Помоги проекту - поделись книгой:
Сквозь туман опять вдруг проступило лицо красавицы. Она смотрела на Нестерова и усмехалась. Некоторые другие тоже сопротивлялись вольно или невольно, но Нестеров гасил эти очаги сопротивления – так тушат последние свечи в церкви, перед тем, как ее запереть. Вадик, конечно же, крепился, но вот опустил голову и начал слегка качать ею. А Савичев глядел с упрямой улыбкой и шептал:
– Врешь, не возьмешь! На меня адмирал Балтийского флота в упор смотрел – и ничего!
– У вас состояние блаженства и покоя! – настаивал Нестеров. – Все прекрасное пробуждается в вас. Ваши непроизвольные движения продолжают движения вашей души. Когда наш разговор закончится, вы легко выйдете из этого состояния. Очень легко. С приятными ощущениями. А пока побудем в нем еще немного. Вы согласны?
Почти все кивнули одурманенными головами.
– Главное, помнить: вы от рождения здоровы. Вам не надо искать то, чего нет, оно есть в вас. Всё в вас имеется. Надо это только вспомнить. Надо вспомнить!
– Врешь! – сопротивлялся Савичев. – На меня... адмирал... Балтийского... – и он поднял палец, чтобы погрозить экстрасенсу: «Нет, брат, не так просто...», – но палец вдруг закачался туда-сюда, как маятник. Савичев посмотрел на него с удивлением и вдруг кивнул, словно соглашаясь и одобряя поступок пальца. И присоединился – начал покачивать туда-сюда головой.
Победы давались Нестерову нелегко. Лоб покрылся потом, пальцы мелко дрожали, под ложечкой ныло. К тому же притягивал взгляд Нины, а на нее он смотреть почему-то не решался. Он принялся за Льва Ильича, который во время всего сеанса хмыкал, усмехался и посматривал по сторонам: надо же, до чего легко подверженные люди! Впрочем, не мешал процессу: вдруг все-таки польза?
– Надо вспомнить! Надо вспомнить! Вспомнить! – твердил Нестеров. И тут на лице Льва Ильича вдруг появилось выражение крайней тревоги. Он словно действительно забыл что-то важное и пытался вспомнить. Нестеров не сводил с него глаз, понимая, что сейчас добьется своего. И голова Льва Ильича начала действительно никнуть.
Но это было последнее усилие Нестерова. Зрение его окончательно заволокло, и в этом тумане послышался стук тела. Кто-то упал, мысленно подумал Нестеров. И каким-то другим умом, не мысленным, а иным, откликнулся: это я упал!
И что это такое белое надо мной?
Что это такое белое надо мной? – думал Нестеров, открыв глаза.
Не сразу понял: потолок. Повернул голову. Увидел стеклянный медицинский шкаф, казенную мебель. За столом сидит молодой человек и читает книгу с названием, которое Нестерову показалось зловещим: «Криминалистика».
– Где я? – спросил Нестеров.
Вадик (а это был он) словоохотливо объяснил:
– В медпункте. Я вообще-то не врач, но был тут фельдшером, а сейчас приехал на каникулы, я на криминалиста учусь, вот и поселили здесь по старой памяти и попросили на лето врачом поработать, а мне, в общем-то...
– Что со мной было?
– Вы в обморок упали.
– Почему?
– Этого я не знаю. Сначала всё было хорошо, даже я что-то почувствовал. Но это самовнушение, скорее всего, я, извините, в такие вещи не верю. Ну, вот. Вы, значит, говорили, говорили, а потом...
– Здравствуйте! – послышался голос в окне. Это был Андрей Ильич, не выспавшийся и очень озабоченный.
– Как себя чувствуем?
– Нормально, – сказал Нестеров, вставая. – У меня просто был летний грипп, потом много работал... Неловко получилось.
– Вы даже не представляете, насколько неловко! – загадочно выразился Андрей Ильич. – Ходить можете?
– Вполне.
– Тогда очень вас прошу! Срочное дело, понимаете ли!
И Андрей Ильич увел куда-то с собой Нестерова.
В то же утро случилось еще одно событие, на первый взгляд незначительное, но масштаб его мы оценим чуть позже. Евгений Сущев вдруг засобирался в город, сказав, что ему позвонили и просят срочно выйти на работу.
– Когда позвонили? – удивилась Анна.
– Только что, ты выходила.
– Здравствуйте-пожалуйста! Вчера приехал – и опять! Ты же на неделю хотел!
– Начальство просит, что я могу сделать?
– Слушай, с тобой этот экстрасенс ничего не сделал? – забеспокоилась Сущева, вглядываясь в лицо мужа. – Какой-то ты не в себе!
– Будешь тут в себе, если вот так из дома дергают! Думаешь, мне охота ехать? И ты тут еще... На нервы давишь...
– Я не буду, Женя. Вот люди, мужу и жене вместе побыть не дают...
А в медпункт тем временем заглянул Прохоров, обнаружил отсутствие Нестерова, удивился объяснению Вадика, что экстрасенс был уведен Шаровым.
– Куда пошли-то?
– Не знаю. По улице куда-то.
По улице куда-то шли Андрей Ильич и Нестеров.
– Вы не беспокойтесь, сеанс я проведу, – говорил Нестеров. – Вот отдохну пару дней.
– Это само собой. Но кое-что нужно сделать прямо сейчас.
– Что именно?
– Увидите.
Андрей Ильич, поминутно озираясь, подвел Нестерова к дверям клуба. Постучал. Открылась дверь, высунулся бухгалтер Юлюкин. Тоже огляделся и впустил Шарова и Нестерова.
– Всё в порядке? – спросил Андрей Ильич.
– Если это можно считать порядком...
Они пошли в полутьме: окна были занавешены.
В пустом зале сидел на своем месте, как и вчера, Лев Ильич Шаров. Сидел неподвижно. Руки скрещены, глаза устремлены вперед.
– Здравствуйте! – сказал Нестеров, но Лев Ильич никак не отреагировал.
– Он не слышит, – сказал Андрей Ильич.
– А что с ним?
– Это вы нам должны объяснить!
– Ничего не понимаю...
– Восстанавливаю события, – начал рассказывать Андрей Ильич. – Вчера вы упали в обморок, была суматоха, люди тоже не сразу опомнились, потом разошлись, я их уговорил с зарплатой подождать до завтра ввиду чрезвычайных обстоятельств...
– При чем тут зарплата?
– Деньги мы были должны выдать! – вступил в разговор Юлюкин. – Лев Ильич их с собой взял в таком переносном сейфе и оставил в машине: машина надежная, да и все вокруг свои. А прямо при себе держать – люди только об этом будут думать, а не о лечении. Так вот. Упасть-то вы упали, но подействовать успели, наверно: Лев Ильич у нас как бы окаменел.
– Хорошо еще, – добавил Андрей Ильич, – что он семью на юг отдыхать отправил, а то жена бы его подняла шум. Вам бы не поздоровилось, извините!
Нестеров пощупал пульс Льва Ильича, пощелкал пальцами перед его глазами и сделал вывод:
– По-моему, он впал в кататоническое состояние.
Лев Ильич вдруг опустил голову и тут же поднял ее. Андрей Ильич обрадовался:
– Шевелится!
– Это ничего не значит. Остаточные реакции. И вы ошибаетесь, он все слышит. Люди даже в коме слышат, но не осознают.
Юлюкин заботился о своем:
– В чем проблема, Александр Юрьевич. Мы бросились к машине, у Андрея Ильича ключи запасные есть, а там – нет денег! Нет этого ящичка, понимаете? А ее открыть невозможно, сигнализация зверская! Значит, Лев Ильич эти деньги в другом месте где-то оставил! Значит, надо выяснить...
– Что ты всё о деньгах? – прервал Андрей Ильич. – У меня брат сидит как мертвый, а ты – деньги, деньги! Оживить его надо!
– И я говорю – оживить. Чтобы деньги... – и в ответ на гневный взгляд Андрея Ильича Юлюкин отчаянно, хоть и негромко (в целях конспирации), воскликнул:
– Но ведь съедят нас люди, если зарплату не выдадим! И так на месяц задержали!
– Понятна задача, Александр Юрьевич? – спросил Андрей Ильич. – Оживляйте. То есть – приводите в себя.
– Попробую... – неуверенно сказал Нестеров, понимая, что перед ним что-то неведомое и неожиданное.
Что-то неведомое и неожиданное поднялось в душе продавщицы Клавдии-Анжелы после сеанса. Настолько неожиданное, что она с утра приняла решение – уехать. И не только приняла решение, но вот уже сдает дела напарнице Шуре Куриной. Считают товары и деньги, сверяют записи.
– Как-то все-таки я не понимаю... Взяла и собралась... У тебя тут целых два жениха, – напомнила Шура.
Клавдия-Анжела горько рассмеялась:
– Какие женихи? Володька молодой слишком, Мурзин еще женатый.
– Фактически в разводе. И ходит ведь к тебе, скажешь нет?
– Ну ходит, – не отрицала Клавдия-Анжела. – А толку? Не мычит, не телится. Сама я, что ли, должна серьезный разговор начинать? У меня гордость все-таки.
Шура возмутилась:
– Ну знаешь, или уж гордость, или счастье! Я вот тоже гордая слишком, поэтому и одинокая! Нет, но тебе-то кто больше нравится?
Клавдия-Анжела вздохнула:
– В этом и вопрос. Володя, в общем-то, чуть побольше... Нет, Мурзин тоже мужик неплохой, хоть и с загибами... Да уж... Вчера на сеансе сижу, а сама загадываю: пусть я сейчас засну, а проснусь, и мне ясно наконец станет, с кем мне быть.
– И что получилось? – с огромным интересом спросила Шура.
– А то и получилось. Очнулась, и будто мне кто сказал: не дури, ни с тем ни с другим ничего не будет. Уезжай. И я поняла: пора. Всё просто, Шура: если за Мурзина выйду – он мне жизнь испортит, если за Володьку – я ему жизнь испорчу.
– Надо же... Зря я себе тоже чего-нибудь на жизнь не загадала. А то просто как в тумане живу, ничего про себя не соображаю. Дура, загадала на мелочь: хотела, чтобы родимое пятно пропало. Пятно у меня есть на одном месте. Несимпатичное.
– Пропало?
– Ну да! Мне кажется, даже больше стало. Главное, что его в любом случае очень вряд ли кто увидит. Зачем я на что-то серьезное не загадала, дура? Короче, подруга, вот тебе и мораль: перед тем как чего хотеть, подумай, этого ли ты хочешь! Выпьем! Не за исполнение желаний, а за то, чтобы понять, чего мы желаем на самом деле!
Они не успели выпить – вошел Прохоров.
Галантно улыбнулся: городская жизнь его обучила, что с любой женщиной надо на всякий случай быть вежливым, ибо неизвестно, кто она и чего от нее ждать. В деревне же совсем другой расклад: все на виду, обо всех всё знаешь, церемониться не приходится. Но и тут обаяние применить не мешает.
– Здравствуйте, женщины! – воскликнул он. – За что пьем?
– За вас! – мгновенно откликнулась Шура. – Что, не живется в городе, Вячеслав Иванович?
– Почему? Вполне живется.
– Ох, про вас такие глупости рассказывают, будто позапрошлый год, когда я к сестре уезжала, вас чуть в тюрьму не посадили!
Настроение Прохорова испортилось. Что ни говори, только в городе женщины бывают женщинами, а тут – одни бабы. Да еще ехидные.
– Как видишь, не посадили, – сказал он. – А даже наоборот, помощником депутата сделали. Хотя, конечно, обидели на всю жизнь, поэтому я и уехал. Вы Нестерова не видели? Экстрасенса?
– Видели, – сказала Шура.
– Когда?
– Вчера!
Поделиться книгой: