Тень на Солнце

— Прости меня, отец, — прошептал он, — прости, пожалуйста…

Зезва увидел, как слезы медленно текут по щекам Аштарта. Ваадж громко вздохнул. Арсен вышел из-за стола, подошел к сыну, подал руку. Юноша поднялся.

— Не отдам детей Миранде, не отдам. Слышишь, отец, не отдам!

Гамгеон несколько секунд смотрел куда-то в сторону, затем резко повернулся, порывисто прижал сына к груди.

— Не отдадим, сынок!

Зезва услышал, как снова вздохнул Ваадж. Раздался плеск: чародей наливал себе очередной стакан.

— Полнолуние, — поежился Зезва, поглядывая в окно, из которого лился серебристый свет, — вон луна какая…

— Точно, — согласился Ваадж, разглядывая свои руки в черных перчатках. — Успокойся, Зезва. Упырей или крюковиков не будет. Очокочей тоже.

— Почему?

— Ни один кровосос не решится к али сунуться.

— И то верно…

Они сидели возле дверей детской комнаты. Горел маленький камин, едва освещая помещение. От мебели падали огромные зловещие тени. Где-то рядом завыл волк. На длинной скамье забылся в тревожной дреме гамгеон Арсен с мечом наготове. Зезва покачал головой. Против али речных мечом… Напротив отца сидел в напряженной позе Аштарт и тоже сжимал меч.

— Убери оружие, — посоветовал юноше Ваадж. — Не поможет оно тебе.

— Неправда! — запальчиво прошептал Аштарт. — В прошлый раз помогло!

— Серьезно? — заинтересовался Зезва. — Хочешь сказать, али речные меча испугались? Что им меч, они ж потусторонние существа.

— Не знаю, испугались они меча или нет, — медленно проговорил юноша, — но повыли немного, полетали надо мной, да и умчались прочь.

— Ишь, ты, — сказал Ваадж сонным голосом, — выходит, не такие уж и зловредные али-то?

— Возможно, — сдержанно произнес Зезва, погружаясь в раздумья.

Нечеловеческий злобный вой взорвал хрупкую тишину ночи. Все вздрогнули и потянулись к оружию. Гамгеон Арсен подпрыгнул спросонья и выругался.

— Али, — прошептал Аштарт. — Скоро будут здесь. Готовьтесь.

Зезва покосился на Вааджа, и повернулся к юноше.

— Аштарт, спросить хотел тебя…

— Спрашивай, Ныряльщик.

— Не жалеешь?

— О чем?

Новый вой, на этот раз ближе. Арсен проворчал что-то о поганой нечисти, которая детей может разбудить.

— Нет, Зезва, не жалею, — твердо сказал Аштарт, вслушиваясь в темноту. — Что в деву али влюбился, не жалею, и что к ведьме отправился за помощью, тоже не жалею…. Ни капельки, слышишь? У меня дети есть, смысл жизни моей: Нази и Светик, а ты о сожалении речи ведешь.

Третий крик, уже настолько близкий, что хлопнули ставни окна. В комнате вдруг стало холодно, повеяло сквозняком. Зезва вздохнул.

— И Злата, — продолжал Аштарт, — любовь моя. Понимаешь, о чем я, Ныряльщик?

— Понимаю, — кивнул Зезва. — Но дева али… она ведь бессмертна, и останься с тобой на веки вечные, то увидела бы твою смерть, а потом и смерть своих детей, а сама же так и осталась бы прекрасной златовлаской, над которой не имеет время власти! Вот на какую долю ты ее обрек, Аштарт! И была бы она вечно молодой в мире смерти и увядания. Бессмертной розой среди однолетних цветов!

— Я не… — сверкнул глазами юноша, но умолк, опустил голову и отвернулся.

Зезва покачал головой и подумал — а имеет ли он вообще право осуждать Аштарта? Нет, не имеет. И не потому, что не его ума это дело, нет. Просто… Просто ему было жаль гамгеонова сына.

И тут началось. Захлопали ставни, лютая стужа пробралась в комнату, сотней диких нечеловеческих голосов взорвалась тишина. С улицы донеслось испуганное ржанье лошадей. Зезва стиснул зубы. Дуб им в зад, там же Толстик! Уведут рыжего друга али проклятые, как пить дать уведут! Пропадет лошадка…

Окно с грохотом упало на пол, комната осветилась неземным ярким светом. Люди невольно зажмурились, закрыли лица руками. Несколько али ворвалось в горницу. Завыло, заметалось по комнате, круша все на своем пути. Несколько раз подлетали к дверям в детскую, но всякий раз на их пути становился бледный как смерть Аштарт с поднятым мечом. Отступивший к стене Зезва не верил своим глазам: али могли с легкостью смести человека с пути, но не делали этого. Они снова заметались по комнате, дико выли, принимали разные обличья. Вот один али завертелся в воздухе рядом с Зезвой. Полупрозрачная сущность, человекообразное тело, висящее в воздухе, страшный оскал на колышущемся лице, дико вращающиеся глаза и костлявые руки.

— Аштарт! — взвыл али, взмывая к потолку

— Ашшшштарт! — подхватили другие.

Арсен шептал молитву Светлоокой Дейле, но твердо стоял рядом с сыном, защищая двери в детскую. Зезва поразился мужеству гамгеона и его сына. Ведь в их понимании, они шли на верную гибель. На гибель, защищая детей и внуков. Ныряльщик поискал глазами Вааджа. Чародей спокойно прислонился к стене и невозмутимо наблюдал за беснующимися духами.

— Ваадж, что же ты медлишь? — крикнул Зезва. — Давай, сваргань заклинание, видишь, атакуют, гады!

— Но они же только летают, — усмехнулся Ваадж.

Один из Али вдруг материализовался и ступил на пол перед Аштартом и Арсеном. Зезва ахнул.

— Злата… — пробормотал Аштарт, опуская меч.

Там, где еще мгновение назад вертела кровавыми глазищами уродливая али, теперь стояла золотоволосая девушка необыкновенной красоты. Огромные зеленые глаза взглянули из-под черных пушистых ресниц. Копна золотых, как солнце, волос заблестела в лунном свете.

— Злата, — повторил Аштарт, проглатывая вставший в горле комок. — Любимая…

Злата улыбнулась, и протянула руку. Аштарт как зачарованный потянулся к ней. Потрясенно вздохнул гамгеон.

— Нет! — крикнул Зезва. — Не давай ей руки, не надо!

Но было уже поздно — юноша дотронулся до руки девы али. Зезва зажмурился. Юный глупец обрек себя на верную гибель, ведь каждый, кто прикоснется к али — перевертышу ночью, погибнет на месте.

— Аштарт… — услышал он снова и открыл глаза.

Юноша был жив. Злата сжимала его руку. Их фигуры вдруг охватил яркий неземной свет серебряный, как луна, что светила со двора сквозь разбитые ставни. Зезва судорожно выдохнул воздух. Куда подевался Ваадж?

Злата вдруг попятилась. Носящиеся над потолком али словно взбесились и завыли страшными голосами. Златовласка скривилась, закричала, схватившись за голову, поднялась в воздух. Будто чья-то невидимая рука скрючила девушку, которая стала меняться прямо на глазах. Неожиданно появившийся Ваадж брызнул на али какой-то жидкостью. Наконец-то чар начал действовать.

Злата взвыла, превратилась в уродливое чудище с кривыми зубами, взмыла к потолку.

— Нет! — закричал Аштарт, замахиваясь на Вааджа мечом, — не смей трогать ее, колдун! Прочь со своими бесовскими эликсирами!

Зезва бросился вперед. Молниеносным движением выбил меч из рук Аштарта, повалил на пол.

— Прочь… — хрипел юноша, вырываясь.

Ваадж спрятал сосуд в сумку и повернулся. Глаза чародея блестели.

— Юноша, — крикнул он, — не мешай!

Злата-али уже присоединилась к собратьям, засверкала серебристым прозрачным светом, завыла вместе с ними.

— Ашшшштарт…

Мгновенье, и али стремительно унеслись в ночь, через разбитое ими же окно. Серебристый свет угас, стужа отступила, и лишь полная луна скупо освещала беспорядок, царивший в помещении.

Зезва отпустил Аштарта, тот яростно отбрыкнулся.

— Сын, остановись, — велел Арсен, вкладывая оружие в ножны. — Али улетели, разве ты не видишь? Господин чародей прогнал их.

— Злата…

— Она жива, — усмехнулся Ваадж, — если можно так сказать про али.

— Ах, ты…

— Молчи! — гаркнул Арсен, подскакивая к сыну. Тот покорно потупился, по-прежнему сжимая меч.

Зезва долго и пристально всматривался в невозмутимое лицо Вааджа. Чародей спокойно выдержал этот взгляд.

— Сдается мне, милостивые государи, — медленно проговорил Зезва, — что не в том месте мы яму копаем.

Донеслось ржание. Зезва вздрогнул. Толстик! Как он там?

— Что ты имеешь в виду, Зезва? — удивился гамгеон, помогая сыну подняться.

Зезва заметил, как Ваадж мимолетно покосился на него.

— Не там рыбу ловим, господа хорошие, не там!

— Объяснись, пожалуйста, не томи душу.

Из дверей высунулась бледная и растрепанная жена гамгеона. До слуха Зезвы донесся детский плач.

— Только плачут, испугались, — прошептала женщина. — А так все в порядке, не залетали али проклятые.

— Слушаем, тебя, господин Зезва, — сказал гамгеон, кивая жене. Та закрыла за собой дверь. Плач утих.

Зезва оглядел собеседников.

— Завтра ночью, — сказал он тихим голосом, — навестим ведьму Миранду. Вот где наша рыба спрятана.

Солнце слепило Зезву, но он не прекращал распутывать гриву Толстика.

— У, али проклятые, — ворчал он, щурясь, — увели-таки животину, спутали ему шерсть, а я, значит, стой и распутывай!

Напротив него, на пне восседал чародей Ваадж и попивал винцо, блаженно поглядывая по-сторонам. Пели птички, жужжали пчелы и шмели, с полей доносилась песня эров, а совсем рядом, за забором корчмы, две пышногрудые эрки возились среди грядок. При этом они весьма художественно наклонялись строго по направлению к благородным господам, что коротали время возле дверей корчмы. Само собой разумеющееся, что направление указывали выпуклости и другие задние части прекрасных эрок. Одна из огородниц резко выпрямилась. При этом ее груди подпрыгнули с такой эротичной силой, что пробрало даже внешне невозмутимого Вааджа, который широко раскрыл глаза и разлил вино себе на брюки. Зезва усмехнулся, распутывая последний узелок.

— Два часа, — покачал он головой, — битых два часа ушло на распутывание!

— Тебе повезло, — лениво сказал Ваадж, отводя взгляд от крестьянки. Та надулась, вздернула нос и принялась ожесточенно вырывать сорняк.

— Повезло?! Ты, наверное, шутишь, чудик.

— Обычно али запутывают гриву таким образом, что распутать ее невозможно. Вообще.

— А еще, — Зезва в упор взглянул на чародея, — еще они убивают, сводят с ума, губят скотину, сбрасывают в пропасть, топят, наводят порчу. Так?

— Угу, — согласился Ваадж. — Ты очень догадлив, гонец тевада Зезва. Вот только все знают, что никакой ты не гонец. Вернее, числишься гонцом, а на самом деле — доверенное лицо тевада Мурмана, человек, который привлекается для решения неразрешимых проблем, против которых бессильна охрана тевада, войска Владыки, секретная служба…

— Терпеть не могу секретные службы, — прервал чара Зезва. — Шакалы они все.

— Согласен, — Ваадж налил себе еще стаканчик 'Цветастого'. — Но тебя тевад держит близ сердца…

— Скорее близ задницы! Как чувствует угрозу заднице, так сразу про меня вспоминает — выручай, мол, Зезва!

— …посылает тебя разгребать, извини, дерьмо в такие области, где даже какой-нибудь высший маг давно откинул бы чародейский колпак. Странные слухи ходят про тебя, Зезва.

— Вот именно, слухи. Ты веришь сплетням?

— Не верю. Но верю, что ты действительно ходишь в Мир Демонов, ныряешь туда, и поэтому прозвали тебя Ныряльщик.

Зезва фыркнул. Толстик покосился на хозяина и тоже фыркнул.

— Но, — продолжал Ваадж, — ты не чародей, не колдун, заклинаний не знаешь, а если и используешь, то самые простые. Мы давно наблюдаем за тобой.

— Вы? Кто это вы? Орден Чародеев? Общество Анонимных Колдунов-Ренегатов?

Чародей поднялся со своего пня и с улыбкой протянул Зезве стакан вина. Эрка возложила гигантскую грудь на низкий забор и елейно уставилась на чародея. Не добившись реакции, яростно стрельнула глазами и вернулась к работе под насмешливое хихиканье подруги.

Зезва принял стакан, медленно осушил, вернул. Улыбнулся в ответ.

— Ночью к ведьме идем, чудик. Какие соображения?

— Пока никаких, — помрачнел Ваадж. — Хотя я, в принципе, согласен с твоей теорией.