Помоги проекту - поделись книгой:
Влад Савин
Война или мир
От себя не сбежать: миллионы невидимых уз
Не позволят нам детство забыть, даже тем, кому похрен.
Мне сегодня, ребята, приснился Советский Союз,
И мне кажется, мы слишком быстро простились с эпохой.
Продолжается героическая борьба китайского народа, под руководством Коммунистической Партии Китая и при интернациональной поддержке СССР, против американских интервентов и их белокитайских пособников-прихлебателей. В провинции Шэнси идут бои между экспедиционым корпусом США и Китайской Народной Армией, поддержанной частями маньчжурских, корейских и советских добровольцев. В среднем Китае коммунистический партизанский отряд под командованием товарища Ли Юншена захватил и продолжает удерживать авиабазу Синьчжун, до недавнего времени использовавшуюся ВВС США.
И пришел Свет. Ночь превратилась в день — но не было времени смотреть, удивляться, и даже задумываться, если хочешь жить.
Спасли лишь рефлексы, и еще тень, от башни КДП (контрольно-диспетчерского пункта). И то, что рядом была траншея, отрытая, как раз, на такой случай — благо, привлеченной китайской рабсилы хватало. Валентин свалился туда, увлекая за собой Писателя — и некогда было жалеть тех, кто остался в КДП, им уже никак не поможешь, а сам погибнешь.
Затем пришел Звук — даже не сила звука, а звучание силы. Земля ходила волнами, и было страшно, что траншея сейчас схлопнется и превратится в могилу. Бесстрашных людей не бывает (если только не психи, или на наркоте — но такие и гибнут первыми, причем без пользы и славы), страх нужен, как указатель «где надо, пригнуться, где надо, ползти». Но для ударной волны атомного взрыва нет разницы, кто ты, подполковник спецназа с позывным «Скунс», Дважды Герой с личным кладбищем в пару сотен, или свежепризванный китайский доброволец.
И ведь мы достали эту сволочь — локаторщики с «Березы» засечь его еще на подлете успели, и истребителей подняли, и доклад пришел — перехвачен, атакован, горит и падает! Еще в первые сутки сюда эскадрилья «мигов» прибыла, но они мало того, что ночью не видели ничего, так еще с нашей территории дотягивали на пределе, даже с подвесными баками, а если еще и бой на маршруте вести? Потому через два дня их заменили «Як-25», всего четверка, мало пока этих дальних и ночных истребителей — но и у американцев в глубинном Китае реактивные пока не замечены вообще, ну а гоминьдановцы исключительно на «мустангах» и «тандерболтах» воюют. Суки заокеанские, то ли даже погибая, успели бомбу сбросить, то ли она, уже поставленная на боевой взвод, рванула в падающем самолете, когда высотомер выставленный уровень показал. Сами сдохли — и нас решили утянуть за собой?
Нет, пронесло — мы живы. Взрыв килотонн в двадцать (было бы больше — мы бы сейчас с апостолом Петром беседовали). И кажется все-таки, воздушный — как тени падали. Значит, радиоактивной дряни прилетит меньше — хотя, если высота малая, и огненный шар коснулся все же земли? Проникающая радиация осталась — но по нормативу, открытая траншея уменьшает дозу в полтора раза. А вот радиоактивная пыль, если не на одежде и коже, откуда ее можно смыть, а при вдыхании — это смерть. Так что, быстро «намордники» нацепить, ватно-марлевые, что с первого дня здесь вместе с противогазом таскаем. И можно выглянуть, ситуацию оценить.
База горела. Вышка КДП просто исчезла — даже могилы не было у четверых русских парней, дежурной смены связистов (и мы с Писателем там же бы остались, если б не вышли меньше чем за минуту до того). Падлы америкосские, все у вас не как у людей, на нашей базе штаб и центр связи был бы в бетоне и под землей, а у вас — домики дачной капитальности, даже не обвалованные, пуля из АК насквозь прошибает. Нам штурмовать это, неделю назад, было одно удовольствие, но сейчас — полный песец! Хорошо хоть, местных китайцев с лопатами нагнали, успели траншей и котлованов для техники отрыть, а то ведь и этого не было, лишь колючка по периметру, вышки с пулеметами и пара жиденьких дзотов. И раз отбой тревоги дать не успели, а был условленный сигнал «воздушная тревога, атом, всем укрыться», красными ракетами в зенит — то не мы одни уцелели? Только бы не радиация, блин — не должно, дистанция была, по грубой оценке, километра три-четыре-пять, и вспоминается, что даже в Хиросиме на таком удалении были живые и здоровые? Или нет?
Здесь не было Хиросимы и Нагасаки. И нет Корейской войны — поскольку по итогам сорок пятого есть лишь одна, наша, социалистическая Корея, КНДР. Зато Китайская война не завершилась в сорок девятом, поскольку мы из Маньчжурии не ушли. И первая в этом мире атомная бомба (тоже американская) упала на Сиань, столицу Особого коммунистического района Китая, 25 августа 1950 года — погибло от ста до двухсот тысяч китайцев (цифры разнятся), и полсотни наших, советская миссия при штабе Мао (сам же он, гад, уцелел!). После чего советские танки двинулись за Хуанхэ, вдавливая в пыль гоминьдановскую сволочь. И Сиань, «Хиросима» этой реальности, здесь не осталась безответной — последовал уже наш ядерный удар по Шанхаю (вернее, по порту, построенному севернее, на берегу Янцзы), когда там выгружалась свежая дивизия Армии США. В ответ, к нам прилетело — вместо Нагасаки в иной истории. Что ж, это все ж лучше — чем если бы по мирному городу. А мы живы, вам назло — ну кто из служивших в армии РФ двадцать первого века мог бы сказать, что побывал под атомным ударом?! Это в веке двадцать первом, ядерное оружие есть средство политическое, последний довод Держав — ну а тут, после недавней большой войны, оно воспринимается как просто Очень Большая Бомба, без особого пиетета. Может быть оттого, что про «ядерную зиму» тут еще не слышали, и «На последнем берегу» не смотрели?
А все же мы вас сделали — а нефиг было перебрасывать эскадрилью новейших В-47 на этот аэродром, еще советской постройки тридцатых. И угрожать нам атомными ударами по Сибири, Транссибу, Средней Азии — с направления, где у нас ПВО была куда слабее, чем в Европе. Победа в этой истории была в сорок четвертом, так что не случилось тут Арденн, не были вы знакомы с «бранденбургом», да и Китай конца сороковых больше на нашу Гражданскую похож, чем на территорию под немецкой оккупацией, пространство большое, войск мало, ну что такое десяток американских дивизий на весь Китай, и то из них четыре в «котле» в Шэнси застряли, одна через Особый район пробивается с боем, одна в Шанхае погибла целиком, и одна в Циндао капитулировала; у гоминьдановцев армия огромная, но вояки — полный отстой. Немецкого «орднунга» и близко нет — в каждой провинции свой батька-атаман, или, по-китайски, «генерал-правитель», своего же Чан Кай Ши слушают, лишь когда хотят. И воевать не умеют совсем — их тут японцы, будучи в соотношении один к двадцати, ссаными тряпками гоняли, как крыс. Нас вот пытались атаковать, ну смех один, бежит по чистому, насквозь простреливаемому полю, толпа живых мишеней, как на убой. А нам после, когда ветер с той стороны, хоть в противогазе ходи. Мы даже кричали туда по-ихнему через матюгальник, уберите трупы, мы по похоронщикам стрелять не будем. Услышали, выползли — и забрали все, что можно унести: винтовки, подсумки, даже лохмотья с тел поснимали, голыми гнить оставили. Поскольку оружие и сапоги, это вещи дорогие, ну а людишек в строй в любой деревне можно наловить.
Что есть очень гут — эпицентр от нас к востоку, а значит осаждающему нас воинству «енерала» Мо должно достаться куда больше нашего. Уверен, они там ни укрытий не копали, ни прятались по тревоге — вряд ли американцы своих шавок предупредили. Я бы, на их месте, атаковал немедленно, пока те, кто дозу схватил, еще боеспособны — наши бы просто озверели, когда терять уже абсолютно нечего, да и японцы бы вперед пошли, себя не жалея. Но у гоминьдановцев, после ядерного удара, спрашивать, как скоро их офицеры восстановят управление войсками, вы смеетесь? Те, кто жив остался, и не был затоптан удирающей толпой — еще своих подчиненных обгонят (а что еще ждать от тех, кто чин за деньги купил?). Так что несколько часов у нас есть.
Севернее поднималось яркое пламя — топливохранилище горит. Возле полосы горящие обломки аэрофлотовского транспортного «юнкерса», прилетевшего накануне вечером (привез какие-то расходники для летунов, обратно должен был загрузиться трофеями). Юншен где — если он, собака, умудрился погибнуть, я его на том свете достану! Когда ты больше всего нужен — нас тут было, после того, как раненых при штурме домой самолетами отправили, двести семьдесят девять человек, в том числе пятьдесят два русских (и половина, это тыловые, в обеспечение), а прочее, китайцы. На кой черт я сам тебя из отделенных в комбаты произвел, из ефрейтора в капитаны — если уж в Москве решили, что американскую авиабазу громил «китайский партизанский отряд», ну а нас, советских, тут и близко не было, призраки мы, невидимки. Когда трофеи на Большую Землю отгоняли, тут даже корреспондент «Правды» прилетал, фото делал, интервью у товарища Ли Юншена брал (которое сочинять мне пришлось) — наверное, после этому кадру еще и идейную биографию придумают, пламенного идейного борца за коммунистическое дело. Хотя по жизни он успел и в нескольких бандах побывать, под знаменами разных «енералов», а нам попался, прямо как рекрут в армию Фридриха Прусского — мне показался толковым, вот и вытянул счастливый билет. Будет теперь исторической личностью, если не убьют, и не переметнется.
Вообще, китайских товарищей коммунизму учить — как шимпанзе на мотоцикле ездить. Солдат, даже спецуру, из этих «сипаев» натаскать можно, хоть по принципу «делай как командир» — но как политработники ни старались просветить насчет учения Карла Маркса, которое всегда истинно потому, что верно, китайцы понимают как привычно им: сидит в Москве Красный Император Сталин, у него верная армия, чиновники и народ — и все, что от Императора исходит, это высшая истина по определению, ну а кто посмеет усомниться, тому голову долой. Маркс писал об «азиатском способе производства» — а ведь могу теоретически представить, Китай какой-нибудь ханьской династии, где правит император, назначает чиновников, земля вся государственная, аристократов и частной собственности нет: ну прямо, социализм — а вот в Европе такое не смотрится совершенно. Вроде, там чех Ян Жижка пытался ввести, что все общее, труд есть бесплатная и всеобщая обязанность — так его за такое свои в итоге и прибили? (
Писатель, ты как, цел? Тогда слушай боевой приказ. Вон, из соседней щели двое гавриков вылезли — скажи по-ихнему, чтоб живо сюда! Даже маски нацепили, молодцы — как рядовые исполнители, китайцы очень зер гут. Теперь — чтоб они пробежались вокруг, и передали: от всех командиров подразделений сюда прислать делегатов, а кто подразделение потерял, тем самим здесь быть! Товарищу капитану Ли Юншену особенно — товарищ Куницын его тут ждет. Время пошло!
Порядок понемногу восстанавливался. Наши откуда-то появились, спецура — Мазур, Репей. Еще нескольких китайцев с тем же поручением отправили. Юншен наконец прибежал — Валентин рявкнул на него, для порядка, ты где болтался так долго? Первым делом — о потерях в людях и технике доложить!
Русский характер, блин! С одной стороны, паники не было никакой — после такой войны, что всего шесть лет назад завершилась, даже на атомную бомбу смотришь философски, как на очень большой обстрел. И китайцы, глядя на Больших Советских Людей, вели себя так же. С другой же — ведь прошла команда «тревога, атом»! Но если китайцы реагировали абсолютно правильно, «как учили» — в ближайший окоп залечь, на небо не смотреть, респираторы натянуть — то наши «ну еще немного, еще успеем», около самолета на полосе до последнего с грузом возились. В итоге — китайцев в строю осталось двести пять, раненых в различной степени четырнадцать, убитых всего восемь (кто укрыться не успел). А наших — в строю двадцать девять, считая с легкоранеными, тяжелых «трехсотых» восемь, погибло двадцать семь (считая экипаж прилетевшего аэрофлотовского Ю-290). Расчет «Березы» погиб в полном составе — локаторщики до последнего оставались на боевом посту. Из истребителей, два «яка» сгорели на земле, из взлетевших приземлился лишь один, и то разбился при посадке (экипаж жив). А вот техника в котлованах в большинстве исправна, или с минимальными повреждениями — уже установили, что на ходу все шесть установок РС, оба БТР с зенитками, трофейный танк и еще два полугусеничных БТР. По грузовикам и джипам надо смотреть — но автопарк на базе изначально был такой, словно американцы вообще пешком не ходили, за сотню единиц — включая тягачи, цистерны, санитарки, ремлетучки. Основное топливохранилище горит — но мы часть горючки в бочках и канистрах в ямах успели рассредоточить, так что заправлять есть чем. Так же и продукты — и еще из-под развалин раскопаем, что тушенке в банках сделается? Основная аппаратура связи погибла вся, но резерв остался (целых два «северка»). Уцелели и приборы у «химиков» (отделение химзащиты, они же по уставу за контроль радиации отвечают).
А взрыв маловысотный. И ветер с той стороны тянет. Срочно измерили — не то чтобы смерть, но для здоровья категорически не полезно, особенно если этой гадостью дышать! Вы пробовали в противогазе быть круглосуточно? И нет у нас больше ни локатора, ни истребителей — если завтра решат бросить еще. Или же, самое худшее — я бы на месте американского командующего, непременно озаботился бы «группой зачистки». Поскольку даже ядерный удар, как и артподготовка, не дает гарантии уничтожения всех. И сидит уже где-то рядом отряд их коммандос, чтоб выживших добить. Как мы в сорок пятом, готовясь брать «водопроводчиков» Исии, специально сформировали целых два «десантных батальона химзащиты», а по существу, подразделения первого броска в очаг ядерного или химического поражения, специально на эту задачу оснащенных и обученных. Эти батальоны (уже не два, побольше) и сейчас у нас в строю — и нам известно, что и в Армии США что-то подобное есть (рейнджеры сухопутных войск). А значит, очень скоро, весьма вероятно, жди гостей по-настоящему опасных, а не вояк «генерала» Мо!
Валентин выругался. Про себя — подчиненным не подобает видеть командира, не уверенного в том, что он делает. Первый этап операции прошел великолепно — при том, что весь План был импровизацией в чистом виде. Впрочем, самый блестящий успех приходит либо после скурпулезнейшей подготовки и абсолютного обеспечения силами и ресурсами, готовыми парировать любую угрозу, либо в результате наглейшего и стремительного кавалерийского наскока, когда враг просто не успевает опомниться и адекватно отреагировать. Известие о появлении В-47 на этой авиабазе, приближенной к границам СССР, вкупе с осознанием факта, что янки сошли с катушек и реально собираются применить ядерное оружие, возможно даже и по нам, при нежелательности нашего превентивного удара (тогда уж точно, сорвемся в Третью мировую) — все навалилось за считанные недели, в отличие от штурма «водокачки 731», который готовили более чем за полгода. Но ведь именно на такой случай держали наготове нашу русско-китайскую команду — и план родился и был утвержден, в рекордно короткие сроки. Первый этап, с захватом базы, был тщательно просчитан — с учетом того, что у амеров сейчас просто нет возможности надежно контролировать свой тыл, а также опыта рейдов наших партизанских соединений в сорок втором- сорок третьем, и действий передовых отрядов танковых армий в сорок четвертом. Сочли, что выполнение задачи-минимума, нанесение «неприемлемого ущерба» сооружениям базы и авиатехнике на ней, обеспечивается с вероятностью девяносто процентов. Полный захват базы со всем ее содержимым и при минимальных собственных потерях, считался крайне маловероятным. Имея три сотни бойцов, причем в подавляющем большинстве китайских «сипаев», а не бригаду спецназа, натасканную как раз на такие задачи — на текущий момент в Советской Армии таких бригад восемь, из которых три в ГСВГ, по одной в Италии, на Балканах, в Иранском Курдистане, и две в Союзе, в Европейской части, отчего не выделили ни одной на ДВ? Была бригада спецназа ТОФ, но вопрос о привлечении ее даже не поднимался — «у моряков свои задачи», Японию что ли брать? А вышло — когда на базу вошла «американская» колонна (по всем законам войны, нам светит расстрел, если в плен попадем), то дальше вышла резня: внезапная атака спецуры, работающей в высоком темпе и жестко настроенной убивать, это страшней атомного удара: от взрыва легче укрыться, чем от грамотной зачистки территории. Их втрое больше — так учтите преимущества работы слаженной командой, а у противника личный состав россыпью, не собран в подразделения, и тыловые это даже не пехота, ну и конечно, в небоевой обстановке по территории базы мало кто ходит при оружии, кроме пистолетов у офицеров. Добавьте еще внезапный удар реактивных минометов по казарме охранного подразделения (если не накрыло всех реально боеспособных, то оружейку у них разнесло и штаб) — после чего две сотни бойцов, обученных работать в команде и по секторам, крошат всех направо и налево. Выжили лишь те, кто сообразил не геройствовать, и кого мы сочли целесообразным взять в плен. Получив известие, на Большой Земле не щелкали клювом — в рекордный срок, меньше чем за сутки, организовали перегон трофейных В-47 на нашу территорию. Уже ночью прилетели наши транспорта, привезли команду авиаинженеров, технарей и, главное, перегоночные экипажи из лучших пилотов, каких нашли на Дальнем Востоке — старшим был сам Петр Стефановский, летчик-испытатель, сейчас служил в генеральной инспекции ВВС, но и флотские летчики тоже были. Причем экипажам хоть выспаться дали, иначе за штурвал не сесть — ну а нам пришлось в темпе вальса, московским товарищам фронт работ обеспечивать и пленных трясти. Отправили «жирных карпов», а вот после, надо было отсюда валить, и как можно скорее. Но вмешалась политика, и хомячиный инстинкт, черт бы его побрал!
Умным мужиком был Сунь-Цзы, сказав что когда политика лезет в военные дела — ничего хорошего не выходит. Вроде бы, в Москве начались переговоры, амеры тоже не были готовы к Третьей Мировой, особенно после Шанхая, пятьсот килотонн одним ударом, причем на носителе, принципиально не сбиваемом существующей ПВО — флотский «гранит», привет из двадцать первого века. И вот выйдем отсюда уже после, с развернутыми знаменами — а надо было различать войну и понты. Ну и — как выяснилось после, янки и на момент бомбежки считали, что все их «секретные» бомберы пока еще здесь, прозевали они улет трофеев, и спешно готовили свой удар, пока мы, в блаженном неведении, выгребали с базы все, что можно открутить, даже нелетные экземпляры бомбардировщиков разбирали по узлам и агрегатам, грузили оборудование из мастерских (умеют же американцы производственный процесс улучшить и облегчить). И вот, дождались! Теперь надо ноги уносить, пока целы.
Местных жалко. Тут рядом даже не деревня их была, поскольку хлебопашеством не занимались, а целый городок при базе, купи-продай-окажи услугу. Война им не война, уже их соотечественники, числом тысяч в сто, ну может поменьше, «правительственные войска» генерала Мо нас обложили и обещают, если сами сдадимся, то совсем небольно убьют — а эти из городка шастают к нам как к себе домой. Запомнился дед колоритный, с тремя сыновьями — еще с американцами подрядился на чистку всех отхожих мест базы (ценное и дорогое удобрение для полей), причем как рассказывали, после жестокой конкуренции и драки с другой семейкой, претендующей на то же самое; наши бы за такую работу взялись лишь за хорошую плату, или распоследние штрафники, и не иначе, чем в противохимических резиновых костюмах — а эти просто раздеваются и лезут в яму голышом, с лопатами и корзинами. А когда потребовались землекопы, траншеи и котлованы рыть, за одну лишь кормежку (что не съедят, с собой дозволялось брать — с американского склада, не жалко) — то вместо требуемой сотни набежало больше тысячи желающих. А нам головная боль, вдруг это переодетые солдаты генерала Мо, навалятся, нас массой задавят — мы пулеметы выставили, на всякий случай, и бдительно смотрели. А они лишь спрашивали, нет ли еще работы? Теперь нет ни городка, ни тех китайцев. Ничего, падлы пиндосские, мы вам и за это счет предъявим!
Так это уже что — Третья Мировая, или пока еще локальный конфликт? Судя по сводкам, до обмена ядерными ударами по территориям собственно СССР и США еще не дошло. Так и год пока пятидесятый, даже не шестьдесят второй, у самих америкосов с атомной дубинкой пока негусто. И СССР здесь гораздо сильнее, Победа была в сорок четвертом, и встреча с союзниками была не на Эльбе а на Рейне, так что нет тут двух Германий, а единая наша ГДР, да еще и Народная Италия в соцлагере. Вот только если посчитать изменения в мировом масштабе — рассказывал как-то наш отец-Адмирал, в шутку или всерьез, как бы там наверху некая сущность, с крылышками или с рогами, баланс подводит, сколько душ прежде времени земную юдоль покинуло по нашей вине — с тех пор, как атомная подлодка СФ «Воронеж», выйдя в поход в 2012 году, неведомым способом попала в июль 1942! Имея на борту, помимо прочего положенного, шесть «гранитов» с боеголовками по пятьсот килотонн (одна как раз по Шанхайскому порту и прилетела), и нашу группу подводного спецназа СФ, девять нас было, осталось семь, Андрюха Каменцев на Одере погиб в сорок четвертом, а второй Андрей через год, в Маньчжурии, когда «водопроводчиков» брали. И он, Валентин Кунцевич, здесь не родился еще — и даже родителей его пока нет; а впрочем, пусть фантасты сочиняют про растоптанных бабочек и парадоксы! Параллельный это мир или перпендикулярный — теперь это наш мир, в котором жить. И не самый худший — как сам Кунцевич восемь лет назад еще старлеем был, а не подполковником с двумя Звездами; и СССР тут в гораздо большем авторитете.
А посему — за свою жизнь будем драться до конца. Чтоб не мы, а те, по ту сторону мушки, за свое Отечество сдохли. Мы же еще на торжестве Победы попляшем. Нечего нам тут больше делать — идем на прорыв. Благо, план есть, мероприятия проведены, кой-какие запасы уже упакованы, а прочие — в темпе в машины перекидать!
«Леший» (это Мазур), возьми взвод китайцев, и выдвигайся вдоль дороги. Пока там все разбежались — но опомнятся, и могут путь оседлать, придется тогда прорываться с боем и потерями. Ну а мы за тобой. Возьми рацию и держи связь с Кузьмичом, чтоб он тебя огнем поддержал — если обнаружишь американцев.
Кузьмич — грузись и выдвигай свою артиллерию. И ты понял — с «Лешим» на связи, будь готов поддержать.
Остальным — быстро провести инвентаризацию техники и запасов. И грузить в темпе — время пошло!
Еще, вместе с особистом, составить акт об уничтожении «Березы». Что от секретной техники осталось — подорвать (благо, есть чем — авиабомбы на складе остались). Чтоб не было вопросов, что что-то досталось врагу — не простят!
А что с пленными делать? Которых, даже после отправки самых ценных на «Большую Землю», осталось еще голов двести? Ангар, где их держали, разворотило, и кого-то прибило — но многие живые, есть даже не пострадавшие совсем… и медпомощи требуют, суки! Помощи, вам?! Товарищ Ли Юншен, приказываю выделить расстрельную команду — думаю, взвода хватит. И чтоб выживших не было — после проверить штыками!
Особист, майор Бородай, рожу скривил. И пробурчал что-то про устав. Это бандитов, взятых с поличным, законом положено к высшей мере после первичного допроса — в Киеве в сорок четвертом и было ведь так! А тут военнослужащие США, находящиеся при исполнении своих обязанностей, в соответствующей форме со знаками различия, и личными документами. И вообще, для СССР могут быть политические последствия не те! Отчего вы смеетесь, товарищ подполковник?
— Да так, мысль хорошая в голову пришла. Это вы правильно заметили, товарищ майор госбезопасности, с политической точки зрения лучше будет, если янки сгорели от своей же бомбы. А тут следы от пуль, штыков — нехорошо! Тут огнеметы бы — но нету. Так что, Репей, тебе задача — все подорвать, чтоб в фарш. И еще бензинчиком, для правдоподобия. И чтоб поменьше народа о том знало. Чего вылупились — исполнять! Время пошло!
Особист, и прочие присутствующие (не китайцы — для них такое зверство и не зверство вообще), решили наверное, что их командир, это больной на голову, одержимый жаждой убийства. Встречались среди наших и такие, в прошедшую войну — у кого немцы родных поубивали. А что «Скунс», он же «подполковник Куницын» американцев ненавидит больше чем даже фрицев, это все знали уже давно.
И ведь не объяснишь же, что показалось смешным? Как уроженец этого времени, офицер НКВД, сталинский палач — и упрекает человека демократического двадцать первого века, в негуманности и несоблюдении закона?
Ну простите, пиндосы, так уж вам карта легла! За наш девяносто первый — который я надеюсь, тут не случится. И за наших ребят — тех, кто при штурме погиб, в родную землю отправили лечь, когда трофеи вывозили, а кто сегодня, тут похоронить пришлось! И могилу с землей сравнять, чтоб не осквернили (поверху еще гусеницами проехать, и соляркой полить, так ни одна собака не найдет). Ничего — вернемся еще мы сюда, и памятник вам поставим!
Колонна выступила с базы через четыре с половиной часа — один легкий танк, четыре БТРа, шесть реактивных установок, три автоцистерны-заправщика, ремонтная летучка-мехмастерская в фургоне, санитарка и двадцать девять грузовиков и джипов, две зенитки на прицепе. Не прошло и получаса, как в штабную машину запрыгнул «Репей», он же старлей Репьин.
— Командир, беда! У нас один из китаез пропал.
Отстал, заблудился? Один из тех, кто американцев исполняли?! А ты куда смотрел — я ж сказал, чтоб лишних глаз поменьше!
— Командир, ну сколько нас было? А работы выше крыши, надо было по всей базе, все ненужное подорвать, и ловушки поставить, и так, чтобы наши не подорвались уходя! И янки в ангаре бузили, наружу рвались, разбежаться могли! Юншен два десятка своих дал в помощь, ну не справились бы мы иначе! Сначала гранатами зашвыряли, затем штыками проверили, ну и напоследок бочку бензина внутрь и тысячефунтовую авиабомбу, почти пятьсот кило, измучились, пока затолкали! Уже когда отъехали, мне сержант-взводный докладывает, что у него одного бойца не хватает. Я на него ору, ты чего сразу не заметил, и остальные куда смотрели — а он оправдывается, думали что в другую машину сел.
Мать-перемать! Гладко было на бумаге — мы уходим, позади что-то взрывается, Репей нас догоняет, и все путем! Это я, кретин, должен был прикинуть — что ему с восемью человеками всего, кто у нас минно-взрывному делу обучен, ну никак не управиться со всем, что навалилось! Ну а для него ясно, приказ надо выполнять, значит запрячь китайцев, и для погрузки, и для грязной работы. Сержанту из желтых вообще не завидую, как крайнему — если отделается всего лишь разжалованием в рядовые, то ему крупно повезет! А нам что теперь делать — назад уже не повернешь, время уходит! Что хоть про пропавшего известно, в плане морали и убеждений, прочих допросили?
— Командир, так ничем он не выделялся, обычный китаеза! Воинскому делу учился старательно, всяких разговоров не вел. Вспомнили, что он вроде родом из этих мест или откуда-то рядом, так что мог и без измены, а просто до хаты. А может даже, по дури замешкался и внутри остался, когда мы рванули. Ночь же, темно, беготня, а я по-ихнему ни хрена не понимаю. Могло и такое быть.
Мать-перемать, хорошо бы если такое! И ведь Репея жалко — он «местный», в смысле из этого времени, но в нашей команде с сорок второго, еще когда через Неву плыли, на ГРЭС. И до самого конца войну прошел, и на острове Санто-Стефания был, когда Папу Римского из немецкой тюрьмы вытаскивали, и в команде охотников на фюрера тоже, и «водопроводчиков» отряда 731 с ним брали в Харбине, год сорок пятый! Я уж хотел ходатайствовать, чтоб ему звание повысили, с таким боевым путем и заслугами в старлеях несолидно, хотя в сорок втором он вообще ефрейтором был… а теперь не знаю, когда ты капитанские погоны наденешь!
И ничего уже не сделать. Только — скорее вперед. К своим, на север, домой.
Китайцы отходу не препятствовали, как и следовало ожидать. Присоединив дозор «лешего», колонна быстро двигалась на восток. К югу от базы осталась излучина реки, на западе виднелся Тибет (по которым Мао когда-то свое войско Великим походом водил), к северу должны быть горы Циньлин, пониже, но с техникой не пройти. А здесь, в долине, были рисовые поля — самая урожайная культура, только этим, и еще природным китайским трудолюбием можно объяснить, что население здесь еще не вымерло с голода, после сорока лет «эти придут, грабят, те придут, грабят, и куда крестьянину податься?». На поле были заметны согнутые фигуры — война войной, а кушать надо, даже на колонну нашу не смотрят, как в перпендикулярных мирах живем!
Мимо деревень проскакивали на скорости. По виду, как американцы, кто еще тут на машинах может ездить? У местных «генералов» есть что-то вроде своей «гвардии», вполне приличного вида, обмундирована, и даже на технике — как правило, сама не воюет, слишком ценный материал, а как охрана правителя и «заградотряд», чтоб мобилизованное воинство не разбежалось. Но численность ее невелика — пленные говорили, что у генерала Мо, который нас осаждал, было под тысячу таких бойцов, все в штатовской форме, с автоматами «томпсон», даже два танка «шерман» и полдюжины БТР и броневиков имелись, и три десятка автомашин — то есть вся эта сила нам вполне по зубам. И сколько той «гвардии» под атомным ударом сгорело?
Но вот городок на пути. Или большая деревня — нет, будем считать что город, если хоть один-два нормальных дома есть. Понятно, отчего в древнекитайской традиции, крестьянин стоит выше горожанина (в отличие от нас и Европы). Потому что окопались тут в большинстве не честные земледельцы, а всякие паразиты: перекупщики, бюрократы, стража — которые сами закрома не наполняют, а к труженикам присасываются, учиняя беззаконие и разбой, отчего мудрый правитель должен эти сорняки время от времени пропалывать (изречения не Карла Маркса, а какого-то древнекитайского мудреца).
Валентин зловеще ухмыльнулся. Сейчас мы гоминьдановской сволочи еще ежа в штаны подпустим, чтобы когда мы уйдем, ей долго еще икалось. Совместив приятное с полезным — нам ведь не помешает короткий отдых, осмотр и обслуживание техники, ну и сеанс связи с Центром. Бензин тут вряд ли удастся достать — а вот провизия лишней не будет. Зачем у населения отбирать — тут должны быть запасы, принадлежащие власти, то есть «генералу», тому самому Мо, который нас осаждал. А как провести реквизицию максимально эффективным путем? Ты не понял, товарищ капитан Ли Юншен? А зря — тебе же придется перед народом речь толкать.
Сейчас будем Советскую Власть устанавливать, в отдельно взятом городе и уезде. Видел же, как это на севере делалось, когда наши наступали? А после дальше пойдем — зачем нам тут оставаться, ты что? Лишь к стенке поставим кого надо, реквизируем то, что нам надо, ну и не помешает совет-комбед учредить, и оружие из местной полиции раздать, чтоб дольше не затухало.
Да не бойсь — я тебе речь напишу, политически правильную. А Писатель переведет на китайский, если будет что-то непонятно. Товарищ Стругацкий, вы свою задачу поняли — текст я вам через десять минут набросаю.
Я видел ад. В котором живут люди — а не приговоренные к вечным мукам грешники. Ад, именуемый Средним Китаем.
В Маньчжурии сейчас, как у нас в конце двадцатых, самое начало пятилеток — строятся промышленные гиганты, крестьяне объединяются в кооперативы, и машинно-тракторные станции уже не редкость, и школы, и больницы — под мудрым руководством ВКП(б) и товарища Сталина. Знаю, что в южном, Приморском Китае, жизнь похожа на нашу белогвардейщину, или что было при царе николашке. Про Особый Район Мао рассказывают всякие вещи. Ну а глубинный, Средний Китай, глухая и бедная провинция, даже о китайским меркам — это ад.
Ужасная нищета — наш дореволюционный бедняк тут сошел бы за зажиточного хозяина! Ветхие домишки, похожие на конуры, или землянки, как норы. Крохотные земельные наделы, на которых трудятся от зари до зари — и то, постоянно живут впроголодь. Спят нагишом под вшивым тряпьем на земляном полу. Дети повально страдают рахитом. Говорят, что есть целые деревни больных сифилисом, проказой, трахомой — при полном отсутствии санитарии и медицины. Один лишь раз я видел китайского врача — это был важный господин, и видом своим не допускающий, что снизойдет до тех, кто не может ему щедро заплатить. Для бедняков — лишь знахари, торгующие амулетами для излечения и изгнания бесов.
У нас на освобожденных от немцев территориях тоже было несладко. Но наши советские люди знали, что Советская Власть, Партия и сам товарищ Сталин их не бросят. И работали дружно, все вместе, восстанавливая разрушенное, и не сомневаясь, что скоро заживут еще лучше, чем до войны. Здесь же, в Китае — имеющие власть и богатство лишь сокрушаются, что из нищих нельзя выжать себе что-то еще. А кто помрет, не жалко — жизнь человека здесь стоит меньше, чем один патрон.
Чтобы забыться, все курят опиум — все, включая совсем маленьких детей. За порцию отравы отдают последнее — то, что осталось после уплаты всех налогов и поборов: помещику, местному чиновнику, центральному правительству, настоятелю соседнего храма, командиру проходящей воинской части. Тех, кто не может заплатить — выгоняют из лачуг, сгоняют с земли — помирай, или иди прочь, куда тебе угодно.
Хорошо тем, у кого есть тягловая сила — буйвол: на нем пашут, ездят верхом, возят груз. Или мироедствуют — я вспашу тебе поле, за половину твоего урожая. Но как правило, буйволы есть у помещика — иногда даже целое стадо, сдаваемое вот так, внаем! — еще у старосты, у немногих наиболее зажиточных, а прочим же, лишь руки да мотыга. Ради рабочих рук заключаются неравные браки — видел однажды восьмилетнего жениха и двадцатилетнюю невесту. И у тех, кто родится, до самой смерти — здесь очень ранней, в сорок лет уже старик — лишь безрадостный изнурительный труд.
И когда я вслух произнес, каков же после должен быть китайский рай? — услышавший это товарищ Куницын усмехнулся и ответил, абсолютно серьезно:
— Рай в понимании местных? Наверное, когда вооруженный человек не может тебя убить просто потому, что ему захотелось.
Кто ты, подполковник Куницын — герой, или на всю голову контуженный, или просто циничная сволочь?
Для меня когда-то идеалом был красноармеец Гусев из «Аэлиты», который готов был жизнь отдать, лишь бы угнетенным свободу принести, даже на другой планете. С тех пор, мы сорок первый помним, как на нас немецкие «камрады» шли — но выходит, что если мы в результате о своих идеалах забыли, значит фашизм в чем-то малом нас победил? Если вместо «гусевых» у нас теперь «куницыны» считаются героями?
Это ведь чисто фашистское — свои, это товарищи, для них все, а прочие, унтерменши, и жизнь их дешевле пыли под ногами? Однако же Гитлер «своих» по высшей расе определял, принадлежность к которой не изменишь. Ну а ты — сначала я думал, для тебя есть свои, кто с нами в одном строю, и есть враги, кого надлежит истреблять. Причем в последние ты оптом всю американскую нацию вписал, как бесноватый евреев, вот интересно, за что ты так американцев ненавидишь — приходилось мне в войну такую ненависть видеть к фрицам, у наших людей, у кого «сожгли родную хату, убили всю его семью» — ну а что тебе американцы сделали, раз ты однажды не стесняясь сказал, «хороший янки — мертвый янки»? Личное что-то, как в рассказе Леонида Соболева парнишка-краснофлотец англичан готов был зубами грызть, за расстрелянных родителей? А еще, спекулянты — что ты на рынке устроил, в том городке, ну прямо как продотрядовец восемнадцатого года, «кровососам — расстрел на месте»! Однако помню, как ты в какой-то деревне свой паек китайской семье отдал, девять детей там было — а сам после смеялся, и чем я сегодня обедать буду, ладно, поститься полезно иногда. Значит, осталось в тебе еще что-то здоровое, советское, наше?
А когда мы в осаде сидели, и толпа китайцев бежала на наши пулеметы по ровному полю, и ясно было, что не добегут, лягут все — Куницын ухмыльнулся и сказал:
— Безумству храбрых — венок со скидкой! Куда торопитесь, дураки?
Так веришь ли ты в коммунизм? Классиков цитируешь, «от зубов отскакивает». Как говорил ты, ухмыляясь и оглядывая китайский городок, первый на нашем пути:
— Ну что, в темпе берем вокзалы, мосты, почту, телеграф, что там еще по Ильичу? За отсутствием такового в этом городишке — старосту или бургомистра, как тут администрация называется, связь, если тут телефон есть, и вооруженную силу, то есть казармы гарнизона и полицию. Отделение на броне и с пулеметом на въезде, никого не выпускать, отделение на выезде, с той же задачей, через город на скорости проскочить, и позицию занять. Товарищ капитан (Ли Юншену), это я вам говорю — мне что ли за вас батальоном командовать? Поставьте задачу подразделениям! И держи — я тут твою речь перед народом набросал, ты ведь по-русски уже читать умеешь? Если нет, то Писатель тебе в помощь, переведет!
Писатель, это я. Раньше у меня был позывной «Брат», так же как у самого подполковника «Скунс» — но отчего-то не привилось. Я еще тогда спросил, не поняв, я ж к литературе никакого отношения не имею — Куницын ответил:
— А чтоб никто не догадался! И ты же китаевед? А у них «литература», это вообще все, что написано! И вообще, это мне до пенсии или увечья служить, а ты скоро снимешь погоны — и кем хочешь быть на гражданке?
А я не задумывался! Но предлагали мне уже — специалистом по Японии и Китаю, на Восточный факультет МГУ. Скунс лишь хмыкнул и ответил:
— Ну, смотри — но если когда-нибудь книжку напишешь, то не забудь, кто тебя первым «писателем» назвал. Вот кажется мне — у тебя бы получилось. Так что гляди в оба, запоминай, и копи материал, как тебе еще Адмирал наш советовал в сорок пятом.
И добавил, чуть помолчав:
— А главное, постарайся, чтоб тебя не убили. Не геройствуй особенно — на то такие, как я есть. Кого Отечеству не жалко.
Рисуется, как Печорин? Хотя у меня ощущение, что он со мной не по субординации — потому что с чего-то видит во мне будущего летописца, только каких событий? И Адмирал тоже ведь намеренно меня «свидетелем истории» делал! Здесь я — и старший переводчик, и батальонный летописец, и что-то вроде адъютанта, Куницын меня постоянно с собой таскает, «ходи и смотри». Я и смотрю, и не только по сторонам, уж больно личность товарища «Скунса» мне интересна. Однажды, когда у нас в очередной раз беседа о литературе зашла, я спросил — товарищ подполковник, а кто из литературных героев вам близок? Так он ответил, лишь мгновенье подумав:
— Из современных? Пожалуй, Волк Ларсен, у Джека Лондона.
Тот самый? Сволочь, сверхчеловек, фашист мелкого масштаба! «Белокурая бестия», которая право имеет — а ведь если бы родился Куницын не в СССР а в Германии, такой бы вышел вражина! Интересно, когда добро привлекает на свою защиту всяких там… остается ли оно добром? Если бы я спросил о том Куницына — ответ уже известен, «отбросов нет, есть кадры». А сам ты, за нас, на нашей стороне — но коммунист ли ты сам? Вот сейчас я сижу и перевожу для Ли Юншена, что ты написал — слова высокие и правильные. Помня, как ты усмехался — «идея, брошенная в массы, это девка, брошенная в полк». Ты умеешь сражаться за Советскую Власть и товарища Сталина — не дают ведь просто так две Звезды Героя, слышал я, что ты среди тех был, кто самого Гитлера живым приволок, хотя ихнего фюрера наверное, целая дивизия СС охраняла. И в то же время любишь повторять, что «умирать за свое Отечество и идеалы должны те, по ту сторону мушки» — похвально, но не скрываешь ли ты за этим, что свою собственную жизнь ты ценишь больше?
Каким бы мог стать Мечик из фадеевского «Разгрома» — заматеревший, натренированный, ставший мастером войны — но по морали оставшийся прежним? В твом любимом «Морском волке» — что интеллигент Хэмп говорил капитану Ларсену про храбрость?
Выходит, что у подвига есть два измерения? Не только результат — но и какой ценой за него было заплачено, с твоей стороны. Совершил ли ты это, себя превозмогая, и понимая, что могут убить — или сделал походя, «одной левой», показывая свое мастерство, но не отвагу? Но тогда получается, что «дух важнее техники», как у самураев, укладывающих людей в «банзай-атаках» без всякого результата — и в итоге, проигравших войну?
Я не находил ответа. Но знал, что не забуду, и не успокоюсь, пока не сумею понять. А пока лишь наблюдал за происходящим. Если хотят, чтобы я был свидетелем — что ж…
Внешне было, как в фильме про революцию — красный флаг (где-то уже ткань нашли), толпа, и вождь Ли Юншен на танке. Вот только солдаты его выбивались из картины «народного энтузиазма» — площадь оцепили, зорко смотрели, чтоб никто ничего не выкинул, и, тем более, не убежал. Юншен на танк влез, Куницын и я тут же стояли, внизу. Очередь вверх — чтоб все замолкли и прониклись. И речь — слова были про китайскую народную революцию, и самый справедливый строй коммунизм, где будет высшая гармония (витиеватые китайские обороты), кто был ничем, то есть самые бедные и угнетенные, тот станет всем, и заживет как мандарин. И что виноваты в этом богатые, которых надо экспроприировать, а попросту, ограбить. И никто не имеет права у вас ваше отнять… просто потому, что оно — ваше, и вы можете убить любого, кто посягнет. Как этих вот мерзавцев, воров, во всем виноватых — жест в сторону группы людей углу площади, уже под конвоем — местный помещик, чиновники, богатейшие жители, «и те, кто за Чан Кай Ши».
— Паразиты — вне закона! Их имущество будет разделено между теми, кто их убьет.
И расступился конвой. Колыхнулась толпа. Раздался какой-то звериный вой. А тех — через минуту уже не стало.
— Ну, завертелось колесо — сказал Куницын — и нам пора, зачем пришли? Склады заняли уже — мы первыми грузимся, а что не влезет, то пусть народ разбирает.
Были и еще городки и деревни. И везде одно и то же — захват учреждений власти (дома помещика, старосты, а также полицейского участка и казармы солдат, если таковые есть), короткая речь перед согнанным народом, учреждение из беднейших (как самых угнетенных) «комитета защиты революции» и «отряда защиты революции» (которому раздавали трофейное оружие), и обязательно — расправа с «врагами трудового китайского народа» (каковые находились всегда: даже в самой бедной деревне был хотя бы лавочник — ростовщик и спекулянт. И староста-кровопийца, а уж про полицейского начальника и так ясно все). Причем казнь всегда была — руками местных, не наших.
— Писатель, ну ты что, не знаешь что такое «кровью повязать»? Вот мы всякие хорошие слова сказали, и ушли, эти покричали с нами, «рюси, китай, дружба, пхай-пхай», тьфу ты, «за Вождя Гао Гана и коммунизм», и разошлись по домам, и все? А вот если на них уже кровь будет — тогда просто так разойтись не выйдет, жди продолжения банкета! Ну а мы в это время будем уже далеко.
Так это же… Я слышал, что и на каторге при царе, и в лагерях сейчас так бывало — главари, задумав побег, подбивали толпу на бунт, а сами в суете, незаметно в сторону, далеко и быстро. И мы, выходит, так же? Какой к чертям коммунизм? Который мы мечтали нести угнетенным нациям — как герои Алексея Толстого, марсианам?
— Ну и кому ты хочешь свет коммунизма нести — сапоги мои не смеши! Этим до коммунизма — как раком до Луны. Видел, что они со своими же творили, которых во «враги»? И не только с ними самими — с их бабами, детьми? И это еще цветочки — ягодки начнутся, когда мы уйдем! Будут ведь между собой разбираться, кому при дележе экспроприированного досталось на одни штаны больше, кого в следующие «враги»?
Так ты все предвидел, знал, командир?! Что будет такое?
— А ты думал, бунт угнетенного крестьянства против помещиков-эксплуататоров выглядит иначе? Разин с Пугачевым, они «прогрессивные», или нет? Или же, как и в Европе бывало, когда «сто тысяч живых скелетов осадили замок какого-нибудь барона де Пупса и взяли его», и как думаешь, что они после сделали не только с самим угнетателем-бароном, но и с его домочадцами, семьей? Да и с прислугой из своих же — не зная никаких общих классовых интересов, а просто завидуя, что эти в барских покоях, а мы в навозе? Мне вот довелось книжонку одну прочесть, эмигрантское издание двадцать восьмого года, Первухин, «Пугачев-победитель», что было бы если — на ночь читать не советую! У нас в семнадцатом уже были Ленин, Партия, и сознательный пролетариат. А Китай отстал лет на двести — нету тут ничего такого, и за год не родишь!
И мы ничего не будем делать? Лишь смотреть?
— А отчего бы и нет, товарищ писатель? Подумай лучше, какая у тебя уникальная возможность — видеть все со стороны, будучи неприкосновенной фигурой в центре событий? И на холодную голову, собирать опыт — что, как, почему, и что сделать, чтоб у нас такого не было? На чужих бедах ведь лучше учиться, чем на своих?
Так кто же ты, подполковник Куницын — Волк Ларсен на службе СССР? И ведь один я это вижу — для прочих же, рейд в тылу врага, где командир царь и бог, а неповиновение ему, это вплоть до расстрела на месте, причем ни одна инстанция после не возразит! Из наших, осназ на «дважды Героя, который Гитлера брал» с восторгом смотрит, ну а авиатехнари вообще прикомандированные, им без разницы, лишь бы кто вывел к своим. Особист Бородай, к которому я однажды подошел со своими сомнениями, ответил:
— Товарищ старший лейтенант, вы считаете товарища Куницына врагом, или предателем? Нет — тогда простите, это не ко мне, а к попу, который нам по штату не положен! Сейчас не тридцать седьмой год, и по нашему ведомству установка четкая: если товарищ делом свою преданность Советской Власти доказал, очень серьезные и предельно конкретные доказательства нужны, чтобы что-то против него возбудить. Если у вас таких нет — то считайте, что вы мне ничего не говорили, а я не слышал.
Ну а «наших» китайцев и спрашивать бесполезно. Поскольку у них, в общем-то народа неглупого, иметь собственное мнение в присутствии вышестоящих — традицией запрещено. Как Ли Юншен, даже речь свою толкая, все время на Куницына оглядывался, а несколько раз даже его кивка ждал — все ли правильно говорю? И это тот из местных, кого мы сочли наиболее смышленым! Но и для него все просто и ясно — командир, это Голос и Рука самого Красного Императора Сталина, и за неподчинение, смерть — а так как назад в босяки (это в лучшем случае, если живым) Юншену очень не хочется, то абсолютно любой приказ Куницына он выполнит не задумываясь — расстрелять, или хоть живьем закопать все население этой деревни, будет исполнено тащ командир! И чем же тогда мы от немецких карателей отличаемся? А солдаты тем более колебаться не станут — оказывается, южане для них никакие не «свои», тут даже язык отличается, даже мне иногда приходится не словами, а иероглифами изъясняться, чтобы понять диалект.
Еще запомнилось, как в одном городишке председателя «революционного комитета» выбирали. Когда «беднейшие и угнетенные» стали друг другу морды бить, разбираясь, кому в главы. А городок этот был уже не просто кучей хижин, тут и какие-то мастерские, даже заводики наличествовали — гончарный, ткацкий. Куницын и сказал, когда буянов успокоили, умеренной силой (выбитые зубы не в счет):
— Таки может хватит голодрань выбирать, поступим как в Маньчжурии в сорок пятом. Где, при отсутствии коммунистов, мэром назначали владельца самого успешного предприятия. А кто тут у нас самый успешный?
Оказалось — хозяин местного публичного дома! Поскольку городских путиловых и рябушинских успели прибить, вместе с семьями, даже дома их уже разграбили. Городок небольшой, так что доставили этого типа быстро, он сразу ниц упал и стал умолять подарить ему легкую смерть, «а не так как почтенному Чжэну», это здешний хлеботорговец. Услышав же, что его хотят сделать главой, сразу воспрял и произнес витиеватую речь во славу великих Трех Императоров — Сталина, Гао Гана и Пу И. Говорил он не на местном, а на «мандаринском» наречии, чем меня заинтересовал — оказалось, он какую-то школу успел окончить, то есть по местной мерке, человек образованный.
— Ты главное, порядок блюди! — сказал Куницын — чтоб промышленность здесь работала, на благо революции. И никаких чанкайшистских мятежей!
А этот, склонился, и изрек:
— Великий Конфуций учил: почитать порядок. Для чего нужны три вещи: слепая вера в непогрешимость законов, беспрекословное оным повиновение, а также неусыпное наблюдение каждого за всеми. А пуще всего, надо грамоту извести, от нее все беды. Грамотным надлежит быть лишь тем, кому дозволено и нужно — для прочих же чтение есть опасность погрязть в сомнении и смуте. Мне будет дозволено представить достойным господам список тех, кого следует убить — или я буду вправе сделать это по собственному разумению?
Поделиться книгой: