— Во всех отношениях выдающаяся кляча, уж поверьте мне!
— Именно так! — раздался насмешливый голос за соседним столом. — Чужестранец прав. Джентльмены, мы лакомимся той самой кобылой, на которой бежал Боб.
— Это ваша лошадь, секретарь!
— Именно она! — продолжал говоривший. — У нее была сломана нога. Пришлось пристрелить бедняжку выстрелом в голову и привезти сюда… А уж здесь старушку разделали на куски. Отличный получился ростбиф!
Ответом был взрыв хохота. Среди бурного веселья, под крики «Ура!», стали поднимать тосты за здоровье шерифа, Боба, секретаря и даже почившей коняги… Затем побили немного посуды — к ликованию корреспондента «Гелл-Гэп ньюс», который собирал материал для местной хроники.
Хозяин, получивший изрядный доход, наотрез отказался от предложенного Бобом шиллинга, который, разумеется, был извлечен из кошелька Жана, ставшего казначеем новоявленного содружества. Шериф и секретарь пили, не отставая от других, горланя и хохоча, как простые ковбои.
Когда обед близился к концу, к Бобу подошел хозяин ближайшего салуна и с таинственным видом сообщил, что если компания отправится ужинать к нему, то гостям будет бесплатно подано столько спиртных напитков, сколько может вместить в себя человек.
До своей казни Боб никогда не становился центром подобного внимания. Он охотно принял любезное приглашение, и вся публика переместилась в кабак, на дверях коего тут же появился транспарант с извещением о грядущем празднестве.
Боб стал героем дня. Он веселился от души, сыпал забавными историями, поглощал спиртное в неимоверных количествах, но головы не терял и рассказывал «выдающимся согражданам», как Джон, Джеймс и Фрэнсис получили его тело «телеграфом до востребования».
Это словцо имело бешеный успех: оно передавалось из уст в уста и дошло наконец до репортера; тот, подхватив его на лету, умчался в редакцию, чтобы тут же вставить в свежий номер газеты.
Тем временем шериф, пользуясь ситуацией и имея в виду близкие выборы, старался завоевать популярность и расширить круг своих сторонников. Его должность считалась весьма завидной, ибо не только давала большую власть, но и сулила изрядный доход. Конечно, ей сопутствовало много сложностей: шерифу надлежало быть и судебным исполнителем, и комиссаром полиции, и следователем, а при необходимости и палачом. Именно поэтому государство отпускало немалые деньги тем, кто нес столь тяжкое бремя. Оно платило и за опрос свидетелей, и за организацию поимки преступника, и за его доставку в место заключения, и за его казнь. В первый же год шериф Гелл-Гэпа получал не менее сорока — сорока пяти тысяч долларов, весьма приличную сумму для чиновника низшего ранга.
Только Жан, Жак и Франсуа смертельно скучали. Они чувствовали себя чужаками в шумном сборище, их оглушили гам и крики, причем выдающиеся граждане, перепившись, орали, как простые смертные. Юноши задыхались от табачного дыма и спиртных паров, а к напиткам почти не притрагивались. Единственным их желанием было распрощаться с этой сутолокой и продолжить поиски, так некстати прерванные из-за акции по спасению этого захмелевшего ковбоя, болтливого и грубого, который, похоже, совершенно забыл о них? А они-то думали о своем погибшем отце, о селении, предательски отданном врагу, о негодяе, что сделал их сиротами, а дело метисов обрек на поражение. И молодые люди страдали, ощущая себя во власти отвратительной толпы, оскорблявшей дорогие им воспоминания.
Канадцы намеревались при первом же удобном случае ускользнуть по-английски, не прощаясь, и укрыться в долине, где на них не глазели бы, как на некую диковину.
Но Боб словно прочел их сокровенные мысли. Проворно выскочив из круга слушателей — почти настоящего полковника, краснорожего судьи и многочисленных профессоров без кафедры и дипломов, — он подошел к бедным братьям, которые с потерянным видом взирали на двуногий зверинец.
— Хэлло! Что такие невеселые? Не привыкли? Ерунда, сейчас все будет хорошо… надо только пропустить стаканчик виски!
Выговорив это заплетающимся языком и развязным тоном пьяного, Боб понизил голос и добавил уже серьезно, обращаясь главным образом к Жану:
— Джонни, держитесь! Не сомневайтесь, я помню о вас. Скажите-ка, мой дорогой, как зовут того, кого вы разыскиваете. Вы рассказали мне обо всем, но имени не назвали.
— Его зовут Туссен Льбе, — глухо ответил Жан, глотая звуки на манер орлеанских деревенских жителей.
— Туссен Льбе, — повторил Боб, стараясь воспроизвести произношение Жана.
— Иначе говоря, Лебеф, но у нас в Канаде говорят Льбе.
— Хорошо! — вскричал Боб, переходя к прежнему тону. — Эти парни скромнее девиц! Я знавал скотниц более развязных, чем они… но это пройдет!
И ковбой вернулся к оставленным собутыльникам, чьи глотки изрыгали всякую чушь, одновременно поглощая спиртное.
Братья поняли, что Боб не столь прост, как видится. Он с упоением играл свою роль, получая огромное удовольствие и целиком отдаваясь ей, как это свойственно американцам. Было ясно, что ковбой старается выведать все что можно об их враге.
С этого момента они немного успокоились, и шумная вакханалия приобрела некоторый смысл в их глазах. Канадцы так и остались бы сторонними наблюдателями и как-то примирились бы с происходящим, если бы не назойливость бородатого оборванца, говорившего с сильным ирландским акцентом. Он уже некоторое время крутился возле них, желая во что бы то ни стало с ними выпить.
Ирландец едва вязал лыко, как и подобает уроженцу «Сестринского острова»[63], и с пьяной тупостью повторял одно и то же:
— Эй, чужаки, выпейте со мной… что-нибудь эдакое! Коктейль, а? Не хотите? Тогда джина… Нет? Ну, так виски!
— Нет, спасибо, нам не хочется, — поочередно отвечали ему братья.
— Может, вам заплатить нечем? Не смущайтесь… я при деньгах… поставлю, если у вас в карманах ветер гуляет… Я люблю помогать бедным… Янки вас ни за что не угостят, а я человек щедрый… Я из королевского рода… Чего смеетесь? Мое имя Патрик О’Брайен![64]
— Слушайте, вы, наследник ирландского престола, — вспылил наконец Франсуа, — пейте себе на здоровье, если вам так хочется, и оставьте в покое тех, кто в этом не нуждается!
— Арра! — завопил пьяница. — Он оскорбил меня! Американец уже всадил бы вам пулю в лоб за упрямство! Но я человек терпеливый… Выпьете со мной?
— Нет! — ответил Франсуа со спокойствием, удивительным для его возраста.
— Во второй раз спрашиваю: выпьете? — произнес ирландец, и тон его внезапно стал угрожающим.
— Не стоит усердствовать.
— В последний раз спрашиваю!
— Вы стойте на своем, не так ли? Ну и я также. У меня нет никакого желания глотать всякую дрянь ради вашего каприза. Не стану пить, и не просите!
— Бедарра! — взвыл ирландец, хватаясь за кобуру. — Я тебе голову проломлю, желторотый!
Франсуа, стремительно протянул руку через стол, ухватил ирландца за бороду в тот самый момент, когда пьяница выхватил кольт. Взревев от боли и унижения, Патрик наставил револьвер на Франсуа, но тот свободной рукой перехватил ствол и спокойно произнес:
— Я часто слышал, что во хмелю люди делают глупости… Нечего баловаться с оружием в таком состоянии. Дайте сюда пистолет. Я верну вам его завтра, когда проспитесь.
Клокоча от ярости, глубоко уязвленный, Патрик О’Брайен пытался вырваться, с пеной на губах изрыгая кельтские[65] ругательства:
— Бедарра! Я сниму скальп с этого молокососа! Щенок от белого кобеля и краснокожей суки!
Услышав это, Франсуа изменился в лице, побледнел.
— Скажи, младший, — вмешался Жан, такой же бледный и спокойный, как Франсуа, — может, мне выкинуть этого пэдди вон?
— Нет, позволь, я сам разберусь с ним.
— Будь по-твоему, младший, — уступил Жан. — Но я пригляжу, чтобы никто не сунулся к тебе сзади.
Столкновение привлекло внимание присутствующих, и шум вдруг затих. Все взоры обратились на Франсуа, а тот, по-прежнему держа правой рукой за бороду потомка ирландских королей, левой легко обезоружил его.
Более рассудительные одобряли действия юноши, восхищаясь его хладнокровием и силой. Другие осуждали за отказ от предложенной выпивки — любой американец счел бы подобный поступок серьезным оскорблением. И, естественно, всюду уже заключались пари на исход схватки.
— Отпусти меня, мер-р-р-завец! — рычал ирландец.
Но юноша, не обращая внимания на эти вопли, лишь сильнее сжал бороду противника, приподнял его без всяких усилий на вытянутой руке, как держат напакостившую кошку, и подержал несколько секунд в этом смешном положении, а затем отвесил пару увесистых оплеух.
— Вот так! — проговорил он под бурное одобрение публики. — Если вам мало, приходите завтра. Получите вдвойне. Вы назвали меня молокососом… Мне и вправду всего шестнадцать лет, и я не обиделся на это… Но иногда молокососы имеют преимущество, мистер бородач. И если вы еще раз посмеете оскорбить меня, я сниму с вас скальп.
Эти слова, встреченные громовой овацией, Франсуа произнес со спокойствием и достоинством, не лишенным некоторого лукавства, — удивительными для мальчика. Впрочем, по силе и решимости он ничем не уступал мужчинам.
Протрезвевший ирландец обвел блуждающим взором смеющиеся лица и понял, что потерял всех своих сторонников. Однако ему хотелось, чтобы последнее слово осталось за ним.
— Мальчишка заплатит мне за это! — крикнул он, пятясь к дверям. — Посмотрим, так ли он ловок в обращении с пистолетом или карабином.
— Дуэль? Это мне подходит! — воскликнул Франсуа. — Можно прямо сейчас, если желаете… Почтенные джентльмены посторонятся направо и налево. Я верну вам револьвер, но постарайтесь никого не задеть.
— Завтра… когда будет светло, — пробурчал Патрик, припертый к стенке предложениями Франсуа.
— Друзья, — вмешался Боб, выныривая из толпы, — оставьте ирландского ублюдка и послушайте меня. Человек, о котором вы говорили, еще утром был в Гелл-Гэпе.
— Это точно, Боб?
— Я совершенно уверен. Трое джентльменов из моих знакомых видели его и перекинулись с ним парой слов. Он здесь по делам, связанным с приисками. Никто не знает, покинул ли он город, но в любом случае далеко уйти не мог.
…Воспользовавшись паузой, ирландец трусливо выскользнул из салуна и побрел по улице, осыпая грязными ругательствами своего молодого, но опасного противника.
Неожиданно перед ним вырос какой-то высокий человек и положил ему руку на плечо. Незнакомец стоял у самой стены, слившись с темнотой, и отсюда мог видеть и слышать все, что происходит в салуне.
Приняв его за вора, Патрик О’Брайен уже готов был завопить, призывая на помощь.
— Тихо! — прошипел незнакомец, догадавшись о намерениях ирландца. — Я — ваш друг.
— Но кто вы?
— Еще раз говорю, друг! Потому что смертельно ненавижу тех, кто посмеялся над вами.
— Правда?
— Сомневаетесь? Идемте со мной, и вы все узнаете.
ГЛАВА 5
На свежем воздухе Патрик О’Брайен протрезвел окончательно. Таинственный спутник повел его в сторону долины, по течению реки. Прибрежные пески несли на себе следы деятельности золотоискателей.
Было пустынно. В эти часы жители города либо разбредались по салунам, либо запирались дома, пытаясь заснуть, несмотря на крики подгулявших пьянчуг и духоту жаркого лета.
— Нас никто не услышит? — спросил незнакомец, чья высокая фигура четко выделялась на фоне звездного неба.
— Мы одни, — ответил ирландец, стараясь разглядеть лицо собеседника.
— Что вы делаете в Гелл-Гэпе?
— Работаю на приисках за неимением лучшего. Когда удается намыть золота, пью. Когда не везет, берусь за любое дело.
— Словом, любите хорошо выпить и не любите много работать?
— Похоже, что вы знаете меня с колыбели.
— Прекрасно! Думаю, мы договоримся. Судя по вашим жизненным принципам, вы именно тот человек, который мне нужен. Готовы вы взяться за нетрудную и прибыльную работу?
— Еще бы!
— Сколько вы зарабатываете промывкой песка?
— От шести до восьми долларов в день. Каторжный труд: на солнцепеке, кожа воспаляется, ноги кровоточат, горло забито пылью…
— Вы получите столько же, но за гораздо более легкую работу.
— Что надо делать?
— Прежде всего подчиняться моим приказам.
— Это зависит от того, что вы прикажете.
— Верно! Вас зовут Патрик О’Брайен… так вы сказали этому молодому негодяю, который обошелся с вами… э… несколько невежливо, да еще при большом стечении народа.
— Я дал клятву, что сниму с него скальп! И пусть мне придется всю жизнь пить только воду, если я не сделаю его черепушку гладкой, как тыква!
— Вы — тщеславный хвастун и враль, как все ирландцы!
— Джентльмен!
— Не валяйте дурака! Этот юнец положит вас одной левой. Уж я-то знаю канадцев.
— Что дальше?
— Не ищите с ним ссоры… от вас мокрое место останется. В разобранном виде вы мне не нужны.
— Но такое оскорбление можно смыть только кровью!
— Вы смоете, а заодно выполните мое поручение. Моя ненависть сильнее и имеет давнюю историю. Не знаю, каковы планы этой троицы и подозрительного типа, с которым они снюхались, но я не желаю, чтобы они задерживались в Гелл-Гэпе. Нужно скомпрометировать их и сделать невозможным дальнейшее пребывание здесь. Кража лошадей или что-нибудь в этом роде… Вряд ли удастся подвести их под петлю, для этого нужно застукать на месте преступления… Но пусть они будут изгнаны отсюда вместе с этим проклятым ковбоем. Вот этим вы и должны заняться, дражайший мистер О’Брайен!
— По правде говоря, это проще пареной репы, джентльмен. Достаточно пройтись по салунам и щедрой рукой заплатить за выпивку всем жаждущим…
— Для этого нужны деньги, не так ли?
— В высшей степени справедливо замечено. И… это все?
— Это только начало.
— В самом деле?
— Вас все еще мучит жажда?
— Ваша милость изволит смеяться надо мной?