Помоги проекту - поделись книгой:
Ну и вот. Вышел на улицу, глянул вправо-влево: у соседнего дома стоит автоцистерна. Шофера Андрей пару раз до этого видел: такая харя!.. Просто грех не поглядеть, что с нею сделается, когда ее обладатель выйдет из дому, плотно пообедав, а лайба - на кудыкиных горах.
Андрей прошелся туда-сюда. Жарко! Улица будто вымерла. Обстановка - лучше не придумаешь. Открыть дверцу - полминуты, завести мотор - еще столько же: Андрей начинал свою трудовую биографию слесарем и для всякой надобности имел при себе универсальную отмычку. Сам ее сделал и законно ею гордился.
Завел машину с пол-оборота - и вперед, вперед!
Вырвавшись за пределы города, ошалелый от восторга, Андрей внезапно сообразил, что увидеть выражение хари ему при всем желании невозможно: для этого надо как минимум с харей рядом быть, а не гнать же машину обратно - тогда еще неизвестно, у кого выражение будет, у хари или у самого Андрея.
Ну, гулять так гулять.
И он гульнул.
За спиной, в цистерне, что-то тяжело взбулькивало, в кабине остро воняло краской, но автомобиль ревел, летел, все свистело за окном...
Андрей забылся слегка и не приметил, как проселочной дороги съехал на широкую, набитую тропу, ведущую через поле, но вдруг на с того ни с сего поле перешло в берег, тропа оборвалась... и машина, пролетев вместе с Андреем по воздуху, тяжело ухнула в речку именем Лебяжья.
Он вывалился на лету, гулко стукнулся в отмель и, будто во сне, увидел, как от резкого толчка крышка цистерны отвалилась - и оттуда, словно язык неведомого чудовища, вырвался столб вонючей краски, блестящей, как смола. А затем цистерна поехала с прицепа и опрокинулась, залив мертвящей чернотой прозрачную воду, голубое небо, играющее в ней, и белый песок.
* * *
Тьфу! Что это на ум нашло?!
Альфа встрепенулся:
- По коням!
Воинство у него, конечно... В своих-то он более-менее уверен - всю страну, считай, ископали (правда, без экстремальных ситуаций), а этот, пришей-пристебай... "Револьвер" держит за пазухой!.. Хорошо, хоть пока не нашли, против кого оружие применять. Против мошки, что ли?
Да ладно, дело не ждет. Во-первых, обойти Остров по периметру. Может, какой след и отыщется. Во-вторых, найти жилье этой женщины. И попробовать договориться если не с ней, то с сыном. Главное, дознаться, появлялись ли те, пропавшие, на Острове или нет? Может, они вовсе и не доплыли сюда. Обимур - он ого-го!.. Альфа вон чего только не навидался в жизни, а при виде его похолодел: какой-то зверь дикий, на добычу вышедший... А не плюнуть ли вообще на этот Остров? Нет, жалко: место глухое, по берегам каменные осыпи... Самое место!
* * *
Юрка и лодку вытаскивать не стал; куда она денется! Даже если и вздумает Обимур пошалить с ней, то утром все равно принесет.
Свистнул тропу - и она послушно побежала впереди.
Тревога не покидала его. Лес тоже был встревожен - Юрка чувствовал. Да что же это? Не случилось ли чего с матерью?
Вспомнилось: знойным летом она разбрасывала по земле солому, которая всю зиму стояла в скирдах на огороде, - и тотчас благодатная прохлада нисходила на истомленный сушью лес... Колдунья!
Юрка не сомневался: таких, как его мать, больше нет на свете. Не шутя искал он зимою ее очертания в вихрях метелей, танцующих по Острову! А когда она вдруг говорила, указывая в небо: "Посмотри - и мы когда-нибудь растаем, как эти два облачка, что весело скользят в вышине. Но они прольются на землю дождем и снова встретятся в лепестках одного и того же цветка. Встретимся и мы!" - Юрка верил, что именно так и будет. Он чувствовал, что зачарованное царство ее души неподвластно никому, даже ему. Так, приоткрывалось что-то порою... Например, он случайно узнал, что соленое озерко, молча лежавшее меж камней в полуверсте от дома, - это озеро ее слез. Оно впитало ее молодость и красоту (впрочем, нет, красота оставалась вековечной!) - и Юрка иногда, когда мысли о будущем слишком уж томили его, приходил к тому озерку тайком и смотрел, смотрел в его воды до тех пор, пока из глубины не поднимались лики его матери - лики прошлых лет: у той, не было еще седины, у этой - морщин у глаз, у той не поникли еще плечи, а у этой совсем иная улыбка - беспечальная...
Ну а сам он ничего не мог утаить от матери! Вот ведь ей ни разу не приходилось видеть, как появляются зеленые зайцы, но она сразу знала их имена. Юрка и тот путался поначалу, она же - никогда. И хотя привязывалась к ним, ласковым и веселым, так же крепко, как сын, но радовалась, что это - не навсегда, что рано или поздно наступает им время уйти - и вернуться к своим. Юрка жалел, что вернувшиеся потом все забывают, как будто и зря они с матерью старались, а она уверяла: "Не зря! Ведь у них остаются сны..."
И были, конечно, ведомы матери все туманные размышления и предчувствия сыновнего, пока еще не проснувшегося, сердца... Когда на склоне Кленовой сопки в прошлом году вдруг появилось дерево незнакомой породы - именно появилось в одночасье: с двухъярусной кроной зеленого и густо-синего цветов, с полупрозрачным янтарным стволом, в котором мерцали разноцветные огоньки, - Юрке сообщил об этом дождик, и мальчишка не собирался никому открывать тайну. Но мать бог знает как проведала об этом и до того испугалась, что на время лишилась речи. Наконец она немного пришла в себя и, завернув в свой любимый, шелковый черный с розами платок самое драгоценное их достояние: пухлый том, в котором поместилось все собрание Пушкина, старославянской вязью написанную Библию и подаренную Юрке еще в детстве книгу сказок, быстро побежала в лес.
Обуреваемый любопытством. Юрка крался следом. Понятно, мать знала о слежке, но со временем Юрка догадался: она и хотела, чтобы сын видел происходящее, оставаясь при этом невидимым сам, - для пущей безопасности.
Мать разложила у подножия дерева свои приношения и стала, покорно опустив голову.
Ожидание длилось так долго, что Юрка в кустах притомился, и вдруг его бросило в жар: подножие янтарного ствола медленно, бесшумно таяло... И только сейчас он заметил, что на траве уже нет ни книг, ни даже платка, на котором они лежали! А ствол чудо-дерева все уменьшался, уменьшался, и скоро обе кроны сами собой повисли в воздухе, и птицы, которые уже прижились было на их ветвях, в испуге вспорхнули, загомонили, и тотчас все разом умолкло...
И вот нижняя крона, зеленая, растворилась в воздухе, а верхняя, синяя, взмыла вверх, покружилась над лесом, словно прощаясь, - и слилась с небесами.
И снова привычная разноголосица воцарилась в лесу, а Вера, с облегчением отвесив поклон тому месту, где только что стояло неведомое дерево, поясной поклон, легко и весело пошла прочь. И сколько ни допытывался потом Юрка, что же это было, она отмалчивалась, оставляя сына одного в дремучем лесу бесчисленных догадок.
Ох, скорее бы увидать ее и убедиться, что ничего плохого не случилось! Дом уже рядом...
И в этот миг жаром овеяло его, словно где-то невдалеке занялся огонь.
* * *
Черта с два они нашли бы чего-нибудь, если б не случай!
Когда, смертельно усталые, разочарованные неудачами, они набрели вдруг на озерцо, лежащее среди каменной осыпи, полное теней и туманов, словно живой, дышащий овал, то кинулись к нему поскорее напиться. Вода же оказалась горько-соленой! Особенно томился жаждой Гамма, и его возмущение причудами здешней природы было особенно сильным. Он громко матерился, прыгая по скользкой осыпи, как вдруг нога его подвернулась - и он неуклюже повалился, цепляясь за камень. Тот послушно покатился, и в земле открылось углубление, а проще сказать - яма, в которой... в которой...
Там лежали четыре "револьвера", обломки теодолита, термос, рюкзак и транзистор - и это было, видимо, все, что осталось от людей, побывавших на этом Острове...
Но где же сами люди?! Обо всем, теперь понятно, знает эта Вера Королева... И ясно, что с ней ухо надо держать востро, а оружие наготове. Они снова бросились в путь, но страх холодил сердца, поэтому какие-то полверсты растянулись на несколько километров. Но вот наконец-то впереди открылась поляна, узкая речка, огород-сад по берегу и - бревенчатая избушка, светившаяся сквозь ветви осин и черных берез.
Постояли. Вершины деревьев задыхались от солнца и грохота ветра, а здесь, у корней, у папоротников, у грибниц, было сыро и тихо.
Да, тихо. И никого.
- Оружие приготовить, - негромко скомандовал Альфа, и Сигма сунул руку за пазуху, словно его обуяла чесотка.
И вдруг из-за кустов выскочило что-то, метнулось через тропу...
Ударила молния - Бета опустил руку с оружием.
Гамма выругался севшим голосом.
Зверек, которого влет, с быстротой и меткостью робота, сбил Бета, очень напоминал зайца - только не серого, не белого даже, а зеленого цвета!
Зеленого - как трава, как листья, как, чудилось, самый воздух здесь, как все это дикое, непостижимое лесное празднество...
И вдруг Бета содрогнулся, словно и его прострелило - но только мыслью. Диковинной, будто бы вовсе и не его, чужой какой-то мыслью: все здесь мгновенно - и вечно. Эта красота странна - и безусловна. Она бессмысленна - и необходима. И она-то пребудет всегда, она-то возродится, даже если человек всю землю обратит в место захоронения. Возродится - и тогда уж не оставит на лице планеты и морщинки памяти о роде людском! Занялся дух, что-то томило, какая-то тоска ядовитая... Но он не ушел дать волю памяти, потому что на веранде избушки, меж точеных столбиков, показалась статная женская фигура.
Она!
Всплеснув руками, женщина бросилась вдоль речки и с разбегу рухнула на колени, схватила опаленный зеленый комочек; прижала к груди со слезами:
- Пашка! Глупый! Зачем ты к ним?! Бедный ты...
"Пашка? Почему Пашка?" - разом подумали все четверо.
- Ну ладно. Королева. Хватит причитать. - Тон Сигмы суров. Встань-ка да ответь нам на пару вопросиков. Думаешь, живешь в лесу молишься колесу, так и спросу с тебя нет?
Она не шелохнулась. Тогда Гамма раздраженно тряхнул ее за плечо. И вскрикнул невольно: от неловкого движения рука повисла плетью!
А женщина бережно уложила зеленого зайца на траву и встала с колен, по-прежнему не поднимая глаз. То ли слез своих застыдилась, то ли омерзительно было на людей, смотреть? И судя по тому, как напрягся ее рот, истинным было именно омерзение.
- Послушайте, Королева! - процедил Альфа. - Сюда, на Остров, в этом месяце было послано несколько человек. Вы их видели?
Она качнула головой.
- Остров не так велик. - В голосе Альфы зазвучал металл. Вспомните хорошенько! Опять медленно качнулась ее голова.
- Хватит врать! - вскричал очнувшийся от боли Гамма. - Где они? Мы нашли их вещи! Живы наши люди или... Говори! - Да это же просто исчадие какое-то! - возопил Сигма. - Как ее только земля носит?! Лучше спросите, как она вас носит, - глухо произнесла женщина. - Вы-то разве люди? И разве людьми были те, кто приходил?
- А! - хором вскричали Бета, Гамма и Сигма; Альфа же резюмировал: - Вот и проговорилась! Значит, ты их все-таки видела? И если это твоих рук дело...
- Поедете с нами! - объявил Сигма. - Я как представитель районной...
И вот тут-то она вскинула глаза, и Сигма ощутил такую ломоту во лбу, словно с разбегу ударился о стену! Вера округло воздела руки, сверкнувшие на солнце, не то заслоняясь, не то защищая все лесное племя, но к ней уже метнулся разъяренный Бета - и на миг тоже застыл, когда встретился с нею взглядом. Но не могла же она смотреть в глаза всем четверым сразу! И, то и дело вскрикивая от боли, стараясь не глядеть на нее, они набросились, скрутили руки...
Все замерло в лесу. Чудилось, воздух остекленел...
И в эту тишину вдруг ударил незнакомый голос:
- Стойте!
Слово это забилось в головах, будто колокол, а сердца внезапно сделались стылыми... И тут хлестнуло ветром, да таким, что люди не выдержали его удара! Повалились наземь.
Столбами и колоннами вознеслись над ними деревья, трава захлестнула, опутала.
И почудилось, чьи-то думы и страсти истекают из земли, опьяняют, зачаровывают... Чистые души лесные...
* * *
День таял, словно огромный золотистый сугроб. Вот и настало время вечерней молитвой провожать солнце, отходящее ко сну.
- Осторожнее, малышня! - приговаривал Юрка, рассаживая поближе к себе зеленых зайцев. Старожилы - теперь, после гибели Пашки, их осталось девять - присматривали за новичками, приказывали, как складывать лапки, куда смотреть. - Правильно, Борька!
- По-моему, этот - Андрюшка, - возразила мать.
Синичка села ей на плечо, мягко прижавшись к щеке.
- Точно, Андрюшка! - присмотревшись, согласился сын.
В этот миг Вера воздела руки.
- Всесветлое солнце! Дети Вселенной, дети звезд, ветров, дождей желают тебе доброго сна! - зазвучал ее голос, заглушенный переливами вечернего гимна.
Снежные шары облаков оборачивались белыми всадниками, которым предстояло проводить владыку небес на покой.
А золотое колесо солнца все катилось, катилось по небу под эту восторженную, отрадную молитву.
Поделиться книгой: