Помоги проекту - поделись книгой:
Показателен в данном случае феномен так называемой Национально-большевистской партии Эдуарда Лимонова (официально не зарегистрирована), к которой никто не апеллирует как к действующему инструменту реальной политики. «Сочувствующими» эта партия осмысляется, прежде всего, как «арт-объект», «художественный проект», не имеющий к realpolitik ни малейшего отношения.
Любое партийное строительство (идеологическая его часть в особенности) должно исходить из банального подсчета количества апеллирующих к партии субъектов. Если субъектов нет, их надо создавать, причем делать это необходимо еще на стадии выработки программы и оценки ресурсов. Ресурс субъектности в демократическом обществе описан Робертом Михельсом: «Демократия очень хорошо уживается с определенной степенью тирании и по другим психологическим и историческим причинам: масса легче переносит господство, когда каждый ее индивид имеет возможность приблизиться к нему или даже включиться в него».
Михельс делает из этого посыла вывод о порочности партий. Хотя на самом деле, если рассмотреть данную ситуацию с точки зрения невозможности человека быть прямым источником апелляции (то есть с точки зрения утраты субъектности), то партия как раз предоставляет выход из этой ситуации. Невозможность индивида быть источником апелляции в информационном обществе очевидна и основана на том, что в свободном информационном пространстве авторов становится намного больше, чем читателей и слушателей. Поэтому в политическом пространстве легитимной может быть лишь персонификация некоего коллективного авторства (механизм делегирования работает во многом именно для этого). Очевидна – ровно по той же причине – и принципиальная возможность партии быть тем самым источником апелляции, который является и организатором, и частью политического пространства. Партия поэтому легитимна ровно до тех пор, пока понимает меру своей объектности и силу своей субъектности. В пространстве этих двух понятий и должна строиться партийная идеология.
Идеологическая платформа партии должна быть:
› ориентирована на избирателя;
› понятна общественным институтам и другим игрокам общественно-политического поля;
› оригинальным, четким и ясным выражением программы целей и действий, которая и отличает данную партию от всех остальных партий.
Существует множество факторов, в совокупности делающих партию настоящим участником политического процесса, способным работать с властью и быть властью. Следует подчеркнуть, что существование партии и ее способность быть политическим игроком – вещи, далеко отстоящие друг от друга, а иногда и вовсе несовместные. Партия всегда представляет собой «длящееся явление», это субъект с определенной, действующей на протяжении долгого времени, системой ценностей. Программа партии содержит видение политической ситуации в обществе, совокупность целей, которые она планирует достигнуть, и путей их достижения.
Однако недостаточность субъектности при очень ясном и четком объекте приложения сил – не столько верный признак слабости и несогласованности действий партий (и их парламентских фракций), сколько показатель их принципиальной ущербности в отношении, прежде всего, к самим себе (и соответственно, к оппонентам и союзникам). Воспринимая свою субъектность как нечто «волей случая даденное», как нечто, что должно быть продано подороже (отсюда – форматы коалиций, блокировок, временных союзов etc.), фракции стремились снять с себя бремя субъектности в пользу объектности, стать не столько продавцами, сколько товарами на идеологически крайне запутанном рынке.
Принципиальное отличие протопартийного образования от партии в этом случае состоит не в продолжительности существования организации, а в смысловом наполнении и адекватности партийной идеологии. Партию от протопартийного образования отличает то, что партия готова к существованию в политической истории страны не только в качестве идеологической силы, способной влиять на политику страны, но и в качестве выразителя ценностей той или иной части общества. Последнее является содержательной стороной партийности.
Внешней целью партии по отношению к политической системе может быть как обладание властью, так и осуществление политического господства. Внешние цели партии по отношению к остальным социальным и политическим субъектам состоят, во-первых, в привлечении новых членов (хотя численность партии не всегда определяет меру ее субъектности, она важна в качестве «общего партийного веса»), а во-вторых, в ведении диалога и прямом осуществлении уже имеющейся власти.
Российская партийная система начала 1990-х с первых дней своего существования была основана на стремлении множества партий к тому, чтобы стать единственным участником политического процесса. Одна из тенденций тогдашней политической жизни заключалась в том, что партийная структура стремилась не к власти как к ресурсу, позволяющему работать в системе, а к прямому и непременно монопольному обладанию ею. В итоге эта тенденция превратилась в очень серьезный тормоз на пути к становлению российской партийной системы.
Отдельно необходимо сказать о том, что сама по себе специфика партии предполагает обладание некоторым объемом властных полномочий, которые могут быть осуществлены еще до выборных кампаний и приобретения представительства в парламенте. Власть партии – не всегда обладание конкретным материальным ресурсом, но зачастую – обладание властью над членами партии.
Этот род власти – формирование своего пространства для дальнейшего развития – нельзя недооценивать: именно он может сыграть решающую роль уже в ходе самих выборов. Здесь стоит отдельно остановиться на маргинальных партиях, для которых ресурс внутренней власти может стать залогом успешного влияния на общественные институты и государственную систему.
Внутренняя власть, строго говоря, представляет собой сверхсубъектность партии по отношению к самой себе. Но этот ресурс может и должен работать и вне организации. В книге Мориса Дюверже «Политические партии» описан самый удачный механизм подобной работы – он включается, когда маргинальные партии «ограничиваются исключительно ролью арбитров, что делает их весьма влиятельными – будь то выборы или непосредственно парламентская деятельность». Зачастую маргинальные партии могут стать и системными (на большее они вряд ли могут претендовать и редко когда претендуют), осуществляя власть только в качестве наблюдателей. Между тем, пребывание на такой значимой позиции в политическом пространстве тоже является осуществлением своего рода полномочий, пренебрегать которыми с точки зрения тактики и стратегии политической борьбы нельзя.
Преимущество маргинальных партий заключается в особом роде внешней цели – вхождению в партийный мейнстрим. Ошибочно полагать, что политическая организация должна для обладания властью непременно иметь парламентское представительство. В некоторых случаях может оказаться, что функции контроля и арбитража являются более выгодными. С другой стороны, не следует забывать, что маргинальные партии все же не являются партиями в строгом смысле этого слова: по выполняемым функциям они оказываются ближе к общественным организациям или иным непартийным образованиям.
Вся мощь ресурса наблюдателей за выборами была продемонстрирована на последних президентских выборах на Украине, где по сути победили не те, кто участвовал в выборах, а те, кто наблюдал за подсчетом голосов. Схема, при которой наблюдатели могли сколь угодно долго опротестовывать результаты выборов, на деле привела к тому, что выиграл кандидат, в победе которого были заинтересованы западные общественные институты и не играющие в политической жизни страны никакой существенной роли партийные образования, допущенные к наблюдению за процессом подсчета голосов. В условиях почти равного количества голосов у Виктора Януковича и Виктора Ющенко пересчитывать бюллетени и опротестовывать результаты выборов обе стороны могли сколь угодно долго: выборная система сама по себе вообще не обладает исключительной прозрачностью. На Украине победителями оказались общественные институты, а не партии, но в любой подобной ситуации маргинальные партии могут занять во всех отношениях выгодное место надзирающих за политическим процессом.
Внутренние цели партии, хотя это и кажется парадоксальным, являются не столько субъектными (когда речь идет о дисциплине внутри организации), сколько объектными. Внутренняя сверхцель любой партии состоит в выстраивании ею такой системы, которая автоматически делала бы ее объектом, привлекательным как для вступления в нее новых членов, так и для диалога с ней. Об этом пишет Дюверже: «Голосование по партийным спискам (особенно в больших округах) обязывает местные комитеты и секции партии установить между собой сильные организационные связи в рамках округа, чтобы быть услышанными при составлении списков. И напротив, одномандатная система в небольшом округе заставляет по существу превратить каждую небольшую местную партийную группу в некую самостоятельную монаду и, следовательно, ослабить партийную структуру. Если голосование списком сочетается еще и с системой пропорционального представительства, а у партии нет опыта создания выборных блоков и установления четкого взаимодействия кандидатов, отчего зависит их избрание, более настоятельной становится потребность в сильной структуре».
Создание структуры является принципиально важным моментом не только для партийного строительства, но и для физического выживания организации. И в этом умении – быть работающей и прозрачно выстроенной политической конструкцией – залог обретения будущего пространства функциональных возможностей партии.
Своеобразной комплексной характеристикой, определяющей реальную возможность партии своими действиями участвовать в политической жизни общества, является ее политико-организационный потенциал, который может быть оценен в следующих показателях:
› инновационные ресурсы: наличие разработанной стратегии социального развития и собственного кадрового ресурса, способного ее осуществить;
› кадровые ресурсы: численность партии, представительство партии в органах государственной власти и сложившийся характер взаимодействия партии с руководством этих органов;
› информационные ресурсы: возможность влиять на формирование общественного мнения как непосредственно, так и через средства массовой информации;
› организационные ресурсы: разветвленность территориальной организации и степень внутри-парторганизационной сплоченности в целом; действенность механизмов влияния партии на своих представителей во властных структурах;
› финансовые ресурсы: наличие материально-финансовых возможностей для обеспечения деятельности политической партии и реализации политических проектов;
› административные ресурсы: возможность политической партии опираться в своей деятельности на поддержку органов государственной власти.
Процесс увеличения ее политико-организационного потенциала и постепенно накапливающееся изменение ресурсных показателей в совокупности создает новое качество формирующейся организации.
Политические элиты и российские партии
Политическая партия по своей природе нацелена на обретение власти. С точки зрения повседневной или «реальной» политики борьба партий так или иначе всегда связана с борьбой за обладание административным «ресурсом». Однако социальные технологии, с помощью которых запускается в действие сам административный «ресурс», различны. В этом плане показателен опыт российских партий власти конца ХХ века.
Понятие «партия власти» широко используется в российской политической лексике, однако в научном плане трактуется неоднозначно. Наибольшее распространение имеют две трактовки: широкая и узкая. В широком смысле слова «партия власти» обычно отождествляют с правящей политической элитой. В этом понимании ключевое значение имеют коммуникации внутри элиты, позволяющие ей вне зависимости от любых институциональных изменений оказывать определяющее влияние на развитие политического процесса, разработку, принятие и реализацию важнейших решений, осуществлять контроль за деятельностью различных партий, движений, избирательных блоков. Во второй, более «узкой» трактовке в качестве системообразующего признака выступает институциональный аспект: под партией власти вплоть до недавнего времени обычно понимались объединения партийного типа, непосредственно создаваемые находящейся у власти политической элитой и играющие роль главного выразителя ее интересов в сфере публичной политики[41].
Структура партии власти (в широком смысле) в обобщенном виде выглядит следующим образом. Ключевой игрок партии – политический лидер, пользующийся огромным авторитетом у политической элиты и одновременно обладающий (либо обладавший в недавнем прошлом) высоким государственным статусом и властными полномочиями. Вокруг него как центра принятия решений сосредоточена так называемая команда, «формирующаяся как на институциональной, так и на внеинституциональной основе и рассредоточенная по разным властным структурам»[42].
Структура партии власти дополняется медиа-структурами и бизнес-структурами, оказывающими информационную и финансовую поддержку партии власти. И наконец, видимой надводной частью айсберга партии власти является партия власти в узком смысле – политическая партия, обеспечивающая политическое отстаивание интересов власти в публичной политике.
Феномен партии власти – явление кросс-национальное. Наивно было бы полагать, что он присущ только авторитарным и переходным обществам и отсутствует в развитых демократиях. Этот феномен есть везде, где имеет место сосредоточенность властных, утилитарных и медийных ресурсов, где наблюдается относительная стабильность кадрового состава политического класса управленческого истеблишмента (достигнут этот эффект может быть как в условиях дефицита демократических свобод и в результате многолетнего подтверждения властвующих позиций по итогам многопартийных выборов) и где политический процесс предполагает вовлечение партий в процесс выборов и механизм воспроизводства политической власти. Успешность или неуспешность партии власти, ее выживаемость в политическом процессе определяется главным образом ресурсной самодостаточностью партии власти.
Политическая практика показывает: сильная власть обязательно должна уделять большое внимание вопросам партийного строительства. Однако в начальный период становления российской партийной системы важность этих вопросов политические элиты серьезно недооценивали, что подчас приводило к непоправимым последствиям. Так, неспособность к разрешению противоречий в руководстве КПСС по поводу путей дальнейшего развития страны привела к гибели этой партии и, в конечном счете, стала одной из причин распада СССР.
После распада Союза ССР основные экономические ресурсы оказались сосредоточенными в руках узкого слоя партийно-хозяйственнной номенклатуры, а также нарождающегося слоя предпринимателей. В условиях роспуска единственной реально влиятельной политической партии – Коммунистической партии Советского Союза – и политико-организационной слабости иных новообразованных политических структур политический класс новой России не был заинтересован в создании сильной партии, ограничивающей свободу их действий.
По своему составу российская политическая элита начала 1990-х годов была преимущественно внепартийной. Заключенное в конце 1991 года соглашение между президентом Борисом Ельциным и рядом демократических партий, по которому глава государства брал на себя обязательства о предварительном консультировании при принятии важнейших социально-политических решений, о направлении проектов важнейших правительственных документов на экспертизу в партии, на практике оказалось невыполненным. Большинство партий дезавуировали свои подписи. Предпринимавшиеся с 1992 года разными политиками попытки создать партию власти, которая имела бы все шансы стать центром консолидации элиты, длительное время оставлялись без внимания.
В России первая партия власти появилась в 1993 году в связи с первыми выборами в Государственную Думу. Это было движение «Выбор России» – объединение демократических сил, ставших идеологической опорой нового режима Бориса Ельцина. Слабая, разрозненная элита не могла добиться формирования сильной партии власти. Более того, часто партии власти множились, отражая конкуренцию внутри самой власти: в 1993 году «Выбор России» конкурировал с Партией российского единства и согласия Сергея Шахрая, что было следствием борьбы за пост премьера между лидером «Выбора России» Егором Гайдаром и премьер-министром Виктором Черномырдиным. Показательна судьба партии «Выбор России» в промежутке между выборами 1993-1995 годов. Вскоре после выборов Егор Гайдар вышел из состава правительства и предложил создать на базе «Выбора России» «настоящую» политическую партию – «Демократический выбор России». Такая партия действительно была основана под руководством Егора Гайдара, однако очень многих участников «Выбора России» такой поворот событий не устроил. Лидеры «Демократической России» не участвовали в создании партии.
Тенденция к дезинтеграции «Выбора России» стала особенно ярко выраженной вследствие того, что, хотя новосозданная партия продолжала поддерживать экономическую политику правительства, «демократическая общественность» раскололась по вопросу о войне в Чечне. В итоге к началу кампании 1995 года в распоряжении Егора Гайдара была лишь тень наспех сколоченной два года назад политической машины[43].
Дезинтеграция «Выбора России» вновь оставила страну без партии власти. Восполнить этот пробел решил глава правительства Виктор Черномырдин, объявивший в апреле 1995 года о плане создания нового правоцентристского движения «Наш дом – Россия». В новой организации, к которой присоединился ряд высокопоставленных чиновников в федеральном центре и на периферии, нетрудно было признать новое воплощение партии власти.
Как и «Выбор России» образца 1993-го, новое движение опиралось на ресурсы государственной власти и частного капитала. Но, в отличие от прежней партии власти, новая не очень настаивала на своей приверженности демократической идеологии. Ее программные установки были нарочито расплывчатыми и в основном сводились к требованиям стабильности и отказа от безответственных экспериментов. Создание этой партии было только частью более широкого плана, выношенного в президентской администрации. Другая часть плана, озвученного Борисом Ельциным в апреле 1995-го, предполагала дополнить правоцентристский блок левоцентристским, руководство которым было доверено спикеру Думы первого созыва Ивану Рыбкину.
Сначала предполагалось объединить под эгидой блока такие сильные группы корпоративного представительства, как АПР и Федерация независимых профсоюзов России. Однако в итоге ни АПР, ни профсоюзы так и не вошли в Блок Ивана Рыбкина, превратившийся, таким образом, в персональную политическую машину своего лидера. Неудачное выступление этого блока на выборах 1995 года объясняется также тем, что он не смог предложить избирателям сколько-нибудь последовательной и содержательной программы[44]. И хотя попытка реализации в российских условиях американской модели двух чередующихся у власти партий (правого центра и квазиоппозиционного левого центра) в то время не могла не провалиться, тем не менее этот неудавшийся опыт стимулировал развитие российской партийной системы и способствовал закреплению в политическом сознании идеи многопартийности[45].
На всем протяжении 90-х годов ХХ века в политической элите России не было единства. В наиболее очевидной форме это проявилось в 1999 году, когда сама власть раскололась по вертикали, и думская избирательная кампания проходила в виде жесточайшего противостояния двух партий власти – «Единства» и «Отечество – Вся Россия». Ситуация начала качественно меняться только после президентских выборов, состоявшихся в 2000 году. Начавшийся тогда этап развития политической системы характеризуется тем, что общество осознало, что пристальное внимание власти к вопросам партийного строительства способно обеспечить политическую стабильность в стране. Это можно считать главным итогом партийного строительства последних 20 лет, а также свидетельством того, что основные участники политического процесса адекватно воспринимают накопленный опыт и проявляют очевидное нежелание повторять трагические и нелепые ошибки, допущенные политическими элитами СССР и России в 1980-1990-х годах.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
1. В чем выражается идеологическая субъектность политической партии?
2. Что представляет собой политико-организационный потенциал партии? Перечислите основные функции политических партий, кратко охарактеризуйте их.
3. Дайте характеристику понятию «партия власти».
4. Каковы структурные признаки партии власти.
5. Какова структура партии власти.
6. В чем причина того, что в начале 1990-х годов российская политическая элита не принадлежала к политическим партиям.
7. Вкратце охарактеризуйте эволюцию партии власти в России.
8. Существует ли в современной России партия власти? Обоснуйте свой ответ.
1. Идеологическая платформа партии должна быть (выберите правильный вариант):
а) ориентированной на избирателя; понятной общественным институтам и другим игрокам общественно-политического поля; оригинальным, четким и ясным выражением партийной программы действий, которая и отличает данную партию от всех остальных партий;
б) документом внутреннего пользования; понятна только посвященным; фундаментально обоснованной, доступной пониманию компетентных специалистов. Идеология – не реклама и не должна обязательно быть понятной лицам со средним интеллектом.
2. Политико-организационный потенциал партии представляет собой:
а) совокупность ее нереализованных политических и организационных возможностей;
б) комплексную характеристику ресурсов, определяющую реальную возможность партии своими действиями участвовать в политической жизни общества;
в) права политической партии по участию в политической жизни и организации внутренней деятельности.
3. Какое определение является наиболее корректным? Расположите их по степени корректности.
а) Партия власти – партия, имеющая своих представителей во власти.
б) Партия власти – партия, имеющая большинство в парламенте, правящая партия.
в) Объединения партийного типа, непосредственно создаваемые находящейся у власти политической элитой и играющие роль главного выразителя ее интересов в сфере публичной политики.
4. Какие известные в новейшей истории России политические партии и движения являлись «партиями власти»?
а) «Выбор России».
б) Либерально-демократическая партия России.
в) «Наш дом – Россия».
г) Аграрная партия России.
Глава 5
СОЦИАЛЬНАЯ ОСНОВА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ
Философия партийности
Уже в силу своего происхождения феномен партии, партийности, партийной мобилизации характеризуется социальным противоречием: партия представляет только часть общества (ранее, скорее всего, как-либо ущемленную), но при этом она предполагает, что эта часть равнозначна целому обществу или, по крайней мере, жизненно важна для него. Даже в наше время вновь образовывающиеся партии обычно начинают свою деятельность с указания на исключенность некоей группы общества, на пренебрежение ее интересами и так далее – то есть на ситуацию, которую требуется исправить. В общественной жизни партии обращаются, по точному выражению Пьера Бурдье, в своего рода «боевые организации», выступающие институтами общественной мобилизации[46]. Именно в этом качестве они снабжают общество возможностями и перспективами развития, превращают его существование в непрерывно реализуемый проект.
Пьер Бурдье (1930-2002) – крупнейший французский социальный мыслитель последней трети XX века. Начинал как антрополог-структуралист, испытал значительное влияние идей Клода Леви-Строса. Впоследствии сконцентрировался на социологии. Создал концепцию габитуса и теорию социальных капиталов. Существенно продвинулся в изучении социально-онтологической проблематики. Подверг переосмыслению ряд положений классического марксизма и структурализма. Способствовал развитию новых форм критического сознания. Одновременно оказал существенное влияние на идеологию инструментализма и технократии в политике.
Как пишет тот же Бурдье, для того, чтобы «обеспечить эту продолжительную мобилизацию, партии должны, с одной стороны, разработать и навязать представление о социальном мире, способное завоевать приверженность как можно большего числа граждан, и, с другой стороны, завоевать посты (властные или нет), обеспечивающие власть над теми, кому эти посты предоставлены»[47].
Исходная партизация достигает успеха именно тогда, когда все остальные способы претендовать на власть, на описание социального пространства и на политическую коммуникацию приводятся к общему партийному знаменателю – когда, например, роялисты как сторонники французского короля, низложенного революционерами, начинают восприниматься (и действовать!) как всего лишь одна партия среди многих. Каждая партия имеет свой электорат и свою социальную базу.
Социальная база партии – группы, слои, иные категории населения, на защиту и представительство интересов которых она претендует, поддерживающие партию и ее программные положения.
Электорат партии – совокупность лиц, обладающих активным избирательным правом, поддержавших либо готовых проголосовать за партию на выборах.
Партизация социальной жизни, таким образом, предполагает ее раздробленность, причем такую, которая не снимается никаким функциональным или символическим единством (то есть не снимается ни системой распределения социальных функций и ролей, ни властвующей идеологией и научными описаниями). Партийная жизнь требует не только установления системы легитимации постоянной борьбы за власть, но и легитимации конкуренции различных образов «целостности» общества.
Даже партия, пришедшая к власти, сохраняет общие условия партийной системы, которые предполагают, что конкуренция во власти – не аномалия или катастрофа, а вполне обычный и постоянный процесс, как раз и оказывающийся основанием для политики.
Естественно, существование разрывов, внутренних границ и так далее можно обнаружить в любом обществе, в том числе и традиционном. Однако только в современном обществе эти разрывы становятся не случайным отклонением от нормы, а составляющей самой нормы. И это непосредственно связано с механизмом формирования партийных систем.
Каждая партия реально или потенциально ставит под вопрос существующую солидарность и «консенсус», оспаривает существующий режим власти и, представляя определенную часть общества, претендует на переоформление его в целом.
Можно утверждать, что в действительности искомое единство общества (например, в форме структурно-функциональной системы) – лишь идеал. Само его существование именно как идеала объясняется тем, что в условиях политики, управляемой партиями, любая целостность общества – это не столько его данность, сколько желанная цель.
В современной ситуации достаточно часто можно наблюдать конкуренцию представлений об обществе как национальном целом, замкнутом границами национального государства, и об обществе как корпоративном целом – системе вложенных друг в друга корпораций, обеспечивающих реализацию интересов своих членов. Но такие конкурирующие описания являются не столько объективными отражениями самого общества, сколько представляемыми различными партиями элементами их идеологий, на которых строятся их политические курсы.
Существование партий предполагает не только наличие множества социальных различий (которые задают существование различных классов, страт и так далее), но и постоянный процесс социальной дифференциации.
Дифференциация (социальная) – процесс выделения отдельных групп, которые при некоторых условиях начинают выступать от собственного имени.
Социальная дифференциация поддерживается, а иногда, предположительно, и провоцируется, дифференциацией партий. Поэтому зачастую бывает сложно отличить реальные группы, представленные определенными партиями, от фиктивных групп, созданных под какие-то партии. Это объясняется тем, что любая партия проблематизирует актуальное представление об обществе, вводит в сферу политики некую «еще не существующую» в ней группу и пытается отождествить ее интересы с интересами всего общества, представить эту группу в качестве универсальной (или, по крайней мере, необходимой для любой другой группы, главенствующей, доминирующей). Логическим итогом этого процесса является генерализация партии, ее стремление либо представлять класс-гегемон (каковым в индустриальных и постиндустриальных обществах считается «третий класс»), либо охватывать все существующие классы и группы, сводя их к некоему единому целому – например, единой нации (что особенно актуально в периоды оккупации или освобождения от колониальной зависимости).
Генерализация – обобщение некоторых моментов или тенденций, распространение на некоторую выборку или совокупность.
Партии в современном мире воспринимаются прежде всего с точки зрения «представления интересов» – причем даже те, которые открыто выступают против господствующих моделей представительной демократии, ратуя, например, за прямую демократию. Однако обращение к генезису партий позволяет заметить одну важную деталь. Сама привязка политики к партии, осмысление политического как такового через партийную жизнь и через партийную мобилизацию, появляется тогда, когда вопрос о представлении вообще не мог быть поставлен. Традиционная форма господства еще не предполагала необходимость представления тех или иных интересов отдельных групп общества. Суверен не представляет подчиненного сюзерена, он дает ему место и право быть тем, кем ему положено быть.
Суверен – лицо или институт, обладающий высшей властью и неподотчетный перед теми, на кого распространяется власть данного суверена. В сословном обществе отдельные суверены – землевладельцы и дворяне – могли быть подотчетны только верховному суверену (монарху), но не народу.
Гармоничное распределение социальных мест упорядочивается в социальное тело, наделяемое характеристиками предельной органичности. Появление частных интересов – свидетельство разложения этого социального тела, то есть появление принципиально иных социальных реалий, которые говорят о себе на языке представления. Первоначально они не только требуют представить то, что непредставимо (как буржуазия непредставима в рамках средневековой системы власти), но и внедрить механизм представления, который был излишним для органического тела социальных мест и уделов.
Запуская механизм представления, то есть механизм, разрушающий миф об обществе как органическом целом (коллективном неделимом субъекте и так далее), партия, стремящаяся по определению стать уникальной, вынуждена ограничивать свои требования. Причина этого в том, что логика ее появления и существования подразумевает, что требования всегда остаются не полностью адекватными интересами всего общества. Запустив однажды партийный механизм и соответствующий ему принцип включения все новых и новых автономных групп в политику, остановить его не так-то просто, если вообще возможно.
Поэтому развитие партий всегда происходит в пространстве между двумя полюсами – один из них представлен политической организацией, которая стремится совпасть со всем обществом, а второй – группой более или менее разнородных партий, которые вскрывают все новые и новые социальные различия, межи, перегородки, сигнализирующие об отсутствии органической целостности.
Базовая социальная матрица партии как феномена определяется, таким образом, двумя координатными осями. Первая ось – «ось генерализации» или всеохватности партии (в пределе совпадающей со всем социумом, хотя этот предел и недостижим, поскольку партийная логика всегда строится хотя бы на минимальном отличии общества от партии и властных или символических структур).
Вторая – ось представления, которая задает другой ряд противоречий любой партии и любого партийного движения. Противоречия политического представления (и представительства) связаны, в общем, с тем, что сами представляемые отличны от тех, кто их представляет, поэтому их интересы даже логически никогда не могут быть представлены полностью и предельно адекватно. Последнее потребовало бы отмены представления или представительства, на что как раз и ссылаются многочисленные критики партийной системы.
Противоречия логики представления интересов достаточно хорошо известны, они дали основание говорить о тенденции олигархизации партий, что, в частности, сделано в фундаментальных работах Роберта Михельса[48]. Но рассматривая выводы, приводимые в этих исследованиях (объектом которых стали в основном массовые партии), следует принимать во внимание тенденцию к генерализации, находящую отражение в реальной партийной жизни: часть здесь неизбежно выступает за целое и в пределе стремится совпасть с ним. Эмпирически эта закономерность проявилась в деятельности всеохватных политических партий.
Если партия – это прежде всего организация, которая выдвигает кандидатов на те или иные выборные посты с целью получения власти, в свою очередь легитимируемой представителями отдельных социальных групп и общества в целом, то связь такой организации с обществом и его различными слоями или стратами не является просто эмпирической или случайной. Ясно, что указанная взаимозависимость служит оправданием и основанием существования партии.
По сути, выстраивание такой двусторонней связи, ее использование и в случае необходимости трансформация являются важнейшим делом партии, независимо от того, как именно мыслится такая связь. Партия обязана иметь социальный базис, взаимоотношения с которым проявляются, прежде всего, в поддержке, оказываемой партии на выборах, привлечении граждан к процессу выработки решений, рекрутировании новых членов партии, активистов и волонтеров, создании фондов поддержки партии и так далее. В зависимости от того, как именно выстраивается связь с социальным базисом, партия может реализовывать дополнительные социальные функции. Так, рекрутирование новых членов как элемент создания связи с социальным базисом одновременно встраивает партию в систему вертикальной и горизонтальной мобильности общества, в каковую систему встроены и другие институты – например, образовательный.
Социальная мобильность – изменение индивидом или группой социальной позиции, места, занимаемого в социальной структуре. Различают вертикальную социальную мобильность – движение вверх или вниз в системе социальных позиций, и горизонтальную– передвижение индивида на одном и том же социальном уровне.
Поделиться книгой: