Помоги проекту - поделись книгой:
За создание вертолета Ми-24 группе его создателей, в том числе главному конструктору М. Н. Тищенко, была присуждена Ленинская премия, а большая группа конструкторов, рабочих и представителей заказчика удостоена высоких правительственных наград.
Модификации Ми-24В, Ми-24Д и Ми-24П с большой эффективностью применялись в боях в Афганистане, где доказали свою высокую боевую мощь и выживаемость, а также незаменимость вертолета как уникального боевого средства вооруженной борьбы. Условия использования в высокогорной стране при постоянно усиливающемся оснащении противника средствами ПВО вынудили провести ряд различных доработок вертолетов. В том числе они были оборудованы высотными двигателями ТВЗ-117В (на высоте 1000 м при температуре наружного воздуха 40 градусов мощность двигателя возросла с 1420 л.с. до 1700 л.с.), пылезащитными и экранно-выхлопными устройствами, многозамковыми бомбодержателями, пулеметами ПК или РПК в грузовой кабине, дополнительным бронированием, пенополиуретановыми заполнителями баков, кассетами ИК-ловушек, станцией активных помех СОЭП-В1А «Липа» и другими дополнительными средствами повышения боевой живучести и эффективности. Для защиты задней полусферы вертолета в 1985 г. ОКБ им. Миля построило опытную модификацию Ми-24В с расположенной сзади фюзеляжа на месте радиоотсека хвостовой пулеметной точкой с крупнокалиберным пулеметом НСВТ-12,7 «Утёс». Стрелок попадал в нее через узкий лаз из грузовой кабины вертолета. Однако при расположении стрелка в кабине нежелательно смещалась назад центровка вертолета и загазованность кабины при стрельбе превышала все допустимые нормы. Поэтому от хвостовой пулеметной точки пришлось отказаться и ввести систему зеркал для обзора задней полусферы.
До развала Советского Союза вертолет Ми-24 поставлялся в различных модификациях в более чем 20 государств мира, в том числе в «страны народной демократии», Афганистан, Алжир, Анголу, Вьетнам, Индию, Ирак, Ливию, Мозамбик, Никарагуа, Перу, Северную Корею, Северный Йемен, Сирию, Югославию, Южный Йемен, Эфиопию и др.
Винтокрылый штурмовик Миля эффективно использовался в более чем трех десятках войн и вооруженных конфликтов, т. е. на сегодняшний день он является самым «повоевавшим» среди боевых вертолетов мира. В ходе ирано-иракской войны Ми-24 неоднократно вступали в воздушную схватку с боевыми вертолетами Белл «Си Кобра» ВВС Ирана и выходил победителем, а в одном из боев иракский Ми-24В поразил иранский истребитель «Фантом».
Для наращивания огневой мощи вертолетов Ми-24 для них в в конце 70-х годов были разработаны подкрыльевые контейнеры ГУВ с двумя вариантами оснащения:либо один пулемет ЯкБ-12,7 и два таких же высокотемпных пулемета ТКБ-621 калибром 7,62 мм, либо гранатомет АГС-17 «Пламя» калибром 30 мм. В дальнейшем на Ми-24 стали устанавливаться разработанные в ОКБ им. А. С. Яковлева универсальные пушечные контейнеры УПК-23-250 с пушкой ГШ-23 калибра 23 мм. Кроме блоков неуправляемых реактивных снарядов малого калибра С-5 на Ми-24 используются блоки неуправляемых ракет С-8 (калибром 80 мм), С-13 (130 мм) и С-24 (250 мм), блоки осветительных ракет, универсальные контейнеры-разбрасыватели мин, различные бомбы весом до 500 кг. В опытном порядке была проверена возможность оснащения вертолетов Ми-24 различными другими типами вооружения, в том числе ракетами класса «воздух–воздух» Р-60, Р-73 и 9М39 «Игла».
Все серийные военные вертолеты Ми-24А, Ми-24В, Ми-24Д, Ми-24П и Ми-24ВП применялись для решения задач общеармейского характера в трех основных вариантах: боевом — для борьбы с танками, огневой поддержки наземных войск и тактических десантов, уничтожения точечных целей, опорных пунктов и десантов противника; транспортном — для высадки тактических десантов, перевозки войск и грузов и снабжения передовых частей; санитарном — для эвакуации с поля боя и тыла раненных и больных (два лежачих и два сидячих при одном сопровождающем). В то же время ОКБ не прекращало разработки специализированных модификаций вертолета Ми-24.
Наличие вместительной грузовой кабины и высокая энерговооруженность аппарата способствовали появлению различных предложений по новым областям его использования. Большая часть их осталась только на бумаге. В частности, в 1971 г. был разработан противолодочный вариант Ми-24М (Изделие 247), но, дабы не «переходить дорогу» традиционному разработчику палубной авиации ОКБ им. Н. И. Камова, имевшего больший опыт создания палубных вертолетов, Генеральный конструктор М. Л. Миль распорядился прекратить работы по данной тематике. Только в 1973 г. «милевцами» по срочному заданию правительства на базе Ми-24А была построена опытная модификация буксировщика минных тралов Ми-24БМТ (Изделие 248). Для этого с исходной модели были сняты весь комплекс вооружения, броня и крылья; шасси сделано неубирающимся. В фюзеляже размещено траловое устройство и установлен дополнительный топливный бак. Вертолет-тральщик остался в единственном экземпляре, так как для борьбы с минами в зоне Суэцкого канала был применен соответствующий вариант вертолета Ми-8.
В 1975 г. на одном из опытных прототипов В-24 был опробован экспериментальный рулевой винт типа «фенестрон». Он не получил практического применения так как оказался нецелесообразным для вертолетов такого класса. В том же 1975 г. ОКБ им. М. Л. Миля создало на базе одного из первых В-24 модификацию вертолета А-10, максимально облегченную и с обтекателями вместо крыльев. Летом того же года экипажем Г. В. Расторгуевой был установлен ряд женских мировых рекордов скорости и скороподъемности, а 21 сентября 1978 г. Г. Р. Карапетяном установлен абсолютный мировой рекорд скорости полета вертолета: 368,4 км/ч. Еще один В-24 успешно использовался несколько лет в качестве летающей лаборатории для испытаний и доводки противотанкового комплекса «Штурм». Во время разработки боевого вертолета Ми-28 его предшественник успешно использовался в качестве летающей лаборатории для испытания агрегатов и систем нового создаваемого аппарата, в том числе таких как несущий и рулевой винты, вооружение и прицельно-пилотажно-навигационное оборудование.
Для ведения РХБ разведки с воздуха с передачей развединформации с борта по радиоканалам связи на наземные пункты ОКБ им. М. Л. Миля переоборудовало в конце 1978 г. один Ми-24В в модификацию Ми-24Р (Изделие 2462), оснащенную повышенной системой жизнеобеспечения экипажа, дополнительными местами двух химиков-разведчиков, соответствующим оборудованием для взятия проб воздуха и грунта, в том числе уникальным дистанционно-управляемым экскаватором на подкрыльевом пилоне, а также аппаратурой анализа и передачи результатов разведки. С 1983 г. по 1989 г. заводы выпустили свыше 160 машин такой модификации. Вертолеты Ми-24Р использовались при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Три года назад исходная модель была подвергнута модернизации и названа Ми-24РА. Она отличается более совершенным оборудованием связи и обработки информации, в результате чего экипаж сокращен на одного химика-разведчика.
В 1979 г. ОКБ им. М. Л. Миля создало модификацию Ми-24К (Изделие 201), предназначенную для визуального наблюдения за полем боя, расположением войск противника, корректирования ракетной и артиллерийской стрельбы, а также перспективного фотографирования местности. Вместо «Радуги» разведывательная модификация получила систему наблюдения «Ирис» с увеличенным диапазоном наблюдения. В грузовой кабине был установлен бортовой разведывательно-корректировочный комплекс «Рута», состоящий из оптического наблюдающего прибора, бортовой вычислительной машины и устройства преобразования информации, а также фотоаппарат АФА-100, ведущий съемку через специальное окно с правой стороны кабины. С 1983 г. по 1989 г. было построено почти 180 воздушных корректировщиков.
Еще одна модификация на базе Ми-24В была создана для осуществления Г. В. Расторгуевой перелета в Америку для участия в 1989 г. в праздновании 200-летия США. Вертолет был максимально облегчен. Подкрыльевые держатели оборудованы для подвески четырех топливных баков, обеспечивших беспосадочный перелет дальностью до 1200 км. Раскрашенный известным художником З. Церителли вертолет благополучно совершил перелет через Берингов пролив.
Вертолеты Ми-24 всех модификаций в настоящее время являются одним из основных летательных аппаратов армейской авиации России и других государств бывшего Советского Союза и Варшавского Договора, а также ряда стран третьего мира. В связи с этим ОКБ им. М. Л. Миля во главе с Генеральным директором — Генеральным конструктором Г. А. Синельщиковым разрабатывает программу глубокой модернизации существующего парка вертолетов Ми-24 с целью продления сроков их службы, повышения боевой эффективности, а также летно-технических и эксплуатационных характеристик, в том числе и унификацию вооружения, оборудования и агрегатов с перспективным вертолетом Ми-28. Модернизация транспортно-боевого вертолета носит название Ми-24ВМ (в варианте для зарубежных заказчиков Ми-35М). Она будет оснащена более мощными и высотными двигателями ТВЗ-117ВМА, новыми несущей системой и Х-образным рулевым винтом, приборным оборудованием, усиленной гидравликой, неубираемым с целью экономии веса шасси, дополнительными средствами снижения заметности и повышения живучести, подвижным двуствольным автоматическим орудием ГШ-23В, укороченным крылом с узлами подвески под 16 управляемых противотанковых ракет 9М120 комплекса «Атака-В» или зенитных ракет 9М39 комплекса «Игла-В» и другие варианты вооружения.
В созданном на базе бывшего филиала ОКБ им. М. Л. Миля в Ростове-на-Дону ОАО «Ростов-Миль» ведется под руководством Г. А. Зубкова разработка вариантов использования Ми-24 в качестве летающей технико-эксплуатационной части, поисково-спасательного, патрульного вертолета, а также экологической воздушной лаборатории. Совершенствование основного транспортно-боевого вертолета Российской Армии не прекращается.
Автор выражает глубокую признательность сотрудникам ОКБ им. М. Л. Миля, оказавшим помощь при подготовке данной статьи, в том числе: И. Т. Климову, М. Н. Тищенко, В. А. Стекольникову, В. Н. Четкину и Е. В. Яблонскому.
С историей разработки Ми-24 и других машин ОКБ им. М. Л. Миля читатель может ознакомится в книге В. Р. Михеева «50 лет МВЗ им. М. Л. Миля», вышедшей в издательстве «Любимая книга».
«…И В КАЖДОЙ ТУРБИНЕ МЫ СЛЫШИМ СПОКОЙСТВИЕ НАШИХ ГРАНИЦ!»
Л. М. Кузьмина
60 лет назад, когда безраздельно царствовал поршневой мотор, мало кому не известный инженер Люлька взял на себя смелость утверждать, что дни этого мотора сочтены, и что он берется создать такой двигатель, который помчит самолет со сверхзвуковой скоростью и поднимет его к стратосфере.
Наш рассказ о том, как, пройдя через отрицание, неверие, технические трудности, Архип Михайлович Люлька, человек выдающегося инженерного, конструкторского таланта, большой смелости и стойкости создал первый отечественный турбореактивный двигатель.
В середине войны на фронте появились скоростные немецкие самолеты. Сведения с фронтов о появлении неизвестных немецких истребителей были направлены в Ставку Верховного Главнокомандования.
…Начальник Управления двигателей Наркомата авиационной промышленности сидел в глубокой задумчивости. Перед ним лежал документ из Ставки на имя Наркома. В нем предлагалось представить срочную справку о возможности использования для скоростных самолетов двигателей принципиально нового типа, так называемых реактивных. Велись ли такие работы в наркомате? А если да, то кем и когда? Внизу документа стояла подпись Сталина.
Вечером следующего дня в Кремль ушла докладная записка. В ней указывалось, что «реактивные двигатели действительно разработаны в различных проектах, в основном заграничных. Они могут быть ракетными (ЖРД) и воздушно-реактивными (ВРД). Главный конструктор В. Ф. Болховитинов ведет постройку самолета с жидкостным двигателем. Самолет почти готов, в ближайшее время предполагается начать его летные испытания.
Воздушно-реактивным двигателем за пять лет до войны начал заниматься молодой энтузиаст турбореактивного движения, инженер Архип Михайлович Люлька. В Ленинграде под его руководством успешно велись работы вплоть до того, как замкнулось кольцо блокады. К этому времени был почти готов и проходил испытания стендовый экземпляр двигателя РД-1. КБ эвакуировали на Урал. Куда именно и в какое ведомство — сейчас выясняется. Предполагается, что чертежи и детали ТРД спрятаны на Кировском заводе».
На другое утро из Кремля последовало лаконичное указание: «Инженера Люльку разыскать. Срочно. Об исполнении доложить».
…Едва не касаясь льда Ладоги, в осажденный Ленинград прорывается в сопровождении истребителей транспортный самолет Ли-2. Люлька летит, чтобы найти чертежи и агрегаты своего опытного двигателя. Под артобстрелом и бомбами на территории Кировского завода раскапывают драгоценный клад, тщательно спрятанный перед эвакуацией. По «дороге жизни» по Ладожскому озеру его вывозят, чтобы возобновить работу над первым советским турбореактивным двигателем.
…Мальчик писал стихи… Что ж, такое случается. Но этот мальчик писал стихи и пас стадо. Он родился в селе Саварка на Киевщине в бедной крестьянской семье, где, кроме него, было еще восемь детей. И всем нужно было трудиться. В девять лет Архип пошел в школу. Это был 1917 год. Увлеченность, любознательность, необыкновенность односельчане и учителя заметили в Архипе с юных лет, считали, что он обязательно будет большим человеком. В 16 лет ему пришлось покинуть родную Саварку, чтобы начать «свои университеты». Он поехал в Белую Церковь учиться в профтехшколе. А как же поэзия? Ведь его стихи напечатали в Киевском журнале. Сам Люлька свой выбор объяснял так: «Я трезво посмотрел на свои литературные возможности…».
Впрочем, учитель математики говорил, что Архипу надо идти только в технический вуз, ведь лучше его никто в школе не мог решать сложнейшие задачи. Студент Киевского политехнического института Архип Люлька проходил производственную практику на Харьковском паровозостроительном заводе, а затем в Ленинграде — на металлическом. Подолгу простаивал он перед турбиной паровой установки.
После окончания института Люлька работал на Харьковском турбинном заводе инженером-исследователем. Жизнь была насыщенной, интересной, счастливой. И вдруг крутой поворот. Его направляют работать в КБ Харьковского авиационного института.
В 30-е годы авиация набирала силы и все увереннее расправляла крылья. Становились на ноги конструкторские коллективы. Советские летчики совершали рекордные полеты, восхищавшие друзей нашей страны и тревожившие врагов.
Самолет начинается с двигателя, и для развития моторостроения не жалели ни сил, ни средств. Рост мощностей двигателей и полетных весов самолетов вел к большим расходам горючего. К тому же из поршневых моторов все труднее удавалось выжимать мощность. И авиаспециалисты все чаще стали обращать внимание на паровую турбину. Не приспособить ли ее к самолетам? Создать авиационные паротурбинные установки на дешевых сортах топлива для замены двигателей внутреннего сгорания поручили КБ в Ленинграде и Харьковскому авиационному институту.
Как раз в это время Архип Люлька приступил к работе на кафедре авиадвигателей ХАИ. Паротурбинными установками, как самой новой и перспективной темой, были заняты маститые ученые и конструкторы, но энергичный, веселый, неугомонный, изобретательный новичок очень скоро начал «сеять смуту».
Он берет на себя смелость утверждать, что паротурбинный двигатель непригоден для авиации, особенно истребительной, что у него нет перспектив: «Трубчатые сотовые конденсаторы, охлаждающие отработанный пар и превращающие его снова в воду, увеличат вес силовой установки, ухудшат аэродинамические данные. Все это сведет на нет весь выигрыш в мощности, который может дать паровая турбина».
Многие сотрудники считали его мысли «крамольными». Но иные начинают к Люльке прислушиваться, у него появляются единомышленники.
Мысли молодого инженера все чаще обращались к теоретическим работам профессора Бориса Сергеевича Стечкина и французского ученого Мориса Руа по воздушно-реактивному двигателю. Они предлагали двигатель, не имевший пропеллера и использовавший для поступательного движения реактивную тягу от сжатого нагретого газа. Но пока это была только схема.
«Вот бы рассчитать и построить такой. Нет, не под силу. Ведь даже материалов жаропрочных пока нет. А при высоких температурах газов двигатель не проработает и трех минут — прогорят все корпуса камер и сопел. А что, если?»… И вдруг он даже задохнулся от волнения: «А если температуру газов понизить так, чтобы материалы для постройки двигателя нашлись уже сегодня»?
Нельзя сказать, что над применением газовой турбины для самолетов в нашей стране никто не думал. Но во всех проектах тех лет турбины предназначались для вращения пропеллера, то есть без замены привычного вида силовой установки самолета. Люлька в своих расчетах опирался на работы по воздушно-реактивному двигателю (ВРД) профессора Б. С. Стечкина, опубликованные в 1929 году: в них Борис Сергеевич теоретически обосновал идею ВРД без винта. Импульс движения в таком двигателе должна была создавать масса сжатого воздуха, подогретая в камере сгорания и истекавшая из сопла. Английский инженер Уиттл секретно запатентовал схему такого двигателя в 1930 году. Дома у Архипа Люльки состоялась первая «тайна вечеря», на которой он со своими товарищами И. Ф. Козловым, П. С. Петренко, И. А. Тарасовым, П. И. Шевченко поделился соображениями о возможной конструкции авиационного реактивного газотурбинного двигателя. Шел 1937 год.
Вскоре Люлька пришел к заведующему кафедрой авиадвигателей В. Т. Цветкову и попросил его ознакомиться с результатами первой проработки нового двигателя. Цветков созвал научно-технический совет кафедры. Заседание вылилось в острый диспут о путях развития авиамсторостроения.
Архип Люлька снова и снова повторял, доказывал, убеждал, что паровая турбина неперспективна для авиации, и эту тематику нужно закрыть и немедленно начать работы над новым двигателем. Думали, обсуждали, дискутировали, но ни к чему не пришли. Решили передать проект в ученый Совет института.
«Ученый Совет ХАИ невысоко оценил защиту моего проекта, — вспоминал Люлька, — решение проблем, которые вставали в работах по турбореактивному двигателю, требовало новых капиталовложений… Однако, по предложению заведующего кафедрой аэродинамики Г. Ф. Проскуры, твердо поддерживающего нас, ученые рекомендовали направить меня с материалами в Москву, в Комитет по изобретениям».
Столица поразила его, взволновала, навсегда вошла в сердце. Комитет по изобретениям через Главное управление авиационной промышленности направил его материалы на заключение одному из самых строгих экспертов по вопросам газовых турбин, профессору МВТУ Владимиру Васильевичу Уварову. До него с проектом ознакомились некоторые административные руководители, а также главные конструкторы и теоретики, и ничего, кроме сомнений, мягко выражаясь, он у них не вызвал.
Кстати, сам Уваров в это время был увлечен разработкой авиационной газовой турбины, и проект молодого инженера в какой-то степени становился конкурентом этих работ. Бегло просмотрев толстенный трактат Люльки, Владимир Васильевич вызвал своего заместителя: «Разберись, пожалуйста, тут какая-то ерунда написана». Каково же было удивление Уварова, когда через две недели его заместитель Михаил Иванович Востриков в большом смущении доложил, что «ерунды» в проекте не обнаружил.
Заведующий кафедрой МВТУ им. Баумана, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, доктор технических наук В. В. Уваров вспоминал:
«Конечно, мое самолюбие было уязвлено, и я предложил Михаилу Ивановичу проработать проект вместе. Еще неделю мы проверяли расчеты Архипа Михайловича… И я сумел по достоинству оценить проект Люльки. Тогда мною был написан, пожалуй, самый лучший из всех отзывов, которые мне довелось давать за всю жизнь…».
Итак, первое признание проекта состоялось. Главное управление авиационной промышленности выделило некоторую сумму на его дальнейшую разработку. Люлька победителем вернулся в ХАИ. И что же дальше? Дальше дело не пошло.
Один из самых видных институтов встал в тупик после полученного разрешения работать над ТРД. Ведь ХАИ — учебный центр, а не опытно-конструкторское бюро или научно-исследовательский институт. Люлька и сам ясно увидел, что его идея просто не умещается в отведенные ей рамки. И вот он снова в Москве.
Много дней и ночей провел Архип Люлька в приемной Наркома М. М. Кагановича. «Нарком занят, принять вас не может», — следовал ежедневно один и тот же ответ на просьбу о приеме. И он терпеливо сидел в приемной. На тринадцатый день Нарком не выдержал его упрямства и принял изобретателя в два часа ночи. Нарком вынул часы и положил их на стол. Люлька глянул на него и понял, что убедить этого человека в отведенные считанные минуты — один шанс из тысячи. Весь сжавшись в комок энергии и мысли, он стал излагать свой проект. Долго говорить не пришлось, Нарком прервал его:
— Вы уверены, что обеспечите взлет?
Люлька стал называть цифры, но его снова прервали:
— Вы что-нибудь слышали о мотокомпрессорном двигателе, о жидкостном реактивном двигателе?
— Да, конечно, но я выбрал другое направление и прошу дать мне возможность построить турбореактивный двигатель. Убежден, что будущее авиации в нем.
— Какую скорость можно на нем получить?
— 900 км в час.
— А больше не сможете?
— Пока нет. В перспективе возможно…
Нарком нажал кнопку, вошла секретарь.
— Соберите совещание сейчас же. Пригласите начальника Главка, начальника техсовета и всех, кого они посчитают нужным. Докладчик — вот этот молодой человек. Повестка: «Турбореактивный двигатель».
Совещание длилось до утра… Архип шел по пустынным улицам Москвы счастливый и радостный. Его назначили техническим руководителем проекта ТРД и переводили из Харькова в Ленинград.
Почва под паротурбинным двигателем, еще недавно казавшаяся надежным преемником, единственно способным заменить поршневой, заколебалась. А вскоре по решению наркомата работы по авиационным паровым установкам в Харькове и Ленинграде были прекращены.
Кроме больших технологических трудностей, создатели ТРД встретили много психологических барьеров. И вообще, риск был немалый. Шел 1937 год, несложно было попасть во вредители.
Центром обсуждения на одном из совещаний стал выбор компрессора. Какой? Осевой или центральный? Неизвестный осевой пугал всех. Но автор проекта Люлька настаивал именно на нем. «Да, осевой компрессор сложен в изготовлении, — говорил он, — это несколько рядов дисков с лопатками сложного профиля на одном вращающемся валу. Но именно он способен дать большую производительность, высокую степень сжатия, нужный КПД. Осевой компрессор имеет минимальное поперечное сечение — мидель, он хорошо вписывается в плавную, обтекаемую форму самолета, а это особенно важно для аэродинамики сверхскоростных полетов». И он отстоял свой компрессор, который стал на долгие годы визитной карточкой его двигателей.
Яростные споры вокруг ТРД продолжались. Главный пункт разногласий заключался в том, что на малых скоростях полета реактивный двигатель проигрывает по расходам горючего поршневому. «Самолет с таким двигателем вряд ли взлетит, — утверждали противники, — а если взлетит, то быстро израсходует все топливо». А то, что новый двигатель гораздо экономичнее на больших скоростях, и горючее у него керосин, а не дорогостоящий бензин, не принимали в расчет. Кроме того, скептики не хотели понять, что тяга, развиваемая поршневым мотором с близким их сердцу винтом с увеличением скорости и высоты полета быстро уменьшается, а у ТРД она растет.
Начать разработку принципиально нового двигателя для будущих сверхзвуковых самолетов в эпоху, когда еще не исчерпал себя поршневой двигатель внутреннего сгорания и максимальные скорости самолетов не превышали половины скорости звука! Для этого нужна большая дальнозоркость и смелость автора и всех, кто его поддерживал. И все же глубокая проработка проекта, сделанная Архипом Люлькой, склонила чашу весов в его пользу. Труднейшим агрегатом оказалась камера сгорания. Этот агрегат Люлька вместе со своими сотрудниками Луссом, Орловым, Куликом, Смирновым рассчитывал и конструировал особенно тщательно: это был первый натурный агрегат его будущего двигателя. И когда камера сгорания была готова, все смонтировано, обвешано датчиками и приборами, опутано трубопроводами, Люлька вдруг сказал: «А чего бы нам ее не поджечь?»
И хотя время приближалось к полуночи, никто домой не ушел. Всем очень захотелось сейчас же, сегодня увидеть, как загорится первое пламя в камере сгорания будущего ТРД, как она загудит. Как пройдет процесс сгорания керосина, будет ли достигнуто равномерное поле за камерой.
Командовал экспериментом Люлька. Он закрепил за ведущими инженерами участки, каждому рассказал, какие показания приборов нужно снять. Запустили воздуходувку, зажгли керосин… Раздался гул, отблески огня осветили взволнованные лица. Люлька внешне спокоен, подшучивает, посмеивается. И вдруг посерьезнел, наклонил голову набок, вслушиваясь в гудение работающей камеры сгорания. Теперь уже и все слышат, что звук какой-то необычный, жужжащий. Люлька дает команду увеличить подачу топлива. И тут раздалось страшнейшее жужжание, выхлопная труба поползла наружу, увлекая за собой камеру сгорания.
«Держи ее! — закричал Люлька и бросился к камере. — Давайте огнетушители!» Все кинулись помогать, выключили топливо, остановили воздуходувку, но в трубопроводах оставалось еще много топлива, и взбесившаяся камера продолжала рычать и обжигать руки, раскаленная выхлопная труба вот-вот упадет. Камеру поливают из огнетушителей; валит густой темный дым. Наконец, все затихло. Из дыма возникает Люлька. Лицо и волосы у него черные. «Все целы? — оглядывает он сотрудников. — Добро. Слышали, как она гудела? Знаете, что это? Вибрационное горение». Да, про эту штуку многие слышали. Это серьезно. Высокочастотная пульсация сгорающего топлива! «Не горюйте, что-нибудь придумаем и устраним», — убежденно и весело сказал Люлька.
Засели за расчеты и, когда снова раздался рев действующего стенда, неожиданностей больше не случилось. Работали напряженно, дружно, с подъемом. Каждый конструктор был и расчетчиком, и технологом, и испытателем. По расчетам выходил неожиданный для того времени результат: чем больше скорость, тем выше КПД турбореактивного двигателя.
Только еще заканчивали проект, а Архип Михайлович уже был где-то впереди. Он привязывал свой двигатель к реальному самолету. «Тщательно проверив расчеты и убедившись в их правильности, мы поехали к главному конструктору самолета СБ А. А. Архангельскому, — рассказывал мне Архип Михайлович. — Предполагалось, что ТРД поставят на скоростной бомбардировщик. Александр Александрович, понимая перспективность реактивных двигателей, внимательно отнесся к нашим расчетам. Однако, большинство конструкторов скептически встретили наш проект. Мало что зная о воздушно-реактивном двигателе, они не верили в возможность полета без привычного винта, а нас считали авантюристами, делающими из воздуха деньги».
Люльке и его единомышленникам приходилось защищаться от нелепых на сегодняшний день предложений. Длительно и серьезно обсуждали, например, компоновку. «Почему все узлы двигателя собраны в одном месте? Никакая конструкция этого не выдержит», — уверял маститый инженер, занимавшийся до этого паротурбинными установками. Оппоненты забывали о таком факторе, как время. Война покажет, что оно было упущено.
Война грянула внезапно. Уже в последующие два дня на крышах цехов поставили пушки и пулеметы и начались налеты фашистской авиации. Работа шла под грохот зениток. На Кировский завод с передовой привозили подбитые танки. На ремонт танков переключились все, кто работал на заводе, и в КБ реактивщиков тоже.
На сердце у Люльки было тяжело. Не только опасности и трудности войны, не только личное горе — неизвестность с детьми, оставшимися на оккупированной Украине — мучили его. Сильнее всего он беспокоился за судьбу двигателя. Его реактивную тему, как и многие другие опытные работы, с началом военных действий закрыли — было не до экспериментов. Эвакуировались из блокадного Ленинграда в конце 1941 года по воздуху. В городе уже начинался голод. Архип Михайлович полным никогда не был, а теперь выглядел особенно истощенным. Но по-прежнему оставался подвижен и работоспособен, также внимательно и приветливо смотрел на людей.
Когда на фронте появились немецкие реактивные истребители «Мессершмитт-262», летавшие со скоростью 860 км/ч, было принято решение о срочной разработке самолетов, способных противостоять им. А ведь еще в 1937 году Люлька обещал получить на своем ТРД 900 километров в час! Двигатель не успели построить по не зависящим от Люльки причинам. Архипа Михайловича разыскали на Урале, где он был в эвакуации. Главный конструктор Михаил Иванович Гудков предложил состыковать ТРД с самолетом ЛаГГ-3. За несколько недель Гудков и Люлька закончили совместную компоновку, получили положительные заключения ЦАГИ.
Была создана комиссия для выяснения возможности постройки первого советского реактивного самолета. Состоялось большое совещание. Присутствовали крупнейшие ученые и главные конструкторы: Стечкин, Келдыш, Ильюшин, Сухой, Туполев, Яковлев, Микулин, Климов… Ссылаясь на положительную оценку проекта ЦАГИ, Гудков горячо доказывал: «Самолет с ТРД мы должны делать именно сейчас! Он даст превосходство над фашистской авиацией, приблизит победу».
Поделиться книгой: