Золотая гора

- И ты знаешь, где это?

- Ну да, чего тут не знать! - Холиншед вытер пальцами нос, почесал подбородок, что служило признаком сильнейшего волнения. - Это же Консерва.

Странно, но Генрих понял, что значит слово "Консерва". Снова у мысли появилась тень и там, в затененной части мозга, произошло понимание.

- А это ты убери... - Генрих ткнул пальцем в облака и размахал краску. - Этого не надо! - Он потянулся за тряпкой, о которую Генрих вытирал кисти.

Но художник успел перехватить руку.

- Послушай, парень, это не твоя проблема.

- Убери, я сказал! Нельзя на такое смотреть. Нельзя! - Холиншед вырвал руку и отскочил. - Глаза жжет!

Он схватил велосипед, побежал, на бегу вскочил, завертел педали. Он ругался на чужом языке. Но Генрих понимал все слова.

Он вновь повернулся к холсту. Взял кисти. Чуть-чуть щетинкой подхватил белил и тронул холст. Рука неуверенно дрогнула. Настроение пропало.

"Съезди и посмотри", - велел Холиншед.

Говорят, Шекспир нигде не был, ничего не видел, но все знал, все чувствовал и... писал. Или вранье, что не видел и не знал?

Глава 2. НА МЕНЕ.

У входа на мену прямо на пеноплитах сидели два демонстранта. Один с плакатом: "Вырастим яблоневый огород", второй - с клочком бумаги, на котором неровными буквами было написано: "Родные сокровища - родному огороду."

Охранники мены, два дюжих мужика в черных косоворотках и полосатых штанах, заправленных в лаковые сапоги со скрип-кнопками, явно скучали. Время от времени один из охранников, поравнявшись с демонстрантами, плевал на ближайший плакат. К середине дня от обилия слюны краска потекла. Особенно досталось слову "яблоневый". После очередного плевка демонстранты немного отодвигались от входа. И так, в течение дня они постепенно переместились от стеклянных дверей к самому углу массивного здания мены.

Толпились перед входом и огородники из тех, у кого на грядках мало что произрастает, а на помойки ходить лень. Но зато любят они поглазеть на объемистые пакеты выходящих с мены. И обсуждается с утра, почему за старый водопроводный кран нынче дают две фики, когда в четверг он шел еще за одну.

Внезапно все прекратилось: и крики, и маханье руками. Огородники замерли с раскрытыми ртами, жадно пожирая глазами темно-синий аэрокар, подплывающий в гаснущей воздушной струе к мене. Каждодневно мчатся эти чудо-машины в сторону Консервы или назад по международному шоссе, но никогда не сворачивают к огородному отделу мены. Этот свернул. Оба охранника понеслись через три ступени вниз, ожидая выхода гостя, наверняка толстотелого и толстосумного, утомленного воздушными ямами над огородными дорогами. Бизер появился. Но не такой, какой представлялся охране. Лет ему было около тридцати. Высокий, худощавый, в движеньях порывист, одет в черный трикотажный костюм-монолит, черный плащ с голубой подбивкой перекинут через локоть, в обкид шеи - белый тонкий шарф. Все эти подробности заметили и запомнили сразу. А вот лица бизера никто не разглядел. Хотя, кроме охраны, десятка два огородников пялились на него во все глаза. Не запоминалось его лицо, пропало, будто смытое дождем, хотя после приезда бизера толпа перестала обсуждать курс водопроводного крана, и все в крик заспорили о машине, костюме и плаще.

Войдя на мену, бизер без любопытства и даже с равнодушием огляделся, в нижний обменный зал не пошел, а поднялся по широкой лестнице на второй этаж, и сразу направился в кабинет начальника интеллектуального сектора. Секретарша попыталась к любезному боссу гостя не допустить, но проклятый электронный замок, как всегда, не сработал, и бизер беспрепятственно проник в кабинет, бесцеремонно отстранив огородную красотку. Секретарша выругалась виртуозно и многоэтажно, кляня дурацкую технику бизеров, которая плохо приживалась не только в огородах, но и на мене, и твердо решила купить за три фики у какого-нибудь огородника амбарный замок и ранним утром навешивать его на дверь шефа, чтобы всякие подлые личности не тревожили его покой.

А в это время в кабинете...

И к слову о кабинете - он был огромен и почти пуст, только стол и два кресла стояли так, чтобы можно было через стеклянную полукруглую стену разглядывать нижний обменный зал. При разговоре голоса отдавались гулким эхом, и у посетителей кабинета

появлялось ощущение пустоты и безнадежности. Хозяин кабинета господин Бетрей, низкорослый и широкоплечий, с остриженными ежиком волосами, изобразил традиционную улыбку в стиле "чииз". Но отработанная улыбка почему-то тут же сползла с губ. Бетрей глянул на гостя хмуро и сурово, как на какого-нибудь надоедливого огородника.

- Вот ду ю вонт? - выдавил Бетрей с трудом и уже хотел кликнуть переводчика.

- Я хочу видеть ЕГО, - отвечал гость на огородном очень тихо, будто разговаривал не с Бетреем, а сам с собою.

У господина Бетрея тут же появлялось желание закричать и затопать ногами на странного гостя и указать ему на дверь. Но он не мог: на мене существует неписаное правило: слово бизера - закон. Или почти закон. Хозяина синего аэрокара нельзя игнорировать, как обычного замшелого огородника. Сдерживаясь, господин Бетрей весь взмок и сердито дергал галстук, пытаясь ослабить узел.

- Я так и не понял, мистер Одд, вы что же, имеете к нам претензии? спросил хозяин кабинета.

Шея у Бетрея была короткой, галстук давил, ворот рубашки подпирал щеки, добавляя главному менамену избыток солидности.

Гость пожал плечами:

- Хочу ЕГО видеть, и поскорее. - Теперь, когда он заговорил громче, появился акцент.

- Это невозможно, мистер Одд. Мы продаем материал оптом, и кому конкретно попадает каждый модуль, нам неизвестно.

- Но вы гарантируете чистоту перекачки?

- О, разумеется...

- Значит, в случае жалобы вы можете отыскать... - он запнулся. - ЕГО?

- Только, если вам известен индекс модуля.

- Индекс известен, - бизер протянул Бетрею кусочек блестящего пластика.

- Тогда нет проблем. - весело сообщил господин Бетрей, а в мозгу его пронеслось отчетливое, будто сказанное кем-то: "Им нельзя встречаться". Галюнька, - кликнул менамен секретаршу, - просвети-ка модуль и на мой принтер выдави. Подождите минутку, все узнаем! - все так же весело пообещал он гостю.

Господин Одд подошел к прозрачной стене. Внизу, меж спиралями узких лотков, толкались огородники. Менялы к ним не спешили. Нарядные и чистенькие, стояли они возле главного пульта, счисляли фики и следили за цепью зеленых цифр на экране. За крайним лотком расположилась молодая особа в коротких белых брючках и мышиного цвета кофточке нараспашку. Нитка крупных голубых бус обхватывала тонкую загорелую шею. Волосы ее по прошлогодней бизеровой моде были выкрашены светящимся золотом, но несколько прядей надо лбом остались черными. Прошлогодняя мода немного старила прекрасную огородницу. Девушка вытащили из пластиковой сумки два граненых стакана и кусок проржавевшей водопроводной трубы с муфтой.

Гость смотрел на девушку и не мог оторвать глаз. И не знал, почему.

- Неужели стаканы еще ценятся? - удивился Бетрей.

Он справился наконец с галстуком, и теперь блаженно и шумно дышал, нисколько не стесняясь присутствия бизера.

- А известно ли вам, сколько граней имеет граненый стакан? Нет? улыбнулся мистер Одд. - Это просто необходимо знать. Семнадцать граней. Хорошее число. Простое.

Бетрею нестерпимо захотелось дать бизеру между глаз, но он сдержался.

"Им нельзя встречаться, - вновь пронеслось в мозгу. - Потому что..." он не сумел додумать, мысль оборвалась.

В этот момент принтер на столе очнулся, всхлипнул и выдал листок с одной-единственной строкой. Тотчас бумага была вручена бизеру.

- "Информация о данном модуле отсутствует", - прочел Одд, неловко перекатывая языком чужие слова. - Что это значит?

- То, что это не наш модуль, - самодовольно ухмыляясь, заявил Бетрей.

- Но меня направили именно к вам!

- Извините, ошибочка вышла. Прокатитесь на Пятые огороды. Или на Седьмые. Скорее всего на Седьмые, у них новая мена, большой забор. Прямиком к ним полчаса лету на вашем аэрокаре.

- Но вы здесь главный, господин Бетрей, - оледеневшим от злости голосом напомнил Одд. - Над всеми этими Первыми, Вторыми, Десятыми огородами... Или нет? А, может, главный кто-то другой?

Господин Бетрей сделался алым, как перезрелый помидор, но плотно стиснул губы и придавил рвущуюся наружу ярость, как черная пленка придавливает на грядках сорняки.

- Я главный, и я не занимаюсь пустяками, - прошипел Бетрей, налегая на "я", как на лопату.

- Да, главный не должен заниматься пустяками. Только я уверен, что мой случай - не пустяк.

И бизер демонстративно развернулся на каблуках, закручивая в две спиральки светло-серый бархатистый ковролин.

Как только мистер Одд ушел, Бетрей нажал кнопку селектора:

- Спустись в зал и купи мне стакан, - приказал он секретарше.

Через несколько минут господин Бетрей азартно считал грани. Но у него ничего не получалось: всякий раз он насчитывал только шестнадцать граней. Разозленный, он налил виски не в белый пластиковый стаканчик, а в этот, немытый, со сколотым краем, и выпил залпом. Потом отер тыльной стороной ладони губы и, кривясь, будто мучился икотою, спросил:

- Кстати, а кто опекает Иванушкина?

Глава 3. ФЕНОМЕН ШЕКСПИРА

- Вожу на прикопку смотреть. Туда - девять фик, обратно - двадцать. Если на аэрокаре, разумеется вашем, то десять туда и обратно, - мальчишка в огромном взрослом ватнике и меховой облезлой шапке весело сообщал Генриху Одду условия найма.

Из-под шапки выглядывало худое личико с приплюснутым носом и шербатым ртом. Огромные глаза цвета мокрого асфальта смотрели не то насмешливо, не то осуждающе. Левый глаз был заметно выше правого, и оттого казалось, что один глаз смотрит в сердце, а другой - в лицо. Ребенок держал в руках бутылочку с голубым крестом и уже выпил половину мутно-белого раствора.

- Ужасная гадость, - сказал мальчишка Генриху, будто старому знакомому. - Из чего только бизеры эту муть делают? Наверняка из мусора. И еще две фики берут.

- Прикопка мне не нужна, - отвечал Генрих.

- Только учтите, - мальчика отшвырнул бутылочку, - в сад я вас не повезу. Сад - запретная зона. Там на прошлой недели опять аэрокар разбился. У деревьев высота обманывает. Кажется, чуть-чуть от земли, а подлетишь ветви аж до самого неба.

- А разве в огородах яблонь нет?

- Есть, конечно... - неопределенно протянул мальчонка. - Да только непруха с этими яблонями в огородах. Вот мой дядька, к примеру. Посадил пятьдесят яблонь, холил их, лелеял. Только они стали урожай давать, как дядька взял и помер. Не жмыхом стал, а именно помер. А наследники все яблони вырубили. Картоху насадили. Картоха надежнее. А если у кого урожай яблок, то мальчишки в ватаги сбиваются и в набег. В прошлом году двоих пацанов застрелили. А еще один с яблони упал и позвоночник сломал. Но не помер. Теперь лежит, башкой только шевелит, руки и ноги онемели. Папка с мамкой его на мену хотят свезти - пускай хоть с мальца толк какой будет. А в этом году набегов не будет, потому как и яблок не будет. ОБЫЧНЫЕ яблони не цвели.

- Мне не нужен сад. Нет. Нужен донор.

- Это не ко мне, - энергично махнул рукой мальчишка. - Я на мену не хожу. Меня мамка с батей пытались туда пристроить, сами отвели, и талончик на перекачку получили. Под него водки набрали и сапог резиновых три пары, а я... - мальчишка внезапно замолчал. - Или вы уже засажены?

- Видимо, да... - кивнул бизер.

- Давно?

- Четыре месяца назад.

- Зачем же вам еще? Не доели?

- Думаю, напротив, объелся.

- Леонардо! - окликнул мальчика низкий женский голос.

Открытый белоснежный аэрокар висел в полуметре над землей, приподняв вверх прозрачный обтекаемый нос, поэтому женщине на сиденье пришлось откинуться назад. Лет ей было уже за тридцать. Узкое смуглое лицо с черными, чуть косо прорезанными глазами, щедро обсыпали темные родинки, а одна, величиной с горошину, угнездилась на верхней губе, придавая тонкогубому рту выражение змеиного ехидства. Темные волосы, тонкие и прямые, были стянуты на затылке и заколоты черепаховым гребнем. Черное шелковое платье с серебристым отливом , закрывало не только плечи, но и шею, зато полностью оставляло открытыми руки.

- Леонардо, я же запретила тебе ходить на мену, - проговорила женщина строгим голосом.

- Кто это? - спросил Генрих. - Твоя мать?

- Как же! - хихикнул Леонардо. - Хозяйка моя, Ядвига. Классная баба. Она все про огороды знает.

- Все знает... - как эхо, повторил Генрих. - Может, она знает, где мне искать того, второго?

Хотя он говорил тихо и стоял далеко, Ядвига расслышала вопрос. Внимательно оглядела Генриха с головы до ног, и в свою очередь спросила:

- А ты кто?

- Я - Уилл Шекспир. Может, слышали? Жил такой дрянной актер когда-то. В молодости - браконьер, а в старости - процентщик. Но так вышло, что имя его навсегда прилепилось к титульным листам "Гамлета" и "Короля Лира". Так вот я - только имя, наклейка над чужим талантом.

- Хочешь избавиться от имени? Или от таланта? - Ядвига смотрела в упор, не мигая.

Мнилось - она хочет разбить скорлупу лица и вытащить на поверхность нечто, скрытое маской кожи.

- Хочу найти прежнего себя. Я уверен - мой собственный мозг был не менее ценен.

- Зачем же ты купил себе новый талант? - усмехнулась Ядвига.

- Так вышло, - пожал плечами Генрих. - Не я в том виноват.

- Все виноваты без вины. И кто же должен исправлять содеянное?

Генрих улыбнулся. Ему нравился этот разговор, похожий на разминку фехтовальщиков.

- Вот уж не думал, что встречу такую женщину здесь, в огородах.

- Ошибаешься, яблочный мой, я не из огородов. Я из сада.

При упоминании о саде в ее лице появилось что-то отталкивающее, настороженно-волчье. Будто сад был ее добычей, и волчица опасалась ее потерять.

- А я не садовник! - Генрих протестующе взмахнул рукой, пытаясь успокоить хозяйку сада. - Мне просто нужен тот, второй. Может, вы знаете, как его найти? Того, поглотившего Генриха Одда?

Несколько секунд Ядвига сидела неподвижно, глаза ее невидяще смотрели куда-то поверх головы бизера. Потом она очнулась, огляделась кругом и, распахнув дверцу аэро, сделала энергичный приглашающий жест. Генрих шагнул к машине.

- Не ты! - крикнула Ядвига. - Леонардо! - и с силой хлопнула ладонью по сиденью.

- Так что же мне делать? - настаивал Генрих.

- Ты - художник. Рисуй!

И серебристый аэрокар взмыл в небо.

Леонардо, усевшись рядом с Ядвигой, расслышал, как она прошептала:

- Он мне нужен... Да, да, он мне очень нужен... - На щеках ее выступили два ярких, будто нарисованных пятна. - У него красивое лицо, правда? - спросила неожиданно Ядвига.

- Не заметил, - буркнул Лео.

- Ты слышал: его зовут Генрих Одд.

- Сначала он назвался иначе.