Помоги проекту - поделись книгой:
Пармен Иванович, ругая последними словами и красных и белых, объяснил, что они едут за мукой. Жена и дети умирают с голоду. «Чтоб вам всем сдохнуть самим!»
Солдат, нахмурясь, слушал долгую, яростную болтовню деда, поглядывал на Максима, который плакал, дрожа от страха. Солдат поверил, что они едут искать хлеба, и отрывисто сказал, указывая вверх:
— Туда нельзя. Ехать обратно. Туда!
Пармен Иванович живо столкнул бударку в воду, подсадил пинком Максима и, всё ругаясь и крича, повернул лодку вниз по течению. Солдата, видно, рассердила ругань деда, он поднял винтовку, приложился и направил на лодку. Старик сразу смолк, чтобы показать испуг, и тихо пробормотал:
— Дурень!
Он грёб быстро и сильно, выплёскивая вёсла из воды, и при каждом ударе лодка словно прыгала вперёд.
За поворотом не стало видно солдата. Дед бросил вёсла, снял картуз и перекрестился.
— Умный у нас командир, что тебя велел взять. Вид у тебя, Максимка, настоящий голодающий. И плакал ты натурально. Молодчина!
— Я испугался, дедушка!
— Зачем испугался? Пугаться ничего не надо.
…К полудню они вернулись на «Ермак». Ждан встревожился рассказом деда про солдата, но всё же остался при прежнем решении прорваться вверх. Надо только переждать ещё сутки.
БЕДА
К вечеру другого дня радио на «Ермаке» стало принимать частые и ясные, но сбивчивые разговоры. Они мешали принимать свои телеграммы. Ждан понял из этого, что сверху к Сорока Братьям подходят речные силы белых. Он собрал команду и разъяснил ей, что задумал сделать. Его выслушали молча, не задавали праздных вопросов и, выслушав, разошлись по местам.
День был пасмурный. После полудня начался частый холодный дождь и затянул дали серой, туманной дымкой. Погода была хороша: ночь будет тёмная, и «Ермаку» удастся проскользнуть мимо минного поля, где, наверно, у обоих берегов дежурят моторные лодки противника…
Когда стемнело, «Ермак» снялся с якоря, спустился в устье воложки и, обогнув песчаную косу, быстро пошёл вверх.
Пармен Иванович отослал своего подручного вниз и велел позвать Максима, надеясь, что если ему изменят глаза, то поможет зоркая память мальчика. В машину было приказано нагнать пару до предела, погасить форсунки, остановить пародинамо, чтобы ни гул пламени в топках, ни стук электрической машины, ни свист пара, ни запах дыма не могли выдать «Ермака».
Ждан запретил курить и громко разговаривать. Команду в трюм он передавал из рубки не по телеграфу, а тихо в рупор, чтобы не услыхали звонков. У пушек за бортом и у пулемётов наверху лежали в дождевиках артиллеристы. Дождь не переставал.
Было совсем темно, и «Ермак», едва шевеля плицами колёс, тихонько подбирался к тому месту, где поперёк стояли мины. Ждан и Пармен Иванович говорили почти шёпотом.
— Проскочим? — спрашивал Ждан с тревогой.
— Не беспокойтесь, я вижу, — отвечал лоцман и подозвал Максима: — Видишь, вон тот ярок, а там вон был осокорь срублен? Возьми глазом накось — тут и быть красному бакену.
Мальчик сказал тихонько:
— Вижу.
И видел, но не глазами, а памятью: глаза, сколько он их ни таращил, ничего не видели, кроме мутно-чёрной завесы дождя.
Прошло в молчании и тишине ещё несколько минут.
Лоцман, склонясь вперёд, легонько стал брать руль налево. Максим ему помогал с другой стороны штурвала. Наконец Пармен Иванович глубоко вздохнул и сказал Ждану:
— Прошли. Командуйте средний.
— Не рано?
— С полверсты позади осталось. Сейчас поворочу в Таловый ерик.
— Где он?
— А вот маячит, смотрите через правое плечо.
Ни Ждан, ни Максим не видели входа в ерик, да и не мудрено: обе гривы берега ерика — игорная и луговая — были еще залиты поёмной прибылой водой, над нею щётками торчали только верхушки тальника.
— А где укроемся? — спросил Ждан лоцмана.
— Я в такую щель поставлю «Ермака», что сами выберемся только кормой.
Скоро справа и слева «Ермака» обозначились невдалеке высокие деревья. «Ермак» опять убавил ход до самого малого. Ждан велел матросам стать с баграми по бортам. Остановили машину.
Ломая ветки верхушками мачт, «Ермак» остановился средь рощи подтопленных водой осокорей.
— Вот тут и заночуем, — сказал Пармен Иванович. — Ступай-ка спать, Максим: утро вечера мудренее, кобыла мерина удалее.
Мальчик пробежал под дождём до трюма, скатился вниз, скользя по поручню руками, спустился в машинный трюм и забился в свой угол — на груду пакли. В трюме горела у котла всего одна керосиновая коптилка без стекла. Пародинамо не работало.
У верстака стояли Леонтий и Алексей и тихо говорили. Мальчик прислушался. Алексей говорил с раздражением:
— Служили вы раньше с Парменом хозяину, а теперь кому служите?
— Как — кому, Алексей? Я эту машину своими руками на Коломенском заводе собирал, и был ей и есть хозяин я. А купец Бугров в ней ничего не понимал. Волга и «Ермак» были наши и есть наши. И уже ни Бугров и никто другой их у нас не отнимет.
— А иностранцы?
— Что — иностранцы? Надо их прогнать! Мы на своей земле сами управимся. Распорядиться сумеем.
Алексей угрюмо замолчал. Леонтий распорядился, чтобы он держал пар, зажигая через полчаса на пять минут форсунки, и ушёл наверх.
Алексей, что-то ворча, ходил поперёк машинного трюма перед котлами, швырнул в угол молоток или ключ — он с грохотом покатился по железным плитам. Максим с испугом следил, приподнявшись на локте, за длинной, костлявой фигурой машиниста, заслонившей собой мальчику свет от лампы.
Алексей бранился грязными словами, подняв голову к манометру. Он нагнулся, открыл вентили форсунок[8] — бухнуло и загорелось в топках пламя.
Усталь сморила мальчика. Сквозь дрёму он слышал, что форсунки погасли, потом несколько времени спустя бухнули и загудели снова.
Сон отлетел, спугнутый тревогой. Максим вскочил с кучи кудели и прокрался мимо насоса и пародинамо к котлам. Он увидал в смутном мерцании топочных вспышек, что Алексей, сидя на корточках за котлом, открывает, вращая вентиль, спускную водяную трубу котлов.
Открыв кран, машинист бегом кинулся мимо мальчика к лестнице и, живо взбежав по ней, исчез, хлопнув наверху дверью машинного фонаря.
Мальчик опрометью бросился к котлам: стрелка манометра далеко перешла за красную черту. Вода в водомерном стекле опускалась.
Максим, обжигая дрожащие руки, завернул и погасил форсунки, бросился к спускной трубе и, ломая от усилия пальцы, плача от боли и ужаса, что сейчас котлы взорвёт и «Ермак» погибнет, стал завёртывать тугой вентиль.
Завернув колесо до отказа, мальчик взглянул на манометр: давление всё ещё повышалось. Почему же не открылись предохранительные клапаны? Максим знал, что теперь надо дать выход пару, но это наверху, и он не знает, как сделать. Мальчик кинулся вверх по лестнице, толкнулся в дверь — она заперта: Алексей, уходя, повернул ключ в двери. Максим схватил пук пакли, обмотал ею кулак и разбил стекло. Обив края, чтобы не порезаться, Максим выпрыгнул на палубу и стал стучать в дверь Леонтия. Дверь отворилась. Мальчик хотел закричать, но он только сдавленно прохрипел:.
— Котёл! Алексей… Клапан… Взорвёт сейчас!.. Леонтий понял сразу, что случилось.
— Не кричи! Ты погасил форсунки?
— Да.
— Молодчина! Ничего. Не робь, мальчишка!
Он подбежал к чёрному железному кожуху над котлами, откинул крышку, чиркнул спичку и громко вскрикнул: предохранительные клапаны были туго притянуты телеграфной проволокой. Леонтий открыл пар вентилем «на волю» и послал Максима посмотреть, что показывает манометр. Мальчик живо вернулся и доложил:
— На красной черте.
— Вода?
— В нижнем кране.
Леонтий вздохнул с облегчением и закрутил выпускной кран. Опасность взрыва миновала. Но лицо Леонтия не просветлело. Он послал Максима тихо и без шума разбудить командира. Тот сразу вскочил на первый, тихий стук Максима и, осветив его лицо карманным фонариком, спросил отрывисто:
— Где?
— В машине.
Ждан спустился с мальчиком в машинный трюм. Леонтий там пустил в ход донку[9] и возился около котлов. Он коротко рассказал Ждану, что случилось.
— А где же он? — сурово сдвинув брови, спросил Ждан про Алексея.
— Ищите ветра в поле… — ответил Леонтий.
Они поднялись наверх, прошли на корму и увидели, что бударки нет: Алексей столкнул её в воду и на ней бежал.
— Дело дрянь, — сказал Ждан: — мерзавец знал, что делал. У них на том берегу телефон. Наверно, он туда — и нас накроют. Котлы в порядке?
— Да.
— Будите лоцмана и команду.
В ОГНЕ
Из узкой воложки, поросшей по обоим берегам пышной зарослью осокорей и осин, «Ермаку» пришлось выбираться долго задним ходом. Когда же можно было развернуться и идти полным ходом вперёд, уже серел рассвет. Тучи разошлись, и в их просвет проглянули бледные, предутренние звёзды.
Но выбора не оставалось: хорониться после бегства предателя Алексея было неразумно, да и выжидать снова ночи опасно.
Ждан решил идти «в светлую». «Ермак» пойдёт вниз через проход в минном поле. Это не бегство, а вынуждаемое расчётом отступление. Если будет нужно, «Ермак» примет бой.
На кормовой мачте подняли красный флаг. Ждан приказал в машину «дать добавителя»: это значило, что машины должны развить наибольшую силу.
У штурвала стоял с подручным Пармен Иванович. На правом кожухе, у пулемёта, открыто стоял Ждан. «Ермак», выйдя из воложки в коренную Волгу, стрелой понёсся вниз. Волга казалась пустынной. До заграждения оставалось с версту, когда вдруг на горном берегу ударила пушка и снаряд, перелетев далеко за «Ермака», взбил высокий фонтан воды. В то же время из-под горного берега и от песчаной отмели лугового выбежали наперерез «Ермаку» две длинные крытые моторные лодки, похожие на крупных щук. С лодок открылась пулемётная стрельба. Пули сначала пенили воду впереди «Ермака», потом стали бить градом по корпусу. Отскакивая от железа, пули стучали, словно молоты клепальщиков.
Ждан отдал приказание открыть огонь из орудий и пулемётов по моторным лодкам.
Вокруг «Ермака» падали снаряды — то в недолёт, то в перелёт: видно было, что там неопытные наводчики. Но зато с моторных лодок подняли прицел, и пули стали решетить надстройки «Ермака». Звенели и разлетались стёкла, послышались крики и стоны раненых.
Правое орудие продолжало огонь и удачным выстрелом окатило моторную лодку каскадом воды.
Сначала показалось, что лодка уничтожена взрывом снаряда — стрельба с неё прекратилась, но потом Ждан увидел, что лодка только потеряла управление и её несёт водой на минное поле. Видно было, что с лодки бросаются люди и плывут к берегу. Лодка, что была с левого борта, повернула одним курсом с «Ермаком» вниз по Волге и на расстоянии полуверсты от него «поливала» пароход из двух пулемётов.
Пулемётчик на левом борту «Ермака» был убит. Ждан сам лёг за пулемёт и продолжал стрелять. Прислуга у левого орудия была вся перебита. Замолчал и кормовой пулемёт, и только Ждан из своего пулемёта отвечал противнику. Лодка по ходу чуть-чуть отставала от «Ермака», но всё сближалась с ним, чтобы вслед за ним проскочить в пролёт минного поля. Оно было близко.
В это время подручный Пармена Ивановича выбежал из рубки, ползком добрался к трапу и скатился вниз. Лоцман крикнул в машинный рупор, чтобы прислали наверх Максима.
— Есть Максима наверх! — ответил Леонтий, и через минуту в штурвальную рубку вбежал Максим.
— Добро, сынок, — сказал Пармен Иванович. — Становись. Смотри, где был красный бакен. Помнишь? Если что со мной — держи левей красного бакена. Да не высовывай высоко голову…
Низ рулевой рубки был обложен против пулемётов бронёй из листов котельного железа. На лодке противника теперь, когда на «Ермаке» замолчали орудия и пулемёты, кроме одного, повысили прицел так, что пули решетили трубы и верх рулевой рубки. От стёкол в ней не осталось и следа.
— Так ли, сынок, правим? Дай-ка взгляну, — сказал Пармен Иванович, быстро вынырнул головой поверх брони и тотчас же нырнул вниз, выпустил из рук колесо и упал навзничь…
Максим взглянул на него и увидел, что на шее старика кровь. Пармен слабо махнул рукой, показывая мальчику, что надо скатать руль направо. Но у Максима ручки колеса вырывались и лезли вверх. Тогда Максим, не думая о пулях, повис всей тяжестью тела на колесе, стал на него ногами и, переступая со спицы на спицу, медленно скатывал руль направо.
Максим смотрел вперёд на то место, где был раньше красный бакен, и сердце его буйно стучало — «Ермак» пройдёт левей, проскочит! С правого борта в этот миг глухо ударило, и, взмыв и вспучив воду взрывом, снаряд залил всю палубу водой.
Однако «Ермак» продолжал бежать вниз по Волге. Максим с удивлением услышал, что пули перестали бить в железо, и оглянулся: моторная лодка, окутанная сизым дымом, повернула назад и шла тихим ходом к луговому берегу. Ждан перестал стрелять из пулемёта, вскочил с палубы, вбежал в штурвальную рубку и стал у колеса.
— Поди сюда, — сказал он мальчику.
Максим подошёл. Ждан склонился к нему и поцеловал.
— Посмотри деда. Жив? Беги вниз за фельдшером.
Поделиться книгой: