СССР — Империя Добра

18 декабря (по старому стилю) 1799 года Павел пишет замечательное по своему духу письмо первому консулу Бонапарту:

«Я не говорю и не хочу спорить ни о правах человека, ни об основных началах, установленных в каждой стране. Постараемся возвратить миру спокойствие и тишину, в которых он так нуждается».

Блестящая формулировка принципа мирного сосуществования стран мира! Да, Павел перегибал карту Европы со словами: «Так я разделю Европу с Наполеоном», но это был жест не завоевателя, а миротворца, понимавшего, что если самая мощная держава мира искренне лояльна по отношению к России, то война в мире становится невозможной.

Однако «равновесие» в Европе слишком многими понималось по-английски. Доминирующее миротворческое влияние в Европе франко-русского союза для идеологов такого «равновесия» было неприемлемо. Намечавшийся альянс России с Францией был ликвидирован весной 1801 года грубо, но эффективно — золотой табакеркой Николая Зубова по виску Павла. Может ли Зло поступать иначе?

* * *

К КОНЦУ XIX века границы России сложились практически окончательно, и именно сложились, хотя за многие территории внутри этих границ порой веками шла вооружённая борьба. Но экспансионизм как последовательная политика, как стремление получить столько, сколько может обеспечить военная мощь в данный, текущий, сиюминутный момент, России не был свойствен никогда.

Мы приходили в Пруссию, в Берлин в Семилетней войне и сами уходили оттуда.

Мы прошли всю Европу до Парижа в походе 1813–1814 годов и прошли её вновь, от Парижа до Петербурга, возвращаясь домой.

Мы пришли в революционную Европу в 1848 году с охранительными целями, но опять-таки ушли без материальных приобретений.

В русско-турецких войнах XIX века мы освобождали целые страны и народы, но плодами, в том числе и территориальными, даже этих побед пользовались чаще другие, чем мы.

Иногда мы уходили даже оттуда, откуда уходить нам не следовало бы — из Северной Америки. Геополитически приобретение Аляски и Алеутских островов было для России полностью оправданным. И если уж эти земли не населяли народы, способные создать собственное государство, то лишь одна великая мировая держава могла претендовать на них по справедливости — Россия! Однако Россия уступила и здесь. И это хорошо показывает — когда Русское Добро уступает и теряет потенциал действия, это автоматически усиливает в мире силу Зла.

Кавказские войны Россия вела не за Кавказ, ибо Грузия и Армения пришли под руку России добровольно и только так могли выжить в прямом смысле этого слова (полтора миллиона турецких армян Турция не постеснялась вырезать уже в XX веке!). На Кавказе пришлось воевать в основном с горцами, подстрекаемыми извне. Что же касается Средней Азии, то просто напомню, что, например, Маркс однозначно оценивал миссию России в Средней Азии как прогрессивную и цивилизаторскую.

Естественные границы великого государства простираются или до мощных естественных преград — рек, морей, гор, или до того места, откуда начинаются другой быт, другой язык, способные существовать автономно, не подпадая под чужое верховное влияние. В этом смысле Россия распространилась лишь до своих естественных границ, и не более того! И если сравнить в каждый отдельно взятый исторический период XIX века Россию и другие мировые державы, то можно уверенно заявить, что только Россия — одна из всех — и тогда была территорией Добра.

В грех чисто империалистической экспансии Россия впала только на Дальнем Востоке, ввязавшись в авантюру Русско-японской войны. Но как раз её неуспех лишний раз показал, что действия в стиле сил Зла России противопоказаны! Впрочем, на том же Дальнем Востоке Россия долгое время не претендовала на тот естественный океанский барьер, который геополитически может быть только русским, — на Курильские острова.

Да, можно без малейшей натяжки утверждать, что вести войны Россия была вынуждена, а вот стремление к миру и стабильности было для неё глубоко естественным, органически ей свойственным.

Иногда суть вещей обнажается вдруг независимо от желания окружающих. В 1894 году скончался император Александр III. Я не могу восхищаться этим русским монархом уже потому, что он недальновидно заложил основы переориентации России от союза с Германией на союз с Францией и продолжил губительную для России политику неосмотрительных и избыточных внешних долгов. Однако не могу не привести оценку внешней политики царствования Александра III Василием Осиповичем Ключевским:

«Он одержал победу в области, где всего труднее достаются победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества… и сделал это так тихо и молчаливо, что только теперь, когда его нет, Европа поняла, чем он был для неё».

И Европа — хотя бы на миг — это поняла! Вчитаемся в выдержки из тогдашних европейских газет…

Националь Цайтунг: «Основным принципом внешней политики русского царя было поддержание мира».

Таймс: «Александр III решил сохранить мир России и Европы до тех пор, пока от этого не пострадают достоинство и интересы его народа… Счастливо человечество и русский народ, что император Александр III крепко держался идеи всеобщего мира и считал осуществление этой идеи своей первой и наибольшей обязанностью».

Кёлънише Цайтунг: «Могущественнейший монарх, который мог мановением руки двинуть громадные полчища прекрасно вооруженной армии, направлял эту силу к поддержанию мира, и не раз своим авторитетом он сдерживал воинственные порывы некоторых из европейских государств».

Пэлл-Мэлл Газетт: «Желание императора Александра III было — „не быть великим государем, но правителем великого народа, царствование которого не было бы запятнано войною“. Он желал мира, но не ценой национальной чести и интересов своего народа».

Дэйли Телеграф: «Кто знает, какие перемены будут после кончины императора? <…> Смерть Александра III, хотя и ожиданная — ужасная катастрофа».

Здесь всё говорит само за себя. Конечно, в некрологах плохого не пишут, но такое чуть ли не текстуальное единодушие — это свидетельство того, что газеты не отделывались дежурными высокими фразами, а писали о том, что было в действительности. И писали то, что никогда они не писали ни до, ни после о любом другом из европейских монархов.

* * *

ЧЕРЕЗ четыре года после смерти Александра — 24 августа 1898 года российский министр иностранных дел Муравьев вручил меморандум всем аккредитованным в Петербурге иностранным дипломатическим представителям. Россия предлагала начать изыскание «на путях международной дискуссии наиболее действенных средств к тому, чтобы обеспечить всем народам блага действительного и прочного мира, и прежде всего — положить конец прогрессирующему развитию вооружений». Русское правительство предлагало также созвать для этого конференцию.

Инициативу России обычно объясняют наметившимся нашим отставанием в вооружениях, но как ни смотри, а Россия предлагала вначале заморозить, а потом и сократить военные бюджеты и вооружённые силы во имя будущего всеобщего разоружения и, соответственно, — вечного мира.

В преддверии нового века просто осмеять эту идею, да ещё выдвинутую чуть ли не лично российским императором Николаем II, уже никто не решался. В 1899 году в Гааге была проведена всемирная конференция с участием 27 государств мира (не были тогда представлены страны Центральной и Южной Америки, которые участвовали во второй конференции 1907 года).

Да, через семь лет после 2-й Гаагской конференции началась Первая мировая война с участием России. Но лишь Россия — пусть и заведомо безнадёжно — официально пыталась перевести человечество с путей подготовки войны на путь обеспечения мира.

От праславянских Кузнецов-змееборцев до Гаагской мирной конференции 1899 года эта линия была в поведении России выдержана с такой последовательностью, что выделяла нас из общего ряда народов и государств решительно и уникально.

Окончательно эту линию утвердит уже Советская Страна Добра, приняв «Закон о защите мира».

Мир всегда был основополагающим принципом Русской Вселенной. И поэтому так много народов вошло в её орбиты естественно, без особого внутреннего сопротивления. Понятия «Русь», «Россия» всегда были более широкими, чем «русский» в узконациональном смысле. «Арап» Ганнибал, датчанин Даль, грузины Багратион и Джугашвили-Сталин, евреи Левитан и Лавочкин говорили: «Мы, русские…» — без какого-либо насилия над собой и истиной. Это так и было!

Интересный факт: уже в период монголо-татарского ига — не сразу, конечно, а ко второй половине этого периода — некоторые из завоевателей крестились и переходили в русское подданство, закладывая основы многих известных русских дворянских родов.

Например, родословная Бахметевых сообщает о том, как к великому московскому князю Василию II Васильевичу Тёмному «выехали служить два царевича, Касим и Егуп Бахметы… со многими татарами»… С ними был и мурза Аслан-Бахмет, принявший православную веру и крестившийся под именем Иеремии.

Предок рода Ермоловых тоже выехал на Москву из Золотой Орды, крестился Иоанном, а правнук его Трофим был уже боярином. «Ордынских» корней в русском дворянстве немало: Вельяминовы, Сабуровы, Годуновы… Сотни фамилий тюркского происхождения насчитывает монография известного советского тюрколога Николая Александровича Баскакова, которая так и называется: «Русские фамилии тюркского происхождения».

К слову, история дворянской фамилии Баскаковых особенно показательна. Баскаками называли татарских сборщиков дани, но примерно через сто лет после разгрома Руси население стало противиться сбору дани так активно, что эту функцию в начале XIV века ханы передали русским князьям. После отмены системы баскачества баскак Миратан, имевший резиденцию в Боровске, крестился с именем Мартына и поселился в селе Кудинове в трёх вёрстах от Боровска. Имел сына Ивана и внука Пар-фения (преподобный Пафнутий Боровский)…

Подобные примеры имеются в истории многих европейских народов. Однако говорить о притоке прочно и быстро «русеющих» иноверцев, уже в третьем, если не во втором поколении становящихся полностью русскими, как о явлении можно только применительно к формирующейся Русской Вселенной!

Предок рода Мусиных-Пушкиных — «муж честен Радша» — выехал в Россию из Германии «во дни княжения святого благоверного великого князя Александра Невского». Как отмечает родословная: «От сего Радши произошли Бутурлины, Кологривовы, Неклюдовы и иные знатные фамилии».

Предки Бакуниных — трансильванцы братья Зенислав и Анципитер выехали на Русь из Венгрии в 1492 году, крестились под именами Дмитрия и Петра и были пожалованы землями на Рязанщине.

Дворяне Шетнёвы и Дохтуровы вели свой род от выходца из Греции, Бантыш-Каменские — из Молдавии, Лашкарёвы — из Грузии…

Эти, взятые почти наугад, примеры не единичны, а наоборот — весьма типичны для давней русской истории. И тому имелись глубокие причины, свойственные лишь Русской Вселенной. Это уже давно понимали умные русские люди, начиная с Петра Великого, если не с Ивана Калиты и Ивана Грозного, а то и ранее… Понимают это умные русские люди и сейчас.

Так, работая над этой книгой, я почти случайно познакомился с воззрениями на проблему донецкого политолога (по образованию — филолога) Станислава Кочеткова. Некоторые его мысли показались мне настолько интересными, что я приведу обширную цитату из той распечатки, которая была в моём распоряжении, полностью сохраняя стиль её автора:

«Русь выступила носительницей переосвоенной византийской духовной матрицы, которая уже более-менее однозначно определена даже в Евангелии: „Пред ликом Господним несть еллина и несть иудея“. То бишь Византийская империя была изначально интернациональным, полинациональным или космополитическим „христианским“ государством, вместо национальной идеи в его матрице — „знаковое слияние“…

Русь наследовала византийскую матрицу… Русь, а потом Россия осознавали себя не „национальным“ государством, а государством „православным“, то есть тем, в котором всегда найдётся место „братьям по вере других народов“. Так и первоначальная борьба против татарско-монгольских захватчиков (а там ведь тоже было море языков, племён и народов) заканчивалась после принятия „врагом“ православия <…> При Иване Грозном начинается „расширение византийской матрицы“: русские учатся веротерпимости (точнее — сохраняют способность к веротерпимости. — С. К.) в том плане, что, мол, „если на ваших землях нет притеснения православной вере, то нет и вам притеснения за веру“.

Это ГРОМАДНЫЙ шаг, который византийская мыслительная матрица совершить не смогла… Россия из „государства православных“ становится <…> „государством для православных и их друзей“. А в XVIII — первой трети XIX века, после расширения территории Российской империи на Кавказ, Среднюю Азию, Польшу, Прибалтику, Финляндию, Украину (некорректное включение, поскольку Украина — момент абсолютно отдельный. — С. К.) и Беларусь, — <…> вообще государством „воинствующей веротерпимости“».

Последнее выражение — «воинствующая веротерпимость» — выглядит особенно неплохо. Оно весьма точно отражает суть русской натуры! С одной стороны, веротерпимость подразумевает, казалось бы, не воинственность, а, напротив, склонность к компромиссу. С другой стороны — прочно лишь то Добро, которое имеет кулаки для отпора Злу. Поэтому воинствующая веротерпимость — это активное отрицание нетерпимости. Иными словами, это высшая форма терпимости.

* * *

КОНЕЧНО, не на одном религиозном факторе была основана Русская Вселенная. Но сам этот фактор в Русской Вселенной имел отличное от других стран значение. Идея равноправия людей перед Богом ещё до принятия русскими славянами христианства глубоко укоренилась в русской душе в виде принципа равноправия людей перед Судьбой и Природой. Недаром античные авторы раз за разом отмечали, что славяне не обращают пленников в рабов, а включают их в свою общину, но только в том случае, если сами пленники делают такой выбор. В русских славянах в силу ряда причин йикогда не были сильны настроения национальной обособленности, не говоря уже о национальной спеси…

Одну из причин верно определил историк Ключевский — особенности той природной среды, в которой формировался русский характер. Тысячелетиями пространства буйнотравных степей и девственных лесов отъединяли наших предков друг от друга, но они же властно подчиняли их Природе, Космосу, помогая воспитывать стержневую связь с ними национального характера. Русский человек испокон веку был интуитивным космистом, он и избу-то ставил, соразмеряясь не с чем-нибудь, а с мирозданием.

Но Природа — вненациональна, она принадлежит всей планете, и потому всему мировому макрокосму принадлежит русский национальный характер. Он естественно сливается с миром, но умеет при этом сохранить и свою самобытность. Эта его особенность хорошо иллюстрируется русскими народными сказками, самые яркие герои которых — Иван-царевич, Финист Ясный Сокол, Елена Прекрасная и Василиса Премудрая, оставаясь русскими людьми, живут и действуют на пространствах всего мира, не завоёвывая его, а просто в него входя…

Эта сказочно представленная связь имеет волнующую аналогию и в реальной истории: так, дочери Ярослава Мудрого не в сказке, а в яви отправлялись «в тридесятые царства» XI века — Анна во Францию к королю Генриху, Елизавета в Скандинавию к королю норвежскому и шведскому Гаральду, Настасья — к венгерскому королю Андрею.

Вот так же и русский Иван, сын Ивана да Марьи, шёл за тридевять земель, органически вбирая их в пределы Русской Вселенной. Он шёл в новые земли не как завоеватель, а как выразитель общей русской воли — в силу широты характера. И это было именно движение нации… На Западе первыми за моря устремлялись хищники, авантюристы без роду и племени. У нас тоже не обходилось без жадной дряни в передовых отрядах, но подлинные пределы Русской Вселенной расширяли преимущественно люди с государственной жилкой, первопроходцы. Они отнюдь не были ангелами, но они не были и дьяволами во плоти. Человеки, они умели находить — пусть и не все, и не всегда сразу — общий язык и с другими человеками, вовлекая их в круг русского дела.

В то же время другая важнейшая причина — историческое окружение русских славян воспитывало в русских славянах понимание необходимости объединения для противостояния враждебным силам. И эта причина формировала в национальном характере уже нечто противоположное чувству вселенского единения. Эта причина формировала насторожённость и недоверие по отношению к иноплеменному — слишком уж часто это иноплеменное грозило уничтожить сам русский национальный характер.

Но русские научились различать иноплеменное, стремящееся к уничтожению русского национального характера и способное его уничтожить, и иноплеменное, которое может стать другом для русского духа, войти в Русскую Вселенную, оставаясь иноплеменным, — как Казань, Астрахань, позднее — Крым, Хива, Бухара, Хорезм…

Первородная основа русского национального характера лежит в органическом единении с Миром. Нажитая — и не от хорошей жизни — часть русского национального характера смотрит на внешний мир с опаской. Может быть, этим и объясняется раздвоение натуры части русских бояр в предпетровское время. По-своему любящие Русь, они были враждебны нововведениям. А им противостоял не менее русский душой Пётр, широко идущий в Европу и впервые, если вдуматься, в мировой истории организовавший широкую утечку умов оттуда в Россию.

В скобках замечу, что нынешние разрушители Русской Вселенной допустили обратный процесс — утечку наших умов по всему миру.

И ещё одна особенность Русской Вселенной, о которой нельзя здесь не сказать… В Русской Вселенной, как нигде в ином месте общественного Мироздания, была сильна тяга к Добру у лучшей части имущих слоев общества. Итальянские карбонарии, например, боролись против австрийцев за национальное итальянское государство, но по своим общественным воззрениям нередко ничем не отличались от тех, против кого боролись, и были так же далеки от идей социализма, как и венские имперские чиновники.

В России всегда было иначе. Ни одно революционное движение в мире не имело в своих рядах так много представителей вполне имущественно благополучных семей, как это было в России. Не говоря уже о декабристах, в рядах «Земли и воли», например, был наследник огромного богатства Дмитрий Лизогуб, который все свои миллионы передал на дело борьбы за народную волю и социальную справедливость.

Лизогуб был повешен в Одессе в возрасте 28 лет. А мог бы спокойно жить на каком-нибудь личном острове в тёплых морях.

Пример Лизогуба лишь наиболее впечатляющ, но далеко не единичен. И уже вскоре на смену народовольцам должны были прийти их более последовательные преемники. И тоже в немалой своей части — из среды имущих классов. Так, в год казни Лизогуба сыну действительного статского советника (штатский генерал) Ильи Николаевича Ульянова — Владимиру исполнилось восемь лет. Дочери придворного генерала Домонтовича — Шурочке Домонтович, будущей сподвижнице Ленина и Сталина Александре Коллонтай, исполнилось шесть.

Их время было впереди, но — и не так уж далеко.

Такая особенность России получила интересное преломление в эпиграмме, принадлежащей перу московского генерал-губернатора Ростопчина (того самого, которому приписывают московский пожар при Наполеоне). В его родословной, к слову, тоже числится — по справке Разрядного архива — «выехавший к великому князю Василию Иоанновичу из крымских татар Борис Фёдорович по прозванию Ростопча».

Граф Ростопчин с сарказмом вельможи писал:

В Европе сапожник, чтоб барином стать, Бунтует — понятное дело. У нас революцию делает знать. В сапожники, что ль, захотела?

Позиция Ростопчина объяснялась просто: он был графом, то есть — «хозяином жизни» по «праву» рождения, мог прожить всю жизнь безбедно, не ударив палец о палец, и иной жизни не желал — если не для себя, то для своего класса во всяком случае. Поэтому Ростопчин искренне не мог взять в толк, как это можно не просто добровольно отказаться от «прирожденных» привилегий, но отдавать саму жизнь за дело уничтожения этих привилегий.

В «сапожники», то есть в число тех, кто получает право на жизнь лишь в том случае, если каждый день зарабатывает это право своим трудом, ростопчины идти не желали. Максимум, что они могли, — это в светских салонах «с чувством» декламировать Гёте:

Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день идёт за них на бой…

Сказано красиво, но была ли у российской (как, впрочем, и у любой другой) «белой сволочи» потребность и необходимость каждый день идти за жизнь на бой? Нет, конечно! У неё не было внутренней потребности идти на бой за что-либо вообще. Однако не одни же ростопчины составляли Россию. Поэтому лучшая часть российских «верхов», озарённых солнцем удачи для избранных, и рвущаяся к солнцу счастья для всех наиболее деятельная часть российских «низов» шли навстречу друг другу и не могли не соединиться.

А это обеспечивало Русской Вселенной яркую и впечатляющую будущность в том случае, если создававшие её век за веком принципы Добра восторжествуют в Русской Вселенной безоговорочно и всепобеждающе.

Что могло дать такой Вселенно. й устойчивую перспективу?

Безусловно, лишь утверждение Добра в качестве основополагающего принципа российской государственности.

А что могло обеспечить такое положение Добра в России?

Безусловно, лишь социалистический строй.

Поэтому будущее соединение Русского Добра и русского социализма было тоже естественным и неизбежным.

Осенью 1917 года это и произошло.

Глава 6. Филиппе Брунеллески, требник Анны Ярославны и Великая Октябрьская социалистическая революция

ПРЕЖДЕ чем начать разговор о наиболее ярком и впечатляющем периоде жизни Русской Вселенной — советском периоде, оглянемся ещё раз назад в даль веков.

Вряд ли кто-то будет сегодня спорить о том, нужны ли Добру, претендующему на ведущую роль в обществе, кулаки. Добро должно быть с кулаками! Однако уже ко временам Ивана Калиты Россия отстала от Европы на два-три века. И уже поэтому Русское Добро не могло стать тогда ведущей силой ни России, ни мира.

Но почему так произошло? Почему так разительно отличались, если их сравнивать, Европа и Россия XIV, XV, XVI, XVII веков? В чём крылась причина этого различия?

Мы уже говорили об этом, но вспомним ещё раз и сравним…

Великий итальянец Филиппо Брунеллески (1377–1446) родился за три года до Куликовской битвы и умер за тридцать четыре года до того, как Русь окончательно прекратила выплачивать дань монголо-татарским ханам. Брунеллески прожил не самую безоблачную жизнь, но серьёзных препятствий на пути развития его таланта не было, в отличие от его не менее талантливых — потенциально — сверстников в Русской земле.

В двадцать четыре года Брунеллески создал рельефы для дверей флорентийского баптистерия. Это одна из вершин раннего итальянского Ренессанса. Но это же и настоящая античная классика, прочитанная человеком, которому показался бы не чужим и XX век. Имеется в виду, конечно, век Ленина, Сталина и Махатмы Ганди, век Резерфорда и Курчатова, Чехова и Бернарда Шоу, Прокофьева и Свиридова, Гагарина и Ларисы Латыниной, а не век Ротшильдов, Рокфеллеров, Аль Капоне, Майкла Джексона, Шварценеггера, Рейгана, Жириновского, Горбачёва, Ельцина и прочих ельциноидов.

В 1418 году Брунеллески стал победителем в конкурсе на проект купола флорентийского собора. Восьмигранный купол диаметром основания 42 метра и высотой более 35 метров был построен без лесов!

У нас, в России, оставалось ещё шестьдесят два года до окончания монголо-татарского ига. И двести три года — до появления на свет знаменитого протопопа Аввакума, родившегося в 1621 году и сожжённого в 1682-м, через десять лет после рождения Петра.

Как личность Аввакум достоин войти в ряд самых значительных мировых личностей. Своей интеллектуальной страстностью и готовностью к защите своих убеждений он далеко превосходил, скажем, Вольтера. Но вот приближался ли он хотя бы к среднему интеллектуалу даже времён Брунеллески — не говоря уже об эпохе младшего современника Аввакума — Ньютона, — если иметь в виду развитость, разносторонность интеллекта и особенно — условия для формирования информационной базы развития интеллекта?

Конечно же — нет!

Ньютон родился 4 января 1643 года и в 1665 году уже окончил Кембриджский университет, где с 1669-го читал лекции по оптике и математике. В 1668 и 1671 годах он построил первые зеркальные телескопы-рефлекторы, свободные от хроматической аберрации, то есть от размывания изображения и окрашивания его краёв. В 1672 году Ньютон был избран членом Лондонского королевского общества. А у нас ещё оставалось тридцать лет до выхода в свет первого номера первой русской газеты «Ведомости».

Аввакум был силён в знании не только православных, но и «люторских», и античных текстов, однако не пренебрегал, увы, и такими «аргументами» в дискуссии, как собственные, пардон, экскременты. Вообще-то, его можно понять: сидя в земляной яме, сложно привлекать к аргументации печатные первоисточники. Но эта малопривлекательная деталь показывает, какой была тогда цивилизационная и интеллектуальная дистанция между Европой и Россией.

Рисунок подъёмного крана, принадлежащий перу Гиберти, был бы принят к рассмотрению и в современном техническом вузе. Датирован же… то ли 1472-м, то ли 1483 годом. А у нас, честно говоря, даже факсимильные воспроизведения чертежей Ломоносова (как-никак — вторая половина XVIII века) заставляют горько вздохнуть при виде невысокой чертёжной культуры.

Брунеллески стал одним из творцов ренессансной архитектуры, но также — архитектуры современной и будущей. Его капелла Пацци начата строительством в 1429–1430 годах! Его Воспитательный дом, может быть, и не отвечал своему функциональному назначению, однако как архитектурное явление вполне находился на, как говорится, уровне века… Только не его собственного века, а веков грядущих.

А наша церквушка Спаса-на-Нерли и храм Василия Блаженного? Их эстетическая и архитектурная ценность не уступает, пожалуй, шедеврам Брунеллески. Современный архитектор и сейчас может не просто восхититься, но и вдохновиться русскими соборами. И, отталкиваясь от их концепции, выстроить нечто своё.

Однако влияние на мировой архитектурный процесс личностей Брунеллески и Бармы с Постником — строителей Блаженного — это вещи всё же несравнимые. На флорентийский купол Постник не «потянул» бы просто по недостатку инженерного развития, если в его случае можно говорить о таковом вообще… А ведь Постник жил значительно позже Брунеллески!

Датчанин Тихо Браге, скончавшийся в 1601 году, в период русской Смуты, создал первую обсерваторию в Европе в специально выстроенном для этого здании — Ураниборге. Его обсерватория была оснащена исключительно точными инструментами, и по точности астрономических измерений Браге превзошёл всех современников. Его многочисленные определения положения на небе Марса позволили Кеплеру на рубеже XV и XVI веков открыть законы движения планет. В свою очередь, работы Кеплера, скончавшегося в 1630 году, послужили Ньютону основой для установления закона всемирного тяготения.

В своих «Несвоевременных мыслях» Горький с горечью писал о том, что, когда у нас мысль лишь теплилась, в Европе пылал огонь интеллекта, и…

И был в том прав!

Но означает ли осознание правоты Горького, что мы признаём нашу цивилизационную второсортность? Нет и ещё раз — нет! Напротив — осознание этого покажет нам, какую огромную цену заплатила Россия за то, что стала преградой на пути уничтожения будущей мировой цивилизации.

Сравним две ситуации — нашествие варваров на Рим и нашествие Степи на Русь — для того, чтобы понять, как сказалось на развитии Европы первое и как могло сказаться второе…

Да, менее развитые, чем римляне, племена вандалов и готов уничтожили Древний Рим. К 395 году нашей эры единая империя распалась на Западную и Восточную, и как раз Западная Римская империя испытала наиболее разрушительный напор варваров. В 410 году готы овладели городом Римом и разрушили его. В 476 году был низложен последний западноримский император Ромул Августул. Восточная империя — Византия тоже не сумела сохранить свой цивилизационный потенциал, хотя и продержалась после падения Западной империи тысячу лет без трёх — турки-османы захватили Константинополь в 1473 году.

Однако интеллектуальная эстафета, начатая греками, продолженная римлянами, подхваченная Средневековьем и затем Ренессансом, полностью в Европе никогда не прерывалась. Античное знание так или иначе сохранялось и даже в чём-то развивалось, хотя вначале и очень медленно.

А ведь эстафета знания могла и прерваться! Что было бы с Европой, если бы на месте Русского средневекового государства лежала цивилизационная пустыня? Или если бы русские тоже были варварами, способными разрушать и сеять Зло, но не способными организованно сопротивляться силам Зла?

На деле же Дикой степи противостояло вполне развитое и цивилизованное государство, и не его вина, а его беда, что Степь в тот момент оказалась сильнее. Как говорится: «Ломать не строить, душа не болит».

В России кочевниками было сломано всё.

На Европу сил уже не хватило.

В XI веке дочь киевского великого князя Ярослава Мудрого — Анна Ярославна, будущая королева Франции, привезла из белокаменного стольного града Киева в грязный Париж, где правил ее неграмотный муж, не только приданое, но и книги. Тогда французы считали женитьбу короля Франции на киевской княжне большой честью и удачей.

До нашествия Батыя тогда ещё было две сотни лет.

* * *