По-любительски

Татьяна Минасян

По-любительски

Маленькая квартирка на семьдесят четвертом этаже одного из старых окраинных небоскребов меняла свои «обличья» не реже, чем раз в несколько месяцев. Ее стены видели самые разные эпохи и самые невероятные ситуации. Целых полгода она была морским дном, освещенным слабым, колеблющимся зеленоватым светом и усеянным огромными раковинами, гладкими камнями и прочими подводными «атрибутами». Затем обе ее комнаты перевоплотились в сказочные лесные полянки, на которых росли маленькие елочки и огромные, ненамного ниже этих елочек, мухоморы. Потом перегородка между комнатами была самым варварским образом выломана, и получившееся из них одно большое помещение превратилось в бальный зал старинного особняка, ярко освещенный множеством свечей и оформленный в стиле далекого девятнадцатого века. Но и в таком виде квартирка оставалась недолго — не прошло и двух месяцев, как светлый зал с начищенным до блеска паркетом сменился жутким холодным подземельем с влажными каменными стенами, крошечными зарешеченными окошками под самым потолком и зловещими орудиями пыток по углам — к слову, довольно сильно напоминающими настоящие. А последние несколько недель квартира была кают-компанией космического корабля. Правда, по мнению ее хозяина, для того, чтобы полностью превратиться в корабль, ей чего-то не хватало. Чего именно, хозяин пока не понял, но из-за этого страдал и он сам, и все летевшие на этом импровизированном корабле «космонавты».

— Серж, кончай тиранствовать! — в очередной раз не выдержал его упреков самый старший из них, захлопывая толстый журнал и вставая из-за маленького журнального столика. — Все у нас нормально с декором. А если что-то и не так, ты потом сам все на компе дорисуешь! Честное слово, давай уже закончим с этой сценой, я домой обещал до десяти приехать!

— Не хочу я ничего дорисовывать! — с угрюмым видом пробормотал молодой мужчина лет тридцати с небольшим, опуская миниатюрную видеокамеру и оглядываясь вокруг. — Это же не гоблины в лесу, которых иначе никак не изобразишь, это просто космический антураж…

— Сейчас будет лекция. О том, что даже любительский фильм должен быть как можно более натуральным, — прокомментировал из угла другой человек, закутанный в роскошный темно-бордовый халат. — Потому что когда-нибудь именно это кино совершенно случайно попадется на глаза самому крутому в мире продюсеру, и он прискачет сюда, в эту берлогу, на белом коне и предложит нашему Сержу снимать настоящие фильмы для телевидения! Все находящиеся в комнате захихикали. Только одна молоденькая девушка в обтягивающем платье, сидевшая на подоконнике, возмущенно вспыхнула и бросила на язвительного артиста в халате полный ненависти взгляд.

— Костя, но так действительно иногда бывает! — громко произнесла она, ни к кому не обращаясь. — Они на самом деле ищут талантливых режиссеров. Скачивают любительские фильмы и смотрят. А потом звонят автору и приглашают на работу. И Сержу тоже когда-нибудь позвонят! Ее большие глаза с длинными ресницами метали молнии, и актер по имени Костя, улыбаясь, поднял руки:

— Сдаюсь, сдаюсь! Серж, у тебя просто замечательные родственники! Вот бы мои так за меня заступались!

— И ничего тут нет смешного… — еле слышно пробормотала себе под нос мгновенно засмущавшаяся девушка.

— Да не смеюсь я над нашим ненаглядным! — поспешил заверить ее артист. — Если уж кого и правда возьмут на телевидение, то наверняка его. Спецэффектами в фильмах не злоупотребляет, чернухи у него нет, обнаженку тоже не снимает… Смотри, Серж, как бы тебя и правда на официальный канал не зазвали!

— Главное, чтобы он там за всех нас замолвил словечко, — глубокомысленно произнес артист, обозвавший режиссера тираном. Серж бросил на него какой-то настороженный взгляд и словно бы хотел что-то сказать, но потом, махнув рукой, снова поднял камеру:

— Ладно, давайте и правда доснимем, а то поздно уже, — проговорил он каким-то жалким и неуверенным тоном. Артисты и другие его помощники удивленно переглянулись: все они снимали вместе с Сержем уже далеко не первый фильм и хорошо знали своего командира. Иногда он бывал вспыльчивым, иногда проявлял редкое занудство, а порой, когда у него что-нибудь не ладилось на основной работе, становился по-настоящему вредным, но так резко, как сегодня, его настроение не менялось еще никогда.

— Серж, ты что, обиделся? — Константин подошел к нему поближе. — Извини, если так. Я и не думал над тобой смеяться. Я правду сказал: мы все верим, что ты можешь пробиться в официальные режиссеры. Рано или поздно тебе действительно это предложат. Серж вздохнул и посмотрел на друзей совершенно беззащитными глазами:

— Да мне, собственно, уже… Сегодня утром. В комнате повисла пауза, достойная самых знаменитых театров и кинофильмов прошлого.

— Что уже? — испуганно спросила девушка, спрыгивая с подоконника и подбегая к режиссеру. — Что — утром? Тебе предложили снимать фильм? Настоящий?!

— Да, Марианна, предложили, — тихо ответил Серж, весь вид которого говорил о том, что сам он до сих пор не очень-то в это верит. Гробовая тишина в комнате сменилась диким визгом Марианны, сквозь который с трудом пробились не такие громкие, но не менее восторженные крики остальных:

— А что я всегда говорил?

— И все это время он молчал!!!

— Ты хоть наш-то фильм закончишь или прямо сейчас нас бросишь?

— Это уже точно решено или..?

— Марин, да прекрати ты визжать, я уже оглох!!! Потом Марианна повисла у Сержа на шее, опрокинув столик с журналами, а мужчины принялись с чувством колотить его по спине, после чего съемки фантастического фильма в этот день закончились: перебросив отснятые сцены из камеры в ноутбук, режиссер объявил, что до следующих выходных все свободны и могут расходиться по домам. Впрочем, «освобожденные» домой не спешили и заявили Сержу, что такое событие, как переход из категории режиссеров-любителей в официальное кино, необходимо отметить, а потому они прямо сейчас идут в ближайшее кафе. Где смогут в тихой и спокойной обстановке объяснить «будущему великому режиссеру Сержу Нуару», как вести себя на собеседовании с продюсерами, и рассказать, что им можно говорить, а чего говорить нельзя ни в коем случае.

— Вы же устали! Ты же обещал домой к десяти! Мне завтра трезвым надо быть!.. — слабо сопротивлялся «великий Серж Нуар», но друзья и слышать ничего не хотели, и вскоре вся съемочная группа уже сидела за столиком в уютном баре на десятом этаже того же небоскреба и громко поздравляла режиссера с «началом новой творческой жизни» и с «переходом на высшую ступень».

Несмотря на то, что выпито в кафе было немало, а за этим стихийно-организованным праздником последовала не менее утомительная головомойка от супруги, возмущенной его приходом домой во втором часу ночи, на встречу с продюсером Серж шел с достаточно ясной, хотя и немного побаливающей головой. Вечеринка в кафе сделала, по крайней мере, одно доброе дело: благодаря ей он по-настоящему поверил, что звонок «сильных мира сего» был реальностью, и к главному зданию Совета по Этике, где ему была назначена встреча, подходил без особого страха, а всего лишь немного волнуясь. Уже входя в один из ничем не отличающихся от множества других кабинетов, он вдруг понял, что абсолютно не представляет себе, о чем с ним сейчас будут разговаривать. Слухи о режиссерах, писателях и других творческих людях, которые смогли стать деятелями официального искусства, ходили самые разные. «Как бы они не потребовали, чтобы я прямо сейчас бросил свои съемки! — опасливо подумал Серж. — Или главную работу… Или еще что-нибудь…»

— Здравствуйте! — произнес он вслух, вежливо улыбнувшись сидящим перед ним за столом уже не молодым мужчине и женщине. Те тоже ответили ему приветливыми улыбками, и Серж уселся на предложенный ему стул напротив, чувствуя себя как минимум колдуном на допросе в Инквизиции, о которой он тоже когда-то снимал фильм.

— Сергей Анатольевич Чернов? — спросила его женщина и, не дожидаясь, когда он подтвердит, что его зовут именно так, утвердительно кивнула. — Давайте знакомиться. Я — сотрудник Совета по Этике, Эльмира Николаева. А это, — она повернулась к сидящему рядом мужчине, — Дмитрий Иванович Железняков.

— Очень приятно, — пробормотал Серж, с изумлением хлопая глазами. Теперь он и сам узнал директора официального телеканала и не мог понять, что поразило его больше — то, что ему назначили встречу с такой важной «шишкой», или то, что на экране телевизора Железняков явно выглядел моложе и стройнее, чем в жизни. Неужели на официальном телеканале тоже кое-что ретушируют и приукрашивают?

— Сергей Анатольевич, как вам должны были сказать вчера по видеофону, наш канал собирается запустить новый проект, для которого требуется много талантливых людей, — заговорил, тем временем, Дмитрий Иванович.

— Да, только мне не сказали, в чем этот проект будет заключаться, — ответил Чернов.

— Это будет серия воспитательных фильмов для молодежи. Сами понимаете, от режиссеров, как и от всех остальных участников съемок, там будет требоваться очень много. Такие фильмы должны быть этически-безупречными, красивыми и, конечно же, интересными. И это очень большая ответственность — особенно для тех, кто будет руководить съемками.

— Я понимаю, — сдержанно кивнул Серж, хотя внутри у него все ликовало. Его, никому неизвестного компьютерного дизайнера, снявшего пять более-менее приличных и целую кучу неудачных любительских фильмов, приглашают в такой серьезный проект! Как это вообще могло случиться, почему Железняков обратил внимание именно на него? Ведь съемкой фильмов цифровыми камерами сейчас не развлекается только ленивый!

— Я видел два ваших фильма, — словно прочитав его мысли, объяснил директор телевидения. — «Первый бал» и эту… сказку про подводный мир. Не скажу, чтобы они были совсем уж безупречными — недостатков там хватает, но… Мне понравилось, как вы снимаете. У вас определенно есть талант. Видно, что декорации вы используете далеко не самые дорогие и качественные, да и камера у вас довольно простенькая, но при этом вам как-то удается красиво и оригинально оформить сцену и подобрать подходящее ко всему остальному освещение. То же самое с костюмами, с гримом… Вы очень способный режиссер, Серж Нуар, и это не комплимент, это чистая правда.

— Спасибо, — совсем смутился Сергей. — С гримом и костюмами мне всегда помогает одна родственница, сестра моей жены. Так что это не моя заслуга. А оформление мы всегда продумываем вместе с актерами…

— Да ладно, не скромничайте, — улыбнулась ему Эльмира. — Я смотрела все ваши фильмы, которые выложены в Интернете. И меня тоже поразило, насколько они отличаются — в лучшую сторону, понятное дело! — от всего того безобразия, которое у нас теперь называется любительским кино. Вы нигде не перешли ту грань, которая отделяет нормальное искусство от, хм, ненормального. Да и просто по-человечески — мне понравились все ваши истории. Сценарии вы для них тоже сами писали?

— Вместе с женой, там в сведениях об авторе про это написано, — голова у Сержа слегка кружилась — то ли от до сих пор не прошедшего похмелья, то ли потому, что он еще никогда в жизни не слышал столько лестных слов о своем творчестве сразу. В Интернете любительские фильмы и книги обычно ругали: людей, желающих поскандалить и специально пишущих авторам что-нибудь обидное, вызывая их на ссору, с каждым годом становилось все больше. Нет, конечно, попадались ему и положительные отзывы, а также вполне справедливая критика, но они почти всегда исходили от его друзей и знакомых, которым он сам предлагал посмотреть свои творения и высказаться. А теперь его хвалили, во-первых, незнакомые, а во-вторых — серьезно разбирающиеся в искусстве люди, и ощущение от этого было крайне необычным!

— Скажите, пожалуйста, кто вы по профессии? — новый вопрос Железнякова вернул молодого режиссера с небес на землю.

— Компьютерный график, — ответил тот. — Работаю в фирме «Алиса», делаю им рекламные ролики…

— …но это не так интересно, как снимать фильмы? — снова улыбнулась Эльмира.

— Точно.

— Вы сказали, что женаты, а дети у вас есть? — продолжила она расспросы.

— Две дочери. Старшей восемь лет, а младшей — пять, — с гордостью произнес Сергей.

— О, это многое объясняет, — понимающе закивала женщина. — Вы ведь рассчитываете, что они, когда вырастут, будут смотреть все ваши фильмы? И поэтому не вставляете в них всю эту чернуху и прочую грязь?

— Естественно. Хотя мне и самому все это никогда не нравилось. Собеседники Сержа обменялись довольными взглядами.

— Ну что же, — сказал Дмитрий Иванович, — кажется, вы — именно тот, кто нам нужен. Вам позвонят через несколько дней или, может быть, через неделю, когда мы закончим с отбором остальных кандидатов. Вы сможете к тому времени уволиться с работы?

— Думаю, да, — взволнованно закивал Чернов.

— А сейчас вы что-нибудь снимаете? — вдруг спросила Эльмира. Сергей замялся. Конечно, о съемках, которыми он сейчас занимался, можно было и не рассказывать, но Совет по Этике все равно запросто может о них узнать, и тогда это будет выглядеть так, будто бы он делает что-то плохое. Нет уж, лучше рассказать все, как есть.

— Я уже почти закончил еще один фильм, — осторожно заговорил он. — Фантастический, по роману «Стажеры» братьев Стругацких.

— А что это за роман? — заинтересовалась специалистка по этике. — Кажется, я знаю авторов. Знакомая фамилия…

— Они родились в двадцатом веке, — объяснил Серж. — И потом очень долгое время оставались самыми известными писателями-фантастами…

— В двадцатом? — Эльмира нахмурилась. — Скажите, Сергей Анатольевич, а роман, который вы экранизируете, был одобрен нашим Советом? В те времена очень многие писатели…

— Нет-нет, что вы! — Серж поспешно замотал головой. — Все их ранние произведения признаны этически-безопасными. Их можно найти в любой библиотеке, и в Интернете тоже!

— Только ранние? — прищурился Железняков.

— Э-э-э… — мысленно прощаясь с новой престижной работой на телевидении, протянул Чернов. — Я слышал, что какие-то из их последних романов не прошли одобрение, потому что в них встречаются ругательства.

— Нецензурная лексика, — поправила Эльмира, и Серж кивнул:

— Да, именно. Но в тех книгах, что я читал, и в «Стажерах» в том числе, ничего такого нет. Это просто замечательный роман! В детстве я им просто зачитывался и всегда хотел сделать по нему фильм. Дмитрий и Эльмира снова переглянулись, но о чем они в тот момент думали, он мог только догадываться.

— Надо будет почитать этот роман, раз уж вы так яро его защищаете, — усмехнулся Железняков. — В любом случае, желаю вам сделать хороший фильм по любимой книге. Только не забывайте готовиться к новым съемкам!

— Само собой, — Сергей понял, что встреча окончена, и поднялся. С ним все так же вежливо и доброжелательно попрощались, и он выскочил из кабинета в коридор, едва удерживаясь от того, чтобы не помчаться к лифту бегом — так ему не терпелось поскорее оказаться на улице и поехать поделиться с кем-нибудь последними новостями.

Куда именно ехать в первую очередь, он не знал. Одновременно хотелось помчаться и в главный офис фирмы «Алиса», чтобы высказать своей стервозной начальнице все, что он успел о ней подумать за последние десять лет совместной работы, и к товарищам из съемочной группы, жаждущим узнать, не напрасно ли они вчера угощали его в кафе выпивкой. А кроме того, неплохо было бы повидаться с некоторыми из его знакомых режиссеров-любителей, снимавшими кровавые боевики, в которых перестрелки чередовались с постельными сценами, и при каждом удобном случае твердившими, что он, Чернов, никогда не соберет своими «слащавыми» фильмами такого огромного количества зрителей, какое с легкостью собирали они. Нет, он не стал бы доказывать им, что был прав, создавая фильмы без чернухи и ругани, он бы выслушал еще раз все их насмешки, а потом как бы случайно, вскользь, обронил, что уходит из любительского кино в профессиональное…

Кончилось тем, что первым делом Чернов поехал домой. Обе его дочери, радуясь, что отец вернулся так рано, с восторженными криками кинулись ему на шею. Сергей пошатнулся, удивляясь про себя, как же быстро растут эти еще недавно бывшие совсем маленькими и легкими девочки, и понес их в комнату своей жены Маргариты.

— Что-то у тебя в последнее время то перелет, то недолет, — насмешливо заметила его супруга, отрываясь от книги и вставая с кресла, в котором она сидела, свернувшись «калачиком». — Вчера под утро домой явился, сегодня — в середине дня. Что-то случилось?

— Да, — ответил Серж, расплываясь в довольной улыбке. Рита настороженно вскинула брови, пытаясь понять, что происходит — вроде бы муж чему-то страшно рад, но в то же время он явно взволнован.

— Поставь девочек на место и рассказывай, — потребовала она.

— Сейчас, — Чернов уже и сам пытался освободиться от весело хохочущих дочек, но они не желали от него отцепляться, и на то, чтобы все-таки спустить их на пол и выставить в соседнюю комнату у них с женой ушло довольно много времени. Но, в конце концов, они все-таки остались вдвоем, и Рита выжидательно уставилась Сергею в глаза:

— Ну что? В какую авантюру ты на этот раз впутался?

— Ох, Марго, ты даже не представляешь в какую! — Сергей не мог больше сдерживаться и, подхватив жену на руки, завертелся в центре их маленькой комнатушки. Через полчаса они, уже успокоившись, сидели в обнимку на кровати и мечтательными голосами обсуждали, как изменится их жизнь, после того, как Серж станет работать на телевидении.

— Переедем из центра куда-нибудь за город, хотя бы в тот район, где у тебя студия… Или даже еще дальше, на природу…

— На работу придется далеко ездить. Тьфу, о чем это я, мы же сможем тогда машину купить!

— Девочек устроим учиться в триста первую гимназию. Или, может быть, лучше в первый гуманитарный колледж? Там большой упор на иностранные языки… Нет, все-таки для начала лучше в триста первую, а потом, когда подрастут, посмотрим, что им будет больше интересно.

— Ага, так и сделаем. А Марианну можно будет отправить учиться в Европу. Подальше куда-нибудь… А то она будет каждый день ругаться с моими поклонницами!

— Я тебе покажу поклонниц!

— Ну что ты, Марго, нужны они мне! Лучше подумай, какие ты любишь драгоценности? Что тебе купить с первого гонорара?

— Ой, мне ничего не надо, главное, девочкам…

— Девочкам само собой. Они, кажется, кукольный дом хотели — вот его им и подарю. А тебе обязательно нужен какой-нибудь гарнитур, чтобы со мной в свет выходить.

— Мне нужен ты, а не гарнитуры.

— Ну, я-то у тебя и так уже есть. Слушай, а поехали с девочками за город? Прямо сейчас? Они поднялись с кровати и пошли к двери, не спуская друг с друга влюбленных глаз.

— Я всегда в тебя верила, — шепнула Рита мужу. — Я всегда знала, что ты этого добьешься.

«Нет, ты верила в это далеко не всегда! — неожиданно понял Сергей. — Ты очень часто думала, что я не добьюсь ничего. Но это не главное — главное, что ты никогда, ни единым словом не дала мне понять, что в меня не веришь. И что, несмотря на это, заставила поверить в себя меня самого…»

Всю следующую неделю Серж, как заведенный, мотался из дома на работу, а с работы — в студию, и улаживал свои многочисленные дела. Сотрудники бросали на него завистливые взгляды и приторными голосами сообщали, как они за него рады, начальница возмущенно восклицала, что больше никогда не возьмет в фирму творческих людей, Марианна при каждом удобном случае спешила назвать его «великим» или «лучшим режиссером», а друзья по съемочной группе требовали поскорее закончить фильм, потому что после официального вступления на новую должность у Чернова вряд ли могло остаться для этого свободное время. Хотя здесь их с Сергеем желания полностью совпадали: он и сам хотел обязательно доснять «Стажеров» и втайне ругал себя, что не приступил к экранизации любимого романа раньше. И одновременно был рад, что фильм по этой книге станет его последним любительским фильмом: уж если что-то заканчивать, то особенно красивым и ярким кадром — это он за годы творческой работы усвоил очень хорошо. Единственным, что его по-прежнему беспокоило, были сомнения в том, что декорации, изображающие внутренности космического корабля «Тахмасиб», в котором происходила основная часть действия, все-таки выглядят как-то неестественно. Чернов чувствовал, что, создавая их, допустил какую-то ошибку, но что именно там было не так, понять не мог. А тратить время на раздумья о том, что же он упустил из виду, режиссер не мог — он и так боялся, что не успеет закончить съемки, и заставлял всю свою группу каждый день работать до поздней ночи. Группа же, как назло, вместо того, чтобы сосредоточиться на съемках, так и норовила устроить перекур и в очередной раз расспросить Сергея о его встрече с «великими и всемогущими» деятелями культуры.

— Неужели они совсем-совсем ни за что тебя не ругали? — никак не могла поверить ему Марианна. — Вон в «Еретике» у нас главного героя сначала пытают, а потом на костре жгут. Эта Альмира, или как ее там, должна была тебе все уши прожужжать, что такие жестокие сцены провоцируют зрителей на еще большую жестокость, и поэтому вставлять их в фильмы нельзя!

— Марин, ну честное слово, ты их какими-то монстрами считаешь! — отмахивался Серж от свояченицы. — Говорю же, это самые обычные, нормальные люди. Мы с ними очень культурно обо всем побеседовали, и никаких претензий у Эльмиры ко мне не было. «Еретик» — это же исторический фильм, да к тому же мы там все самое страшное оставили за кадром, с чего же ей меня за это ругать?

— Да с того, что сейчас ни в одном официальном фильме плохому герою даже по морде дать нельзя — сразу обвинят в «потакании низменным инстинктам»!

— Не преувеличивай. Совет по Этике борется только с излишней жестокостью. И вообще с тем, что может плохо повлиять на «неокрепшие умы» вроде твоего, — Серж взял со стола камеру, давая Марианне и остальным понять, что перерыв закончен. — Жилин, Бородин, по местам! Во время съемок он всегда называл актеров именами их героев — даже в те моменты, когда они отдыхали или обсуждали тот или иной эпизод. Его товарищи, особенно те, кто постоянно снимался в его фильмах, уже давно привыкли к такой манере общения, и поэтому теперь Евгений, игравший Ивана Жилина, и Марат, исполнявший роль Юры Бородина, нехотя отставили чашки с растворимым кофе и со скучающим видом направились к выходу из кухни. Марианна и остальные актеры с такими же кислыми физиономиями потянулись вслед за ними.

— Давайте-давайте, — сердито прикрикнул на них Чернов. — Последняя сцена осталась! И все, будете готовиться к съемкам в серьезном официальном кино!

— Если нас туда возьмут, — буркнул Марат себе под нос, но Сергей услышал эту реплику и мгновенно вспыхнул:

— Ты что же, думаешь, я вас с собой на телевидение не протащу? Сам стану «официальным», а тех, кто помог мне этого добиться — брошу?! Да ты понимаешь, кто ты после этого..?

— Серж, да ты что?! — Марат резко развернулся и теперь смотрел на Чернова с таким виноватым видом, что тот немного смягчился. — Я же не о том говорю, что ты нас бросишь, я имел в виду, что Совет по Этике нас может и не утвердить.

— Утвердят, куда они денутся, — махнул рукой Сергей. — Я скажу, что без вас мне не обойтись, вот и все. Или ты, Юрий, тайком в каком-нибудь боевике или ужастике снялся? — подмигнул он молодому артисту.

— Или в порнушке… — глубокомысленно протянул идущий позади него Константин, игравший Юрковского. Марат залился краской и под дружный смех съемочной группы почти бегом бросился в комнату.

— Все, начали! — пресек режиссер всеобщее веселье. — Разговор Жилина с Бородиным после истории о флуктуациях. Все лишние — вон из кадра! Они закончили снимать глубокой ночью. К счастью, у Кости была своя машина, и он согласился развезти товарищей по домам. Режиссеру, правда, места не хватило, но он сразу сказал, что останется в студии — Рита на этот раз была предупреждена, а фильм следовало еще раз просмотреть на предмет разных недостатков и погрешностей. Да и не смог бы Чернов заснуть этой ночью — последней в его старой жизни, когда он был никому не известным режиссером-любителем. А потому, выпроводив съемочную группу, он уселся за компьютер, нацепил наушники и принялся внимательно пересматривать свое последнее творение, время от времени останавливая его и убирая из кадров случайно попавшие туда тени не участвующих в сцене актеров и другие мелочи. Их, впрочем, было немного: то ли сказывался набранный во время предыдущих съемок опыт, то ли свое дело сделала давняя любовь Сергея к книгам Стругацких, но он видел, что «Стажеры» удались ему намного лучше других фильмов. Хотя ощущение некоторой неестественности снятого, которую он никак не мог объяснить, его так и не покинуло. «Ладно, — вздохнул режиссер про себя, досмотрев кино до конца. — Если там есть какой-то ляп, зрители, когда его увидят, обязательно об этом напишут — тогда все и исправлю. А пока гляну-ка я еще разок сегодняшнюю сцену…» И снова на мониторе возникла каюта Ивана Жилина, ее хозяин, сидящий на аккуратно застеленной койке, и Юра Бородин, нервно вышагивающий туда-сюда по этому тесному помещению и взбудоражено размахивающий руками. Они спорили, и, казалось, что Жилин никогда ничего не сможет доказать своему молодому и горячему товарищу, так красиво и восторженно звучали слова Бородина о необходимости жертвовать всем, ради науки и всеобщего счастья, и сам Чернов, хоть и отлично знал, чем закончится этот разговор, слушал его, затаив дыхание и лишь надеясь, что у Жилина найдется какой-нибудь весомый и разумный аргумент, к которому юный Бородин хотя бы немного прислушается. Надеясь, но без всякой уверенности в этом.

— …Никакие открытия не стоят человеческой жизни! И рисковать жизнью разрешается только ради жизни! — рявкнул, тем временем, в его наушниках голос Жилина, и Сергей еще раз с радостью отметил, что эту сцену ребята сыграли замечательно. Теперь Жилин на экране уже сам расхаживал по каюте и отчаянно жестикулировал, а Бородин с виноватым видом стоял, прижавшись к стене, и напряженно о чем-то думал. Было ясно, что он многое понял — понял не благодаря логическим аргументам, а просто потому, что Иван Жилин говорил правду и говорил ее искренне. Досмотрев любимую сцену до конца, Чернов нажал на паузу и удовлетворенно откинулся на спинку стула. За окном начинало светлеть, и режиссер, наконец, почувствовал, что безумно хочет спать, но прежде, чем подключиться к Интернету и закачать «Стажеров» на свой сайт, он позволил себе посидеть еще немного, ничего не делая и наслаждаясь хорошо сделанной работой. Уже скоро его постоянные зрители обнаружат новинку и бросятся ее смотреть, а потом так же дружно начнут писать ему отзывы, ругая одни сцены и нахваливая другие, ставя ему в пример таких же, как он, режиссеров-любителей и спрашивая, каким будет его следующее кино. И узнают, что будущие фильмы Чернова можно будет увидеть не в Интернете, а на официальном телеканале. Но это все будет чуть позже, ближе к вечеру, а пока Сергей еще мог побыть мало кому известным любителем Сержем Нуаром, и почему-то ему хотелось немного растянуть эти последние минуты своей «неофициальной» жизни.

Впрочем, в конце концов, он все же загрузил «Стажеров» на сайт и завалился спать на той самой койке, где всего несколько часов назад Иван Жилин произносил свою коронную речь.

Через день ему позвонили из Совета по Этике.

— Эльмира Евгеньевна хотела бы с вами побеседовать, — сообщила секретарша Николаевой. — Вы сможете приехать сегодня к четырем часам? Разумеется, Чернов смог: уже в полчетвертого он скучал в коридоре Совета возле двери Эльмиры Николаевой и ждал своей очереди в компании нескольких художников, писателей и других творческих людей. Некоторые из них, оглядываясь на закрытую дверь, настороженно о чем-то шептались, а одна из ожидающих — миловидная женщина лет тридцати с небольшим — с сомнением перебирала принесенные с собой художественные фотографии, надолго о чем-то задумываясь над каждой из них.

— Разрешите взглянуть? — неожиданно подошел к ней молодой человек, нервно теребящий в руках крошечную флешку. Женщина с улыбкой протянула ему снимки, и он тоже начал изучать их внимательным взглядом. Другие «труженики искусства» оказались не менее любопытными и вскоре фотографии пошли по рукам всех присутствующих. Не остался в стороне и Чернов. Снимки ему понравились: на большинстве из них была изображена молоденькая девушка с длинными распущенными волосами, сфотографированная на фоне всевозможных развалин — она то спускалась по лестнице полуразрушенного дома, то, едва удерживая равновесие, шла по куску обшарпанной кирпичной стены, а на последней фотографии сидела среди каких-то ржавых железных конструкций, сгорбившись и опустив голову так низко, что волнистые волосы скрывали ее лицо.

— Я бы назвал этот цикл «Одиночество» или еще как-то в этом роде, — сказал Сергей автору фотографий, передавая сами снимки дальше. — Потрясающе сделано. Женщина польщено улыбнулась:

— Они так и называются. Я как увидела за городом эти развалины, так сразу и поняла — там можно сделать отличные кадры.

— Совет забракует, — человек с флешкой собрал все снимки вместе и вернул их фотографу. — Слишком депрессивный сюжет. Ничего радостного, ничего светлого, а вот здесь ваша модель как будто бы вообще из окна хочет выброситься, — он вытащил из пачки фотографий ту, где девушка стояла на подоконнике разбитого окна и с какими-то отрешенным выражением лица смотрела вниз. Женщина-фотограф бросила на него нерешительный взгляд:

— Вы думаете? Вообще-то я этого и добивалась. Показать, что такие развалины только на первый взгляд никому не мешают, а на самом деле здорово портят людям настроение.

— Я так и понял, — кивнул ее собеседник. — И у вас отлично это получилось. Но там, — он указал флешкой на дверь Эльмиры, — вам наверняка скажут, что искусство должно вызывать не тоску, а положительные эмоции. Да и модель у вас слишком красивая, — добавил он, снова вглядываясь в один из «депрессивных» снимков, — а это сейчас не приветствуется. Может вызвать у зрителей неподобающие мысли.

— Да ладно вам, — женщина сердито отобрала у него снимок и убрала все свои работы в прозрачную папку. — Она, между прочим — моя племянница. И одета здесь очень скромно.

— Простите, — молодой человек примирительно улыбнулся. — Но она действительно очень красивая. И я имел в виду, что это может огорчить других девочек, не таких симпатичных. Вызвать у них комплекс неполноценности.

— Да глупости все это! — возразил еще один из собравшихся в коридоре молодых людей. — Не слушайте его, у вас прекрасные фотки, и Совету они наверняка понравятся!