До встречи на небесах

О чем говорить, если министр культуры Швыдкой выступает в роли главного душителя всего русского в искусстве (изгнал выдающихся русских Светланова, Васильева, Головкину, Овчинникова, Плетнева, измывается над Волочковой; на сцене Большого театра ставит пошлого Сорокина! А для своего министерства купил за миллион рублей «Черный квадрат»!). Этот министр ведет одну из самых омерзительных передач, где сионисты всех мастей, издеваясь над зрителями, смакуют темы: «Секс, как двигатель в культуре», «Мат, как норма в искусстве», «Пушкин устарел», «Русский фашизм страшнее немецкого» — и вся эта мерзость на фоне раскачивающихся резиновых идолов, и где? В доме Пушкина!

На передачу приглашают и русских (одного на десять «своих») и, как правило, устраивают им судилище. Ничтожества! Они победили Россию и теперь пинают и топчут ее, устраивают пляски на могилах своих жертв. Невыносимо все это видеть! Хорошо сказала актриса Андрейченко на одной из таких передач: «Все это психотропное оружие. Никогда еще зло так не торжествовало у человечества». А философ Зиновьев все это назвал «ублюдочной культурой». Точнее не скажешь. Ясно, такая тошнотворная «культура», как ржавчина, разъедает души людей и она не случайность, а четко спланированное разложение общества, ведь чтобы безнаказанно грабить народ, надо создать среду безнравственности и насилия.

Ну разве случайность — крошечное меньшинство населения одной национальности захватило все ключевые должности в правительстве, все банки, газеты, телевидение; такое впечатление, что страна находится под оккупацией или, что мы живем в Израиле. Собственно, «демократы» и сами это подтверждают. Березовский открыто заявил в Израиле: «Восемьдесят процентов финансов России уже в наших руках». Немцов и вовсе выдал сенсационное: «Если не будет нас (евреев) ничего в России не будет». Эту же яркую мысль повторил и расширил Ян Рабинович: «Без евреев Россия просто не могла бы существовать(!). Поскольку сейчас русские пассивны, а евреи активны, коренной нацией России надо считать евреев». Ну, и куда уж дальше! — сам премьер Гайдар все расставил по местам: «Россия, как государство русских, не имеет будущего».

Естественно, подобные высказывания ничего, кроме возмущения, у русских вызвать не могут. И нормально ли: ежедневно по телевидению десятки раз показывают самую маленькую страну, но даже не упоминают огромные страны — Китай, Индию, Бразилию?

Сейчас телевидение постоянно внушает, что русские лентяи, дураки, пьяницы, воры, не умеют работать… Но кто создал могучее государство, кто дал миру великое искусство? Сейчас увидеть по телевизору русский пейзаж, услышать русскую песню — да что там! — просто увидеть хорошее русское лицо (если и покажут, то бомжа), словно глоток свежего воздуха. К слову, теперешнее засилье на экране нерусских, очернение и осмеивание всего русского, помогло мне сильнее полюбить Россию. И надо основательно постараться, перейти все грани приличия, чтобы такие, как я, который никогда не разделял людей по национальности, пересмотрели свои взгляды. Оказалось, национальные особенности не только отличают людей друг от друга, но и часто несовместимы.

Конечно, всегда были евреи, пропитавшиеся русской культурой (Левитан, Дунаевский, Утесов), и сейчас есть (Зельдин, Быстрицкая, Э. Тополь); наверняка они испытывают стыд за соплеменников у власти, но стоит этим правдолюбам подать голос, как раздаются окрики «своих». (Э. Тополь сказал: «В России есть фашизм, но не русский, а еврейской буржуазии» — соплеменники на него окрысились).

Среди моих приятелей есть несколько достойных интеллигентных евреев, которые презирают «демократов» и открыто безбоязненно ругают власть. Одному из них, доктору философии Вадиму Межуеву я недавно сказал:

— Знаешь, только сейчас, под старость, я понял — негодяев гораздо больше, чем я думал.

— Ха! — вскричал мой друг. — Я всегда тебе об этом говорил!

Именно Межуев назвал «демократов» у власти «проходимцами» и «подонками», и добавил, что самой большой ошибкой Горбачева была отмена «шестой» статьи конституции, после чего и началось разрушение страны.

Наши отцы и матери делили свою жизнь на — до войны и после войны, мы делим на — до «перестройки» и после нее. Нашему поколению повезло: мы стали не только свидетелями смены эпох, но и пожили и при социализме и при капитализме, были участниками и той и этой жизни, так что можем сравнивать системы и, признаюсь, в этом очерке мною движет не столько любовь к социализму, сколько ненависть к бандитскому капитализму «демократов» (я не против богатых людей, но тех, кто добился богатства трудом и талантом, а не аферами и воровством).

Конечно, мы не думали, что доживем до краха социализма, и когда в конце восьмидесятых Горбачев затеял «перестройку», мы, пятидесятилетнее дурачье, ее осторожно, но все-таки приветствовали — еще бы! — каждый чувствовал причастность к историческому моменту. И первые шаги новых властей обнадеживали — действительно появилась свобода слова. В те дни многие из нашего поколения даже растерялись. Это и понятно, ведь если лошадь, всю жизнь проработавшую в шахте, вывести на свет, она ослепнет. И понятно, все надо получать вовремя — свободу мы получили запоздало.

И все же мы думали, что «перестройка» приведет к лучшему: отменят прописку, и каждый сможет жить где хочет; каждый получит достойную зарплату и, наконец, сможет побывать за границей, посмотреть мир; что, наконец, разрешат частное предпринимательство, но в разумных пределах (от мастерских и кафе до небольших магазинов), без собственности на гигантские заводы, железные дороги, нефтепроводы, энергосистему, телевидение, тем более на природные богатства: леса, луга, озера (об этом еще Л. Толстой писал Столыпину). И конечно, думали, что все преобразования пойдут под строгим контролем государства. Только так.

Ну и, само собой, мы надеялись, что отменят всякие привилегии, и на госслужбу придут умные и честные люди, а таких немало в нашем Отечестве, немало, это известно каждому.

Что касается искусства, мы были уверены — с «перестройкой» из небытия появится множество первоклассных произведений, а ничего нового не увидели (напрашивался вывод: стоящие вещи и создаются в тяжелых условиях — срабатывает эффект сопротивляемости материала).

В дальнейшем те, кто подвывал власти, получили зеленую улицу, а патриотов оттеснили на обочину. Теперь уже совершенно очевидно, что за все годы «демократии» не создано ни одного по-настоящему ценного произведения. И вообще, я не знаю ни одного талантливого и честного русского человека, который поддержал бы «реформы», за «демократов» выступают одни подлецы.

Ну, а безмозглая молодежь в торопливое «перестроечное» время, при разнузданной свободе, естественно, ликовала, прямо захлебывалась вседозволенностью. Как поганки после дождя, множились безвкусные картинки и корявые стихи на Арбате — «улице свободы», кафе заполоняли гитаристы, длинноволосые ребята играли три ноты и завывали кастратами. Нам-то, старомодным, привязанным к классике, к вещам, проверенным временем, было ясно, весь этот эпатаж — желание удивить от творческого бессилия, работа в холостую, самообман, местами просто шарлатанство. У этих ребят был в моде андеграунд — некий синтез искусств. Точно бабочки, у которых нарушен генетический код, они дурачились, ломали традиции, открещивались от учителей. Мы посмеивались: пусть себе делают что хотят, запрещать ничего не надо, хватит всяких запретов, но вот вопрос — куда они идут с таким багажом ценностей?! Их работы в лучшем случае вызывали недоумение, в худшем — отвращение.

Справедливости ради надо отметить — среди уличных художников и музыкантов попадались профессионалы, но таких были единицы. Повторюсь, мы против всяких запретов в искусстве, но в массовой культуре без фильтров не обойтись (Пушкин, как известно, выступал за строгую нравственную цензуру); все европейские страны имеют советы, наблюдающие за нравственностью, а у нас вседозволенность привела к невиданному разгулу «ублюдочности».

Ну а потом произошел переворот и беловежские заговорщики скинули Горбачева. Власть захватили образованные, циничные и наглые негодяи, объявившие себя «демократами». Они выдвинули вперед бывшего секретаря обкома, властолюбивого алкоголика, и за его спиной начали разрушительные «реформы» (как известно, умное зло опасней глупого, и негодяи не могут иметь благородных целей).

Прежде всего они объявили независимость России — от кого? От самой себя? Один из заговорщиков (Бурбулис) пояснил — от «Советского тоталитарного государства» — надо понимать, от своей истории. Затем «демократы» обвалили рубль (предварительно обменяв свои деньги на валюту) и провели «прихватизацию»; в одночасье группа мерзавцев, скупив за бесценок акции предприятий, стала миллионерами, а все население без гроша за душой. Произошло величайшее ограбление века! Такого в истории еще не было, не было! (Позднее олигарх Ходарковский признался: «Если бы у нас было государство, меня давно поставили бы к стенке»).

Понятно, «реформы» проводились по плану американцев (директор ЦРУ заявил: «От Горбачева мы взяли все, что нужно. Теперь нам(!) нужен Ельцин, он развалит Советский Союз». И не случайно проводить реформы из Америки приехали «специалисты», а «демократ» Г. Попов ежедневно звонил в американское посольство и докладывал о проделанной работе). Сейчас об этом открыто пишут в газетах, даже называют суммы, которые заработали «учителя». (Позднее в самой Америке на этих «наставников» завели уголовные дела — оказалось, они не только управляли «реформами», но и неплохо погрели руки в нашей стране, занимаясь бизнесом). Пиком деятельности «демократов» стал расстрел парламента (на что западные демократии почему-то закрыли глаза!).

Ну а дальше все пошло по накатанной. Ельцинисты не думали о стране, народе, они дрались за власть и делили собственность — то, что создавали многие поколения нашего народа; они открыто все кромсали и разворовывали, всячески высказывая презрение к нашей стране («этой», как они называют, повторяя Троцкого, или уж совсем подло — «страной происхождения», как выдала Т. Толстая, а себя считают «людьми мира» и «внутренними эмигрантами», на самом деле являются внутренними врагами). Вот их заявления: «Россия способна плодить только рабов» (Афанасьев). «Россия — это страна с выродившимся народом, с ним можно творить все, что угодно» (Естафьев). «Этот народ (русские) заслуживает только презрения» (Новодворская). «Тупой народ» (Т. Толстая). «Недавно сходил в народ, потом долго отмывался» (Шендерович). Крестоносцы русофобии! Людоеды! — по другому их не назовешь. В. Розов сказал: «Произошла контрреволюция. Свобода вылилась в жажду наживы. То, что произошло, нужно было ворам, а для всего нашего народа — это большое несчастье».

В те черные дни «реформаторы» срывали знамена, рушили памятники, на месте детских садов и библиотек устраивали торговые точки, с привозным спиртом «Роял», «сникерсами»; на месте дешевых столовых и кафе открывали дорогие рестораны; закрывали уникальные научные лаборатории, на фермах забивали редчайшие породы животных (на месте ферм «новые русские» строили коттеджи). И со всех углов рьяно, с остервенением оплевывали прошлое (за это получали от американских сионистов немалые деньги). «В этом (советском) обществе было два института — это лагерь, тюрьма и армия» — говорил Аксенов. Ну а дальнейшую судьбу нашей страны определил Кох: «Россия — лишняя страна на глобальном рынке, ей ничто не поможет, у нее нет будущего. У нее нет никакого другого пути, как быть нефтяной трубой для цивилизованного Запада».

Новая власть устраивала «банкротство» гигантских предприятий и раздавала их «своим»; посредством темных махинаций грабила, и без того нищий, народ, цинично заявляя, что в России должно остаться пятьдесят миллионов человек(!). И все к тому идет — наше население сокращается чуть ли не по миллиону в год — без войн, без эпидемий! Такого не знала история человечества (а при коммунистах был ежегодный прирост в два миллиона!).

Недавно стало известно — за последние годы в России исчезло двадцать тысяч деревень! Ясно, сами по себе они не могли исчезнуть — они вписываются в четкий план развала страны. Солженицын сказал: «Ничего не осталось такого, что не было бы разгромлено или разворовано. Вот среди этих руин мы и живем». На Западе многие, кто знал и любил Россию, были в шоке. М. Влади заявила: «Я в ужасе, я просто плачу. Целое поколение брошено просто в помойку». Кто-то из западных политиков сказал: «Россия единственная страна, где правительство ненавидит свой народ».

Вакханалия зла длится уже более десяти лет (по словам поэта Т. Зульфикарова, «десять лет идет избиение России негодяями, засевшими в Кремле и вокруг него»). Слово «демократия» стало символом бандитизма, мафии, коррупции. Разумеется, нашей «демократии». Похоже, сбывается пророчество Достоевского: «Евреи погубят Россию».

Сейчас «реформаторы» лихорадочно насаждают «демократию» американского типа, идеологию потребления, но самим западникам (в том числе лучшим писателям) давно ясно, что многие западные ценности уже терпят крах, что капитализм ведет к эгоизму, беспощадной конкуренции, жестким отношениям между людьми. Миллиардер Гейтс недавно предельно просто все объяснил: «Ты мой друг, но если сообщишь мне ценное, я это использую в своих интересах, в конкурентной борьбе с тобой». Сорос говорит еще циничнее: «Главное зарабатывать деньги, а честно или не честно, это не важно». Магнат Э. Тернер подытожил кратко: «Бизнес — это война». Ну а наше будущее сформулировал министр иностранных дел сионист Козырев: «Нашей идеологией должно быть только одно — деньги!». Вот так вот! Сказал и точка.

Между тем, идеология личного обогащения чужда большинству русских (как известно, православие выступает за преобладание общественного над личным). Истинно русский отзывчив, у него вселенское сердоболие, ему мало самому хорошо жить — надо, чтобы и соседям, и всем в стране жилось хорошо. И вообще у нас, в России, деньги никогда не были главным. Для большинства русских, истинных патриотов.

А что сейчас творится в России? Горстка негодяев владеет всеми богатствами страны. Клан нерусских олигархов сколотил миллиардное состояние, прибрал к своим рукам нефть, лесные хозяйства, порты, авиакомпании, электросистему; денежные мешки строят себе дворцы, скупают на зарубежных курортах виллы, самолеты, яхты (в то время как миллионы россиян нищенствуют!). И вспоминается Суворов, который продал свое имение, чтобы построить форпост России в Приднестровье!

Сейчас журналисты, обслуживающие власть (естественно, почти все нерусские) и всякие топ модели, виляющие бедрами, получают тысячи долларов, а ученые и офицеры подрабатывают — на рынках продают сигареты и носки! «Новые русские», не зная счета деньгам, закатывают царские ужины с увеселениями — зарубежными певцами и спортсменками из синхронного плавания (те изображают русалок в аквариумах), тратят тысячи долларов на сафари в Африке, где убивают носорогов и потом хвастаются трофеями — и в это время шахтерам, учителям, врачам по полгода не выдают зарплату! Не выдают, негодяи! Возможно ли такое в нормальной стране?! И было ли когда-нибудь такое в России?!

Ну, а при планах «сократить население», понятно — мы, пенсионеры, для «демократов» сплошная обуза, «социальный баланс», как они говорят. «Кому суждено умереть, пусть умирают», — цинично заявили гайдаровские реформаторы. «Если часть пенсионеров умрет, это только оздоровит общество и реформы пойдут быстрее», — сказала Хакамада. Идеолог А. Яковлев хамски отчеканил: «Пенсионеры не заработали пенсию»(!) Ну а главный «реформатор» Чубайс все разложил по полкам: «В результате реформ тридцать миллионов вымрет, но не страшно, русские бабы еще нарожают». Вот так вот! Ну разве можно таких людей допускать к государственной службе?! Понятно, эти негодяи сделают все, чтоб мы скорее подохли, не дадут спокойно и достойно уйти из жизни. Не случайно, старики завалили газеты письмами: «верните нам Советский Союз!»; их можно понять — согласиться с теперешним подлым режимом, значит перечеркнуть свою жизнь и махнуть рукой на будущее детей и внуков.

Сейчас до многих дошло — чтобы бороться со злом, русским надо объединятся, но этого-то «демократы» и боятся больше всего; стоит только произнести «русская национальная идея», как они кричат:

— Красно-коричневые! Фашизм!

Слетается вся их комарилья и организовывается травля в печати и на телевидении. Понятно, никакого объединения они (и их западные покровители) не допустят (кто попытался, уже сидит за решеткой). Журналист Бовин (позднее посол в Израиле) злобно изрек: «Самое большое преступление — говорить о возрождении русского духа». Похоже, таких, как этот русофоб, бесит от одного только слова «русский». Да и не похоже, а точно — вот и композитор-эмигрант Петров заявил: «Слово „русский“ испачкано». Теперь ясно, почему из новых паспортов убрали национальность — чтобы русские забыли, кто они есть — злой умысел очевиден.

Трагедию современной России блестяще описал итальянский журналист Джульетто Кьеза в книге «Прощай Россия!». В конце книги он предсказывает — кто бы ни пришел к власти после Ельцина, всех «реформаторов» будут судить. Хотелось бы в это верить, ведь, как говорил Бернард Шоу, — «Самое большое преступление — безнаказанность».

По теперешним меркам, когда мы превратились в страну невероятной социальной несправедливости, разделенной пропастью на чудовищно богатых и безнадежно нищих, когда появились сотни тысяч беженцев, а миллионы наших соотечественников оказались в «ближнем зарубежье» и даже не могут выбраться в Россию, мы (мои друзья и я) живем не так уж и плохо; во всяком случае имеем крышу над головой и пенсию, правда мизерную, чтобы только не протянуть ноги, и в этом очерке я пекусь не о себе и своих друзьях — покоя не дает боль за наших обворованных, униженных россиян (иногда эта боль переходит в отчаяние, иногда в ярость — и в том и другом случае сжигает остатки здоровья).

Конечно, каждое правительство делает то, что ему позволяет народ, и адское терпение россиян не вызывает восхищения; это терпение уже перешло все границы. Народ молчит, словно парализованный — понятно, ведь столько лет его мордуют, а силы человека не беспредельны. Люди устали ото всего. (Черчилль говорил: «Если бы англичане испытали хотя бы десятую часть того, что испытали русские, они давно исчезли бы»). Старики еще подают голос, но где молодежь, где?!

Да, бесспорно, в массе своей русский народ, как никакой другой, простодушен, доверчив, совестлив, незлопамятен («наш добрый народ» — говорил Пушкин), он умеет терпеть и прощать, и «всегда чувствует себя виноватым», как говорил Чехов, но всему есть предел, и не постоять за себя, когда проводится антиславянский расизм, когда над вами открыто издеваются, плюют вам в лицо — по телевидению называют «неполноценным», «быдлом» (Кох, Хакамада), «свиньями», «оккупантами» (Политковская — военных, в день вооруженных сил!), «отребьем» (Новодворская), «всероссийской поганью» (А. Герман), «шпаной» Чубайс — патриотов), устраивают выставки с надругательством над нашими символами, с осквернением икон (М. Гельман) — терпеть все это, значит уподобиться стаду, которое ведут на убой. Невольно встает вопрос — что с вами еще надо сделать, чтобы вы взбунтовались? Хочется верить, что среди нового поколения все же найдутся патриоты, в которых еще жив дух наших великих предков, которые заставят считаться с собой, дадут отпор распоясавшейся русофобской своре, мощный отпор.

Нельзя не признать, сейчас процветают не только преступники и торгаши (хотя, в основном именно они), но и некоторые приспособленцы и горстка честных специалистов, которые устроились в иностранные фирмы. Эти «новые русские» строят коттеджи, покупают «джипы», но нам, «старым русским», ничего этого не надо — в гроб не возьмешь, а наследникам такие подарки вредны — пусть всего добиваются сами. Короче, мы безразличны к дорогим престижным вещам. Главной ценностью для нас по-прежнему является работа (к сожалению, в стол — ведь сейчас ни проза, ни поэзия издателям не нужны), ну и, само собой, встречи с друзьями, тем более что их осталось немного, совсем немного.

Известное дело, в шестьдесят лет нельзя иметь столько же друзей, сколько их имеешь в двадцать; многих отсеивает время, кое-кто отошел от нас после тяжелых поражений или сногсшибательного успеха — понятно, и то и другое резко меняет людей. Ну и, как ни прискорбно, уже немало тех, кто отправился на небеса. Все знают, сейчас в России средняя продолжительность жизни мужчин пятьдесят восемь лет. Нас, шестидесятилетних, можно считать долгожителями — мы перевалили этот рубеж (чем сами немало озадачены), и конечно, теперь каждый день как подарок. Вот только подарок грустноватый, ведь мы остро переживаем свою невостребованность, ненужность. Обидно — мы выпали из литературы и никто этого не заметил — получается, все делали зря. Так получается, как это ни прискорбно.

Но больше всего тревожит боль за Отечество (повторяю еще раз, ведь засыпаю и просыпаюсь с этой болью — она, как огнестрельная рана). Ну а когда эта боль становится нестерпимой и уже нет сил смотреть на то, что творится вокруг, вспоминаешь великие произведения искусства или выезжаешь на природу, или обзваниваешь друзей и договариваешься о встрече — за выпивкой мы всегда подбадриваем друг друга: «Держись старина!».

В конце концов, что такое мужчина шестидесяти лет? Это далеко не глубокая старость, не библейский возраст, скорее глубокая зрелость, а для творчества самый расцвет (ведь мозги-то на месте и в душе несметные залежи сюжетов), и наконец, появилась мудрость, во всяком случае не полыхаешь по пустякам, и болезни еще окончательно не скрутили…

Вообще в возрасте есть огромное преимущество — уже имеешь четкие убеждения и называешь вещи своими именами — то есть, никого из себя не изображаешь и говоришь то, что думаешь. Уже становишься терпимей, ставишь себя на место других людей (и даже животных), умеешь чувствовать за них, понимаешь их обиды и боли — другими словами, внимательней всматриваешься в то, на что раньше лишь мимоходом бросал взгляд. Уже спокойно относишься к удачам и накапливаешь достаточно стойкости, чтобы переживать неудачи. Уже судьба страны намного важнее собственной судьбы и, главное, понимаешь — все, что ты сделал, по большому счету, — чепуха, что рядом с классиками ты — ничто. Короче, уверен, сейчас мы намного лучше, чем были в молодости, намного.

К сожалению, сейчас тем, кто не меняется от обстоятельств и не подстроился под новые требования, приходится туговато. Сейчас в искусстве, чтобы продолжать делать свое, надо иметь немалое мужество, ведь, повторюсь, работа идет в стол. Тем не менее, никто не увидит нас хныкающими, сломленными, опустившимися, наше поколение крепкого сплава, у нас немалый запас прочности и напоследок мы приберегли силенки — короче, мы еще в порядке, и пусть жить осталось немного, но мы еще сделаем несколько шагов вперед, сделаем.

Ну, а многолетней дружбой мы, бесспорно, можем похвастаться. Наше братство проверено временем; за прошедшие годы судьба частенько отдаляла нас, но мы не теряли друг друга из вида и оставались верны нашему клану.

«Демократы» порезвились на славу, все изменилось, мир уже не тот, но мы, старая гвардия, не сдаемся. Некоторые молодые люди называют нас «последними пиратами», «воинствующими мужиками», бывает посмеиваются над тем, что мы сделали. Понятно, ведь они шагают в будущее, а мы остались в прошлом (для них — где-то во временах Александра Македонского). Мы не обижаемся. Чего обижаться? Естественно, каждое уходящее поколение забирает с собой свое пространство: свою литературу, музыку, живопись, фильмы, увлечения — новому поколению это уже не нужно, для него все это устарело, выглядит примитивным.

Но, честно говоря, молодежная когорта нас не очень-то интересует. Все их трепыхания смешны. У них еще не устоявшиеся взгляды, привязанности. Пройдет время и им будет стыдно за многие свои слова и поступки. Потому и не стоит молодежь воспринимать всерьез и нельзя ей (с ее бунтарским экстремизмом) доверять ответственные должности (могут наломать дров), тем более учитывать ее мнение в управлении государством. Я вообще запретил бы участвовать в выборах людям до тридцати лет, запретил бы, говорю вполне серьезно. А после тридцати всем не мешало бы проходить тесты на политическую грамотность — тогда не будет стадных выборов и подонков кандидатов, не будет, уверен.

Теперь молодежь относится к старикам небрежно. Год назад пришел к стоматологу; молодая врачиха осмотрела мой зуб, поморщилась:

— У пожилых людей трудно лечить зубы. Надо удалять.

Я спрашиваю:

— Может быть, все же подлечить, запломбировать?

— Зачем? Вам по телевидению выступать, что ли?!

Недавно поздно вечером у меня скакнуло давление до 220. Вызвал «скорую». Приехал врач мужчина, сделал мне укол магнезии и тут же уехал. А я стал задыхаться — чувствую вот-вот совсем окочурюсь. Позвонил 03 еще раз. Приехала молодая врачиха и отчитала меня:

— Вам сделали укол, больше ничем помочь не могу! Зачем вы ночью по два раза гоняете врачей?! У меня тоже давление!

Но в ЦДЛ молодые литераторы, вроде, относятся к нам уважительно (может, просто делают вид).

Ну да бог с ней, с молодежью! Нам друг с другом интересней в сто раз, наши бурные застолья и задушевные беседы многого стоят. Только иногда после них бывает одиноко — ближе к ночи, когда расстанешься с друзьями и пьяный бредешь по улицам — вроде, в сторону дома, а в общем, наугад — куда кривая выведет. Заметишь какого-нибудь полуночника, подойдешь потрепаться — хмыкнет, нагрубит, небось подумает — пристает «разноцветненький». Зайдешь в телефонную будку, наберешь номер какой-нибудь знакомой — отчитает за поздний звонок и сразу придешь в себя, точно побывал в вытрезвителе, честное слово.

В метро, по привычке (на минуту забудешь, что ты самый старый в вагоне) заведешь разговор с симпатичной попутчицей (а теперь они все кажутся симпатичными, особенно когда выпьешь), а она скривит губы:

— Дяденька (ладно, не «дедуся»), не осложняйте мою жизнь, не вешайте на меня свои проблемы, у меня своих хватает.

А некоторые шарахаются, шарахаются, да…

Но бывает, и к тебе кто-то подойдет, назовет по имени, а ты пялишься на него (или нее), никак не можешь вспомнить кто такой (или такая), хотя лицо знакомое до жути. Потом окажется — твой сосед по дому (или соседка) или, чего доброго, кто-то из дальних родственников. Короче, временами начисто отшибает память. Хорошо хоть себя узнаешь в зеркало — правда, иногда с трудом.

Бывает, по пути к дому на пьяную голову придет отличный сюжет и ты уже уверен — назавтра напишешь рассказ, но утром все напрочь забываешь, а если и вспомнишь — сюжет окажется полной ерундой. Точно так же, даже еще впечатляюще, приснится прекрасный сон, и там же, во сне, решаешь его записать, но проснувшись, видишь — все краски уже обесцветились. Такие дела.

Бывает, по пути к дому приходят и грустные мысли — мол, из жизни надо уходить достойно и по возможности красиво, и уже представляешь себя Чеховым с бокалом вина, но потом гонишь эти мысли — мол, тебе еще рановато, еще надо кое-что сделать, да и влюбиться не помешает… в последний раз, чтоб было кому тебя оплакивать.

Мои друзья — отборные старики, стойкие консерваторы, с четкими духовными измерениями (как известно, каждый нормальный мужчина в молодости радикал, а к старости становится консерватором); в их морщинах и лысинах, бородавках и складках есть свое величие и красота (они красиво старятся — душа-то молодая); в их спокойных, усталых глазах видна мудрость (они даже пьяные живописны); они — моя надежная опора. Бывает, кто-либо из них долго не звонит, наберешь его номер, а там тишина. «И куда он, старый черт, делся? — думаешь. — Если уехал, мог бы и позвонить перед отъездом. А может, слег? Или того хуже…». Весь изведешься, пока снова не встретитесь.

Ну, и естественно, — на фоне откровенного воровства и разнузданного хамства «новых русских» особенно смотрятся мои друзья, старые русские, в которых еще живучи такие понятия, как честь, достоинство, порядочность (у некоторых в небольших количествах, но все же живучи), ну то есть, мы сохранили чистоту наших рядов, сохранили, несмотря ни на что.

И, как это ни смешно, — мы романтики. Да-да, последние романтики, поскольку за нами идет сплошь практичное поколение, которое умеет все выверять, прикидывать.

И еще смешнее — вот старичье! — иногда нам кажется, что лучшее еще впереди, хотя все как раз наоборот. Но я думаю, это-то и неплохо — значит, мы еще не совсем старые, ведь по-настоящему старыми можно считать только тех, у кого уже нет мечты. Только тех.

Самое время признаться — этот очерк я написал сразу же после своего шестидесятилетия, а спустя два-три года мы уже все стали семейными. Одни вернулись к прежним женам, другие встретили женщин, с которыми было кое-что общее и совместное проживание не трепало нервы. Это можно назвать осознанной любовью или удобным сожительством, или желанием скрасить одиночество — чем угодно, только не страхом перед старческой немощью — этого от нас никто не дождется, у нас четкое правило — не вызывать чувства жалости! И как бы болезни не скручивали, мы просто так не сдадимся, будем бороться до конца, наш дух ничто не сломит, мы и старухе с косой погрозим кулаком. Смею вас заверить, погрозим.

Ох уж эти женщины!

В пятьдесят лет я рассуждал: ох уж эти мои дружки, закоренелые бобыли, женоненавистники, которых охватывает ужас при мысли о вступлении в брак! Старые волкодавы, пьяницы и бабники, они панически боятся потерять свободу и скорее отправятся на эшафот, чем согласятся пойти в загс. Стоит только женщине задержать на них взгляд, они уверены — это многообещающий, уводящий взгляд; красотка явно плетет сети, заманивает в ловушку.

Собственно, так оно и есть. Уж кто-кто, а я-то знаю. Здесь у меня большущий опыт — в молодости не раз терял волю от подобных обманчивых (как бы беззащитных, на самом деле колдовских) взглядов и разных обволакивающих придыханий:

— Как интересно! Расскажите еще что-нибудь! Вы очень талантливы!

Теперь-то я сыт по горло этими хитрованскими штучками, теперь мне яснее ясного: если женщина проявляет повышенный интерес к твоей работе (делает вид, что давно ее любит) или, чего доброго, справляется о здоровье твоих родных — это очень опасная женщина, от нее можно спятить. Но главное, когда ты видишь это невероятное, прямо поедающее тебя внимание (как бы неподдельное), всякие уточняющие вопросики (понятно, чтобы ты сильнее сел на крючок), эти загорающиеся (злодейским блеском) и угасающие (почти сдавшиеся) глаза, этот вспухший рот (уже готовый принять поцелуи) — короче, когда ты видишь влюбленную в тебя особу, будь она хоть крокодилом, тебе, идиоту, начинает мерещиться, что ты в нее тоже втюрился. «Наконец-то, — думаешь, — встретил женщину, которая тебя оценила в полной мере. Эта будет рабыней». А она, мартышка, в тот момент смотрит на тебя с безмолвной покорностью и думает: «Все, испекся, голубчик! Теперь я тебя заласкаю до мурашек, заставлю оформить отношения, потом отучу от вредных привычек, разгоню твоих дружков и начну из тебя веревки вить». Вот такие они, женщины, эти ядовитые, коварные существа.

Некоторые из них демонстрируют радостное повиновение, притворяются заботливыми, милыми, но я не верю в женщин мышек — они просто затаились на время, потом покажут свой оскал и когти; давно известно — женщины более жестоки и мстительны, чем мужчины, ведь у них нет сдерживающих центров.

Некоторые из эмансипированных считают себя личностями — спорят, перечат, навязывают свое — попросту портят мужчине кровь. Забывают, дурехи, что женщина прежде всего должна быть кухаркой, посудомойкой, прачкой, а уж потом чирикать об искусстве и о жизни вообще, а лучше не чирикать, а тихо ворковать, как бы делать массаж, под который можно вздремнуть. Женщине надо быть тихоней, молчуньей, склонной иногда всплакнуть, но главное — знать свое место. Как говорил император Вильгельм «знать три К», в переводе с немецкого — церковь, детей, кухню. Если она отходит от этой заповеди — она чудовище.

Говорят, они — прекрасная половина человечества, украшают жизнь и прочее. Чепуха! Не украшают, а отравляют… И вообще все зло на земле от них, женщин. Иногда я думаю: сколько они загубили талантов, сколько из-за этой проклятой любви не состоялось личностей, совершенно жутких поступков. Для меня давно бесспорно: всякая болтовня о любви — пустая трата времени. И грош цена мужчине, если он жертва своих страстей. Жалок подобный страдалец. И жалок тот, кто полжизни тратит в поисках «идеала» и вообще чрезмерно волочится за женщинами. Ну, можно конечно за ними приударить, но мужественно, без всяких слюней и заиканий, не теряя голову, ни в коем случае не унижаясь, наоборот — давая понять красотке, что ухлестывая за ней, оказываешь немалую милость. Женщина прежде всего ценит в мужчине уверенность в себе, ну и власть над ней; остальное — дело десятое. Без власти ничего не получится — подомнет под себя, растопчет.

Некоторые не признают власти над собой — такие идут против природы и, как правило, несчастны в личной жизни, а то и кукуют в одиночестве. Некоторые корчат из себя недосягаемых небожительниц; подолгу водят за нос мужчину, а когда сдаются, моментально превращаются в жалкое, беспомощное создание — то есть, обратно — из царевны в лягушку. Ответственно заявляю — нет недоступных женщин, к каждой можно подобрать ключ, все зависит от настойчивости мужчины.

И насчет преданности женщин больше легенд, чем правды. Опытный мужчина, играя в любовь (или не играя) добьется своего, завоюет самую верную, неприступную женщину; дождется, когда она поссорится с мужем, пригласит в кафе «просто поболтать», за вином утешит, пригласит к себе «послушать музыку», в интимной обстановке по-дружески обнимет и плавно переведет дружеские объятия в сексуальные — женщина расслабится, забудет про всякую верность, в ней победит самка.

Да что там говорить! Немало женщин и в порядке мести способны наставить мужу рога. И не только за его случайную измену, которая для мужчины ничего не значит, но и за невнимание, небрежность (по их понятиям), а то и просто для самоутверждения. Они, эгоистки, не понимают, что подобными поступками не мужу дают пощечину, а самим себе.

Теперь-то при слове «любовь» у меня сразу начинает болеть живот и я ненавижу себя за то, что в молодости ухлопал уйму времени на разные романтические приключения. К счастью, вовремя перебесился и дал задний ход. Но все равно — те годы — мой великий позор. Как последний дурак, я чуть ли не в каждой женщине видел чудо: какую-то таинственность, загадочность. Умора! Вся их загадочность в непостоянстве, в нелогичности суждений и поступков. Да и каких суждений, если у большинства женщин от двух до трех извилин в голове и в основе примитивное желание — нравиться. Замечательно сказал кто-то из великих: «У обыкновенной женщины ум как у курицы, у необыкновенной — как у двух куриц». Лучше не скажешь.

А каково жить с глупой женщиной?! Это ж страшное наказание. Да и спать с такой куклой — не много радости; как говорит один мой приятель — «о глупую женщину даже мужское начало тупится». И с неглупой жить хорошего мало; я уже говорил — это вечные препирания, борьба за лидерство. Да и она умничает, умничает, а потом такое брякнет, что со стула свалишься. Среди умничающих есть всякие режиссерши, писательницы — те в массе своей мужланки. Есть и вовсе идиотки, которые лезут к власти, в политику (чаще всего от сексуальной неудовлетворенности или сдвига в мозгах) — ну, это уж вообще не женщины, а мужики в юбках. Обнимать такую женщину все равно, что обнимать самого себя.

И все женщины порочны, даже самые невинные на вид, с ангельскими лицами и прирожденной стыдливостью — всякие святоши, альпийские цветочки. Такие еще просто-напросто не разбужены, но в них уже идет брожение, они уже потенциальные блудницы. Не случайно девчонки и созревают раньше мальчишек, у них с детства жгучий интерес к интимной жизни. Как правило, этот интерес идет по нарастающей и, бывает, заканчивается маньячеством.

Что меня особенно выводит из себя, так это то, что нормальные, спокойные отношения женщине быстро наскучивают — ей подавай адскую любовь с грузовиками цветов, яростный секс (некоторые не против и похищений, погони и мордобоя соперников). Допустим, живет она с положительным, заботливым интеллигентом — ее тянет к этакому разухабистому самцу-производителю со звериной страстью. Получает разухабистого — вновь мечтает об интеллигенте, который «понимал ее тонкую натуру». Такой ветер в голове.

Но с каким бы мужчиной женщина не жила, как только отношения с ним переходят в ровное, мирное русло, когда мужчина увлечен работой и ему не до дурацких нежностей и поцелуйчиков, женщина начинает нервничать (вначале впадает в легкую панику, потом замыкается в себе с затаенной обидой — эти обиды бывают довольно грозными). И начинает вспоминать всяких воздыхателей из своей юности, с которыми связывала «платоническая любовь» и «каждый день был, как праздник». Она уверена, что та «неземная любовь» непременно переросла бы в «земную до гроба». Ей невдомек, что с годами те воздыхатели превратились бы точно в такого же мужчину, с которым она живет, или близко к нему. Тем не менее, та любовь не дает ей покоя, она готова жить этой сказкой, и попробуй ее переубедить! Женщина не понимает, что даже самые сильные чувства у мужчины с годами ослабевают, и она обязана эти чувства постоянно поддерживать. Должна каждый день быть чуть-чуть новой и, в зависимости от настроения мужчины, становиться королевой или служанкой, монахиней или секс-символом. Должна предугадывать желания мужчины, беспрекословно выполнять то, что он просит, сглаживать неприятности, которые случаются у него на работе, о чем бы и с кем бы он ни спорил, твердо стоять на его стороне и многое другое должна. Но большинство женщин этого не делают, зато с каким подъемом, как изобретательно пытаются переделать мужчину, подогнать его под свои мерки, а если мужчина сопротивляется, начинают его яростно пилить.

Но, к сожалению, никуда от этих особ не деться, к ним тянет как к антиподам, чисто физиологически — природа, ничего не попишешь! Из-за этой печальной необходимости приходится с ними встречаться. Но уж привязываться — дудки! И свидание с любой красоткой я променяю на застолье с друзьями. Это их, женщин, раздражает. Особенно охотниц за старыми холостяками. Раздражает, что я и мои друзья видим их насквозь и подтруниваем над ними. Над их ужимками и жалкими потугами вбить клин в нашу дружбу. Общаясь с ними, мы, следуя мудрым заветам, в одной руке держим розу, а в другой кнут.

Но, естественно, особое раздражение у женщин вызывает наше свободное одиночество, «затянувшаяся холостяцкая жизнь», как они выражаются, а попросту наше нежелание жениться на них. Многих женщин даже не останавливает, когда им говорят, что мы отпетые бабники.

— Это даже интересно! — невозмутимо пожимают они плечами (и не только распутницы, но и более-менее целомудренные — они уверены, что нам просто не везло с подружками, что мы просто не тех встречали, а вот их-то будем любить всю жизнь).

Каждый знает — все женщины трезвонят, что им хочется «чистой любви» (даже развратницы, хотя на нее не способны), но как они себе представляют эту самую «чистую любовь»? Естественно, чтобы их носили на руках, в постель подавали сливки, дарили подарки, отвешивали комплименты, чтобы мужик вкалывал с утра до вечера, побольше приносил денег, а они развлекались.

Некоторые из женщин совсем спятили — ждут принцев! Забывают, идиотки, что для принца самой надо быть принцессой. Не знаю, как другим мужчинам, а мне всегда хочется таких, болтающих о «принцах» и «чистой любви», отправить в деревню и дать в руки лопату.

Вообще для женщин любовь (не только «чистая» — всякая) — прежде всего наслаждения, удовольствия, а семейная жизнь состоит из одних поцелуев, но на самом-то деле любовь (черт бы ее побрал!) это жертвенность, а семейная жизнь — постоянные уступки. Женщина ведь только и думает — что я могу получить от мужчины, сильно он меня любит или не очень? А ей надо думать — что я могу ему дать, что для него сделать, чем доставить ему радость? Должна довольствоваться своей любовью, рассматривать ее (даже безответную), как «дар небес», и, само собой, ничего не требовать взамен. Но ни одной женщине это не докажешь, ей подавай ответную любовь и непременно более сильную. Помню одна особа (из числа умничающих) мне возмущенно заявила:

— Неужели вы не понимаете, что женщина только отвечает на любовь! (Это следовало понимать — «позволяет себя любить»).

Вот такая ахинея! Мне-то давно известно — тот, кто любит сильнее, всегда проигрывает. Потому-то я с усмешкой смотрю на всяких любителей целовать ручки. И вообще, при слове «любовь» у меня сразу начинает болеть живот.

Ну, а в совместном проживании — к тому, что я уже говорил, это уж обязательно — женщина должна выполнять сразу семь функций: друга, любовницы, секретаря, няньки, медсестры, домработницы, утешительницы, и при всем при этом в компании быть светской партнершей, а дома кроткой супружницей, попросту твоей тенью. Понятно, всякие красотки на это не способны — то есть, не могут быть домашними, преданными одному мужчине, ведь свою красоту они несут, как драгоценность, показывают и так и сяк, а этот путь связан с постоянными соблазнами и, соответственно, с увлечениями.

Теперь-то нам легко — повторяю, мы видим женщин насквозь, для нас в них уже нет тайны (а если нет тайны, исчезает и красота), и мы не волочимся за ними (случайная, ни к чему не обязывающая, встреча — ради бога, но что-то серьезное — боже упаси). Не волочимся не, потому что нет желания или возможностей, просто отошли в сторону, «ушли из большого секса», ведь есть дела поважнее (наконец-то можно спокойно поработать), да и годы уже поджимают, надо торопиться, делать то, что не успели сделать, откладывать уже нельзя.

Теперь мы потешаемся над сверстниками, замученными семейным счастьем, ведь они погрязли в заботах и обязанностях, и постоянно ругаются со своими женами, а при встрече с нами, вздыхают:

— Женщины хороши, пока не становятся женами, — и предостерегают: — Не женитесь! Не будьте дураками!

Ясное дело, семейные ухожены, реже болеют и дольше живут, но стоит ли ради этого взваливать на плечи такую обузу?! И потом, одно дело встречаться с женщиной, когда она наутюженная, причесанная, разрисованная, благоухает духами, улыбается, говорит приятные слова, другое дело — жить с ней, когда она непричесанная, шлепает в халате с кислой физиономией, насупившись что-то бурчит, а то и скандалит — тут уж, как ни вертись, — через пять-семь лет она станет всего лишь единомышленницей, ну другом, сестрой — это в лучшем случае, в худшем — квартиранткой, а то и врагом.

Кстати, всякие размолвки и скандалы женщина рассматривает, как непременные атрибуты семейной жизни — думает «попилю его и он станет лучше, а если и немного переборщу — не страшно; потом покручусь перед ним, покажу свои неотразимые формы и он приползет, как миленький, да еще будет просить прощения». Тупица! Ей невдомек, что после скандала неприязнь к ней только нарастает, а ее прелести превращаются в уродства.

Кое-кто, из числа слабоумных, призывает — «Берегите женщин!». Чего их беречь? Они живучи, как кошки. Беречь надо мужчин! Мужчины сгорают намного быстрее женщин, ведь все принимают близко к сердцу, загоняют себя работой, да еще переживают за положение в стране и во всем мире; от постоянных стрессов курят, выпивают — и попробуй избавиться от этих «вредных привычек», когда вокруг творится черт-те что!

Говорят, женщины чувствительные, возбудимые, эмоциональные, у них интуиция и прочее. Чушь собачья! Все их переживания (в основном из-за пустяков) от неуравновешенности, и эти переживания так же быстро угасают, как и возникают, ведь происходят неосознанно, на уровне инстинкта. К примеру, вы прожили вместе несколько лет, потом разошлись; тебя еще долго мучают угрызения совести за всякие промахи, а она встретила нового хахаля и тут же забыла о твоем существовании, а то еще будет рассказывать на каждом перекрестке, с каким кретином жила. И что немаловажно — после развода, женщина на последующих мужчинах вымещает все, что наболело с мужем, в то время как ее муж, как правило, с другими женщинами замаливает свои проступки.

В чем переживания женщин устойчивы, так это в ревности и зависти к более красивым и удачливым подругам (некоторые вообще ненавидят все бабское сословие, выделяя себя в особую касту). Женская дружба крайне редко бывает искренней; обычно женщина выбирает себе подругу или страшнее, чем она, или жуткую неудачницу, и ясное дело, рядом с ними чувствует себя уверенней и значимей.