было трудно найти маленький намек на гордость в самый разгар ее паники. Но это должно было быть где-то там.
Она перешла. По своему собственному желанию. В отдаленное место и далекие времена, в прошлое, которое ей необходимо было понять. Это то, чего она хотела. Ею слишком долго помыкали, словно шахматной фигурой.
Но что она предпологала делать сейчас?
Она ускорила шаг и крепче схватилась за руку своей бабушки. Странно, эта женщина понятия не имела через что проходит Люси, не знала даже кто она такая, и все же, то как крепко она сжимала ее, было единственной вещью, которая заставляла Люс двигаться дальше.
— Куда мы идем? — спросила Люс, поскольку бабушка тащила ее вниз на еще одну затемненную улицу. Булыжники заострялись, а дорога стала немощеной и скользкой. Кроссовки Люс промокли от снега, и пальцы ее ног начинали гореть от холода.
— Забрать твою сестру Кристину, — Старуха нахмурилась, — Ту самую, которая работает ночами, роя армейские траншеи своими голыми руками, чтобы ты смогла получить отдых. Помнишь ее?
Там, где они остановились, не было никакого уличного фонаря, освещающего дорогу. Люс моргнула несколько раз, чтобы глаза привыкли. Они стояли перед тем, что было похоже на очень длинную канаву прямо по середине города.
Там было около ста человек. Все были укутаны по уши. Некоторые из них на коленях копали лопатами. Некоторые, копали руками. Некоторые стояли словно замороженные, наблюдая за небом. Несколько солдат везли в тяжелых тележках много земли, камни в тачках и фермерские телеги, чтобы добавить к обломкам баррикады в конце улицы.
Их тела были скрыты под толстыми армейскими шерстяными пальто по колено, но под стальными шлемами, их лица были такими же изможденными, как и у мирных жителей. Люсидна поняла, что они все работали вместе, мужчины в форме, женщины, дети, превращая свой город в крепость, делая все возможное, до последней минуты, стараясь не впускать вражеские танки.
— Кристина, — позвала ее бабушка, с такой же ноткой паники в ее голосе, стирающая любовь, как когда она искала Люси. Девушка мгновенно появилась перед ними. — Почему вы так долго? -
Высокая и худая, с темными прядями волос, торчащими из под шляпки на ее голове, Кристина была настолько красивой, что у Люс комок в горле застрял. Она сразу же узнала девушку, как свою родную.
Кристина напомнила Люс Веру, сестру из другой жизни. У Люс возможно было сотни сестер. Тысячу. Все бы они проходили через одно и тоже. Сестры и браться, родители и друзья, кого Люс любила, затем теряла. Никто из них не знал, что их ждет. Все они остались оплакивать ее.
Возможно, был какой-то способ изменить это, облегчить это для людей, которые любили ее. Может, это было часть того, что Люс могла бы сделать в своих прошлых жизнях.
Наисильнейший взрыв прогремел на другом конце города. Слишком близко, что земля пошатнулась под ногами Люс, а ее правая барабанная перепонка казалось сейчас лопнет. На углу, воздушные сирены начали отступать.
— Ба, — Кристина взяла за руку свою бабушку. Она почти плакала. — Нацисты, они уже здесь, да? Немцы. Люс в первый раз перепрыгнула сквозь время и попала прямо во Вторую Мировую войну. — Они нападают на Москву? Ее голос задрожал. — Сегодня вечером? -
— Лучше бы мы остались в городе с остальными, — сказала горько Кристина. — Сейчас уже слишком поздно. -
— И бросить ваших маму с папой и дедом? — Баба покачала головой. — Оставить их одних в могилах? -
— Лучше, чтобы мы присоединились к ним на кладбище? — Кристина плюнула. Она дотянулась до Люс, сжимая ее руку. — Ты знала о нападении? Ты и твой друг кулак? Поэтому ты не пришла на работу сегодня утром? Ты ведь была с ним, не так ли? -
Что ее сестра думает, Люс могла знать? С кем она могла быть? С кем, если не с Даниэлем? Конечно. Люська должна была быть рядом с ним прямо сейчас. И даже если ее собственные члены семьи были в замешательстве, что Люська с Люси…
Её грудь сдавило. Сколько должно пройти времени прежде чем она умрёт? Что если Люси найдёт Люську до несчастного случая? — Люська. -
Ее сестра и бабушка смотрели на нее. — Что с ней сегодня произошло? — спросила Кристина. — Пойдем. — Ба нахмурилась. — Вы думаете, Москвичи намеренны держать подвалы открытыми всегда? -
Длинный гул винтов истребителей прозвучал над ними в небе. Достаточно близко, что, когда Люси подняла глаза, темно-крашенная свастика, на нижней стороне крыльев была свежей. Дрожь прошла через нее. Затем еще один взрыв потряс город, и воздух наполнился едким темным дымом. Рядом с ними что-то взорвалось. Еще два мощных взрыва содрогнули землю под их ногами.
На улице творился хаос. Толпа в окопах исчезла, каждый бросился в разброс на десятки узких улиц. Некоторые побежали к станции метро на углу вниз по лестнице, чтобы переждать бомбы под землей; другие исчезли в темных подъездах.
В квартале, Люси мельком увидела бегущего человека: девушка, ее возраста, в красной шляпе и длинном пальто из шерсти. Она повернула голову всего на секунду, прежде чем побежала дальше. Но этого было достаточно для того, чтобы Люси ее узнала. Это была она.
Люська. Она боролась со свободной рукой Бабы. — Мне очень жаль. Я должна идти. — Люси глубоко вздохнула и побежала по улице, прямо в дым, к тяжелой бомбардировки.
— Ты с ума сошла? — закричала Кристина. Но она не пошла за ней. Ноги Люси онемели, когда она пыталась бежать через сугроб из снега на тротуаре. Когда она дошла до угла, где она видела себя прошлую в красной шляпе, она замедлилась. Затем она сделала глоток для дыхания.
Здание, занимавшее половину квартала прямо перед ней, прогнулось внутрь. На белых камнях были полосы тёмной золы. Огонь образовал огромную воронку со стороны дома.
Вместе со взрывом из дома вылетели кучи обломков, в которых было сложно что-либо узнать. Местами снег был красного цвета. Люси отпрянула, но потом она осознала, что красные полосы на снегу — не кровь, а клочья красного шёлка. Это, должно быть, был магазин портного. Несколько плохо обгорелых стеллажей с одеждой были брошены на улице. Манекен лежал на боку в канаве.
Он горел. Люси пришлось прикрыть рот шарфом бабушки, чтобы избежать удушья чадом. Куда бы она не пошла, всюду в снегу было разбитое стекло и камни.
Она должна вернуться обратно, найти бабушку и сестру, которые помогут ей добраться до укрытия, но она не могла. Ода должна была найти Люську. Она никогда не приближалась настолько к одному из своих прошлых "я". Люська может помочь ей понять, почему жизненное время Люси было разным. Почему Кэм выстрелил в её отражение звёздной стрелой, думая, что это была она, и сказал Даниэлю: "Это был лучший конец для неё." Лучший конец чем что?
Она медленно оборачивалась вокруг, пытаясь разглядеть красную шляпу в темноте. Там. Девочка бежала вниз по направлению к реке. Люси тоже начала бежать.
Они бежали в абсолютно одинаковом темпе. Когда Люси упала от звука взрыва, Люська также упала — это было странное, сверхъестественное отражение движения самой Люси. И когда они достигли берега реки и стало видно город, Люська замерла в точно таком же положении, как это сделала Люси.
В пятьдесяти ярдах перед Люс, ее зеркальное отображение начало рыдать.
Такая огромная часть Москвы горела. Столько домов были сравнены с землёй. Люси пыталась осознать глубину всю глубину случившегося и вникнуть в то, сколько ещё жизней были разрушены по всему городу сегодня ночью, но всё это было для неё слишком отдалённым и недостижимым, как что-то, о чём она прочитала в исторической книге.
Девушка опять двигалась. Даже когда Люси бежала так быстро, она не смогла бы поймать её, если бы захотела. Они бежали вокруг огромных кратеров, вырезанных в дороге, что была вымощена булыжниками. Она бежали мимо зданий, от которых исходил ужасающий шум и треск, создаваемый огнём, когда тот поглощал новую жертву. Они бежали мимо раздавленных, перевёрнутых военных грузовиков, с боков которых свисало почерневшее оружие.
Затем Люська свернула вниз по улице налево и Люси не смогла её больше видеть. Адреналин бурлил внутри, заставляя ноги двигаться. Люси бросилась вперёд, ноги ступали тяжелее и быстрее по заснеженной улице. Так быстро люди могли бежать только тогда, когда было доведены до отчаяния. Когда что-то большее, чем они сами, подталкивало их.
Люська могла бежать только к одному. — Люська… Его голос.
Где он был? На секунду, Люс забыла о прежней себе, забыла о русской девушке, чья жизнь была в смертельной опасности, забыла, что этот Даниэль был не ее Даниэль, но все же… Конечно это был он.
Он никогда не умирал. Он всегда был там. Он всегда принадлежал ей, а она ему. Всё что она хотела это найти его рукиукраться в их объятиях. Он будет знать что ей нужно делать: он будет способен ей помочь. Почему она сомневалась в нём раньше?
Она бежала, её тянуло туда, где звучал его голос. Но она нигде не могда найти взглядом Даниэля. Или Люську. На расстоянии одного квартала от реки Люси остановилась на пустом перекрёстке.
Она ощущала свое удушливое дыхание в замёрзших лёгких. Холодная, трепещущая боль просачивалась глубоко в её уши и ледяные уколы, будто иголки, вонзались в её ноги так, что стоять было невозможно. Но какой дорогой ей следует идти?
Перед ней простиралась пустошь, заполненная булыжниками и отгороженная от улицы строительными лесами и железным забором. Но даже в темноте Люси могла сказать, что это разрушение было старым, а не чем-то, что было уничтожено бомбой воздушных рейдов.
Оно не выглядело чем-то большим, чем просто уродливый, заброшенный водосточный колодец. Она не знала, почему всё ещё стояла перед ним. Она остановилась, когда бежала за голосом Даниэля… Перед тем, как она схватилась за забор, она моргнула и увидела, как промелькнуло что-то блестящее.
Церковь. Величественная белая церковь заполняла эту зияющую впадину. Огромный триптих мраморных арок на переднем фасаде. Пять золотых шпилей, что тянулись высоко в небо. А внутри ряды деревянных, покрытых воском скамеек, которые тянулись так далеко, сколько она могла увидеть. Алтарь на вершине белоснежной лестницы. И все стены и высокие сводчатые потолки покрыты великолепными, богато украшенными фресками. Ангелы были повсюду.
Церковь Христа Спасителя. Откуда Люси это знала? Почему всеми фибрами своей души чувствовала, что это заброшенное, никому не нужное место когда-то было величественной белой церковью?
Потому что она была там мгновение назад. Она видела чьи-то ещё отпечатки рук, которые остались на пепле, что покрывал металл: Люська также здесь остановилась, посмотрела на руины церкви и что-то почувствовала. Люси схватилась за ограду, моргнула ещё раз и увидела себя — или Люську — как девушку.
Она сидела на одной из скамеек в белом платье с корсетом. Играл орган. Привлекательный, статный мужчина, что сидел слева от неё, должно быть, был её отцом, а женщина рядом с ним — матерью. Там была бабушка, которую Люси только встретила, и Кристина. Они обе выглядели моложе, лучше обеспеченными. Люси вспомнила, как бабушка рассказывала, что её родители были мертвы. Но они выглядели такими живыми!
Казалось, что они знают всех, приветствуют каждую семью, что проходила мимо их скамьи. Люси изучала прошлую "себя" наблюдая, как её отец пожимал руку молодому блондину, который очень хорошо выглядел. Молодой человек наклонился через скамью и улыбнулся её. У него были самые красивые фиалковые глаза.
Она снова моргнула, и видение исчезло. Пустошь снова была немногим больше, чем просто место, заваленное булыжниками. Ей было холодно. И одиноко. Ещё одна бомба упала за рекой, и шок от этого заставил Люси упасть на колени. Она закрыла лицо руками…
Пока она не услышала, как кто тихо плачет. Она подняла голову и прищурилась в глубоком мраке руин она увидела его.
— Даниэль, — прошептала она. Он выглядел точно так же. Почти излучающий свет, даже в холодной, замораживающей до костей темноте. Светлые волосы, которые она никогда не устала бы перебирать и гладить своими пальцами, фиалково-серые глаза, которые, казалось, были созданы специально для того, чтобы встречаться с её глазами.
Это серьёзное лицо, высокие скулы, эти губы. Её сердце оглушительно билось, и ей пришлось ещё крепче сжать железный забор, чтобы не броситься к нему. Потому что он не был один.
Он был с Люськой. Утешая её, поглаживая её щёку и стирая поцелуями её слёзы. Они обнимали друг друга руками, а головы соприкасались в поцелую, который никогда не закончится. Они потерялись в своих объятьях настолько, что, казалось, не чувствовали и не замечали, как улица сотрясалась от новых и новых взрывов. Они выглядели так, как будто остались одни в этом мире.
Не было растояния между их телами. Было слишком темно, чтобы видеть где один из них заканчивается и начинается другой. Люсинда опустилась на ноги и поползла вперед, перемещаясь от одной груды щебня в темноте к следующей, стремясь быть ближе к нему.
— Я думала что никогда тебя не найду, — Люси слышала как говорит её прошлое. — Мы всегда будем находить друг друга, — ответил Даниель. поднимаясь с земли и прижимая её ближе. — Всегда. -
— Эй, вы двое! — Голос крикнул из дверей в соседнее здание. — Вы идете? -
Через площадь от пустыря, небольшая группа людей была загнана в крепкое каменное здание одним парнем, лицо которого Люс не могла разглядеть. Там были Люська c Даниэлем. Это должно быть был их план, укрыться от бомб вместе.
— Да, — отозвалась Люська в ответ. Она посмотрела на Даниэля. — Давай с ними. — Нет. — Его голос был кратким. Нервным. Люси знала этот тон слишком хорошо. — Будет безопаснее, если мы уйдём с улицы. Разве не по этому мы согласились встретиться именно здесь? -
Даниэль обернулся, он смотрел прямо на то место, где пряталась Люс. Когда на небе загорелся еще один золотисто-красный взрыв, Люська закричала и спрятала лицо на груди Даниэла. Люс была единственной, кто заметила его выражение лица.
Что-то тяготило его. Что-то большее чем страх перед бомбами. О нет. — Даниил! — Мальчик около здания все еще держал открытой дверь в убежище. — Люська! Даниил!Все остальные были уже внутри.
Это было когда, Даниил развернул Люську и прижал ее ухо близко к своим губам. В своем темном укрытии, Люс до боли хотелось узнать, что он ей шепчет. Говорил ли он ей те вещи, которые Даниэл говорил ей, когда она была расстроена или подавлена. Она хотела подбежать к ним, оттолкнуть Люську, но она не могла. Что-то в глубине души, не позволило ей сдвинуться с места.
Она сосредоточилась на выражении Люськи, как будто вся ее жизнь зависела от этого. Возможно, так и было.
Люська кивнула, поскольку Даниил говорил, и выражение ее лица изменилось от испуганного к спокойному, почти мирному. Она закрыла глаза. Она кивнула еще раз. Затем она слегка наклонила назад голову, и улыбка появилась на ее губах.
Улыбка? Но почему? Как? Было похоже, словно она знает, что должно произойти.
Даниил держал ее в своих руках и опустил ее пониже. Он наклонился для очередного поцелуя, крепко прижимаясь своими губами к ее, проводя руками по ее волосам, опускаясь по бокам, по каждому сантиметру.
Это было настолько страстно, что Люси покраснела, настолько близко, что она не могла дышать, настолько великолепно, что она не могла оторвать глаз. Не в течение секунды.
Не даже когда Люська закричала. И вспыхнула столпом жгучего белого пламени.
Вихрь пламени был потусторонним, текучим и даже изящным, но всё же ужасающим и страшным, как длинный шёлковый шарф, развевающийся вокруг её тускнеющего тела. Он поглощал Люську, вытекал из неё и был вокруг неё, освещая до дрожи жуткое зрелище её горящих, бьющихся конечностей, бьющихся, бьющихся… а потом замерших навсегда. Даниэл не отпускал её — ни когда огонь опалил её одежду, ни когда он должен был поддерживать весь вес её ослабевшего, безвольного тела, ни когда пламя сожгло её плоть с безобразным, едким шипением, ни когда её кожа начала обугливаться и чернеть.
Только когда пламя погасло — так быстро, как будто кто-то задул единственную свечу — и не осталось ничего, за что можно было держаться, ничего, кроме пепла, Даниил опустил руки по бокам.
Во всех самых диких мечтах Люси о возвращении и перепосещении ее прошлых жизней, она никогда не воображала этого: ее собственную смерть. Действительность была более ужасной, чем ее самые темные кошмары, возможно, когда-либо увиденные. Она стояла в холодном снегу, парализованная видением, ее тело было лишено способности двигаться.
Даниил шёл шатаясь прочь от обгорелой массы на снегу и начал плакать. Слёзы бежали по его щекам, оставляя чистые дорожки в саже, что покрывала всё его лицо. Его лицо было перекошено. Его руки покачивались. Его руки казались Люси обнажёнными, большими и пустыми, как будто — даже если эта мысль заставляла её странно ревновать — его руки должны были обвиваться вокруг талии Люськи, быть в её волосах, гладить её щеки.
Что бы ты делал со своими руками на земле, если бы единственной вещи, которую ты хотел держать, внезапно, кошмарным образом не стало? Целой девушки, целой жизни не стало.
Боль на его лице заставила сердце Люси сжаться, выворачивала её на изнанку. И ко всему тому, боль и замешательство, которые она ощущала, становились ещё хуже, когда она видела его агонию.
Это было то, что он чувствовал каждую жизнь. Каждую смерть. Снова, и снова, и снова.
Люси ошибалась, когда думала, что Даниэль эгоистичен. Эму было не всё равно. Он заботился обо всём так сильно, что это разрушило его. Она всё ещё ненавидела это, но она вдруг поняла его горечь, его желание всё сохранить. Майлз, возможно, очень сильно любил её, но его любовь — ничто по сравнению с любовью Даниэля.
И никогда не смогла бы стать чем-то большим. — Даниэль! — она плакала, и оставила тени, что поднимались вокруг него.