Лихорадка теней

Я найду выход намного раньше Дэррока. И хотя я не уйду без него, ведь у меня еще есть насчет него свои планы, мне будет приятно одержать верх.

Я спешу вниз в мятно-зеленый коридор, безо всяких сомнений поворачиваю в радужный коридор, а потому несусь по бледно-голубому. Серебряный коридор сменяется алым.

Зеркало впереди. Оно притягивает меня. Я не могу дождаться, когда доберусь до него.

Я сосредоточена, так сосредоточена, что темно-красный коридор едва ли откладывается в моем сознании.

Будучи просто одержимой своей целью, я понимаю, что натворила, когда уже слишком поздно.

Не знаю, что заставляет меня посмотреть вниз.

Я замираю.

Я стою на распутье, на пересечении двух коридоров.

Я могу пойти на восток, запад, север или юг, если такие направления вообще существуют во Дворце, но какой бы путь я не выбрала, у пола будет один и тот же цвет.

Черный.

Я стою в растерянности, браня себя за очередной промах, как вдруг чья-то ладонь дотрагивается до моей.

Она теплая, знакомая. Слишком живая.

Я закрываю глаза. Мне уже приходилось играть в эти игры в эльфийской реальности. Кем меня пытают сейчас? Каким будет мое наказание? Чей призрак вцепится в меня острыми, как иголка, зубами?

Призрак Алины?

Бэрронса?

Обоих?

Я сжимаю свою вторую руку в кулак, чтобы ничто не могло прикоснуться к ней.

Я не надеюсь на то, что если буду стоять с закрытыми глазами, то призрак исчезнет. Это не сработает.

Когда твои личные демоны решают помучить тебя, они хотят получить свой кусок плоти. Лучше заплатить по счетам и пройти через это.

Тогда я могу сосредоточиться на том, как убраться с черного пола. Я готовлю себя к самому плохому. Я думаю, что если золотые полы в Зале Всех Дорог были ужасны, то черные полы в Белом Дворце будут… уж простите за каламбур, хуже всего.

Пальцы таинственного существа переплетаются с моими. Я знаю эти руки так же хорошо, как и свои.

Вздыхая, я открываю глаза.

Я отшатываюсь и резко пытаюсь вырваться, мои ботинки скользят по сияющей черной поверхности. Я падаю на спину с такой силой, что прикусываю язык.

Дыхание становится учащенным. Она видит меня? Она знает меня? Она здесь? А я?

Она звонко смеется, отчего мое сердце сжимается от боли. Я помню, как уже смеялась так однажды. Счастливо, так счастливо.

Я даже не пытаюсь встать. Я просто лежу и смотрю на нее. Я сбита с толку. Загипнотизирована. Меня раздирает ощущение двойственности, которое я не могу побороть.

Это не Алина. И не Бэрронс.

На пересечении востока, запада, севера и юга стоит она.

Она.

Грустная, прекрасная женщина, которая часто бывает в моих снах.

Она так ослепительна, что мне хочется плакать.

Но она не печальна.

Она так счастлива, что я могла бы возненавидеть ее.

Она сияет, она улыбается, и эта улыбка придает ее губам такое мягкое, божественное совершенство, что я невольно раздвигаю губы, в желании получить ее поцелуй.

Это и есть возлюбленная Темного Короля? Не удивительно, что он был пленен ею.

Когда она начинает ускользать по одному из коридоров, чернота которого поглощает свет от свечей, развешенных на стенах, я заставляю себя встать.

Я следую за ней словно мотылек, летящий на пламя.

В’лейн говорил, что возлюбленная Короля была смертной. Фактически, именно это обстоятельство стало первым звеном в длинной, запутанной цепи событий, которые вышли из-под контроля и привели к нынешнему положению дел.

Примерно миллион лет назад Светлый Король попросил первую Светлую Королеву (после ее смерти на трон восходило много королев, но каждая из них рано или поздно свергалась той, которая обретала большую силу и поддержку) превратить его возлюбленную в эльфа, сделать ее бессмертной, чтобы он мог вечно обладать ею. Когда королева отказалась, король построил для своей возлюбленной Белый Дворец внутри Зеркал. Он укрыл свою любимую от мстительной королевы, поместил ее сюда, где она могла жить, не старея, пока ему не удастся воссоздать Песнь Творения и превратить ее в эльфа. Если бы только королева удовлетворила одну его простую просьбу! Но предводительница Истинной расы была ревнива, жестока и мелочна.

К сожалению, усилия короля повторить Песнь Творения — мистическую материю для созидания, силу и право на которую королева их матриархальной расы довольно эгоистично хранила — привели к созданию Невидимых эльфов — несовершенных созданий, которых он не решился уничтожить. Он оставил их жить. Они были его сыновьями и дочерьми.

Король создал новую реальность, Двор Теней, где его дети могли играть, пока он продолжал поиски во имя своей любви.

Но пришел день, когда он был предан одним из своих собственных детей, и о его опытах узнала Светлая Королева.

Они сошлись в великой битве. Видимые подчинили своих темных собратьев, оставив тем лишь право на существование.

Кости домино стали падать одна за другой: смерть Светлой Королевы от рук короля, самоубийство его возлюбленной, своеобразный акт «искупления», в результате которого Светлый Король создал смертоносную Синсар Дабх.

Он переименовал себя в Темного Короля, чтобы никогда больше не быть связанным, даже именем, с мелочной порочностью Видимых. Теперь он стал НЕ Видимым, отделив себя от своей расы. Он больше не называл свой дом Двором Теней, который создал, пытаясь сделать свою любовь бессмертной. Теперь это был Темный Двор.

К тому времени, однако, двор стал тюрьмой для его детей, жутким местом теней и льда. Умирая, жестокая Светлая Королева в последний раз использовала Песнь Творения, но не для создания чего-то и не для того, чтобы сделать его любимую женщину бесссмертной. Нет! Она использовала Песнь, чтобы разрушить, навечно захватить и пытать любого, кто осмелился ослушаться ее.

А кости домино все падали…

Книга, содержащая знания Темного Короля, всю тьму и зло его души, каким-то образом оказалась в моем мире на хранении у людей. Ее потеряли, хотя я еще не поняла, как это могло произойти. Но в одном я уверена: убийство Алины, моя перевернутая жизнь и смерть Бэрронса — это все результат тех событий, которые произошли миллион лет назад в эльфийской реальности из-за одной смертной.

Мой мир и все мы, люди, просто пешки на шахматной доске бессмертных.

Мы вступили на их путь.

Джек Лейн, превосходный адвокат, посадил бы Темного Короля, а отнюдь не Дэррока, на скамью подсудимых. Он завел бы вполне перспективное судебное дело против его возлюбленной, обвинив в соучастии.

Из-за дурацкой случайности, смерть настоящей Светлой Королевы случилась до того, как она сумела передать Песнь Творения одной из принцесс, которая должна была наследовать ей. Раса эльфов начала деградировать. С тех пор многие принцессы занимали трон Видимых, но из них единицы правили достаточно долго, прежде чем быть свергнутыми. Одних королев убивали, других — просто свергали и изгоняли. Борьба продолжалась, и перевороты становились все более частыми. Раса эльфов уменьшалась. Случилось все самое плохое, что когда-либо могло случиться.

Эльфы не могли больше создать ничего нового. Старые силы были утрачены, древняя магия забыта, и, наконец, случилось так, что действующая королева не могла больше сдерживать стены между реальностями и контролировать смертоносных Невидимых.

Дэррок использовал эту слабость и обрушил стены между нашими мирами. Теперь эльфы и люди соперничают за контроль над планетой, которая слишком мала и хрупка, чтобы стать домом для обеих рас.

И все это из-за единственной смертной, самого слабого звена в цепи, которое привело к разрыву.

Я следую за женщиной, которую считаю той самой смертной — хотя такое вообще сложно представить — по чернейшему коридору.

Даже если она и есть возлюбленная короля, я не могу злиться на нее, хотя, по идее, и должна.

На шахматной доске бессмертных она тоже была пешкой.

Она светится изнутри. Ее кожа сияет полупрозрачным блеском, который освещает стены туннеля. Коридор все больше погружается во тьму, становится более черным и незнакомым с каждым нашим шагом. Женщина же, напротив, святая, божественная: она как ангел, спускающийся в ад.

Она — теплота, пристанище и прощение. Она — мать, любовница, дочь, истина. Она все.

Ее шаги ускоряются, и она спешит по туннелю, беззвучно ступая по обсидиановым полам, смеясь от счастья.

Я знаю этот звук. Я люблю этот звук. Это значит, что ее любовник близко.

Он идет. Она чувствует его приближение.

Он такой могущественный!

Это было первое, что привлекло ее в нем. Она никогда не встречала никого, хоть немного похожего на него.

Она до сих пор не верила, что он выбрал ее.

Она каждый день трепещет от восторга, потому что он продолжает выбирать ее.

Король покидает Двор Теней, возвещая о своем приближении; его возлюбленная знает, что он идет в ее дом (тюрьму), где она живет роскошной жизнью (это не ее слова), окруженная всем, чего только могла пожелать (иллюзия, она скучает по своему миру, такому далекому, похоронившему всех, кого она любила), и ждет его с надеждой (растущим отчаянием).

Он унесет ее в свою постель и будет проделывать с ней все эти вещи до тех пор, пока его черные крылья не раскроются так широко, что затмят собой весь мир. И когда он заполнит ее, больше ничто не будет иметь значение, кроме момента их взаимного темного, безумного вожделения, их бесконечной страсти.

Неважно, кто он на самом деле, он принадлежит ей.

Между ними нет ничего постыдного.

Любовь не признает разделения на правильное и неправильное.

Любовь есть. Просто есть.

Она (я) летит по темному, теплому и манящему коридору, спеша к его (моей) кровати. Нам нужен наш любовник. Это было так давно.

В ее комнате я вижу двойственность, которая буквально разрывает меня на части.

Половина будуара возлюбленной ослепительно белая и ярко освещена. Другая часть — скрыта в густой, соблазнительной, притягательной темноте. Они сходятся в середине комнаты.

Свет и тьма.

Я наслаждаюсь и тем, и другим. Они не беспокоят меня. Меня не волнуют вещи, которым более простой ум должен или приклеить ярлыки Добра либо Зла, или признать свое сумасшествие.

Возле кристальной стены, покрытой изморозью, которая находится в белой части комнаты, на возвышении стоит огромная круглая кровать, задрапированная шелком и белоснежным горностаевым мехом. Лепестки, белые, как алебастр, разбросаны повсюду, наполняя воздух нежным ароматом. Пол покрыт пушистыми белыми мехами. Белые поленья, которые лижут серебристо-белые языки пламени, тихо потрескивают в огромном белоснежном камине. В воздухе лениво парят поблескивающие маленькие искры.

Женщина спешит к постели. Ее одежда тает, и она (я) остается обнаженной.

Но нет! Сегодня не в этом его основное удовольствие! Сегодня его потребности другие, более глубокие и жесткие.

Она поворачивается, и мы обе смотрим, слегка приоткрыв губы, на темную половину комнаты.

Задрапированная в черный бархат и меха, покрытая мягкими, черными, как смоль, лепестками, которые пахнут им и так легко сминаются под нашей кожей, это все и есть кровать.

От стены до стены.

Ему нужна вся она (он раскидывает крылья, ни один смертный не может видеть сквозь них).

Он идет. Он близко.

Я обнаженная, дикая, готовая. Я хочу. Хочу. Вот почему я живу.

Она и я стоим, глядя на кровать.

Потом он оказывается здесь, поднимает ее, но я не могу видеть его. Я только чувствую, как огромные крылья смыкаются вокруг нас.

Я знаю, он здесь, потому что женщина окутана его энергией и темнотой, такой же влажной и горячей, как секс, мне кажется, что воздух пропитан вожделением. Меня захлестывает похоть, я напрягаюсь, чтобы увидеть его или хотя бы почувствовать, как вдруг…

Я просто зверь, лежу на алых простынях, и Бэрронс внутри меня. Я вскрикиваю, потому что, будучи здесь, в этом царстве двойственности и иллюзии, я знаю — это нереально. Я знаю, что потеряла его. Он ушел, причем навсегда.

Я не нахожусь с ним в том подвале, еще не пришедшая в себя окончательно, все еще при-йа, но уже начинающая воспринимать реальность настолько хорошо, чтобы услышать, как он только что спросил меня о наряде на выпускном балу. Но я отгоняю все это прочь и спешу из реальности обратно в свое безумие — не желаю иметь дело с тем, что уже случилось со мной, или разбираться с тем, что, как мне казалось, я должна была сделать.

Я не стою там несколькими днями позже, глядя на его кровать с меховыми наручниками и раздумывая, а не прыгнуть ли мне обратно и не притвориться ли, что я все еще не пришла в себя. Тогда я могла бы и дальше вытворять все эти дикие, животные штучки, которые мы делали с ним, пока я была сексуально озабочена. Только на этот раз я совершенно точно осознавала бы, что я делаю и с кем я это делаю.

Мертв. Мертв. Я так много потеряла.

Если бы я только знала тогда то, что знаю сейчас…

Король поднимает свою женщину. Я вижу, как она скользит по его телу, которое я не могу различить в темноте (я оседлала Бэрронса, протолкнула его в себя, боже, как мне хорошо!). Его возлюбленная вытягивается, откидывает голову назад, из ее горла исторгается звук, который не может существовать в нашем мире (я смеюсь, когда кончаю, я чувствую себя живой, такой живой!). Потом его огромные крылья широко расправляются, наполняя темноту спальни, и выходят за ее пределы, в этот момент он ощущает больше счастья, чем когда-либо испытывал за все свое существование. И эта сука — Королева — хочет лишить его этого? (Я испытываю такое счастье, какого никогда не знала, потому что здесь нет условностей, есть только то, что происходит сейчас).

Но, подождите! Бэрронс исчезает!

Удаляясь от меня, он исчезает в темноте. Я не потеряю его снова!

Я вскакиваю на ноги, на секунду запутываюсь в простынях, спеша поймать его.

Становится холоднее, мое дыхание замерзает прямо в воздухе.