Помоги проекту - поделись книгой:
Влад Савин
Красный тайфун
Политика — это продолжение войны иными средствами? Или война — это продолжение политики, как там классик сказал?
И мы, русские, Советский Союз, только что победили в самой страшной войне, какую вообще когда‑либо знало человечество — во Второй Мировой. Исход которой, при всем уважении к союзникам, решался вовсе не в песках Эль — Аламейна, не на пляжах Нормандии и не в джунглях Гуадаканала.
Пройдет пятьдесят, шестьдесят, семьдесят лет — и нас будут называть рабами сталинского режима. И требовать покаяться перед человечеством неведомо в каких грехах. Так будут говорить те, кто сами не жили в то время — но считали правдой собственные страшилки про «заваливание трупами», про «геройские штрафбаты», про заградотряды стреляющие по своим, при питьсот миллионов изнасилованных немок. Нет, сталинский СССР не был раем на земле — он был всего лишь страной, вынесшей самую страшную войну, победив и не сломавшись.
И когда мы, в 2012 году выйдя в поход в Баренцевом море, пока неведомым науке способом провалились в 1942 год, у нас не было сомнений, чью сторону принять.
Теперь нам предстоим выиграть мир — здесь, в 1945. Прошло уже три года как мы сюда попали — экипаж атомной подводной лодки К-119 «Воронеж», и приданная ей на тот поход группа подводного спецназа СФ. И мы, привыкнув, уже не стремимся домой. Поскольку есть шанс, что здесь у СССР выйдет то, что не удалось там.
Выиграв войну — выиграть и последующий мир. У нас ведь, сирых и убогих, принято, что война — это как Отечественная: мобилизация, страна как единый лагерь, и все для фронта, все для победы! В то время как цивилизованный запад считает, что война обязаны быть гуманной, быстрой и легкой, без моря крови и грязных окопов — в идеале, чтобы свое население про нее и не слышало, это дело профессионалов! Сражения слишком дорого обходятся — Бушу — старшему победа «Бури в пустыне» после стоила президентства, избиратели не простили ему снижение социальных программ из‑за военных расходов. А потому, по — новому война должно начинаться еще до собственно войны, разложением противника изнутри, всеми мерами — экономическими, пропагандистскими, психологическими. Ослаблять его системные целостности «государство», «общество», «нация», вызывать распад на отдельные, несвязанные и даже враждующие друг с другом элементы — посредством сепаратизма, национальной и религиозной вражды, недоверия к власти, поощрения собственнических шкурных интересов. После чего — ввод миротворческого контингента, обеспечивающего порядок; причем это развитие событий (наведение хоть какого‑то порядка) приветствуется значительной частью населения побежденной страны. (Югославия). Или же — «блицкриг» против заведомо ослабленного и дезорганизованного противника, при минимальных своих потерях (Ирак).
Это даже больше характерно для конкурентной борьбы, чем для военного искусства. Разорение корпорации как правило не означает физического уничтожения ни имущества, ни людей; мишенью является системная целостность, которая разрушается самыми разными способами, включая и прямые гангстерские, но не замыкаясь исключительно на них. А методы разрушения противника изнутри — это та же технология рекламы в военных целях. И совершенно справедливо утверждение Лиддел Гарта, о современном нашествии в армию и штабы «штатских генералов», при погонах сохраняющих мышление и психологию гражданских политиков. Что лишний раз подтверждает тезис Маркса о том, что война несет на себе непременный отпечаток господствующей в обществе политической культуры.
Вот только эта стратегия вовсе не «новая». Попался мне уже в этом времени номер «Военного вестника». Где была весьма интересная статья про малоизвестную у нас войну в Марокко в начале двадцатых. Которая тогда для Франции и Испании сыграла ту же роль, что для нас — Афган. Ну до чего все узнаваемо — половина армии сидит по «блокпостам», боясь высунуть нос за ограду, вторая половина героически проталкивает ей конвои со снабжением, а партизаны полностью владеют «зеленкой». Чем больше контролируемая территория, тем больше нужно блокпостов, тем труднее их снабжать — замкнутый круг. Бесполезные попытки воевать с партизанами по фронтовой привычке, используя танки и тяжелую артиллерию, приводят лишь к трате боеприпасов. Единственный выход — создание небольших маневренных групп, но хорошо обученных и обеспеченных связью (аналог позднейшего спецназа!).
Написана хорошим языком, вполне даже для начала двадцать первого века. Вот только автор — М. В.Фрунзе, 1925 год! Кстати любопытно, откуда были известны многие мелкие подробности — имена, детали боестолкновений? Не иначе, были среди повстанцев «товарищи ли си цыны» из Коминтерна? Но там после еще общие выводы есть — на тему, как англо — французские колонизаторы за сравнительно короткое время в конце XIX — начале XX века покорили огромные территории, при вполне приемлемых затратах — не было ни надрыва экономики, ни потока гробов?
Сначала шли миссионеры. Возможно даже, искренне считающие себя друзьями местного населения — как сегодня улыбчивые американцы, везущие гуманитарную помощь в бедную голодающую Албанию, или Эфиопию, или даже Россию. Но их личное отношение ничего не решало. Задачей этого, предпервого эшелона вторжения, говоря по — военному, разведгрупп, кроме сбора информации был первый, культурный удар. Сказать дикарям, что они дикари — а где‑то за морем есть цивилизованные страны, где бусы и зеркальца задешево продаются на каждом углу, а пустые консервные банки валяются на улицах. Что вы — бедные и убогие, до белого человека вам еще пахать и пахать…
Затем приходили торговцы. Везли товар, часто очень нужный и полезный. Железные плуги и лопаты — отчего, прямо по Марксу, развивались собственнические отношения. Но чаще — предметы роскоши, вроде бижутерии и тканей. Добивались расположения, прежде всего, местной элиты. Очень скоро становились этой элите необходимыми. Пока еще смиренно просили — в обмен на очередную партию бус, или иного ширпотреба — участок земли для фактории. Это был — уже первый эшелон: штурмовые группы, закрепляющиеся на вражеском берегу.
Следующая стадия — наращивание сил на плацдармах. Торговцы множились, прибирали к рукам местный товарооборот, и прочую экономику. Переходили, по Марксу, «от вывоза товаров к вывозу капитала» — концессии, плантации и рудники, даже железные дороги, короче — «свободные экономические зоны». Для охраны — военные базы на чужой территории (обычно порты, или удобные бухты). Здесь уже появлялись солдаты, поначалу — в составе очень ограниченного контингента; однако в любой день сюда мог уже войти флот с десантом. Дальнейшее подчинение местной элиты — уже до создания в ней «иностранной» партии верных прихвостней. Сделать все, чтобы эта партия стала правящей — всеми мерами, включая открытый бандитизм, причем вся грязная работа — руками местных кадров, от белых господ — лишь деньги и оружие.
Доходило даже до организации вооруженных народных возмущений, против отсталых феодально — реакционных правителей, под флагом «эгалите, либерте». Правда — лишь против тех правителей, кто был неугоден.
Наконец, кто‑то говорил пришельцам «нет». Жадность становилась чрезмерной, или нельзя уже было оставаться в рамках: например, рудник можно построить, а железную дорогу к нему — уже нет, землю не отдавали. Или — ради получения прибыли требовалось нарушить какую‑то из сильных местных традиций. Тогда наступало время следующего действия: государственный переворот вместе с войной. Среди элиты находился наиболее продажный. Если это был сам вождь, султан или эмир — все очень упрощалось. Если нет — задачей было столкнуть своего претендента и законного вождя, благо еще от миссионеров было хорошо известно, кто кого не любит и за что. Если были еще недовольные — стравливали их между собой. Если выбранный вождь бунтовал — подбирали другого. Воинству претендента подбрасывали оружие, посылали инструкторов, и подкрепляли своими войсками. Однако эти войска ни в коем случае не должны были стоять в первых рядах сражения. Мы не агрессоры — мы миротворцы в ГРАЖДАНСКОЙ войне. «
И не обязательно после — оккупировать страну, наводнять ее своими солдатами и чиновниками. В стране, на всех картах отмеченной как французская или британская колония, народ в провинции мог вовсе не видеть чужих мундиров. Не только прежняя местная администрация, или племенные старейшины остаются на своих местах — даже глава государства, эмир или султан, номинально числится главой. Правда, сам он хорошо знает, что при малейшем неповиновении белые господа тотчас найдут другого претендента, и остальные местные во власти — тоже не более чем пешки. Пешки, однако, необходимы: ГЛАВНАЯ ФУНКЦИЯ МЕСТНОЙ ЗНАТИ — ОБЪЯСНЯТЬ НАСЕЛЕНИЮ НЕОБХОДИМОСТЬ УПЛАТЫ НАЛОГОВ. Самое гнусное — что как правило, эта знать служила хозяевам не за твердое жалование, а за «излишки налоговых поступлений». Предполагалось, что народ будет спокойнее, если грабить его будет не чужой солдат, а собственный старейшина. Армия, кстати, тоже сохраняется — как вспомогательные туземные полицейские части, под командой и строгим надзором белых офицеров. Перевооруженные европейскими винтовками — но патроны к ним надо покупать у белых господ, так что не побунтуешь!
Дальше — цивилизация, глобализация. Хотя второго слова тогда еще не было, но суть та же. В стране мир и порядок, работают плантации, рудники, железные дороги и порты. Добывают и везут в метрополию сырье, в обмен на бусы или чего — там — еще для личного потребления. Те, кому повезло — работают на новых заводах и рудниках, за гроши, на которые никогда не согласился бы белый. Эта «экономически оправданная часть населения», как сказала какая‑то шваль в моем времени, насчитав в России этой категории «
Но это уже — не белых людей проблемы. Главное — порядок и покой. И не надо без нужды заливать страну кровью, это нерационально, и просто дурной тон. «
Кстати, то восстание риффов в Марокко французы подавили, весьма широко применяя дипломатию — стравливая между собой местные племена. Белые солдаты обычно вступали уже на завершающем этапе. При том что через Марокко прошли практически все дивизии французской армии мирного времени (по полку, по батальону от каждой). По поводу чего товарищ Фрунзе заметил, что эта привычка, полезная против повстанцев, после очень помешает французским военачальникам в большой войне, если таковая случится (и ведь как в воду глядел!). Хотя отдельные тактические моменты были очень интересны — так, там впервые в мире танки высаживали с десантных судов (испанцы, при операциях в прибрежном районе). Или первый испанский авианосец «Дедало» — переоборудованный «купец», с которого летали (на нем базируясь), воздушные шары, дирижабли полужесткой схемы, гидросамолеты (наиболее активно), а под конец проводились опыты с сухопутными самолетами (неудачные, палуба была слишком короткой) и автожирами испанского же конструктора Сиервы — причем этот корабль в ту войну с повстанцами использовался весьма активно, оказал реальную помощь своим войскам, так что высокое звание авианосца (без кавычек) вполне заслужил!
Но существенно — что для США и НАТО двадцать первого века, весь прочий мир, это как колонии для Англии и Франции века девятнадцатого. Раз они всерьез берут за основу ту стратегию, против заведомо слабейшего противника, и к тому же жертвы, не владеющей инициативой. Или у них уже мышление такое — помните эпизод из их киносказки про звездные войны, «силы равные — бежим»?
Ну а у нас так не получалось. Поскольку, как однажды изрек Юрка Смоленцев «Брюс», (в 2012 году старлей подводного спецназа СФ, а здесь уже майор и Дважды Герой) — «когда Россия была к войне готова, не находилось дураков и самоубийц на нее нападать». Так что у нас что зима, что война, обычно начинались внезапно. Ну а когда мы разозлимся — не взыщите! «Если кто‑то, воспользовавшись временной слабостью нашей Родины, сумеет урвать у нас кусок — пусть знает, что рано или поздно мы придем и вырвем проглоченное вместе с брюхом агрессора» — это уже здесь наш командир корпуса на Сахалине сказал, перед началом нашего наступления, так в газету и попало. И ведь сдержал слово — нет больше японского Карафуто, свидетельства унижения царской России сорок лет назад, есть единый советский Сахалин, и кто попробует отнять, своей кровью умоется!
Впрочем, за сухопутные войска ни у меня, ни, смею думать, у товарища Сталина, беспокойства не было. После фрицев — японцы на суше нам не соперники. Но вот японский флот пока еще представлял грозную силу, в той версии истории побежденную американцами — не нами! А в этой реальности — мы сами плату возьмем, не только за Порт — Артур, но и за Цусиму!
Сегодня 22 июня 1945 года. Четыре года назад, как началось. И год с гаком, как завершилось в Европе, в этой реальности капитуляцию немцы подписали тоже 9 мая, но сорок четвертого (
Японцы еще пытаются сопротивляться. Резко активизировалась японская авиация над проливом Лаперуза и островами Кунашир, Итуруп — причем в воздухе были замечены ФВ-190 (а не Ки-84, которые часто принимали за них), впервые за войну! Раков воспринял эту попытку японцев перехватить инициативу, как личное оскорбление — мы превосходили числом, качеством техники, и подготовкой пилотов, но японские аэродромы были ближе, а потому самураи могли позволить себе большую боевую нагрузку, число вылетов в день. Была битва крейсеров у Сахалина — самураям досталось, но и у нас потери тяжелые! — сыграла роль «генеральной репетиции» предстоящего большого сражения. В штабе флота должный тонус и настрой, куда меньше нервозности, нормальная рабочая атмосфера. А Зозуля даже был рад проверить в реальности кое — какие свои наработки. Ну а я, хотя старался не показывать, волновался как курсант перед сдачей экзамена. В какой академии готовят — командующих флотами?
У японцев здесь — Флот. Пять линкоров, шесть авианосцев, десяток крейсеров, до полусотни эсминцев. Против нашего ТОФ превосходство в разы. И пока эта сила не брошена на весы — победа под вопросом. Мы уже сделали свой ход, свой выстрел, захватывая острова — а противник еще нет. И нет у меня под рукой «Воронежа», атомарины из будущего, способной в одиночку помножить на ноль даже такой, пока еще третий по силе флот мира.
Есть сильная авиация. Четыре минно — торпедные авиадивизии — две на Сахалине, две в Приморье. Две дивизии пикирующих бомбардировщиков, десять полков носителей КАБ, четыре дивизии истребителей, и свыше десятка отдельных полков. А если самураи близко к берегу сунутся, то и штурмовики пойдут в бой, еще четыре дивизии и шесть отдельных полков — особенность Тихоокеанского театра, что тут по огромной территории разбросаны аэродромы, где сидят именно отдельные части, мало здесь крупных авиаузлов. Как на Балтике, поработают Ил-2 на подавление ПВО кораблей, торпедоносцам дорогу расчищать. Ну и разведчики, это первое дело. И спасатели, не последнее — с появлением дальних и высотных «хейнкелей», почти все гидросамолеты «каталина» перешли из воздушной разведки в этот разряд, мы же не японцы, своих сбитых не бросаем в море геройски умирать!
Подводные лодки. Вся дюжина «двадцать первых» немок — причем дивизион, Н-2, Н-4, Н-7, Н-8, Н-9, Н-11 успел прибыть в нашу оперативную зону, форсировав пролив Лаперуза без потерь, привел сам Видяев. Второй дивизион, также шесть единиц, развернулся завесой у Южно — Курильской гряды, там же и четыре «Катюши ПЛО» бывшего котельниковского дивизиона, ну это уже зона не ТОФ а СТОФ (Северо — Тихоокеанской флотилии). В Японском море восемь «ленинцев», и двадцать две «щуки» (хотя от этих я больших успехов не ждал, помня о «подвигах» Придатко со злополучной Щ-139). Ну а «малютки» выпихнули в ближнюю завесу вдоль своего побережья (включая и освобожденную корейскую территорию), просто по принципу, «а вдруг». Головной болью для штаба было, исключить случаи «своя своих не познаша», и потому авиации было категорически запрещено атаковать любые лодки без особого на то приказа в каждом конкретном случае. Считая что наших лодок на ограниченной по тихоокеанским меркам территории болталось аж восемь десятков, а у японцев во всем Императорском Флоте было почти вдвое меньше, и большинство их было занято в Южных морях.
И две бригады торпедных катеров. Владивостокская — «шнелльботы», Камчатская — ленд — лизовские. Первая полностью обеспечена торпедами с СН, во второй с этим хуже, но тоже, есть! Причем десять единиц «владивостокских» перевооружены под крупнокалиберных дальноходных «японок». И уже есть опыт их боевого применения (бой близ Юки, 13 июня).
А главное, по замыслу моему и Зозули, все эти разнородные силы должны работать, как единая сеть, под общим управлением.
21 июня наш воздушный разведчик Пе-8 обнаружил в море японскую эскадру, в составе два линкора, два авианосца, больше двадцати кораблей прочих классов. Два линкора, тип «Исе», на каждом по двенадцать 14–дюймовых орудий. Идут вдоль восточного побережья Хоккайдо, на север — решили все ж помочь своим гарнизонам на Курилах, наши уже успешно выбивают самураев с острова Уруп.
Приказываю коменданту — организовать отдых и питание прямо тут, в штабе. Поскольку, в отличие от дежурного по Британскому Адмиралтейству, ушедшего домой спать во время Ютландского сражения, я намерен оставаться на боевом посту, пока битва не завершится — и все штабные со мной, чтобы поняли, перекусить в рабочем порядке за соседним столом, соснуть часок в соседней комнате на диване — нормальный регламент в походе на атомарине, при выполнении боевой задачи. Вижу, все поняли и прониклись. Командир всегда прав! А если неправ — смотри пункт первый.
Это не самодурство — выслушать подчиненных ты обязан! Речь идет лишь о том, что все должны быть уверены: ситуация под контролем, идет по задуманному тобой плану. И ни в коем случае не видеть твоей растерянности, неуверенности, сомнений. Иначе — ничего хорошего! Как в реальном морском анекдоте — трансатлантический лайнер, не «Титаник», но типа того, примерно в то же время. Капитан входит в салон первого класса, чтобы предупредить пассажиров, о шлюпочных учениях — дело нужное, чтоб каждый знал, в случае чего, куда ему бежать. Может, он был отличным моряком, этот капитан, но паршивым психологом: это каким местом надо было думать, чтобы, потребовав внимания, начать свою речь словами — господа, прошу, только без паники. А теперь представьте, что после началось!
Положим, мой штаб паниковать не будет — Зозуля с Роговым тут всех построили, вбивая в головы, что можно, а что нельзя. Но какое первое следствие сомнения в мудрости начальства — правильно: «не спеши выполнять приказ, его могут и отменить». Будут исполнять без старания, спустя рукава, что в иной ситуации равнозначно прямому саботажу! Это ведь пока они, офицеры, кто смотрят на меня в ожидании приказаний, уверены — у меня есть план, и все будет хорошо. А сам я в этом не уверен. Все ж японцы — очень серьезный противник на море, в эту войну! И выходят на меня не парой крейсеров, а главными силами!
Так, если японцы идут к Урупу, то курс их проляжет мимо завесы наших подлодок. Метод «опускающейся завесы», когда лодки развернуты строем не поперек предполагаемого курса протиника, а вдоль — и выдвигаются на перехват, по данным воздушной разведки. Требует хорошей работы штаба и четкого взаимодействия с авиацией — зато позволяет последовательно задействовать все силы. А там лучший дивизион из бригады Котельникова — Н-3, Н-5, Н-10, Н-13, ну, акулы белые, не подведите!
Не подвели! Пустили японцам первую кровь! Лодка Н-5 по данным авиаразведки обнаружила «северное» соединение и успешно вышла в атаку, еще ночью на 22 июня. Может быть, самураи и знали в теории характеристики немецких «тип XXI» — но вот практических навыков борьбы с ними не было, все приемы ПЛО были «заточены» под американцев, не способных ни совершить бросок к цели на 16 узлах, ни нырнуть на двести метров. После атаки, уже утром 22 июня, лодка всплыла под перископ, и, выставив антенну (столь же полезное устройство, как шнорхель!), отправила кодированное донесение, принятое и расшифрованное в штабе флота, связь обеспечивал самолет — ретранслятор, дежуривший над районом на большой высоте. Состав японской эскадры (два линкора, два авианосца, большой и поменьше, еще свыше десятка вымпелов), курс и скорость в момент обнаружения, атака в 23.08, шесть торпед с СН, четыре попадания в малый авианосец (в приказе по флоту, я назвал авианосцы более приоритетными целями, чем линкоры), японцы ушли курсом норд — ост (одним лишь шумопеленгатором на большом расстоянии трудно определить точно). Воздушная разведка подтвердила — затонул авианосец тип «Читозе» (после было установлено, «Чийода» — 15000 т, 30 самолетов, примерно равноценен американским «Индепенденсам»). Интересно, что самураи даже не пытались организовать охоту за лодкой, а поспешили отойти на максимальном ходу! Неужели наш предвоенный блеф с «Полярным Ужасом» в Петропавловске — Камчатском оказался удачным?
Интенсивные воздушные бои над проливом Лаперуза и южным Сахалином. Пока, согласно донесениям, у нас перевес, все ж Ла-11, Як-9УД и Та-152, это уже самолеты послевоенного поколения, в сравнении даже с Ки-84, и подготовлены наши летуны лучше, и опыт больший имеют, и тактику наработали совершенную. Но японцы упрямы, этого у них не отнимешь — несут потери, но пытаются наносить удары даже не по позициям наших войск, а по аэродромам! Или связать боем нашу авиацию, чтобы не могла вмешаться на морском направлении.
Ну вот, в 16.20 — обнаружены главные силы японского флота. Квадрат… это по карте, координаты 38 с. ш, 137 в. д… — три больших авианосца, два линкора класса «Ямато», до тридцати кораблей других классов. Курс 260, ход 24 узла — к Корее? Хотя уже темнота недалеко — таким ходом, могут наутро оказаться где угодно! Раков чертыхается — на час бы раньше обнаружили! Искренне ему сочувствую — ну нет пока спутниковой разведки, и самолетные радары сильно хуже, чем в 2012 году! Но воевать‑то надо?
Экстренный план был заранее разработан. Представляю, что творится на аэродромах, где спешно готовят самолеты к вылету, и в штабах, где тасуют, отодвигая, прежние боевые задачи! Пикировщикам далековато — а вот «дорнье» с управляемыми бомбами как раз достанут! И истребители — для Ла-11 на пределе, но хватит, чтобы прикрыть!
На два полка бомберов — четыре, истребителей! И еще один, на «яках», прикроет на отходе, отсечет японцев, если будут преследовать. По «Китаками» в Маоке работали половиной этого, и по донесениям, всего два попадания, в разы хуже, чем на ладожском полигоне, как бы кто‑то ни бахвалился — ну, в боевой обстановке всегда так! Но даже если положат в японские палубы хотя бы четыре бомбы, всем скопом — и то хлеб!
А вот с лодками хуже! Обжегшись на молоке — дуешь на воду: все шесть «немок» развернуты гораздо севернее, начиная от пролива Лаперуза и до 44й параллели! Итого, до возможного места боя, им от трехсот до четырехсот миль! Придется «ленинцам» и «щукам» главную роль сыграть — что ж, ваш черед за Отечество гибнуть, и если у вас уровень подготовки недостаточный еще, ничего не поделать, надо! Хотя вроде бы, за последние месяцы сумели его и подтянуть — но до североморцев далеко! И не сравнятся «щуки» довоенной постройки, и даже модернизации не прошедшие — с «двадцать первыми»! Но ведь и японцы — не англичане, у них ПЛО послабее?
Разведчик (высотный «хейнкель») исправно сообщает о месте, курсе и скорости японцев. Его уже пытались отогнать — 100мм пушки на «Тайхо» и новых эсминцах ПВО имеют достаточную досягаемость по высоте, и вполне приличную СУО. Но продержись еще хотя бы час — а уж после, ордена всему экипажу, если живы останетесь… да и посмертно тоже, если что. Наши уже взлетели, идут к цели! Сто двадцать два истребителя и пятьдесят четыре «дорнье».
И самолет РЭБ. Идет выше, и впереди — хрен японцы что‑то на радарах увидят! Чтоб подготовиться не успели, увидели нас лишь за минуты до собственно атаки! Не могут же они держать в воздухе полк истребителей, ну а дежурное звено или даже эскадрилью наше прикрытие сметет, — и пока остальные взлетят, наберут высоту, бомбардировщики уже будут на боевом курсе. А после — как карта ляжет, и насколько управляемые бомбы окажутся эффективны. Это все ж не мишени бомбить, и даже не одиночный неподвижный корабль в порту, как «Китаками» в Маоке!
Смотрю на часы. Раков рядом, нервничает не меньше — наверное, ему легче было бы самому там, в кабине. Ну вот, радио, одно слово, «варяг» — значит, начали атаку! Понятно, всех не выбьют, не перетопят, но хотя бы одного — двух? Три больших авианосца — даже если самураи нагрузили сверх меры, взяли по девяносто самолетов на каждый, и истребителей не треть, как обычно, а половина — то с нашим прикрытием силы практически равные! А вот зенитный огонь опасен — КАБы можно и с десяти километов высоты бросать, но лучше с пяти — шести, больше вероятность попадания. И бомбить поэскадрильно — чтобы операторы наведения свои бомбы различали, там трассеры разных цветов, у каждого в девятке свой. Девятка работает по одной цели, итого обработают всех, даже с резервом, если там три авианосца, два линкора. И отвернут японцы зализывать раны… нет, судя по командиру «Миоко», они упертые, даже в битости пойдут до конца. А второй вылет до темноты мы организовать уже не успеем!
Есть! Доклад с разведчика: три попадания, шесть близких разрывов (это, как Раков объяснил, когда круг от взрыва на воде касается борта корабля). Причем два попадания — в одну цель, авианосец! Одно — в линкор. Очень сильный зенитный огонь. Интенсивный воздушный бой, у нас потери, у японцев тоже. Наши отходят, японцы пытаются преследовать. Что ж, скоро узнаем подробнее — фотоконтроль был на всех.
Авианосец потерял ход, горит. У нас сбито (считая не дотянувшие до берега) семь бомбардировщиков, и девять истребителей. Причем четырех «дорнье» самураи свалили тараном. Японцы потеряли (согласно докладам пилотов) не меньше полусотни истребителей (цифра еще уточняется). Что ж, считай, мы их истребительные эскадрильи убавили на треть! Спасатели, уже дежурившие над морем на полпути, успели до темноты найти, сесть и подобрать один экипаж До-217, и четырех пилотов истребителей. И где‑то в море должны быть как минимум, еще один экипаж с бомбера и два «Лавочкина» — не вернулись домой, но падения их в районе цели никто не видел.
Но японцы не свернули с курса. Идут по — прежнему, на запад!
И темнота. Пока не поздно, надо повернуть конвой, идущий на Вонсана, с вторым эшелоном десанта — а то как раз под раздачу попадет! И обратный, порожний — или он успеет до нашего побережья дойти, у Посьета, туда японцы не сунутся, там и береговые батареи, и Владивосток уже не слишком далеко.
И по расчету, с рассветом выйти из зоны действия нашей авиации, самураи никак не успеют! При том, что мы их ночью не потеряем — разведчики с локаторами будут постоянно висеть, друг друга меняя. Так что, сражение лишь начинается! При том что у берега развернута завеса «щук», хотя на них надежды и мало — но вдруг повезет?
Подводные лодки шли на юг. У Курильских островов уже шло сражение, наши схлестнулись с японской эскадрой, и кого‑то уже потопили. А тут, шесть новейших лодок, тип Н, они же «тип XXI», пока еще немецкой постройки — но Видяев, стоящий сейчас на мостике Н-4, отлично помнил, какие красавицы уже спущены на Севмаше, 613й проект, вобравший в себя все достоинства «немок» без их недостатков — спешили к берегам Кореи. Снявшись с прежней позиции, завесой на широте пролива Лаперуза — за неделю, не встретили ни одного японца! И вот самураи снова сунулись в наше море — успеем ли мы их перехватить? Лодки шли на юг, не вместе, но воедино — расстояние между соседними составляло двадцать, тридцать миль.
Капитан 2 ранга Федор Видяев (волею случая, оказавшимся одним из посвященных в Тайну, еще тогда, в 1942) знал, что в иной истории он должен был погибнуть еще два года назад — и потому верил, что теперь ему суждено жить долго, раз он сумел обмануть смерть, подергать ее за усы. Еще был рад, что здесь ему довелось увидеть нашу Победу, и что ему всего тридцать три года, и обещано командирство первой построенной здесь атомариной, лет через пять — ведь сам Лазарев сказал, что «вы, Федор Алексеевич, из уроженцев этого времени, самый сведущий человек в тактике атомных подлодок» — признал это после того, как он, Видяев, дважды выходил на «Воронеже» в боевые походы, и еще раз пять, на полигон.
— Так что, считайте себя пока в командирской стажировке. Набирайтесь опыта — а после, мы вас призовем.
Опыт, это да, нужен. Единственное, что вызывало у Видяева легкое недовольство, после знакомства с биографией себя там — что в иной истории Щ-422 под его командованием успела одержать одиннадцать побед до того, последнего похода в июле сорок третьего. Здесь же лодка со всем экипажем после той памятной встречи в Карском море, и совместной охоты на «Шеер» (
Видяев знал, как шла война на Дальнем Востоке в той истории. И воспринимал как личное оскорбление тот факт, что на море японских агрессоров разбили не мы, так и не отомстив самураям за Цусиму, адмирала Макарова и крейсер «Варяг». Зато теперь — какие корабли и люди против нас: «Ямато» и «Тайхо», Одзава и Нагумо, цвет и легенда японского флота, который в сорок первом — сорок втором прокатился тайфуном по половине Тихого океана! На нас целей хватит — а то «Мусаси» потопили у Филиппин, «Дзуйкаку», побитый у Сайпана, был потоплен американской подлодкой в марте, когда после ремонта в Метрополии спешил на юг, «Синано», хотя и не в первом выходе, тоже попал под торпеды, и был добит авиацией, что там у японцев в Сингапуре осталось? Если главные силы их Флота — здесь! Мы их и потопим!
Ну а последующий жизненный путь у Видяева никаких сомнений не вызывал — служить Отечеству, как подобает военному моряку. Защищать интересы СССР на морском фронте от любого врага, на которого Партия и товарищ Сталин укажут. А уж Родина тебе по справедливости воздаст, и заслуги отметит, и семье не даст пропасть, если что. Мы ж не наемники, как у капиталистов. Хотя и там идейные попадаются — как герр Байрфилд, с которым вместе с Балтики шли, от города Бремен, где на верфи «Дешимаг» балтийские экипажи принимали новенькие «двадцать первые», ну а «семерки» — минзаги после подтянулись. Так этот фриц прямо сказал:
— Я присягал не фюреру, а Германии. И буду ей служить, как бы она ни называлась, хоть Фольксреспублик. Всегда мечтал помереть адмиралом. И к тому же, мой дом и моя семья здесь.
А мы что, хуже немчуры? В Совгавани слышал — тут, на ТОФ, какой‑то летеха свою лодку сам подорвал, в бой идти не желая, тьфу, погань, к стенке за такое, и правильно! За нашими спинами отсиживались, пока мы воевали — а сами, элементарного не умеют! Когда Котельников в мае, уже после отлета Лазарева с Камчатки, формируя бригаду, инспектировал, что за наследство ему досталось (это про дивизион «щукарей»), то просто за голову схватился, уровень по меркам СФ, ну ни в какие ворота! После учений в море, просто сказал:
— Вы главное, у нас под ногами не путайтесь, чтоб ненароком не потопили! А с японцами мы как‑нибудь справимся и сами.
Хотя — что требовать с такого старья? «Щуки» самых первых серий, даже не Х — бис, как моя Щ-422, а V и V — бис, почти десятилетием раньше! И изношены уже, гоняли их тут нещадно еще до войны, а с ремонтом и техобслуживанием было куда хуже, чем на Балтике, и экипажи далеко не гвардейцы, ни выучкой, ни боевым духом. «Ленинцы» хоть чуть новее, и модернизацию прошли — а до «щук» и руки не доходили, и ресурсов не хватало. Ничего — там с самураями справились, сумеем и здесь!
— Пеленг 250, подводная лодка под моторами! — доклад акустика — дистанция 20, по оценке слышимости.
В это время, в двух милях к вест — зюйд — весту, командир лодки Щ-108 прилип к перископу, кляня «японца», так некстати сменившего курс. Впервые выходя в реальную атаку, он страстно хотел победы. Во славу Родины и Сталина — а то особисты уже душу вынули, из всего экипажа, выясняя, кто был дружен с изменником, диверсантом и японским шпионом со злополучной Щ-139, или с кем‑то из той команды, кто и как часто бывал там на борту, слышал об антисоветских разговорах, и если да, то отчего не доложил? И смотрели, как уже на врагов народа — так, что даже не знаешь, выйдешь ты с того допроса, или уже в тюрьму? А какой к черту заговор — ясно ведь, что если рвануло бы, мало не показалось бы всем! В море же, тем более, какая диверсия — со смертью в обнимку ходим, если тонуть, так всем! И за что новый комфлота так взъелся на огороды — жрать‑то надо, а пайка не хватало, особенно до Победы. Также, картошка обменным фондом была — иначе на морзаводе хрен что тебе сделают, качественно и быстро! Ну а выпить иногда, так что делать, коль соцкультбыта нет, люди просто звереют? Нет, в море легче — особенно если с победой вернуться, или с двумя, с тремя! К конвою прорываться, понятно, дело очень трудное и опасное — на старой «щуке», вошедшей в строй двенадцать лет назад! Полный ход над водой едва достигал одиннадцати узлов, вместо паспортных 14, дальше начинались опасные вибрации валов дизелей. Из‑за перегрева аккумуляторов, электромоторы также не развивали полной мощности, и могли держать предельные обороты лишь полчаса. Предельную глубину погружения пришлось ограничить в 50 м, вместо проектных 90, причем на сорока часто заклинивало носовые горизонтальные рули, а при подходе к пятидесяти, и кормовые; перископ вжимало давлением в дно шахты. Неудачной была система воздуха высокого давления, самопроизвольно стравливавшая воздух из целых секций баллонов. Очень высокой была шумность и вибрация механизмов. И при полном заряде батареи, дальность полным подводным ходом составляла всего 9 миль при скорости 8,5 узла — причем в два этапа: полчаса, затем время остыть аккумуляторам, и снова полчаса! (
На борту Щ-108 было получено оповещение по флоту. Но командир, увидев указание квадратов моря, просмотрел бегло и отложил в сторону: район лежал в стороне, а значит, происходящее там не имело для его корабля никакого значения. Он не знал, что из‑за навигационной ошибки, Щ-108 сильно отклонилась к северо — востоку. И никогда не видел «двадцать первых» лодок (мелочь, упущенная штабом флота — альбом с силуэтами кораблей на старые лодки не попал). Зато знал твердо — то, что он видит, советскому флоту принадлежать не может!
Отвернул, япошка? Ну ничего, может мы его еще достанем! Не попадем, так напугаем… а может, и попадем? Что мы теряем — и что он нам может сделать после, мы же под водой?
— Лево руля! — приказал Видяев. Ход и так полный. Чудо что на посту ГАС что‑то расслышали — хотя, мы не эсминец, у нас винты так не шумят. А аппаратура у фрицев отличная, надо им должное отдать. И кто же это там под водой затаился? По флоту оповещение, что мы идем, да и силуэт у «двадцать первых немок» характерный, без пушек на палубе, но с очень крупной рубкой, ни с чем не спутаешь! Летуны наши уже дважды нас облетали, приветливо крыльями качая. А наших лодок, по диспозиции, тут быть не должно! Радио в штаб — обнаружена подводная лодка, координаты! И запрос — могут ли наши быть тут?
— Торпеды! Пеленг 252!
Срочное погружение! Если акустик с дистанцией не ошибся, то две мили, это полторы минуты, даже для японских «длинных копий»! Балласт в носовые, кормовые, дизеля стоп, воздуховоды перекрыть, запуск моторам. Матросы верхней вахты быстро в люк проваливаются, командир сходит вниз последним, лично убедившись что наверху никого. Балласт в среднюю — приказ еще до того, как окончательно задраен верхний рубочный люк. Все действия экипажа доведены до автоматизма, на многочисленных тренировках, с секундомером — на учениях мы полностью уходили под воду за двадцать секунд! Теперь моторам полный, рули на погружение. Нет у японцев самонаводящихся — не достанут они нас под поверхностью!
Н-4 была уже на глубине тридцать, когда торпеды прошумели выше и чуть в стороне. Теперь наш черед! Показать, что Лазарев не ошибся, в завершение «командирских курсов» всем объявив:
— Сейчас вы — лучшие подводники мира. Наиболее подготовленные и на самых лучших лодках. Знаете и умеете то, что пока еще никому не известно. Так не подведите же доверие Партии и советского народа!
И каждому — неуставные значки, «в память», белый силуэт акулы. Который после перекочевал на рубки «немок». Подражать фашистам, каждой лодке придумывавшей собственную эмблему, не хотелось — ну а коллективно, отчего бы не? Тем более, что завершающей частью курса были подводные дуэли. Акулы мы сталинские — любого сожрем, даже под водой! Так что этим конкретным япошкам сильно не повезло — и к лучшему, а если бы наш, необученный, попался? Знаю, что К-2 уже счет открыла (не «немка», старого типа, но тоже с акулой на рубке). Теперь и мы докажем, что нас учили не зря!
Акустик докладывает — пеленг 254, цель слышу хорошо. У нас только два аппарата могут стрелять управляемыми, не все шесть носовых, как на К — ПЛО, но на этого противника хватит (будь против нас «немка» тип XXI, тогда бы надо бить по максимуму, «невод» закидывать, чтоб не увернулась). И экипаж у нас, в большинстве, из служивших на Щ-422, есть и те, кто в Белом море по притопленному понтону стрелял, и кто Н-1 из Нарвика перегонял, кому товарищи потомки еще до курсов, летом сорок третьего, всякие штучки показывали, и особенности «двадцать первых» знаем лучше всех в советском ВМФ! Локатор в активный, определить элементы движения цели. Ввести в БИУС, перенести данные — на самых первых «катюшах» кассеты с магнитной проволокой, на которой программа записана, вручную из «Буси» вынимали, на торпеде горловину вскрывали, вставляли, досылали торпеду в аппарат, а у нас уже улучшено, можно прямо в заряженную торпеду команды вводить, как после пуска довернуть, на какой глубине, какие маневры совершать, и на каком удалении неконтактный взрыватель разблокировать — все это для противокорабельных торпед с СН на кильватер прежде всего актуально, но и для противолодочных тоже, какие‑то элементы движения задаются, тот же угол доворота, а оператор лишь поправки вводит, сличая отметки на экране гидролокатора. Разъемы для ввода программы на всех аппаратах, а вот командное устройство для управления по проводам лишь на двух верхних, обычно так и заряжают, четыре противокорабельных, две противолодочных. Ну теперь получите, самураи!
У Щ-108 был еще один, последний шанс. На учениях лодка, поймавшая прицельный сигнал чужого гидролокатора, посылала своим локатором условленный ответ, «я свой». И времени должно было хватить, даже после выпуска торпед, на участке управления по проводам, чтобы операторы дали команду на подрыв или уход в сторону от цели. Все эти действия была отработаны до автоматизма экипажами «немок» и «катюш»; «ленинцы» и «щуки» Камчатской бригады были также, стараниями Котельникова, с этим ознакомлены — но ведь и Владивостокская бригада подплава обязана была знать порядок, утвержденный штабом ТОФ! А если не было локатора (советские «Тамиры» и английские «Драконы» шли в первую очередь, на новые лодки, их имели и «щуки» Х серии, но более старые так и обходились без), то была система звукоподводной связи «Вега», для которой также был предусмотрен условный сигнал. Отчего Щ-108 молчала (хотя как показало расследование, эта система, также далеко не новая, и несовершенной конструкции, на старых лодках нередко была неисправной, даже в боевых походах — однако такой записи в журнале главного инженер — механика дивизиона, конкретно для Щ-108 не нашли), теперь не узнает никто. И почему даже не пыталась уклониться, совершить противоторпедный маневр (а ведь, согласно приказу, командир обязан был прослушать секретный курс, по основам применения управляемого противолодочного оружия — и присутствовал там, о чем также есть отметка в документах), тоже неясно — другое дело, что вряд ли такой маневр удался бы на «щуке», вот «немка» бы на такой дистанции вполне могла — но попробовать все равно стоило бы? Однако Щ-108 сохраняла прежний курс, на глубине 30, при скорости два с половиной узла — идеальная мишень!
— Попадание! — доложил акустик Н-4 — еще одно! Звук разрушения корпуса. Готов самурай!
Видяев приказал тщательно прослушать горизонт — не прячется ли рядом еще один? Затем, по всплытии, доложить — атакован подводной лодкой, успешно уклонился, противник уничтожен, продолжаю следовать предписанным курсом. И подумал, что японцев все ж недооценивать нельзя — наверное, перехватили приказ нам, и выслали свои лодки в засаду. Что ж, будем бдительны — и верно нас предупредили, о низком уровне японской техники, шумят как телеги по плохой дороге! Сунутся — еще огребут. А мы предупредили — пусть в этот район наши силы ПЛО выходят, и устраивают японцам веселую жизнь!
Поиск был проведен. При этом летчики чуть не утопили Щ-113, также оказавшуюся вне обозначенной позиции. В свете последующих событий факт пропажи без вести лодки Щ-108 поначалу не привлек внимания штаба. Лишь после сражения стали разбираться — и кому‑то пришло в голову сопоставить это с атакой Видяева. Расследование ни к чему не привело — поскольку факт нахождения Щ-108 там, где она никак быть не должна, и ее атака по Н-4 (в свете оповещения по флоту, и формального ознакомления командира «сто восьмой» со всей информацией, о чем имелись записи в секретных журналах) никак не могли быть объяснены. Зато казалось весьма вероятным, что японская лодка, потопившая Щ-108, сама после попала под торпеды Видяеву. Какая версия была предпочтительнее для штаба флота?
Данные разведки, и даже уточнение информации после войны, не прояснили вопрос. В эти дни Императорский флот потерял в Японском море лодки I-48 и I-153 — в то время как в штаб ТОФ поступили доклады о потоплении одной субмарины дивизионом «охотников» у корейского берега (достоверное — всплыли соляр и обломки), и еще трех атаках подводных целей, с неясными результатами (предположительно — повреждены). Так что одна из потопленных японок до того вполне могла оказаться рядом с Щ-108. Тем дело и завершилось, сданное в архив. Обломки лежат на недосягаемой глубине в три километра, в точке с координатами 44 с. ш, 138 в. д. Тридцать семь человек экипажа приказом комфлота были внесены в список погибших за Родину, а не пропавших без вести (семьи положенную пенсию получат). И на памятнике во Владивостоке есть имя Щ-108, в числе других кораблей Тихоокеанского флота, погибших в эту войну.
Вы хотите правды? А кому и зачем нужна правда, в данном конкретном случае? И к каким последствиям она приведет? Контр — адмирал Видяев, герой Советского Союза, в этой истории умерший во славе и почете в 1989 году, так и не узнал, кого потопил тогда, в Японском море. Что изменилось бы — если узнал?
Сейчас русские гайдзины увидят, как умеют умирать самураи! Потому что ничего иного нам не остается.
Сначала казалось, боги на стороне Японии. До темноты осталось не так уж много — но мелькнул в высоте силуэт, подобно небесному дракону. Русский разведчик облетал флот — не было сомнений, что сейчас радист сообщает о все о составе эскадры, ее курсе и скорости. Значит, атака уже не будет внезапной.
Ударили зенитки «Тайхо», и эсминцев «Ханацуки» и «Харуцуки» — лишь эти 100мм пушки теоретически могли забросить снаряд на четырнадцать километров в высоту. Русский шел на двенадцати — но все равно, вероятность попасть была минимальной. После нескольких залпов, адмирал лично приказал прекратить огонь, не было смысла тратить боеприпасы. К тому же великолепная баллистика этих новых пушек покупалась ценой резкого снижения живучести ствола, практически равной числу снарядов в погребе (
Затем как‑то сразу сдохли РЛС. Вообще, в Императорском флоте радиолокация была очень слабым и ненадежным звеном, поскольку считалась чем‑то вспомогательным, и менее приоритетным, в сравнении с собственно оружием. Потому, отказы аппаратуры никого не удивляли — но на всех кораблях одновременно, это наводило на подозрение! Командир авианосца попросил дозволение выслать дозор, для раннего предупреждения — с «Унрю» взлетели три скоростных разведчика, и разошлись веером по сектору северо — запад. На палубах стояло по дежурному звену, готовому к немедленному взлету. Казалось, что непосредственной опасности нет.
Связь с разведчиками пропала меньше чем через четверь часа. На всех радиоволнах стоял какой‑то треск и вой. После адмирал Тоеда будет сожалеть, что немедленно не приказал поднять все истребители, был уже прецедент, когда при штурме Шумшу русские так же глушили эфир перед ударом! Но не встречался еще Императорский Флот с массированной радиовойной — да и при указанном отношении к радио, сам термин «радиовойна» был для японцев невозможным. А Йокосука D4Y1–C «Комета» был хорошим самолетом (разведывательная версия палубного пикировщика), но не имел шансов против пары или четверки Ла-11 из группы расчистки воздуха, наведенной на цель по радару.
Потому японцы пребывали в блаженном неведении, до той минуты, когда в бинокли было замечено большое число самолетов, подходивших с запада. На эскадре была объявлена боевая тревога, корабли увеличили ход до максимального, с палуб авианосцев взлетали дежурные истребители, в то время как остальные «зеро» спешно готовились к старту, раздались первые выстрелы дальнобойных зениток. Большие двухмоторные самолеты показались адмиралу похожими на Ту-2 или «дорнье» — вторые вообще не были пикировшиками, да и первые применялись в этом качестве достаточно редко. И они подходили на высоте свыше пяти тысяч — слишком много для прицельной работы с горизонта по кораблям! Или русские решили устроить «бомбежку нервов», как американские В-17, эффектно, но совершенно неэффективно? Хотя у Советов здесь нет авианосцев — а расстояние достаточно велико для их основного пикирующего бомбардировщика Пе-2. Но все же странно — такое же количество торпедоносцев было бы гораздо опаснее. Или это пока лишь первый, прощупывающий удар?
«Зеро» еще не успели набрать высоту — когда русские, заходя в атаку двумя колоннами эскадрилий, начали бомбить. И лишь когда адмирал увидел в небе фейерверк разноцветных трассеров, то понял, что происходит. Проклятые германские гайдзины — как проститутки, служат тому, кто их победит! Любопытно, там русские или немцы, за штурвалами и у бомбовых прицелов? «Дюк оф Йорк» два года назад потопили двумя попаданиями, всего со звена самолетов. Тут же их не меньше полусотни — сколько сейчас прилетит нам?
«Тайхо» вздрогнул от близкого разрыва. На траверзе, метрах в двадцати — но ударило сильно, авианосец в тридцать семь тысяч тонн качнулся, как лодка на волне. И сразу завыли сирены аварийной тревоги — корабли, поднявшие флаг в военное время, отличались гораздо худшим качеством постройки. Год назад в битве у Сайпана, «Тайхо» едва не погиб от взрыва бензиновых паров, заполнивших отсеки после повреждения цистерн от сотрясения при попадании всего одной торпеды (
Истребители предотвратить удар не успели. На первые дежурные звенья, набирающие высоту, обрушились сверху русские «Ла», сбив почти всех. Но затем в небе закрутилась карусель — и отличная маневренность «Зеро — райсенов» явно стала для русских сюрпризом! Однако советских истребителей было больше, и они лучше работали в команде — всего четырем японцам удалось прорваться к последней эскадрилье бомбардировщиков, которая уже легла на боевой курс. А русские висели на хвосте, не было шансов на вторую атаку — и четыре истинных самурая до конца выполнили свой долг, идя на таран, лоб в лоб, никто не мог выжить! Еще нескольких «дорнье» достали зенитчики. Русские уходили на запад, причем некоторые — со снижением и дымом. Но не было возможности догнать их и добить — советских истребителей все еще было больше, и они, даже выходя из боя, звено за звеном, эскадрилья за эскадрильей, жестоко огрызались на любую попытку их преследовать, прикрывали друг друга. Гайдзины лишь толпой сильны — в отличие от самураев, каждый из которых и в одиночку, совершенный боец!
На авианосцы не вернулись восемнадцать «райсенов», не считая тех четверых, кто таранил. И было всего двое спасенных — Хорикоши — сан построил идеальный истребитель, вот только крыло обратной стреловидности оказалось чрезвычайно чутким к повреждениям, рассыпаясь от одного 20мм снаряда, причем пилот не мог выпрыгнуть из кувыркающегося обрубка самолета. Еще четыре истребителя погибли вместе с «Унрю» — который пришлось добить торпедами с эсминцев, сняв команду. Что ж, считая что русские потеряли почти столько же самолетов, но часть из них была бомбардировщиками, более ценными и с экипажем из пяти человек — то воздушный бой, пожалуй, можно считать японской победой, по крайней мере, по очкам? Но плохо, что число истребителей на эскадре уменьшилось на треть. Что ж, план предусматривал и это — завтра утром мы примем самолеты, перелетевшие с берега, а если понадобится, то и еще раз, у нас будут «бессмертные» авиагруппы, только бы палубы сохранить! Вот гибель «Унрю», это действительно, потеря! Что ж, значит мы должны за него отомстить.
Как уже отомстили трем русским гайдзинам, выловленным в море. Адмирал смотрел с мостика, как внизу на палубе офицеры авианосца опробовали на пленных остроту мечей. И это было правильным, поскольку тот, кто бьет издали, не вступая в честный бой — не заслуживает к себе никакого уважения. Самурай никогда не стал бы издеваться над пленным самураем, это противоречило бы бусидо. Но пойманных убийц — нидзя, не имеющих кодекса чести, всегда казнили самым изощренным и жестоким способом — так что этим русским летчикам еще повезло, что им даровали быструю смерть!
Спустилась темнота. Эскадра шла к берегам Кореи. Адмирал подумал, что даже если мы не вернемся, это будет славная битва, о которой в Японии запомнят на века! А что еще желать самураю?
Отдыха не было. Через пару часов, высоко в небе над эскадрой вспыхнули «люстры» световых бомб. И снова завыли сигналы боевой тревоги — с севера на корабли неслись быстрые, едва различимые тени над самой водой, русские торпедоносцы! Эсминцы охранения успели встретить их огнем — но взорвался «Амацукадзе», и «Юкикадзе» тоже тонул, разломившись от попадания тонной авиабомбы — впереди шли топмачтовики, расчищая дорогу торпедоносцам. И не меньше эскадрильи Ту-2 ворвались в брешь, которую не успели закрыть — и повезло, что их мишенью стали не авианосцы, а линкоры, сохранившие огневую мощь. Две торпеды ударили в борт «Ямато», но ПТЗ выдержала. Хуже пришлось «Нагато», торпеда попала в корму, намертво заклинив один из рулей, и правый внешний вал стал «бить», разнося подшипник, пришлось предельно уменьшить на нем обороты, и держать уцелевший руль положенным влево, чтобы оставаться на курсе — линкор не мог развить ход больше 19 узлов. А русские ушли без потерь, по крайней мере, ни одного упавшего в море не видели — хотя наверное, от зенитного огня им досталось.
Еще через час, одиночный Ту-2 атаковал и потопил эсминец «Юшио». «Люстр» в этот раз не было, зато светила луна. В эфире по — прежнему был свист, треск и вой, радары не показывали ничего. А русские хорошо видели эскадру, даже во тьме! Или это все тот же проклятый разведчик, крутящийся на высоте? Хорошо, что в традициях японского флота, матросам спать не в кубриках, а прямо на боевых постах, подвесив койки, где придется. Воины страны Ямато не были столь изнежены, как гайдзины — на японских кораблях каждая тонна водоизмещения, каждый кубометр объема, были отданы прежде всего оружию, и тому, что его обеспечивало, а комфорт экипажа был на последнем месте! Зато корабли несли заметно более мощное вооружение, чем американские, немецкие, русские, того же размера. Так, ни в одном флоте эсминцы не имели двойного запаса торпед (и устройства быстрой перезарядки, по весу почти равные самим аппаратам), а равную огневую мощь (шесть пятидюймовых орудий в трех спаренных башнях) американцы достигли лишь на новейших «Самнерах» и «Гирингах» — гораздо более крупных, переваливших за три тысячи тонн. А секрет был прост: всего лишь до предела уменьшить помещения для команды! Кубрики вмещали лишь отдыхающую смену верхней вахты (трудно ведь повесить койку на палубе), не было камбуза (в море пусть едят сухпай — хотя иные командиры умудрялись ставить на палубу обычную полевую кухню), да и расстояние между палубами было меньше двух метров (этого хватит!). Зато экипаж практически всегда был готов к бою — ну а тяготы и лишения, это неизбежное зло. И разве это не лучше — в походе есть сухари, зато иметь лишнюю пару зенитных стволов, дополнительный шанс на жизнь?
Проклятый русский разведчик в высоте — кого он наведет снова? Если бы удалось его достать — о, тогда бы эти Иваны испытали бы на себе древнюю японскую казнь, когда пойманному шпиону сначала отрубают руки и ноги, в несколько приемов, а затем еще живого бросают в кипящее масло! Но локаторы не видели ничего, среди множества засветок, а стрелять куда‑то в темноту означало лишь бесполезно тратить боезапас. И оставалось лишь вспомнить слова, врагов не надо считать, их меньше не станет — а значит, действуем по прежнему плану.
Линкор «Ямато», крейсера «Тоне», «Хагуро», «Асигара» в сопровождении шести эсминцев отделились от эскадры и полным ходом направились на запад — «корейский экспресс», должный еще до рассвета обстрелять Вонсан, порт, плацдарм и дороги. Авиаудар будет нанесен на рассвете — одновременно с ним, на авианосцы сядет пополнение из Метрополии. Рассчитанное на три палубы, а не на две — но адмирал подумал, что это и к лучшему, ведь наверняка в первой ударной волне будут большие потери, вернутся далеко не все — как раз и выйдет их возмещение! Мы будем воевать «бессмертными» авиагруппами, постоянно держа в воздухе над авианосцами воздушный патруль, и не жалея ни самолетов, ни пилотов, ни бензина! Больше половины всей палубной авиации Империи ждут сейчас на аэродромах приказа, вылететь к нам на подмену сбитых. И свыше тысячи самолетов армейской авиации готовы нас поддержать.
А после — уже можно говорить и о мире. Подкрепленном силой — потому что со слабым не заключают никаких договоров, а просто диктуют условия капитуляции. За нами судьба Японии на все последующие годы — а потому, мы не можем проиграть. А кто не переживет этот день — о тех позаботится Аматерасу.
Завелся у берегов страны Ямато страшный морской дракон — опустошал деревни на берегу, топил рыбаков. Повелел Император убить чудовище, и вышли в море десять тысяч отважных самураев на ста кораблях. И дракон был убит — но никто не вернулся назад.
Адмирал Одзава ощущал себя сейчас одним из героев того древнего мифа. Единственным из всех, на эскадре, кто знал, на что они идут — но приказ Императора священен! Пусть русский подводный демон уже сожрал два флота немецких гайдзинов — воинам Японии не дозволено было бояться битвы! Дракон умрет — или мы не вернемся домой.
И была еще одна беседа перед самым выходом в море. О которой кроме него, Одзавы, знал лишь один человек.
— Мы проиграли эту войну — сказал адмирал Енаи — вопрос лишь, погибнет ли Япония, или как в дзюдо, упадет мягко, и завтра поднимется. И наша цель сейчас — обеспечить эту мягкость нашего падения, спасти все, что можно спасти. Наши потери в филиппинских водах оказались просто ужасающими — еще одна кампания у берегов Метрополии, и у нас просто не останется флота. И прервется традиция, и некому будет восстанавливать японскую морскую мощь, когда придет время. Скажу по секрету, даже приняв ультиматум Держав, будет заявлено, что Япония не примет полного разоружения, как противоречащего самому духу японской нации — пусть соглашаются с нашими условиями, или мы будем драться до конца! Лично я не верю в прочность и долговременность союза русских и американцев. Значит, мы можем играть на противоречиях — и помоги нам боги не ошибиться, как Гитлер! Спасти, сохранить Японию, пусть пока как подобие Сиама, буфером между русским и американским блоком. Ну а дальше — Германия после той войны показала, что делать. Мы проиграли лишь битву — но не окончательно, войну. Так что не спешите делать сеппуку — ведь кто‑то должен будет жить, чтобы дальше исполнять свой долг, так говорят русские — и это, на мой взгляд, справедливо!
Поделиться книгой: