Помоги проекту - поделись книгой:
– А ты откуда знаешь? – прошипел молчавший до этого Костик Нифонтов.
– Знаю, – с прежним спокойствием сказал Петя.
– Света нет. – Две Мишени принялся рыться в карманах. – Сейчас, у меня были спички…
– Там, внизу, мешок с припасами. Там и фонарь, и свечки.
– Кадет Ниткин! – ахнула было Ирина Ивановна, однако подполковник быстро приложил палец к губам – голоса раздавались совсем быстро. Грохнул выстрел – похоже, палили просто так, во все стороны.
Вспыхнул фонарик. Две Мишени зажёг свечу, вручил её Косте Нифонтову.
– Потом станем разбираться, Ирина Ивановна, – сказал примирительно. – Не прожигайте, прошу вас, кадета Ниткина взглядом. Напротив, кадету Ниткину стоит вынести благодарность – за сделанное признание. Нам этот припас очень поможет…
Они медленно и осторожно двинулись прочь от ведущих наверх ступеней.
– Всё будет хорошо, – шепнул Две Мишени. – Верные войска должны вот-вот подойти. Капитан Ромашкевич выведет седьмую роту. Всё будет хо…
Бабахнуло; потерна наполнилась дымом.
– Дверь взорвали, – Ирина Ивановна развернулась, поднимая браунинг.
– Смотрите! – вдруг дернул её за рукав Костя Нифонтов.
Из-под двери в боковой стене потерны пробивался слабый свет. Две Мишени, ничтоже сумняшеся, рванул створку.
Потрескивая и стреляя искрами, здесь высилась невиданная электрическая машина. Опутанная кабелями, усеянная, словно глазами, желтоватыми стёклами циферблатов.
Она работала. Неведомо как и занятая неведомо чем.
По коридору топали многочисленные сапожищи, кто-то орал, вопил, толпа приближалась.
Две Мишени пожал плечами, тщательно осмотрел браунинг.
– Ирина Ивановна…
– Понимаю, – кивнула госпожа Шульц. – Надо прикрыть детей. Может, они успеют. Но… Константин Сергеевич, дорогой. У меня к вам просьба. Я… я не должна попасть к ним в руки. Не должна попасть живой. Вы понимаете меня?
Подполковник на мгновение закрыл глаза. Вновь открыл и резко, отрывисто кивнул.
– Обещаю вам это, Ирина Ивановна. Слово офицера.
– Тогда… – начала госпожа Шульц, и тут за дверью заголосили:
– Заперлись! Изнутри! Есть там кто-то! Точно, есть! Ерохин, давай лом! Петюнин, топор!.. А ну открывай, твари! Открывай, хуже будет!..
– Попили нашей кровушки!.. – взвыл женский голос.
Ирина Ивановна склонилась к Фёдору, Пете и Косте.
– Сейчас они начнут ломать дверь, – сказала она очень спокойно. – Мы её откроем. И… будем стрелять с Константином Сергеевичем, покуда хватит патронов. А вы – бегите. Как можно быстрее. Постарайтесь выбраться из корпуса. Прячьтесь. И… храни вас Бог. – Она быстро перекрестила каждого.
Феде Солонову не было страшно. Только зубы мелко стучали, и он никак не мог понять отчего.
– Давайте все сюда, – скомандовал было Две Мишени, но тут вдруг дверь застонала как-то совсем жалобно, задёргалась, забилась под ударами; а в следующий миг странная электрическая машина за спинами кадет и подполковника с госпожой Шульц затрещала, зажужжала особенно громко – и вдруг всё окуталось темнотой, сплошной, непроницаемой; едва слышны стали крики, грохот и треск за дверями.
Ноги у Фёдора словно приросли к полу. Дыхание пресеклось, и вот тут ему стало страшно по-настоящему.
Машина шипела всё громче, неведомая сила точно вдавливала их в каменные плиты; а снаружи раздались выстрелы, длинная очередь, словно там заработал настоящий пулемёт. Крики, проклятия – вновь очередь, ещё одна, потом ещё – пулемёт резал в упор.
И вдруг всё стихло.
– О Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Вышши еси всех Ангел и Архангел и всея твари честнейши, помощница еси обидимых… – шептал рядом трясущийся Петя Ниткин.
Всё стихло, двери вдруг распахнулись, ударил сквозь тьму свет сильного фонаря; но разглядеть силуэт возникшего на пороге человека они так и не смогли. И сдвинуться с места тоже. Тьма держала их, не отпускала, тянула куда-то, в бездонную воронку, кружила, вырывая из времени и мира; у Фёдора всё помутилось в глазах.
Человек с фонарем что-то крикнул, что именно – разобрать было нельзя. Кинулся к ним, но тут тьма сделалась совершенно чернильной, что-то сильно ударило Фёдора в темя.
Полыхнул ослепительно-белый разряд, словно во мрак подвала ворвалась небесная молния, так, что Фёдор на миг ослеп; а когда вновь открыл глаза, вокруг было очень-очень тихо. И темно тоже было, но это была уже совсем другая темнота, привычная. Где-то рядом капала вода. Пахло кошками и сыростью.
В узкое оконце пробивался слабый свет. А за спинами…
За спинами не было никакой машины.
И впереди ничего не было. Вернее, ничего знакомого.
Глава X
– Все целы? – Константин Сергеевич недоумённо переводил взгляд с госпожи Шульц на троицу кадет и обратно. – Господи, что это было? И… где мы?
– У-у м-меня ф-фонарь есть, – выдавил Петя Ниткин.
Зажгли. Луч заметался по серым бетонным стенам, вдоль которых тянулись трубы. Под ногами хлюпало, кое-где брошены были полусгнившие доски.
– Подвал какой-то…
– Только не наш, Ирина Ивановна. Если только нас всех не поразила одновременная галлюцинация.
Осторожно двинулись вперёд, по прогибающимся доскам.
Совсем близко хлопнула тяжёлая дверь, послышались шаги. Две Мишени и госпожа Шульц разом вскинули пистолеты – совершенно одинаковым движением.
Однако к ним никто не спускался. Напротив, сверху донёсся недовольный визгливый женский голос:
– Эй, Семёныч! Ты чё, с утра уже того, тёпленький? Я тебя куда послала, в восемнадцатую квартиру, а ты чего?
– Да не шуми ты, не шуми, – отозвался мужской голос, слегка запинаясь. – И вообще я… как с-стёклышко… с-стояк перекрывал…
– Как стёклышко он! – продолжала шуметь невидимая тётка. – Перегаром так и несёт!.. Ладно, стояк перекрыл? Вот и давай в восемнадцатую, они уже и в райисполком писали, и в райком…
– Ладно, ладно, иду я, иду… только наряд закроешь, ага? А то устал я что-то…
– Пьянчуга ты, – злобно сказала тётка. – Алкаш. Никакого с тобой сладу. Один сантехник на всю жилконтору – и не просыхает!.. А наряды закрывать требуешь!..
Взрослые переглянулись. Кадеты переглянулись тоже. Никто ничего не понял. Нет, кое-что они, конечно, поняли – главным образом насчёт «стёклышка», перегара и тому подобного. Но что за «райкомы» и «райисполкомы»?
– Да иду я, иду, Марь Петровна, – недовольно бухтел тот самый Семёныч.
– Дверь запереть не забудь!
– Да не забуду, не забуду… замок тут ржавый, намучаешься… а новый у вас не допросишься…
– Вперёд, – одними губами скомандовал Две Мишени. – Не хватало ещё, чтобы нас тут закрыли!..
Они шли на свет и голоса, по импровизированной дорожке из старых, кое-как сбитых вместе досок. Очень скоро они кончились; вверх вели узкие ступени.
– Быстрее!
Обитая железом дверь в подвал и впрямь запиралась на висячий замок. Лестница шла выше – обычная лестница, узкая, без всяких изысков – чёрный ход, скорее всего, какого-то доходного дома. Обычная дверь, серая, вела на улицу.
– Наверх!
Взбежали на один марш.
Внизу, шаркая ногами, появился мужичок в кепке и сером ватнике, в чёрных сапогах, с серой брезентовой сумкой через плечо. Смоля папиросу и что-то бормоча, он довольно долго терзал замок подвальной двери, пока не запер.
Сплюнул и, всё так же шаркая, отправился восвояси.
Хлопнула дверь.
– Где мы, Ирина Ивановна? – жалобно спросил вдруг Костик Нифонтов. – Куда корпус делся?..
– Не знаю, Костя, дорогой. Но постараемся узнать. Ну, Константин Сергеевич!.. Давайте ступим в неведомое!..
– Только браунинг спрячьте, Ирина Ивановна.
Толкнули дверь. Изнутри она была покрашена серой краской и изрядно грязна. И вообще на лестнице воняло – тоже изрядно, видно, дом был из дешёвых.
Две Мишени решительно шагнул через порог, Федя – за ним следом. И невольно зажмурился – от яркого солнца и голубого безоблачного неба. В лица повеяло теплом, весной. Из-под ног взлетел толстый наглый голубь.
Они оказались во дворе-колодце: посредине небольшой скверик с тройкой старых тополей, окружённый низкой зелёной оградкой; желтовато-песочные стены с густой россыпью окон, возле многих – коричневые коробы ледников.
Двор был пуст; по левую руку виднелась арка, за ней – шумела улица. И не просто шумела, шумела совершенно не так, как привык Фёдор и остальные. Низкий басовитый гул, сопровождаемый высоким скрежетом.
– Ничего не понимаю… – Две Мишени снял фуражку, утёр лоб. – Весна. Теплынь. И… эта… жилконтора?..
Федя подумал и стянул шинель, остальные последовали его примеру.
Они топтались на одном месте. Видно было, что взрослые растеряны, и от этого становилось ещё страшнее.
Из подъезда напротив вдруг вылетел мальчишка, наверное, ровесник Фёдора, Пети и Кости. Были на нём короткие синие штаны выше колен да видавшая виды рубаха в клетку с закатанными рукавами. Светлые волосы растрёпаны, а под глазом свежий синяк.
Мальчишка замер на миг, уставившись на незнакомцев со странным восторгом; а потом вдруг сломя голову бросился к ним.
– Здрас-сьте, – выпалил он единым духом. – Идёмте, идёмте скорее, вам нельзя тут, нельзя, пойдёмте…
– Мальчик, – Ирина Ивановна Шульц, похоже, если и растерялась, то куда меньше остальных, – мальчик, что это? Почему нельзя?.. Куда идти?
– К нам, – быстро проговорил тот. – Меня Игорем звать, я… я вас ждал. Дед не верил, не верил, а я сказал – ждать обязательно, я и ждал. В школу не ходил, вроде как болен. Идёмте, идёмте, я сейчас всё объясню!
И потянул их к арке.
– Главное – ничему не удивляйтесь. Просто идите, – торопил Игорь. – Мы вас ждали. Дед, бабушка… все. Сигнал был. Мы знали, что вы придёте… Я тут входы в подвал проверял, бегал, а вы уже сами вышли… Только скорее, тут нельзя долго, нельзя!
– Почему, Игорь? – очень спокойно и очень серьёзно спросила Ирина Ивановна.
– Милицию могут вызвать. – Мальчик кинул быстрый взгляд на тёмные окна, угрюмо уставившиеся на них с высоты. – Или неотложку. В Кащенко отвезут, и всё!..
– Куда отвезут? – не понял Две Мишени.
– В дурдом. Ну, к психам. К ненормальным, – принялся объяснять мальчик Игорь, не переставая тянуть их к арке.
Фёдору пришлось схватить Петю Ниткина за руку, потому что тот с разинутым ртом глазел по сторонам, хотя, на взгляд Фёдора, ничего такого уж необычного во дворе не было. Ну разве что асфальт под ногами. В Гатчино такой имелся только на главных улицах, да и то не на всех.
Но тут они вышли из арки, и…
– Постойте, это ж Кронверкский проспект! – вырвалось у Константина Сергеевича.
– И Народный дом государя Александра Третьего[1]! – подхватила Ирина Ивановна.
Они стояли на оживлённом перекрёстке. Вокруг спешили люди – одетые совершенно не так, как ожидал увидеть Фёдор. Нет, не в каких-то фантастических нарядах: на мужчинах простые пиджаки или рубашки, брюки и штиблеты, а вот на женщинах – короткие платья, до колен или даже выше, особенно на молодых; очень многие простоволосы, хотя те, что постарше, носили платки. А вот шляпки – почти никто!
А ещё по улице ехали автомоторы – не приходилось сомневаться, что это автомоторы, четыре колеса, внутри люди, – но совершенно необычных, обтекаемых форм. По другой стороне проспекта тянулась чёрная железная ограда, за ней поднимались деревья сквера, ещё дальше высилось знакомое Фёдору по открыткам здание Народного дома.
Вдоль улицы сверкали трамвайные рельсы, и по ним как раз катил жёлто-синий вагон – такой же зализанный, округловатый, как и автомоторы на дороге.
Поделиться книгой: