Инкассатор. Рискованная игра

– Посылка для полковника.

Здоровяк обошел машину, заглянул в кузов, спрыгнул с него и, отряхивая огромные ладони, пошел обратно к калитке. Ворота исчезли в стене, освобождая бетонную дорогу, которая вела к стоящему недалеко ангару, покрытому металлом. Здесь водитель и прапорщик вышли из машины. Их уже ждали человек шесть, таких же крепких на вид, как первый охранник.

– Хозяин дома? – спросил прапорщик, обращаясь ко всем сразу.

– На месте. Ждет. Говори, – старший из охраны протянул трубку сотовика Сивцу.

Сивец приложился к трубке:

– Груз на месте.

– Сколько?

– Как договаривались.

– А спецзаказ?

– Три трубы.

– Выгружай. Расчет на месте. Кнут все оформит.

Сивец вернул телефон:

– Бухгалтерию разводить не будем. Давай деньги, Кнут.

Здоровяк с телефоном полез в карман, достал бумажник, открыл его и протянул прапорщику стодолларовую купюру. Брови у Сивца поползли вверх, а руки потянулись к кобуре. Парни во главе с Кнутом засмеялись:

– Не дергайся, военный. Шуток не понимаешь? Номер на банкноте – это номер счета. Вот чек на предъявителя. Там семьдесят процентов от суммы. Остальные наличкой, после реализации товара. Все как договаривались. Отобедаете с нами? Мы люди хлебосольные. Чем богаты, тем и рады.

– Нет, спасибо. Нам обратно успеть надо. На похороны...

Сивец родился в деревне, здоровьем Бог не обделил. Деревенскому парню тяжелый труд был не в тягость, но неинтересен. Прадед, дед, отец всю жизнь на земле и что имели? Кроме работы с утра до ночи да гарантированного места на погосте. То ли дело священник. Сивец любил наблюдать, как важно, не спеша, ходил отец Федор по деревне. Как почтительно здоровались с ним встречные мужики, а женщины кланялись ему в пояс и руку целовали. Дом у отца Федора был лучший в деревне. Мечтал Сивец пойти в духовную семинарию, выучиться на священника, приехать назад в родную деревню и так же важно ходить по ней. Но отец отправил его в армию. Ослушаться Сивец боялся. На призывном участке здорового парня с пудовыми кулаками определили в спецназ. Учителя там были хорошие и учили толково. Армейская жизнь Сивцу понравилась. Порядок, корм хороший и чинопочитание. К концу службы он был уже старшиной и решил остаться служить дальше. Когда пришло время увольнения в запас, написал рапорт с просьбой отправить его в школу прапорщиков. Через год получил свои законные погоны. О боге не забывал, почитывал церковные книжки, любил цитировать в разговоре Священное писание, за что получил прозвище – Кадило. Он не обижался. Один умный человек сказал ему: «...Это офицеры служат за звезды да за звания, а прапорщик должен служить за склад». Он и пошел на склад. И пусть не продовольственный склад ему достался, но из железа на складе тоже можно кое-что иметь, тем более в Чечне. И все шло хорошо, да жадность сгубила. Пока продавал патроны и гранаты мелким оптом знакомым чеченцам – обходилось. Однажды пришли незнакомые, попросили ПТУРС, пообещали хорошие деньги – он согласился. Как потом оказалось, чеченцы работали на федералов.

* * *

Филатов уговорил водителя свернуть с трассы в военный городок. Еще на подъезде заметил толпу на площади и вышел из машины. Из клуба выносили закрытый, обитый черной материей гроб. Толпа незаметно расступилась. Филатов обратил внимание, что на площади не было ни одного гражданского, только военные, да из окон столовой выглядывали лица женщин в поварских колпаках. Над площадью стояла тишина. Не было оркестра, неизменного в таких случаях женского плача. Филатову показалось, что будет достаточно какого-нибудь слова, брошенного в толпу, выкрика или жеста, чтобы вызвать вспышку людского гнева. В полной тишине гроб погрузили в крытый «Урал». Шестеро военных запрыгнули в кузов и закрыли за собой борт, машина завелась и, медленно разрезая расступающуюся толпу, покатила к КПП воинской части. Толпа за «Уралом» сомкнулась и через несколько мгновений самопроизвольно разделилась на две части. Одна стала рассасываться и растекаться по площади одинокими группками по одному-два человека. Вторая, поменьше, двинулась вслед за машиной. Филатов пристроился к последней. Он молча шел среди угрюмо молчащих мужчин и курил. Кто-то осторожно дотронулся до плеча Филатова. Филатов обернулся на идущего рядом капитана. Офицер протянул руку:

– Вы друг Сергея Николаевича? Я Сергей Козлов, помощник начальника службы РАВ. Служил вместе с Сергеем Николаевичем.

Филатов протянул руку в ответ и спросил:

– Скажите, Сергей, что здесь происходит? Почему такая спешка с похоронами? Где оркестр, эскорт? Ведь хоронят старшего офицера?

– Темная история. В городке все говорят, что Кучумов во всем виноват. Он убил Аню Пышко и сам застрелился. Сами понимаете – горе для родителей. Поэтому, чтобы не травмировать их, командир части решил похоронить Сергея, что называется, «по-тихому». Родители Ани вообще не давали хоронить его на местном кладбище. В милиции вообще ничего не сказали.

– А что родители Кучумова? Им сообщили?

– Сообщили. У матери тут же случился инсульт, других родственников не нашли. А отправить гроб в контейнере на родину Кучумова денег не собрали.

– Кто принял решение хоронить здесь, а не отправлять тело на родину? И почему так быстро? Вскрытие делали?

– Не знаю. Завтра хоронят Аню. Наверное, поэтому решили Кучумова похоронить сегодня. Насчет вскрытия тоже не знаю. Из района привезли уже закрытый гроб.

«Урал» остановился возле небольшого деревенского кладбища. Гроб вынесли из кабины, поставили возле вырытой могилы, стали просовывать под него веревки.

– Стойте, – Козлов подошел к изголовью гроба. – Что мы не человека хороним? Или мы не люди? – И стал говорить. Он говорил нескладно, внезапно замолкая, собираясь с мыслями. Говорил то, что положено говорить в таких случаях, но говорил от души. За это Филатов был ему благодарен. Затем солдаты опустили гроб в могилу и быстро закидали землей, достали из «Урала» фанерную пирамиду с фотографией Кучумова из его личного дела, поставили пирамиду в голову могилы, постояли минуту для приличия, погрузились в «Урал» и уехали. У могилы остались Филатов, Козлов, еще два прапорщика и щербатый контрактник. Козлов окинул оставшихся взглядом, достал из-за пазухи бутылку:

– Ну что, земля ему пухом. Помянем?

Они вышли за ограду кладбища и разложились на траве неподалеку. Молча выпили. Филатов собрался уходить, но по дороге запылил «Урал», на котором до этого везли гроб. Водитель вынес из кабины пакет и передал его Козлову. Поминки продолжались, и Филатова уговорили остаться. Юрий хоть и выпил достаточно водки, был трезв, опустошен, сам себе неприятен. Нет, это не поминки, говорил он себе; он справит поминки, когда убийца получит свое, когда того зароют. Так надо, чтобы равно стало на весах. Он найдет убийцу; Филатов уже знал, где и как будет искать.

После третьей бутылки завязался разговор. Филатов в разговор не вступал, но внимательно прислушивался.

– Главное, как все быстро произошло. Мы из части вместе шли, на этаж вместе поднималась. Я ему еще зайти предложил, Пашкины именины отметить. Часу не прошло, тут прибегают, говорят – застрелился.

– А вы выстрела не слышали? – спросил Филатов, не глядя на рассказчика.

– Я ж говорю. И ментам сказал. Именины у Пашки были. Выпили мы, музыку на всю катушку врубил этот меломан, прости господи. Кто же знал? Грех-то какой!

Филатов посмотрел на щербатого контрактника, которого называли Пашкой. Смотрел прямо, не отрываясь, в глаза. Тот жевал не переставая. Брал с расстеленной на траве газеты, заменявший стол, что-нибудь, клал в рот и жевал, жевал. Еще пил. Одним глотком опорожняя стакан. Он быстро пьянел. После третьей бутылки молчавший все время Паша стал орать блатные песни. Филатов больше в разговоры не вмешивался, но не выпускал из виду щербатого контрактника и прапорщика. Вдруг Дудкин вскочил на ноги, закрыл голову руками и закричал:

– Что ты на меня смотришь? Не смотри! Убей его Кадило! Чего он на меня смотрит. Мне страшно! Мочить его!

Сивец схватил щербатого за хэбэ и стал волочить в сторону:

– Паша, господь не простит. Нельзя тебе пить.

Щербатый вырвался и вернулся к столу. Было видно, что он здорово накачался. Он подошел к Филатову едва стоя на ногах и попытался принять боевую стойку.

– Ид-ди к-мне. Я теб-бе...

Ноги не слушались его, он терял равновесие, то и дело падая на землю. Подошел Сивец и снова схватил Щербатого за хэбэ. Паша рванулся в сторону, полетели оторванные пуговицы. Из-за пазухи что-то вывалилось и упало на траву. Сивец обхватил Щербатого за плечи и поволок в сторону. Филатов подошел к выпавшему предмету и поднял его. Это был мобильный телефон. Его, Филатова, телефон!

– Паша, ты потерял? – Филатов протянул руку. Сивец и Щербатый прекратили борьбу, опустили руки. Филатов усмехнулся. Эти двое напоминали ему нашкодивших котов.

– Нет. Это не наша вещь, – Сивец отвел руку Филатова и потащил Щербатого в сторону дороги.

* * *

«Щербатый – убийца? Не факт. Щербатый мог стащить телефон, когда был в квартире Кучумова на опознании в качестве понятого в день убийства. Телефон лежал на видном месте на тумбочке у дивана. Мог. А мог и... Неужели его рук дело?» – Филатов быстро шел в направлении военного городка. Был ли у Филатова план? Действовал ли он по этому самому плану? Он не задумывался. Он делал то, что считал на данный момент нужным. Филатов подошел к дому родителей Ани и Маши Пышко и постучал в дверь. Открыла Маша. Вся в черном, с такими же черными кругами под глазами от выплаканных слез. Филатов чувствовал, что чтобы он сейчас ни говорил, все будет лишним, не нужным. За спиной Маши в открытую дверь был виден стоящий в глубине комнаты у окна гроб в окружении зажженных свечей. Из квартиры пахнуло смертью. Для него этот запах был невыносим.

– Маша, у тебя ключ от квартиры... Я хотел бы забрать свои вещи.

Девушка, не глядя на Юрия, провела руку в сторону по стене, сняла ключ с крючка и протянула ему. Филатову хотелось коснуться этой бледной, дрожащей руки, прижать к себе, но он просто подставил ладонь. Маша уронила ключ и закрыла дверь.

Филатов, не оглядываясь, пошел к дому Кучумова. Вот место, где они курили с Кучумовым в день их встречи. Окна его квартиры, балкон. Балкон кухни Кучумова был совмещен точно с таким же балконом соседней квартиры! Квартиры Сивца! Как он сразу не догадался? В этот момент Щербатый и Сивец подошли к подъезду. Филатов был почти уверен, что убийство дело их рук. Не подходя близко к дому, Филатов выждал несколько минут и вошел в подъезд. На втором этаже хлопнула, закрываясь, входная дверь. Юрий поднялся на площадку, открыл квартиру Кучумова и увидел начертанный мелом на полу контур тела друга. Стараясь не наступить на него, прошел на кухню, взял стоявшее на холодильнике зеркало, шагнул на балкон. Осторожно протянул руку к соседнему окну и заглянул в отражение. Дверь соседнего балкона была открыта. Оттуда раздавалась глухая ругань и шум борьбы. Через мгновение на кухню, падая спиной назад, влетел Щербатый. За ним, держа перед собой окровавленные кулаки появился Сивец. Он шагнул к лежащему на полу Щербатому и нанес удар ногой в пах. Щербатый взвыл и скрючился от боли. Сивец нагнулся над Дудкиным, взял его за грудки и несколько раз стукнул головой об покрытый кафелем пол.

– Гаденыш! Подставил? Навязали мне тебя, урода! Какого ты... эту мобилу брал? Говорил тебе придурку – никаких следов! Завалил дело! Теперь сваливать надо.

Филатов не видел, как в руке Щербатого оказался нож. Наверное, тот прятал его в кармане. Получив удар в спину, Сивец выгнулся, отпустил Дудкина и вскочил на ноги. Нож вошел неглубоко. Сивец стал наносить удары ногами без разбора по свернувшемуся в комок напарнику, а когда Щербатый затих, подобрал нож, приподнял обмякшее тело и ударил ножом в сердце, вогнав лезвие по самую рукоятку.

Это был удар профессионала. Филатов опустил руку. Он аккуратно, бесшумно перелез на свой балкон, зашел на кухню, закрыл за собой дверь. Собрал вещи, спустился вниз и стал ждать. Через минуту послышались шаги на лестнице. Юрий укрылся за входной дверью, пропустил Сивца вперед и вышел за ним на улицу. Сивец, тяжело пошатываясь, шел в направлении небольшой лесопосадки на окраине городка. На его спине темным пятном расплывалось кровавое пятно. Когда он вошел в лес, Филатов догнал его и негромко спросил:

– Торопитесь? Может вам помочь? Я умею оказывать первую медицинскую помощь.

Сивец замер, не оборачиваясь, держась одной рукой за дерево. Во второй был туго набитый вещевой мешок. Правая рука стала медленно опускаться.

– Советую не делать резких движений. Ответишь на мои вопросы честно – оставлю жить. Ты же любишь жить?

Сивец издал стон, похожий на рычание:

– Спрашивай, но ты не понимаешь, куда лезешь. Если что, ты меня переживешь ненадолго. Ты тоже жизнь любишь. Предлагаю разобраться по-хорошему – ты меня не видел, а я тебя.

– Как в кино! Заткнись и отвечай только на мои вопросы. Кто из вас убил Кучумова?

– Щербатый...

«Соврал, убью суку», – мелькнуло в голове Юрия.

– Почему?

– Он давно Аньку обхаживал, а тут Кучумов появился. Бабу они не поделили.

Филатов и не надеялся, что Сивец все расскажет сам, он подумал и сказал:

– Брось мешок. Так. Теперь три шага вперед. Нам свидетели не нужны. Сами разберемся.

– Вот это правильно, командир. Я же говорил, что мы договоримся, – в голосе Сивца послышались торжествующие нотки.

– Рано радуешься, мразь. Я с тобой, сволота, договариваться не собираюсь! Теперь смотри мне в глаза. Прямо смотри. У меня не осталось ничего, кроме меня самого и моих друзей. Все, что у меня есть – это мои друзья. А ты и тебе подобные их убивают. Мало того, вы еще и втаптываете их имена в грязь. Я хочу знать всю правду и только правду. Говори, а потом мы с тобой разберемся, кто отсюда уйдет на своих двоих, а кого вынесут.

Сивец вспомнил, как все началось...

На первый взгляд майор показался Сивцу бесшабашным рубахой парнем. Он его так и называл за глаза – Хохмач. Но за вечной улыбкой скрывался железный характер и цепкий ум. Как он смог вычислить недостачу? Ведь все было «на мази». К накладным и книгам учета не докопаться. Приход, расход рассчитали как по нотам. И вдруг этот майор пообещал вывести на чистую воду. Кого? Его, Сивца?! Лучше бы он этого не говорил. На понедельник была назначена ревизионная комиссия на склад РАВ. И там было все чисто, к бумагам не придраться. Кроме как к подписи Кучумова. С прежним начальником было легче. Он был в курсе дела и имел от этого свою долю, которую старался побыстрее пропить. Но чем дальше, тем быстрее он пропивался и быстрее требовал новых денег. Бутылка-две в день стали для него нормой. Бывало, что Шохин неделю не выходил со склада Сивца. Склад так и сдавали под охрану с Шохиным внутри. И все было бы хорошо, если бы Шохин не «сел на коня». В приступе белой горячки он пытался поджечь склад и пообещал Сивцу, что сдаст его ментам. В тот день Сивец со Щербатым случайно перехватили Шохина на полпути к райцентру. Он шел с написанной на двух листах неровным почерком повинной. Пришлось охладить старика. Никто долго разбираться не стал. Все решили, что бедняга Шохин застрелился в приступе белой горячки.

Нового начальника РАВ Сивец и не собирался посвящать в дело, тот сам пронюхал, сам и виноват. Не лез бы не в свое дело, спал бы сейчас с молодой женой. В тот злополучный день Сивец всю дорогу уговаривал Кучумова договориться. Намекал, что в долгу не останется. А деньги Кучумову на свадьбу нужны. Кучумов и слышать не хотел. Они вместе вошли в дом, поднялись на площадку и разошлись по квартирам. Сивец включил в своей квартире стереосистему на всю мощь. Так, на всякий случай. Он не собирался убивать Кучумова. По крайней мере, в тот вечер. Он пошел к нему дать еще один шанс. Кучумов открыл дверь. Аня с Щербатым ушли в комнату, а он с Сивцом остался на кухне. И тут раздался крик девушки. Щербатый – гореть ему в огне – стал руки распускать. Майор дернулся было да Сивец проворней оказался, ударил в висок. Сильно ударил. Кучумов рухнул, потеряв сознание. Сивец забежал в комнату, девушка стояла забившись в угол комнаты с ножом в руках. Напротив стоял Щербатый и расстегивал свою мотню. Животное! Не мог потерпеть. Девушка бросилась к Сивцу, доброму дяде, но нельзя было ее оставлять в живых. Заложила бы – дитя не разумное. Он пожалел ее, стал успокаивать, отобрал нож. Она умерла быстро, так и не успев ничего понять. Они вернулись в кухню. Кучумов был еще жив и стонал. Вдвоем со Щербатым они подняли его и перенесли к входной двери:

– Бери за ноги. Выше поднимай. Несем к двери.

– Зачем?

– Затем. Делай, как я сказал.

Сивец достал из кармана пистолет, тщательно протер его, вложив в руку Кучумова, приставил к виску. Рана, от удара еще кровоточила. Нажал на спусковой крючок, затем Сивец со Щербатым вышли на балкон кухни и перелезли к себе квартиру.

– Никто не видел?

– Вроде никто.

– Быстро закусь на стол. Водку. Все, садимся, пьем. Господи, упокой душу рабов твоих...

Сивец тяжело дышал, он рассказывал в подробностях, специально, чтобы разозлить Филатова и теперь ждал свой шанс. Парень на взводе, не владеет собой, потеряет контроль над своими поступками и это только на руку Сивцу. Только бы поближе подошел, тогда он покажет, кто здесь сволота.

Сивец ударил первым. Крюк в висок. Юрий подставил блок предплечьем одновременно уклонился, нанес круговой удар левой в ухо Сивца, а правой надел его на апперкот. Сивец сложился пополам и рухнул на колени перед Филатовым. Юрий отскочил и вовремя. В руке Сивца блеснул нож «Оборотень». Нож оправдывает свое название. Две складные половины рукояти, которые, раскрываясь вперед, обнажают скрытую – рабочую половину клинка. Сивец встал и двинулся на Юрия, страшная улыбка перекосила его лицо.

– Все. Молись, гад...

– Ну и рожа у тебя... – Филатов не договорил. Бить, надо было сразу на поражение. Он ударил ногой снизу в верх, в челюсть и услышал как хрустнули разбитые зубы. Еще удар в пах. В голову. Еще в голову. Противник на земле, но его рука все еще держит нож. Юрий наступил на запястье и приготовился нанести завершающий удар.

– Куда и кому отвозили оружие?

– База... Трасса... На Краснодар... Полковник...

– Кто заказчик?

Сивец захрипел и Филатов понял, что надо торопиться.

– Кто заказчик? Фамилия полковника?

– Врача... Позови... – Сивец закатил глаза и потерял сознание.

Осторожно, чтобы не перепачкаться в крови и не оставить следов, Филатов вывернул карманы прапорщика: документы, ключи, сигареты, всякая мелочь. Сотня американских долларов, пачка российских рублей – деньги не большие. Неужели это цена жизни гвардии майора Кучумова? Филатов взял паспорт Сивца и снял обложку с золотым двуглавым орлом. Вот оно! В его руках был чек на предъявителя. Сумма с четырьмя нулями – это уже кое-что. Положил чек и деньги в свой карман, документы прапорщика оставил на месте.

Филатов встал. Вызывать, оставаться и дожидаться «скорую помощь» уже не было смысла – пульс у Сивца не прощупывался.

Обычно Филатов принимал решение по ситуации – после долгих размышлений или, что называется, влет. Теперь размышлять было некогда.

Информации было немного. Первое: какая-то криминальная группировка занимается хищением оружия с армейских складов и его продажей. Второе: Кучумов в этом не замешан, а когда узнал – был убит. Третье: заказчики находятся где-то под Краснодаром. Четвертое: похищено пятьсот стволов АК-74, а это почти на два батальона бойцов. Можно сообщить в милицию – пусть разбираются. Но, возможно, у ментов есть утечка информации. Пока они соберутся и раскачаются – оружие уйдет. Потом собирай его по горам. А оно, оружие, не будет лежать, оно будет стрелять и убивать. Вздохнув, Юрий Филатов осмотрелся, вспоминая, не оставил ли где своих отпечатков. Нет. Значит, пора уходить.

Солдат-дневальный перегородил собой вход на КТП.

– Цель вашего прибытия?

– Солдат, разреши позвонить помощнику начальника службы РАВ капитану Козлову.

– Кто там, Петров? – раздался голос из «дежурки».

– Просят позвонить капитану Козлову, – ответил невидимому начальнику солдат.

– Проведи, – зевнул голое.

Филатов вошел в тесное помещение дежурного по парку. За стеклянной перегородкой на жесткой кушетке лежал прапорщик и курил «Беломор», пуская дым в потолок.

– Добрый вечер, – поздоровался Филатов.

– Если ты чего принес, задавай тогда вопрос, – ответил Подготко и ухмыльнулся.

– Позвонить капитану Козлову, – Филатов положил на стол запечатанную пачку сигарет и, не дожидаясь разрешения, поднял трубку телефона.