Помоги проекту - поделись книгой:
Причем, надо признать, зачастую уязвимы гораздо больше, чем их оппоненты из традиционного лагеря. Ниже мы еще не раз коснемся тех нелепиц, которые творцы альтернативной истории изрекают с самым серьезным видом.
Здесь, однако, не место рассматривать все ошибки и нестыковки, которыми оказались щедро сдобрены концепции «альтернативной истории». В качестве курьеза отметим, что опираясь на одни и те же факты, различные авторы «альтернативщики» приходят к совершенно разным выводам.
Так, тот же А.Т. Фоменко и группа его последователей отрицая «татарское иго» в России делает вывод, что наводящая ужас «Орда» и была самим древнерусским (славяно–тюркским) государством, контролировавшим огромные территории и всю восточную торговлю тогдашней Европы.
Другие же авторы, например С. Валянский и Д. Калюжный тоже отрицают реальность татарского ига. Однако утверждают, что иго все–таки было, однако не тюркское, а крестоносное немецкое. И «орда» — это крестоносный рыцарский «орден». А казачий «гетман» это немецкий «гауптман».
Как видно из этого примера, альтернативная история может иметь много различных вариантов интерпретации.
И … не может рассматриваться всерьез.
Но и традиционная официальная древняя история данными современных точных и естественных наук весьма сильно поколеблена.
В этой связи официальная версия истории может быть корректно с научной точки зрения восстановлена только, если подходить к ней с позиции сталинского следователя, который подозревает тотальную фальсификацию всего и вся. Если удастся опровергнуть обвинения этого «следователя», тогда история древнего мира как наука будет воссоздана.
Автор неспроста применил здесь полицейскую формулировку. Современная наука, отлившаяся в Новое время, рассматривала научную методологию, как «допрос Природы под пыткой». Этот дух сквозит в предельно жестких рассуждениях Декарта и Бэкона. То, что не выдерживает такого испытания, наукой не является. Хорош, или плох такой подход, вопрос в данном случае не главный. Но в этом суть современной науки.
Пока историки отказываются подойти с такими мерками к своим источникам, которым они «доверяют». Что ж. Это их право. Но тогда право ученого–естественника рассматривать многочисленные вариации и интерпретации древней истории, как один большой миф. А историков как исследователей мифа.
На этом можно было бы закончить данный раздел. Однако мы не можем не упомянуть того, что официальная история подвергается весьма серьезной критике не только в России, но и за рубежом. В этой связи весьма интересной представляется публикация книги Уве Топпера «Великий обман. Выдуманная история Европы», СПб, Издательский дом Нева, 2004 – 317 с. Оказывается, в Западной Европе уже давно ведутся работы по разоблачению фальсифицированной официальной мировой истории. Но самое интересное, что ведутся эти работы как раз профессиональными историками и культурологами. Методами гуманитарных наук они пришли фактически к тем же выводам, что и наши ученые–естественники и математики.
Более того, некоторые западные историки всерьез надеются, что им в ближайшее время удастся опровергнуть официальную парадигму исторической науки. Именно поэтому, из соображений научной тактики, они весьма осторожно и дозировано привлекают результаты российских ученых–естественников. Не потому что они русские, а потому что представляют другие отрасли науки.
С точки зрения интересов поиска истины эта позиция не самая лучшая. Но с точки зрения внутрицеховой тактики вполне разумна. Остается только представить какими … как бы это помягче выразиться, «неудачниками» будут выглядеть российские историки, когда окажутся между молотом своих западных коллег и наковальней российских ученых–естественников.
Впрочем, это их проблемы.
А пока мы можем только с уверенностью констатировать, что накопилось достаточно аргументов, чтобы подходить к вроде бы известным историческим событиям древнее XV века с мерками детективного расследования, где мы уверены только в очевидных результатах этих событий. А все свидетели почему–то лгут. И пока не ясно почему. Может быть, среди них как раз и скрываются злодеи тех или иных исторических драм?
Иногда иные мелкие детали и «подсознательные» иносказания важнее развернутых прямых свидетельств. Например, в России в школах одни и те же учителя преподают взаимосвязанные предметы «русский язык и литературу». В республиках СССР преподавались «родной язык и родная литература». А, например, в Венгрии как один предмет преподают «венгерскую историю и литературу». Аналогичная ситуация и в ряде других стран Европы.
Так что в подсознании иных народов история и литература не слишком отличаются. Одни мифы пересказаны в романах и поэмах, другие в псевдо объективных «исторических источниках».
В то же время практика показывает, что даже миф не стоит отвергать. За ним несомненно есть что–то реальное. Однако обращаться с мифом можно достаточно вольно. В вагнеровском стиле: «Не ищите историческое в нибелунгах, ищите нибелунгово в истории». Перефразируя это в рамках нашей темы, можно было бы сказать, что мы не будем искать реалии в исторических мифах, мы будем иллюстрировать наиболее вероятные реалии событий историческими мифами.
А с настоящей научной строгостью подойдем как раз к построению соответствующих ситуационных реконструкций.
Мы будем восстанавливать лишь последовательность цепи определенных событий и узловые звенья этой цепи. Звенья, сам факт существования которых бесспорен. И которые по объективным причинам геоэкологического, технологического и демографического характера в любом случае не могли быть пропущены. Но как раз в силу упомянутых объективных причин эти звенья (эпизоды) могли быть реализованы только на вполне определенных территориях и по вполне определенной последовательности. В книге «Свои и чужие» с помощью подобных реконструкций нам удалось отследить на уровне самых общих тенденций те объективно обусловленные направления развития цивилизации, и государства как института, которые вызвали появление определенных проблем и перспектив белого человечества и русского народа, в частности. Не будем лишний раз пересказывать эту книгу. Заметим лишь, что мы наглядно показали в ней, что при весьма широкой трактовке исторических мифов, от традиционной версии до самых экзотичных альтернативных вариантов, историческое развитие рисуется во всех этих версиях в определенном смысле одинаково. Оно протекало вполне закономерно и логично.
Если прибегнуть к аналогии, то это развитие можно сравнить с неким сложным маршрутом, где есть несколько критических точек, типа горных проходов или речных бродов. Можно гадать, как пролегал путь между этими точками, и строить разные варианты «маршрута». Но несомненно одно, двигаясь, условно говоря, «из пункта А в пункт Б» все эти точки были пройдены в совершенно определенной последовательности.
И самые интересные и захватывающие события происходили не между этими точками, а именно возле них «на переправах и перевалах».
Однако такой подход, успешный при самом общем взгляде на исторический процесс, недостаточен при исследовании пусть и скрытой в тумане, но вполне конкретной реальной интриги.
Так что же, «сдаться» и обращаться в этом случае к анализу мифов и дезинформационных кампаний прошедших политических баталий, как к основному методу исследования?
Ни в коем случае. Это напоминало бы расследование, построенное только на показаниях свидетелей и подозреваемых без привлечения вещественных доказательств, следственных экспериментов, судебно–медицинских и баллистических экспертиз, дактилоскопии и т.д. и т.п. Такие расследования, как показывает наше не столь уж давнее прошлое, могут приводить к любым результатам. За исключением установления истины.
Но если в определении общих направлений исторического процесса мы базировались в основном на данных естественных наук, то при расследовании крупномасштабных интриг прошлого мы будем базироваться на:
1. Установленных ранее общих закономерностях политического развития, о которых мы упомянем позже.
2. Внутренней логике, прагматике политических, военных и экономических мероприятий. Согласно этой логике, например, нельзя в голой степи двигаться стотысячной массе конников, собранных вместе, на расстояния в сотни километров. Эта масса либо рассосредоточится на многие километры и потеряет единство и управляемость. Либо авангард вытопчет всю траву и выпьет все колодцы, а шедшие сзади потеряют всех лошадей, сдохших от бескормицы и жажды.
А с точки зрения элементарной политической логики, невозможно, например, римскому папе через подчиненные ему организации укреплять … православие на Руси. Или христианам поощрять язычество. И т.д., и т.п.
Как это ни странно, но такой элементарный анализ с ходу разрушает большинство исторических мифов. Причем как традиционалистов, так и «альтернативщиков».
3. Некоторые политические процессы отдаленного прошлого, изложенные весьма путано можно объяснить и реконструировать прибегая к простейшим аналогиям с событиями тоже давними, но все же не столь давними. Особенно это касается взаимоотношений «Леса и Степи» на Руси. В самом деле, если есть сомнения, как это происходило в отдаленном прошлом, может быть повнимательнее посмотреть, как это было веком–другим позже. Когда ничего не изменилось принципиально ни в геополитике, ни в этнополитике, но о чем мы осведомлены гораздо подробнее.
И, наконец, последнее. Мы постараемся не вязнуть в ненужных частностях. Надо уметь использовать обработанную и обобщенную информацию. Сравнивая наше исследование с естественно–научной методологией, можно сказать, что «строить график по точкам» можно. Но лучше все же просто знать формулу соответствующей зависимости. Поэтому мы не будем ссылаться на «кубометры книг», как иные наши коллеги в жанре исторического расследования.
Нам достаточно гораздо меньшего количества информации для реконструкции событий. Прибегая к детективным аналогиям, мы не будем опрашивать сотни свидетелей, если по случаю оказавшаяся поблизости камера наблюдения крупным планом зафиксировала все происшедшее.
Вообще, все что излишне, то нездорово. И мы не будем грешить излишествами, которыми, увы, обременены не только всеми нелюбимые традиционалисты, но и альтернативщики. Именно поэтому мы не будем без самой крайней нужды обращаться к альтернативным версиям истории и новой хронологии.
Скажем больше. Для исследования политического развития России нам вполне достаточно критических выводов альтернативщиков, дающих основания сомневаться в добросовестности и беспристрастности летописцев и историков–традиционалистов.
Не более того.
И мы весьма скептически относимся к большинству собственных построений альтернативщиков, «хронотронщиков» и их коллег. Во всяком случае, автор имеет право как профессионал утверждать, что очень многие рассуждения групп А.Т. Фоменко, С.И. Валянского и Д.В. Калюжного и т.п. не выдерживают критики с точки зрения геоэкономики и технологии.
Например, мы гораздо осторожнее говорили бы о транспортной доступности тех или иных территорий в Средневековье. Ведь тогда в пределах Русской равнины передвигались в основном по рекам. Летом по воде, зимой по льду. А реки имели гораздо большую водность и глубину, чем теперь. Дороги же вне рек имели вспомогательное значение.
Кстати, миф о некой сети великолепных дорог на территории России в Средневековье – один из элементов не выдерживающего никакой критики мифа о татарском иге и Орде от океана до океана. Где эти дороги, якобы построенные в ордынской империи? Их нет. Для сравнения, дороги Римской империи сохранились до сих пор.
Исходя из этих соображений, вполне можно представить, что Новгород действительно имел все основания быть крупнейшим торговым центром на берегу большой судоходной реки, а не «захолустьем среди болот», как утверждает А.Т. Фоменко.
Кстати, наличие болот тогда, на первых этапах металлургии железа, было не минусом для экономики района, а несомненным плюсом. Ведь первые центры металлургии железа базировались на эксплуатации болотных руд. Поэтому Венгрия не могла быть центром ранней железной металлургии, как утверждают С.И. Валянский с Д.В. Калюжным, ибо там почти нет болот вообще. А вот «захолустный» по мнению А.Т. Фоменко Новгород, стоящий среди болот, действительно имел все предпосылки быть не только торговым, но и крупнейшим промышленным центром Средневековья.
И так далее и тому подобное. Не мог папа римский, курирующий рыцарские военно–духовные ордена, допустить завоевание Руси неким «Орденом», который потом … начал бороться с папой в союзе с германским императором. А между тем именно это вытекает из концепции С.И. Валянского и Д.В. Калюжного по поводу татарского (ордынского, «орденского», по их мнению) ига.
Но особенно одиозными представляются нам филологические изыски всех «альтернативщиков». На основании созвучий тех или иных слов и имен они делают такие выводы, что просто за голову хватаешься. Не буду утомлять читателя критикой подобных построений. Их слишком много у «альтернативщиков». Замечу лишь, что они напоминают автору выводы одного из участников московской около политической тусовки. Который на довольно серьезном обсуждении утверждал, что чеченцы пришли из … Центральной Америки. Родом они из известного древнего города Чечен Ица. И, следовательно, чеченцы наследники империи инков и ацтеков.
Но ведь совпадает только первое слово в названии, — пытались урезонить данного господина. Но совпадают буквально, — возражал он. А вторая часть названия могла быть со временем искажена. И вообще Чечен Ица в древности назывался Чечен Юрт.
Картина Репина «Приехали», как говорили у нас в полку.
Впрочем, критика историков–альтернативщиков не входит в наши задачи. В этой связи невольно всплывает такая аналогия. Каждый «походник» и «полевик» знает, что костер можно не разжечь, а наоборот завалить дровами. Многие усилия альтернативщиков видятся нам именно как «завал костра дровами». В этих построениях много излишеств и повторов, которые только уменьшают силу исходных критических аргументов и претензий к традиционной истории со стороны ученых–естественников, политтехнологов, военных, и вообще людей, обладающих здравым смыслом.
Так и хочется посоветовать иным коллегам быть поскромнее, в духе почти христианского смирения. Хотя сам автор относится к церковному юродству с отвращением. Но тем не менее. Иногда яд бывает неплохим лекарством в малых дозах.
Продолжая тему, скажем больше. Для опровержения некоторых наиболее одиозных исторических мифов, лежащих в основании идеологической базы большинства современных политических моделей, вообще нет нужды строить «альтернативы», путая имена, факты и даты. Вполне достаточно назвать эти мифы мифами. И относится к ним как к мифам.
А фактов, содержащихся даже в официальной, «подчищенной» многими поколениями идеологов и политтехнологов версии истории, вполне достаточно, чтобы прийти к совершенно неожиданным выводам, весьма неприятным для историков–традиционалистов.
Прямо как в детективе. Преступники никогда не могут скрыть всех следов своих преступлений. А политика во все времена была и остается занятием, увы, весьма грязным. И от вульгарных преступников политиков отличает только масштаб злодеяний.
Поэтому еще раз просим не причислять автора к числу «альтернативщиков», «хронотронщиков» и т.п. публике.
Для обоснования наших выводов достаточно и общеизвестного традиционного изложения событий критического для Руси XIII века. А тем более, последующих веков.
Однако сенсационности наших реконструкций от этого не убудет.
Мы просим извинения у нетерпеливого читателя. Наш исторический детектив все не начинается. Однако мы вынуждены дописать эту главу до конца, чтобы были понятны интересы участников будущего «убийства Руси». А для этого нам, помимо всего прочего, придется кратко рассмотреть некоторые черты т.н. «государственного строительства» вообще.
Итак, почти никто не отрицает, что первые в мире государства, государства, где закладывалась сама модель подобной организации общества, возникли в долинах крупнейших рек, текущих среди тропических пустынь.
Во всех первых государствах древности при этом ведущей системой хозяйства оказалось поливное земледелие. Этот факт дал многим исследователям вообще называть первые государства Земли «гидравлическими» политическими режимами.
Эти «гидравлические» режимы поразительно напоминают карикатуру на социализм. Те же тотальное огосударствление, тотальная бюрократизация, тотальное оболванивание. Впрочем, подробнее об этом можно прочитать у И. Шафаревича в его книге (И.Р. Шафаревич «Социализм как явление мировой истории», М.: ЭКСМО, 2003 – 448с.).
Сравнение первых государств мира с социалистическими, конечно, весьма интересно. Но не это главное. Если же рассмотреть системообразующие принципы построения этих политических и экономических систем, то оказывается, что они базируются на одном принципе. Всего на свете в этих государствах мало. В избытке только люди. При относительном избытке трудовых ресурсов при всеобщем недостатке всего остального и возникли первые государства. В книге «Свои и чужие» мы показали, помимо всего прочего, что первые государства возникли в условиях жесточайшего ресурсно–экологического кризиса, почти катастрофы. Кстати, именно поэтому они связаны с вполне определенными экологическими условиями – долинами крупных рек среди пустынь. Как мы показали в выше цитированной книге, пустынь рукотворных.
Возникли эти государства в условиях большой скученности людей на ограниченной территории, колоссального стресса и активизации древних, в прямом смысле слова, людоедских, инстинктов.
Поэтому государство как управленческая структура оптимальна прежде всего в условиях избытка и концентрации населения. И относится к населению как к грязи, решая все проблемы за счет истощительной эксплуатации людских ресурсов. Классическое имперское государство в итоге всегда людоед. Причем людоед наиболее безжалостный к своим самым лояльным подданным.
С этой точки зрения и империи Древнего Египта, Ассирии, Вавилона, и империи инков, и СССР в первой половине прошлого века и фашистские режимы, возникшие как реакция на массовую безработицу (то есть наличие «лишних» людей) действительно одинаковы. Мы подробно с цифрами и фактами доказали все это в «Своих и чужих».
Такое положение, разумеется, наличествует не всегда. Появляются новые технологии, они позволяют вовлечь в производство новые ресурсы. Соотношение «люди–ресурсы» меняется. Дефицитом становятся люди. Их становится нецелесообразно гробить массами на непосильной работе, как в Древнем Египте или сталинском СССР. И тогда классические формы государства размываются. Из социалистической империи получаются более мягкие формы общественной организации. Власть бюрократии уменьшается.
Именно поэтому имперская бюрократия никогда не заинтересована в развитии общества. Она его всячески тормозит и стремится сохранить положение, когда ресурсов меньше, чем людей. Процесс этот сложный и неоднозначный. Но в целом он именно такой. Кто заинтересовался этой концепцией и хочет узнать ее подробнее может прочитать «Свои и чужие». Мы здесь не имеем возможности дальше пересказывать, пусть даже конспективно, эту объемистую книгу.
Развитие человеческого общества, не будь конкуренции между государствами, и не будь очагов цивилизационного развития вне государственных структур, просто замерло бы. Однако к счастью есть и межгосударственная конкуренция и цивилизационное творчество в процессе естественного развития производства. Империи слабеют, всевластие бюрократии ограничивается. А современные государства становятся столь же мало похожи на свою классическую модель, сколь мало похожа вышколенная породистая собака на бешенного волка.
Но! И это очень важно, имперская государственная модель никогда не упускает случая отвоевать потерянное, законсервироваться, расшириться за счет других территорий и т.д. и т.п. При этом имперские пережитки живут в любой бюрократической системе. Они как задавленная хроническая инфекция присутствуют в общественном организме. Эта инфекция «не проявляется клинически», но может активизироваться в неблагоприятных ситуациях.
При этом бюрократия сама не упускает возможностей спровоцировать эти ситуации. В том числе, инициируя экспансионистские проекты. А в итоге это сохранение, эта попытка закрепиться на новых землях, сохранить жизнеспособность имперской модели за счет новых рабов, оборачивается горем для людей, ставших жертвами подобного процесса. Этих людей силой и обманом заставляют жить в условиях социального и демографического стресса, который был в Древнем Египте или Ассирии, воспроизводя эти условия искусственно.
И все это в интересах бюрократической верхушки и денационализированных люмпенизированных деградантов, которые есть в любом, даже относительно благополучном, обществе.
Из всего этого следует один интересный вывод. В кризисной ситуации всегда есть два пути. Вперед, преодолевая кризисы через развитие и эволюцию, через решение проблем по существу. Или назад, через восстановление жизнеспособной именно в кризисах, но стратегически бесперспективной, ведущей к новым кризисам, «имперско–социалистической» модели построения общества. Где все решается за счет сверхэксплуатации людей.
Очень многие исследователи устройства общества уделяют повышенное внимание насилию, как основному механизму формирования государства. И недаром. Ибо изначально государство сформировалось как чисто насильственная, людоедская структура.
Однако, одно дело сформироваться, а другое дело сохраниться. Голое насилие в итоге оказывается бесперспективным. Да и условия для его применения в чистом виде встречаются довольно редко. Это долина Нила, окруженная со всех сторон пустыней, морем и дикими лесами, населенными черными людоедами являла собой идеальный, самой природой созданный концлагерь.
Других таких мест на Земле, к счастью, не так уж много.
И многие исследователи, склонные к вдумчивой реконструкции исторических реалий, часто задавались следующим вопросом. То, что однажды произошло в долине Нила, затем, пусть и в ослабленном варианте, но распространилось и в другие места. Там складывались схожие системы рабовладельческого хозяйства.
Ладно, пусть все классические рабовладельческие земледельческие цивилизации и государства складывались в чем–то аналогичных Египту условиях, то есть в долинах тропических рек, протекавших среди пустынь и полупустынь. Но потом то они тоже «расползались» на окрестные территории.
И что же мешало людям бежать уже за пределами «естественного концлагеря». Почему 100 человек с мотыгами, то есть палками с металлическими наконечниками слушаются одного с копьем, то есть такой же палкой с почти таким же наконечником. Пусть этот наконечник острее, а палка длиннее. Но ведь рабов сто, а надсмотрщик один.
Это самая упрощенная и намеренно обостренная постановка вопроса. Но, как оказалось, в более развитых обществах в более сложных ситуациях, если рассмотреть их внимательно, по большей части растут шансы не надсмотрщика, а невольника.
Но невольники не бегут. Вернее бегут, но гораздо меньше, чем могли бы.
Когда же в последние десятилетия стали появляться исследования по математическому моделированию поведения больших систем, то были получены вообще сенсационные выводы. Представим себе ситуацию. По улице бежит преступник, за ним гонится полицейский.
Вариант номер один. Прохожие помогают полицейскому.
Вариант номер два. Прохожие индифферентны.
Вариант номер три. Прохожие исподтишка мешают полицейскому.
Сколько надо полицейских в каждой ситуации, чтобы поймать одного преступника при прочих равных условиях? Оказалось, что во второй ситуации их надо приблизительно в 10 раз больше, чем в первой, а в третьей приблизительно в 10 раз больше, чем во второй, или в сто раз больше, чем в первой.
Курьезно, но многие наши соотечественники возмущаются тем, что жители США в массе своей активно помогают своей полиции. Да, стукачей в России не любят. А что самих полицаев разве любят?
Но, в Нью–Йорке в начале 1980–х годов было чуть больше 30 тысяч полицейских, а в это же время в Москве, где население было чуть меньше, чем в Нью–Йорке, 200 тысяч милиционеров. Вот вам почти десятикратная разница. А если взять на душу населения, то точно десятикратная.
В нынешней Москве число правоохранителей возросло, по сравнению с советскими временами многократно. Но отношение населения к «ментам» ухудшалось опережающими темпами. И эффективность их работы практически нулевая. Это полностью соответствует теории.
Ибо, как показывают исследования, после определенного предела враждебности населения к правоохранителям, бороться с преступностью невозможно в принципе. Раскрытие преступлений будет чисто случайным фактом. А попытки увеличить число полицейских просто упрутся в физические ограничения этого процесса. К чему, похоже, нынешняя Россия уже пришла. Впрочем, это тема для отдельного обсуждения.
Этот пример, только одна, причем не самая важная, иллюстрация того, что нельзя осуществлять государственное управление голым насилием. Сколь бы очевидным ни казалось то, что государство это в первую очередь насильник.
В популяционной биологии есть правило, что самый свирепый и результативный хищник, самый вирулентный и живучий микроорганизм, самый плодовитый и ядовитый паразит не выживают. Они уничтожают популяцию своей жертвы, а потом гибнут сами. «От бескормицы».
Государство было изначально людоедом, и только людоедом. Не раз становилось оно людоедом и потом. В разное время и в разных местах. Но если бы оно осталось только людоедом, оно бы скоро сдохло, как некая «супер чума». Уничтожив перед этим всех, кого оно осчастливило своим существованием.
Все эти проблемы наиболее полно и комплексно первым поставил и изучил А. Грамши в своих знаменитых «Тюремных тетрадях». Грамши сформулировал в них, т.н. «теорию гегемонии». Согласно этой теории, государство не может длительное время существовать, если большинство его подданных это государство отвергают.
При этом отнюдь не надо «идти на баррикады». Можно просто не помогать этому государству, рассматривать его как бедствие. Или конкретно, в нашем примере с преступником и полицейским, слегка, как бы нечаянно, толкнуть бегущего полицейского, а не преступника.
Это массовое отторжение, это массовое отсутствие поддержки, скажется довольно быстро. А активных врагов у любого режима всегда достаточно, чтобы свалить его, когда он сгниет сам. Впрочем, не только персонифицированных врагов. Есть ведь и природно–обусловленные вызовы, и случайное стечение обстоятельств, которые по отдельности даже и вызовами то не являются.
Так что государство живо, пока поддерживается, хотя бы пассивно, большинством населения. Именно поддерживается, и именно большинством. Более того, со временем обеспечение этой поддержки становится гораздо важнее насилия. Ненасильственное обеспечение поддержки становится главной задачей властей, а массовое насилие направляется не на всех, а на выбранные в качестве жертвы слои и группы.
Современная действительность являет нам очень много способов обеспечения этой поддержки, найденных эмпирически, в процессе политической практики, или целенаправленно созданных по заказу властей в разное время в разных местах.
Но этот процесс поиска адекватных методов управления, не сводимых к голому насилию, начался давно. Подробно об этом рассказано в нашей книге «Свои и чужие».
Поделиться книгой: