— Не починишь?
— Нет, сэр. С концами…
— Беккер!
— Я, сэр!
— Поезжай в город. Еще раз осмотри порт и аэровокзал на предмет исправного оборудования связи. Посмотри, может, найдешь где гражданскую спутниковую тарелку.
— Сэр, она работает не в нашем формате, — встрял связист.
— Все равно вези. Все, что найдешь. Если не будет связи — нас и впрямь здесь всех замордуют. Если не найдешь — готовьтесь держать связь через «Farragut».
«Farragut» — так назывался тот самый эсминец, ускользнувший из Аденского порта, прорываясь через пылающую от горящей нефти водную гладь и поднимаемые падающими на рейд снарядами фонтаны. Связь можно было действительно установить тактическими средствами, эстафетой, через него.
— Есть.
— Пан дополковник?
— Сиди пока здесь. Я скоро приду.
— Есть…
Подполковник хотел сходить вниз, посмотреть, что делается на постах, которые охраняют здание министерства и прикрывают дорогу, ведущую к министерству — видимо, основной удар «Града» пришелся на них. Но, открыв дверь, он увидел за ней генерала Саида — подполковника, мгновенно, за один день прошагавшего несколько ступеней от подполковника до полного генерала и министра внутренних дел. Жирный, усатый, как таракан, носящий щегольски сбитый набок красный берет — он сразу не понравился подполковнику Джереми.
— Вас хочет видеть президент, подполковник. Немедленно.
Мутилось в голове, хотелось дать этому жирняку в морду и захлопнуть перед его носом дверь. Так дать, чтобы кровью умылся.
Но нельзя.
— Немедленно, сэр!
Подполковник кое-что прикинул.
— Франк.
— Я, пан дополковник.
— Пойдешь со мной.
— Есть!
— Господин президент говорил про вас одного! — запротестовал Саид.
Не говоря ни слова, подполковник просто отстранил его в сторону, широким шагом пошел по коридору. У лестницы, ведущей на второй этаж, на всякий случай уже занял позиции американский пулеметный расчет. Франтишек пристроился рядом.
— Будь начеку, — шепнул подполковник.
Приемная президента охранялась до зубов вооруженными офицерами Президентской гвардии, обыскать американского и польского офицеров и потребовать сдать оружие они не решились. Просто открыли дверь и пропустили их внутрь.
Президент Арабской Республики Йемен Али Насер Мухаммед, избранный «переходным правительством», старый — но не потерявший своей воинственности, сидел в бывшем кабинете министра во главе стола, а по обе стороны стола сидели уцелевшие члены нового кабинета и офицеры Президентской гвардии. Всего в кабинете было человек двадцать, они поставили столы так, чтобы образовалось нечто наподобие кабинета для совещаний. У всех было какое-то оружие, даже у гражданских.
Полковник молча подошел к столу, садиться не стал.
— Садитесь, — властно сказал президент, указывая на свободный стул.
— Благодарю, — ответил подполковник и остался стоять.
— Хорошо… В таком случае мы хотели бы знать, подполковник, что правительство Соединенных Штатов Америки делает для спасения свободы и законно избранного правительства Йемена?
Будь этот вопрос задан в другой обстановке, другим тоном и другими словами — подполковник обязательно бы ответил на него. Сейчас же и вопрос и тон, которым он был задан, и обстановка — его просто взбесили.
— Не знаю, — отрубил он.
— То есть как — не знаете?
— У меня нет связи. Станцию спутниковой связи разбило взрывом. Я бы хотел знать, что делается вами, уважаемый господин Президент, для спасения свободы и законно избранного правительства Йемена?
Судя по всему, никто из сидящих в этом кабинете людей даже не задумывался о том, что они — власть, и они должны что-то предпринимать. В их понимании американцы, поляки, британцы, литовцы, чехи, словаки — те, кто сейчас либо уже погиб, либо сражался, прикрывая плацдарм для эвакуации, — это они должны были что-то делать. А сам Али Насер Мухаммед — делать был ничего не должен и его люди тоже, они должны были просто принять власть.
— План эвакуации готов?
— Нет, — ответил полковник уже со злорадством, — никак нет. Порт горит, а аэропорт выведен из строя.
— Так делайте же что-нибудь, черт побери, или…
Президент шарахнул кулаком по столу — это, видимо, было каким-то заранее оговоренным сигналом. Все дернулись к оружию — но было поздно. Подполковник резко шагнул в сторону, открывая сектор огня для стоящего за спиной польского спецназовца. Поляк вскинул винтовку, у него была новая польская винтовка с подствольником, и к ней он присоединил лазерный прицел и большой магазин — улитку на девяносто патронов, превращая ее почти что в ручной пулемет. Красная точка лазерного прицела метнулась по столу — и мгновенно замерла на вспотевшем лбу президента. Те, кто потянулся руками к оружию, мгновенно замерли, как соляные столбы.
— Что вы делаете? — попробовал возмутиться находящийся под прицелом президент. — Это беспредел!
— Жалуйтесь в Госдепартамент, — отрезал подполковник, — и заодно учитесь плавать. Лично я не намерен заниматься вашей эвакуацией. Это ваша страна, и вам лучше знать, как унести отсюда ноги. Тем более один раз вы это уже сделали, не так ли?
История повторялась — один раз в виде трагедии, второй раз — в виде еще большей трагедии. В одна тысяча девятьсот восемьдесят пятом году президент НДРЙ Али Насер Мухаммед, верный коммунист-ленинец пригласил таких же, как он, верных коммунистов-ленинцев, внутренних оппозиционеров во главе с его злейшим врагом, Абд Эль-Фаттахом Исмаилом в один из загородных дворцов на переговоры по обеспечению единства в партии и стране. Со стороны оппозиции приехали двадцать человек — практически весь кабинет министров находился в оппозиции президенту. Когда они вошли в зал для переговоров — а президента почему-то в нем не было — и расселись вокруг стола, в зал ворвались автоматчики-смертники, в упор расстреливая людей. Уцелел только Абд Эль-Фаттах Исмаил, с несколькими верными людьми он вырвался из дворца и бросился в советское посольство, потому что больше ему было укрыться негде. Армия сразу раскололась пополам — но президент призвал на помощь дикие горные племена, среди которых имел немалую поддержку, и выдал им оружие с армейских складов. Двадцать тысяч дикарей-кочевников ворвались в Аден, тогда столицу Южного Йемена, принявшись с запредельной жестокостью убивать всех, кого они встретят, в городе вспыхнули уличные бои. Поддержавшие президента части береговой артиллерии открыли огонь по городу. Сам президент выступил по радио, отрекся от дружбы с СССР и провозгласил исламский путь развития в стране. Абд Эль-Фаттах Исмаил погиб при невыясненных обстоятельствах, пытаясь прорваться из советского посольства как раз накануне его штурма, потом верные погибшему Фаттаху части с советскими советниками подавили мятеж, но президент ушел. Выехал в Египет и моментально занял проамериканскую ориентацию. А теперь история перевернула все в обратном направлении, сам президент, тринадцать дней назад ставший главой уже объединенного Йемена, сидел за столом под прицелом и знал, что стоит дернуться — как мозги его полетят на стену.
Непонятно, сколько еще так могло продолжаться — двое, рейнджер и спецназовец у стены, держащие под прицелом весь кабинет министров страны, — как вдруг гулко хлопнула дверь. Подполковник выхватил «кольт» — но это оказался один из его подчиненных, отступавший с ним от базового лагеря.
— Сэр! — и осекся.
— Говорите, капрал, — подбодрил его подполковник.
— Сэр, там, внизу, к дворцу идут люди! Много!
— Что за люди? — непонимающе спросил подполковник.
— Люди, гражданские! Они хотят видеть президента. Мы не можем остановить их, не стреляя!
Али Насер Мухаммед заметно побледнел.
— Я…
— На вашем месте, я бы поговорил с народом, — сказал подполковник, — ведь вы же законно избранный президент.
Поляк опустил винтовку.
Из кабинета они выходили плотной толпой — президентская охрана, несколько человек из Гвардии, потом сам Али Насер Мухаммед. Подполковник с Франтишеком задержались в кабинете, пропуская остальных, и не видели, что точно произошло.
Просто в коридоре, полном йеменских офицеров, вдруг что-то гулко треснуло, и закричали на разные голоса. Подполковник с ужасом понял, что это прогремел выстрел.
— За мной!
Вспомнив дни, когда было время поиграть в американский футбол, американец смело врубился в людской водоворот, места, чтобы наносить удары кулаками, не было, и он активно применял локти и предплечья, толкал, бил и пробивался, пробивался вперед, как ледокол, прокладывая себе путь в бушующем людском водовороте. Франтишек пробивался в кильватере, он не имел такого могучего телосложения — но имел резкий, поставленный удар и сейчас щедро раздавал тумаки всем, кто попадался ему на дороге.
— Не стрелять! Не убивать! Назад!
Подполковник уже понял, что произошло.
Смело врубившись в бушующий на мраморных ступенях водоворот, подполковник ловким ударом под дых отправил в нокаут одного, сбил с ног другого — все они пинали кого-то, распростершегося на ступенях.
— Не убивать! Назад! — медведем он встал над поверженным.
Охваченные безумием йеменцы подались назад.
Подполковник присел над распростертым на каменных ступенях окровавленным человечком — ему он показался маленьким и каким-то тщедушным. В форме офицера Гвардии. Но он был еще жив, и это было самое главное.
Он достал из кармана не слишком чистый носовой платок, начал обтирать окровавленное лицо покушавшегося. Человек дышал тяжело, надсадно, в горле что-то булькало.
— Кто ты? Зачем ты это сделал? Скажи, зачем ты это сделал?
Подполковник полагал, что он способен понять английский, потому что со всеми армейскими офицерами занимались англоговорящие инструкторы и советники, да и английский язык был снова обязательным для образованных йеменцев после недолгого периода засилья русского.
Человек что-то проговорил на непонятном языке. Потом еще раз — то же самое.
— Кто-нибудь может перевести, что он говорит? — поднял голову на столпившихся вокруг офицеров подполковник.
Один из офицеров несмело шагнул вперед.
— Да, сэр. Он постоянно повторяет: лучше он один, чем все мы. Лучше он один — чем все мы.
Тошнило… Новые снаряды гаубиц и ракеты «Града» разрывались в городе, чуть заметно подрагивала от разрывов земля. Можно было бы сказать — стекла звенели, да только стекол целых в здании уже не было.
Подполковник поднялся на ноги.
— Есть тут кто-то из американских военнослужащих?!
Расталкивая йеменцев, к нему пробились двое, с оружием.
— Да, сэр.
— Перенесите этого в бронемашину! — показал на покушавшегося подполковник. — Вызовите фельдшера и окажите ему возможную помощь. Мы забираем его с собой! Отвечаете за этого человека, капрал Ультерман! — Подполковник разглядел табличку с именем на форме.
— Слушаюсь, сэр!
Кто-то принес раскладные носилки, покушавшегося осторожно переложили на них, понесли вниз. Никто из йеменцев не осмелился возразить, толпа мрачно молчала.
Подполковник зачем-то растер носком ботинка по слою пыли пролившуюся на мраморные ступени здания кровь, затем сделал несколько шагов, поднимаясь выше, чтобы посмотреть на случившееся. Никто не осмелился преградить ему путь.
Одного взгляда на лежащего на площадке Али Насера Мухаммеда хватило, чтобы понять — готов. Совсем — готов.
Всё…
— Выйдите на связь с теми, кто осаждает город, — сказал подполковник, ни к кому конкретно не обращаясь, он знал, что такая связь существует, и кто-то уже обсуждает по ней возможность перехода на другую сторону, — не сообщайте о произошедшем. Просто скажите, что мы готовы выдать им Али Насера Мухаммеда в обмен на прекращение огня и безопасную эвакуацию военных и гражданских лиц, пожелавших эвакуироваться. Исполняйте!
Это был Йемен. Был город Аден. Был тринадцатый и последний день правления президента Арабской Республики Йемен Али Насера Мухаммеда. Всего лишь — один из дней подступающей к миропорядку катастрофы.
За прошедшие пять суток подполковник Эгец, командир одного из лучших подразделений ВВС мира, без всякого преувеличения, поспал где-то около двенадцати часов. Все остальное время он напряженно работал.
Первым делом он, не обращая внимания на коллективное возмущение пилотов, прихватизировал общественный кофейный автомат — перетащил его в свой кабинет и сменил патрон. Вместо «Максвелл-хаус Регуляр», дешевого и дерьмового кофе, отдающего по приготовлении жженой резиной, он поставил дорогой «Чибо Голд», специально съездив за ним в Тель-Авив. Таких патронов он прикупил несколько — понимая, что сидеть придется долго. Там же он купил несколько баллонов хорошей минеральной воды, и все это привез на базу. Потом он съездил домой и привез целый багажник самой разной литературы — россыпью. Все это он сам, никому не доверяя, затащил в кабинет.
Потом приехал Миша, пэвэошник из главного штаба ВВС с таким странным именем. Его имя здесь никого не интересовало — Миша так Миша, в эскадрилье тоже были русские. Другое дело — что летчики начали проявлять повышенный интерес к тому, что должно происходить в здании штаба, а потому комэск Эгец назначил старшего и определил для истребителей-бомбардировщиков, ему подчиненных, интенсивную программу тренировок на неделю. Самые опытные из пилотов уже начали кое-что понимать — полет на предельно малых, тренировки в применении высокоточного оружия по защищенным целям, как апофеоз всего — операции типа Wild weasel, «Дикая ласка». Уничтожение систем ПВО противника при активном противодействии последних. Среди пилотов эскадрильи, в основном молодых, не было опыта именно в таких операциях, последние операции такого рода были в начале восьмидесятых, в жестокой войне с Сирией, а заодно — и с Советским Союзом. У Эгеца же подавляющее большинство пилотов в те времена благополучно ходили в школу и мечтали стать летчиками, до дыр зачитывая газеты и журналы, где рассказывалось о героических подвигах израильских асов над Голанскими высотами. Девяностые, когда они начинали служить, не были отмечены сколько-нибудь серьезной войной «не в одни ворота», когда самолеты должны не только максимально точно сбросить свой бомбовый груз — но и умудриться выжить, не попасть на прицел зенитных ракет или сирийских асов, большей частью во время атаки матерящихся последними словами на великом и могучем. Подполковник Эгец вполне трезво оценивал свое воинство и знал, что долгие годы без настоящей войны не пошли израильским ВВС на пользу. Больше всего он хотел бы сейчас заместить этих желторотых, по сути, юнцов — условные тренировки над своей территорией не в счет — теми асами, с которыми он летал на штурм противовоздушной крепости Феба. Но это было невозможно — кто списан по здоровью, кто не пойдет обратно даже на аркане, и все, абсолютно все не имеют практики на F-15I. Он мог назвать нескольких, кто летал на первом варианте этой машины F-15A, только-только поступившей на вооружение к началу Мира Галилее[21], — но и их пришлось бы серьезно и долго переучивать. Поэтому основной упор в программе обучения подполковник Эгец сделал на уничтожение расчетов ПВО и пообещал через неделю устроить зачет.
Миша приехал на базу к вечеру первого дня — с водой, кофе, переносным холодильником, небольшим вентилятором и ноутбуком. Как видно, мысли двух офицеров относительно того, что им понадобится во время вынужденного затворничества, совпадали.
Заперев на ключ дверь и взяв для себя три дня на подготовку, офицеры приступили к составлению плана операции. Один с точки зрения истребителя-бомбардировщика, другой — с точки зрения офицера ПВО страны. Как минут эти три дня — они сравнят то, что у них получилось, попробуют отстоять свой план и доказать несостоятельность другого. Два офицера отлично дополняли друг друга. Потом они внесут коррективы, объединят два плана — нападения и защиты — в один и представят его на утверждение генералу Ядлину.
Прежде всего подполковник Эгец, используя Интернет и свои записи, не пожалел нескольких часов для того, чтобы ознакомиться с такими же или схожими операциями, которые имели место в прошлом. Историю надо знать, чтобы не допускать допущенных ранее ошибок. Записав на листе бумаги короткий список операций, подполковник вышел в Интернет и погрузился в его бездонные воды.
Таких операций он вспомнил четыре. Первая — «Удар грома», операция, проведенная в тысяча девятьсот семьдесят шестом году ВВС Израиля по доставке группы спецназа — батальона Сайарет Маткаль в полном составе в Уганду, за четыре тысячи километров от Израиля, чтобы освободить израильтян, находившихся в ранее захваченном террористами самолете. Самолет находился на территории Уганды, в аэропорту Энтебе и помимо четверых террористов охранялся солдатами угандийской армии. Диктатор Уганды Иди Амин относился к Израилю враждебно.