Механический ангел

Ярослав Астахов

Механический ангел

И стал я на песке морском и увидел выходящего из моря Зверя… И он сделает то, что всем – малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам – положено будет начертание на правую руку их и на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя Зверя, или число имени его.

Откровение Иоанна, 13:1-17

Трифонова везли сжигать. Все было как у людей. Стильный гроб, спокойная и печальная в меру музыка. И проводилась видеозапись, конечно. Павел – так звали Трифонова – просматривал иногда подобные в день Поминовения. Но лично не присутствовал никогда на похоронах. («Тяжелые переживания заставят и вас быстрее отправиться в этот путь! Поможете ли вы мертвым? Вступайте в ряды Движения За Гуманизацию Ритуальных Практик!») И точно также теперь никто не провожал Павла. Его родные и близкие были участниками Движения и предпочитали отдавать последний долг виртуально.

Все было как у людей…

За исключением одного единственного, однако.

Трифонов был живой.

Еще сегодня утром он бы ни за что не поверил, что это может быть последний день его жизни. Он прибыл к месту работы, как всегда, вовремя. Взмахнув персональным пультом, одновременно и рассчитался за проезд и отпустил такси, одноместный автопилот. («Кемарин Трейдинг» – «Спите не на работе, а по дороге на работу!»)

Но Павел по дороге не спал. Он в это время просматривал «Сетевую Газету»: в салоне имелся встроенный небольшой экран. Внимание Трифонова привлекла очередная статья про живые трупы. (И на сенсации существует мода! Как было на летающие тарелки в середине прошлого века.) Приятный голос пересказывал сообщения очевидцев. Присутствовал сакраментальный набор: ходячие покойники били током, и пили кровь, и распадались в отвратительное зеленоватое месиво…

Нет, Павел никогда не верил, конечно, в оживающих мертвецов. Он полагал себя здравомыслящим человеком. По этой же причине не верил он, например, и в хакеров.

Двери заблаговременно разошлись и Павел, являя на лице стандартную полуулыбку, предстал пред очи вахтера. («Знаете ли, вахтер – редчайшая профессия в наше время! Только по-настоящему серьезная фирма может себе позволить…»)

Кивнув редчайшему, Трифонов привычно поспешил к лифту… Как вдруг перед его лицом встретились, предупредительно звякнув, створки. Они как будто родились из ничего, выскочив из панелей стен.

Голос, приятный и раздающийся словно бы сразу со всех сторон, произнес:

– Извините, это служебный вход. Предназначается только для сотрудников компании.

От изумления Павел чуть не упал. А в следующее мгновение был уже у барьера и он орал, уставившись на вахтера расширившимися глазами:

– Какого черта?!

– Выходит, что вы уволены, – с хитроватой улыбкой изрек старик, мгновенно переваривший новость. И с деланным сожаленьем развел руками.

И прямо на глазах Трифонова морщинистое лицо привратника трансформировалось, как сложный жидкий кристалл, из конфигурации «беседую со специалистом фирмы» в конформацию: «разговор с посторонним».

– Но этого же просто не можетбыть! Я ожидал повышения! С чего это ты взял будто я – я! – уволен?

– По-видимому, у вас на лбу так написано.

И в голосе вахтера явно звякнул металл. И проскользнуло некоторое злорадство. Что делать, зарплата Трифонова на фирме была высокой и многие завидовали ему. Однако ничего хамского, следует отметить, в реплике старика не было. Он констатировал факт. Уже лет десять на лбу и правой руке у каждого – «у всякого цивилизованного человека», говорили политики – нанесена была особенная электронная метка: Индивидуальный Номер.

Подобие штрих-кода для человека.

Неповторимый градиент наведенных электронных потенциалов участка кожи.

И не было никакой возможности вытравить сей сокрытый от невооруженного глаза знак. Ни как-либо изменить его. Рисунок потенциалов запечатлевался посредством тонкого оборудования. Он обладал способностью к самовосстановлению. Ни огонь, ни едкие вещества, ни даже трансплантация кожи не могли свести ИН.

Невидимую печать можно было утратить разве что с головой.

Но даже и в таком случае труп идентифицировали по дубликату, нанесенному на правую руку.

Система Номеров позволяла установить личность любого и во всякий момент, и где бы на Планете он ни был. И получать о нем любую интересную информацию.

Даже ту, какую человек уже и сам о себе не помнил.

Ведь Номер был ключом к ПЭД – к Полному Электронному Досье его обладателя.

Введение системы ИН/ПЭД открыло новую эру. Тотальные учет и контроль сделались, наконец, реальностью. Что высвободило резервы, достаточные для, почти что, воздвижения рая на земле… Со многими застарелыми проблемами человечества оказалось покончено благодаря политике Непрерывного Глобального Управления, базирующегося на точнейших данных.

Для целей Управления был возведен колосс не представимой доселе мощности: Планетарный Электронный Мозг. Его ядро представляло собой систему взаимосвязанных сверхкомпьютеров: КОМПЬЮТЕРИЙ. Искусственный мозг Планеты обладал чудовищным быстродействием и памятью практически беспредельной. Он представлял собою компьютер-город… В него поместили Электронные Досье всего человечества… и они составили ничтожную долю процента непрерывно поддерживаемых им электронных вихрей!

Он поминался в разговорах людей так часто, что вскоре появилось и привилось повсюду сокращенное его имя: ТЕРИЙ.

Его резиденция была устроена на дне моря. Точнее – одного из удаленных от континентов участков мирового Океана. Подводные работы съели астрономическую сумму, но именно такое расположение обеспечило наилучшую защиту от метеоритов и террористов.

Географические координаты Терия не знали даже политики. Подводные суда, намеренно или случайно заходившие в Сектор Ноль, уничтожались автоматически и без предупреждения. После жестокой дискуссии – а на самом деле виртуозно просчитанной пропагандистской кампании – Планета согласилась платить кровавую дань ради безопасности своего главного нервного узла.

Подобные жертвоприношения, впрочем, совершались не часто. Навигационные компьютеры судов – как и вообще любые сколько-нибудь мощные процессоры, будь то в море, в воздухе, в космосе или на суше – автоматически поддерживали связь с Терием. И курс, в конечном счете, определял он.

И офисный компьютер фирмы, в которой работал Павел, конечно, был связан с Терием. На предприятии был автоматизирован пропускной режим. И утром этого дня, как всегда, сенсор автоматически считал номер со лба появившегося в проходной Павла. И передал на процессор. А сей последний регулярно обновлял базу данных, сверяя с матрицами, хранящимися в глубинах Терия. И Павел был не допущен. И означать это могло лишь одно: Великий Зверь полагал, что Трифонов на фирме более не работает.

Вот это и разумел вахтер, употребив идиому «у вас на лбу так написано».

– Терий не ошибается! – выдал старик и еще одну, убедительности вящей ради.

– Но почему, на каком таком основании я уволен? – простонал Трифонов.

– Посмотрим, почему вы уволены.

Равнодушно-снисходительный вид, с которым старик нажимал на клавиши, призван был внушить мысль, что будто бы он делает великое одолжение. Но выцветшие глаза блестели от неуемного любопытства…

И вдруг морщинистое лицо привратника во мгновение ока стало белей бумаги.

И жалкие остатки его волос встали дыбом. И заметался взгляд судорожно между лицом Трифонова и монитором и… в следующую секунду вахтер, опрокинув стул, отскочил от перегородки и вжался в стену.

– Терий!.. не!.. ошибается!.. – бессмысленно бормотал старик. И неожиданно отчаянным усилием он перемахнул высокий барьер и помчался по коридору к лифтам.

Трифонов покачал головой и выдохнул. Он был человек практический, и потому не стал строить в уме гипотезы, призванные объяснить столь странное поведение. Он просто перегнулся через барьер и заглянул в монитор.

Нет, у него волосы не поднялись дыбом.

Потому что в те первые минуты Павел не сумел еще в полной мере осознать, что значило для него увиденное.

А на мониторе сияло:

Трифонов Павел Федорович автоматически сокращен как УМЕРШИЙ.

Несколько секунд «умерший» неподвижно стоял и… просто смотрел. А в здании предприятия уже вовсю завывала сигнализация. (Твоя работа, дохлятина! Старый паникер, дебил! Верит в живые трупы, наркоман «Сетевой Газеты»…)

Со службой безопасности фирмы Трифонову связываться не хотелось вовсе. Ведь Павел знал, какие там работают люди. А некоторых он даже рекомендовал и сам.

Тем более, не вдохновляла перспектива общения с блюстителями сейчас, когда в голове стоял полнейший сумбур.

И Трифонов поспешил покинуть вестибюль.

Он отправился… точнее будет сказать, ноги принесли его сами ко входу в знакомый бар. В старый добрый, где укрывался он всякий раз, как только уровень стресса становился чрезмерным и угрожал сказаться на работоспособности.

Это была не лень, а благоразумно рассчитанный маневр опытного работника. Необходимый тайм-аут, который позволял не «сгореть», а, напротив, с удвоенной силой вгрызться потом в ожидающие задания.

Сей навык стал у Павла рефлексом («собака Павлова», х-м…): Трифонов ничего еще не решил – да и в таком ли он был тогда состоянии, чтобы что-то решать? – а самовластный некий автопилот вынес уже его на это приветливое парадное.

Украшенные резьбою створки пропали в стенах, среагировав на появление Павла. Причем исчезновение свершилось под аккомпанемент музыкальной фразы из популярного эротического сериала. Открылся полумрак холла, уютный, и показался в нем, в глубине, проем свободной кабинки, оконтуренный бегучими огоньками. И Трифонов привычно пошел на их зыбкий свет, и сел в кабинке за столик, и в это же мгновение вкрадчивый симпатичный голос пропел ему:

– Кофе и Сеть бесплатно. Меню – правый верхний угол интерактивного экрана. Вам – только лучшее!

Немедленно затем на стене против Павла явился мягко светящийся квадрат. («Бесплатно»… А смог ли бы я теперь заплатить хотя бы даже за кофе?)

– «Калейдоскоп», – проговорил Павел, заказывая подборку чатов.

И тут он ВСПОМНИЛ.

…Все было точно таким же. Кофе. «Калейдоскоп». Лазерный лучик из его пульта упирается наугад в одну из около дюжины помаргивающих эмблемок. И палец прикасается к сенсору… Павел радуется, что ему повезло. Немедленно перед ним на экране то, в поисках чего и явился он в это заведение. Девочка. Она сидит перед монитором своего домашнего – вероятно – компьютера полностью обнаженная. По стриженная предельно коротко. Они встречаются взглядами. («Интерактивные экраны „Тен“ – поцелуй сквозь пространство!»)

– Я все же здесь не одна? Кто-то заходит иногда еще в этот чат… Наконец-то!

Затем она какое-то время рассматривает его в упор, молча. Насмешливо улыбаясь и чуть склонив голову на плечо, в точности, как если бы она позировала для фотографии. (Недурна! Немного перебирает со своим боди-артом. Зато какой стильный бюст! Похоже, работа «Конти».) Павел старается придать своему лицу выраженье алчной и дружелюбной хищности. (Срабатывает почти всегда.)

– Павел.

– Алла, – звучит в ответ. – Итак? Вы приглашаете меня к себе, сэр?

И пред внутренним взором Трифонова разверзается ад. В который обратилась бы его жизнь – стараниями, в основном, тёщи – если бы… И невеселые эти мысли зримо омрачают его чело, вероятно, потому что в это же мгновенье Алла смеется. Искренне, от души.

– Понятненько! Я испытала на своей шкуре. Нет ничего более тошнотворного, чем ревнивцы! И что же нам тогда с тобой делать, мальчик? Рассчитывать на гостиницы не приходится. Еще не кончился этот чертов Невиртуальный Конгресс, по которому почему-то сходит с ума весь город. Подругам я уже поперек горла с романтическими визитами… Ладно! Ты вроде бы не производишь впечатление прилипалы. Рвани ко мне! Но только если ты сможешь добраться быстро. Иначе кайф будет сломан… А может быть – и не только кайф.

Он произносит адрес.

– Я – молния! – ослепительно улыбается Трифонов, отключаясь.

Но все-таки не получилось настолько быстро, как было нужно. Во всяком яблоке есть червяк… на всякий «эппол» свой вирус, как говорят поклонники ветеранов рынка…

– Стивен, я объясню! – необычайно высоким голосом вскрикивает вдруг Алла, адресуясь к фигуре, бесшумно появившейся на пороге спальни. – Пойми! Я только на минуточку вошла в чат, и…

– …и чат, на минуточку же, вошел в тебя!!! – симметрично подхватывает муж с интонацией стремительно вскипающей ярости.

Но Павел не вникает в перепалку супругов. Его практический ум занимается оценкой противника. Потому что, как справедливо полагает он, столкновение неизбежно.

У Стивена мускулистые руки. Пожалуй – слишком: какие-то неестественно рельефные бугры мышц. Похоже, это результат приема таблеток. А значит – ерунда, бутафория, мужская косметика. Никакой особенной силы удара ожидать не приходится.

Заслуживает внимания и лицо. Его черты позволяют, обыкновенно, определить, каков темперамент в драке. У этого физиономия туповатая и решительная. И… и… знакомая? Нет, но она определенно что-то напоминает… Ба, да ведь это же близнец Марльборовского Ковбоя! Не вызовет удивления, если сейчас он достанет из кармана, как в ролике, красно-белую пачку, прищурится, улыбнется, и скажет…

А Стивен в это время достает из кармана парализатор.

Прищуривается и говорит, улыбаясь:

– Штука не очень мощная. Минут пятнадцать, не более. Но я вам гарантирую незабываемые мгновения!

(«Минздрав предупреждает, курение…»)

И Марльборовский Ковбой медленно поднимет оружие, наслаждаясь эффектом.

Вот именно это его желание насладиться эффектом спасает Павла. Под одеялом Трифонов нащупывает и крепко схватывает руками углы подушки. (Кому-то может показаться забавным такое средство самозащиты… но мне-то не до забав!) Крутнувшись и одновременно сбрасывая с постели ноги Павел, как можно более резко, ударяет подушкой по поднимающемуся парализатору.

Такого Стивен не ждет. К тому же пластиковый компактный цилиндрик трудно, в отличие от пистолета, прицеливаясь, взять крепко.

Короткий противный звук – подобие того, что издавали некогда бормашины – наполняет комнату. У Павла немеют вдруг и «теряются» пальцы правой ступни. Но парализатор выбит и падает, ударившись в стену спальни. И тогда Павел, не тратя драгоценного времени, возвратным быстрым движением бьет Стивена боковым в челюсть. Противник опрокидывается на пол. Трифонов едва и сам не теряет равновесия – подводит «отключенная» ступня. (Жаль, невозможно видеть, куда парализатор упал. Попробую добраться до собственного, в кармане куртки. Тогда смогу спокойно уйти…)

Но тут внимание Трифонова привлекают неуверенные движения на полу поверженного противника. Он, кажется, пытается встать. При этом его ладони слепо елозят по полу. Он осторожно садится и обращает свое лицо к Павлу. И сердце победителя в альковной схватке делает перебой.

Потому что на него с полу глядит не Стивен. Или как будто Стивен, во мгновение ока, непостижимым образом, вдруг оказался лишен лица.

Павел не в состоянии понять, как это обыкновенный удар, к тому же нанесенный из неудобного положения, причинить мог… такое.

Четыре симметричных разреза заливают кровью глазные впадины, шею и подбородок. Они напоминают разошедшиеся вдруг послеоперационные швы.

И Трифонов понимает, внезапно: а это ведь и есть швы, раскрывшиеся в результате его удара! Чертов пижон оказался недавним клиентом косметической фирмы. («Лицо от „Стенто“ – выберите СВОЕ лицо!»)