Девушка с татуировкой дракона

– О, пожалуйста, я заверяю вас, что приглашение носит самый серьезный характер. Хенрик Вангер хочет проконсультироваться именно с вами, и ни с кем другим. Если вы заинтересуетесь, он собирается предложить вам задание. Я лишь посредник. Объяснять, о чем идет речь, должен он сам.

– Давно я не вел таких нелепых разговоров. Дайте мне подумать. Как я могу с вами связаться?

Положив трубку, Микаэль продолжал сидеть, разглядывая хлам на столе. Он никак не мог понять, зачем понадобился Хенрику Вангеру. На самом деле Микаэлю не особенно хотелось ехать в Хедестад, но адвокату Фруде удалось пробудить в нем любопытство.

Он включил компьютер, зашел на «www.google.com» и сделал запрос на предприятия Вангера. Нашлось сотни страниц – концерн «Вангер» сильно сдал свои позиции, но по-прежнему почти ежедневно фигурировал в СМИ. Микаэль сохранил около дюжины статей, анализировавших деятельность концерна, а затем поискал по очереди на имена Дирка Фруде, Хенрика Вангера и Мартина Вангера.

Мартин Вангер многократно упоминался в качестве нового генерального директора предприятий Вангера. Информации об адвокате Дирке Фруде было не так много: он являлся членом правления гольф-клуба в Хедестаде и о нем говорили в связи с «Ротари-клубом». О Хенрике Вангере, за одним исключением, писали только в материалах об истории концерна. Однако местная газета «Хедестадс-курирен» два года назад в связи с восьмидесятилетием бывшего промышленного магната дала его краткий портрет. Микаэль распечатал несколько текстов, в которых вроде бы содержалась суть, и у него получилась подборка страниц на пятьдесят. Затем он закончил разбирать стол, упаковал коробки, которые предстояло перевезти, и пошел домой. Он точно не знал, когда снова сюда вернется, да и вернется ли вообще.

Лисбет Саландер проводила сочельник в больничном пансионате «Эппельвикен» в городке Уппландс-Весбю. Она привезла с собой рождественские подарки: туалетную воду от Диора и рождественский бисквит из супермаркета «Оленс». Лисбет пила кофе, глядя на сорокашестилетнюю женщину, пытавшуюся неловкими пальцами развязать узелок на упаковке подарка. Во взгляде Саландер чувствовалась нежность, хотя она по-прежнему не переставала удивляться тому, что эта чужая женщина напротив приходится ей матерью. Как она ни пыталась, а все же не могла найти ни малейшего сходства ни во внешности, ни в характере.

Наконец мать отчаялась справиться с узелком и теперь сидела, беспомощно глядя на пакет. Сегодня был не лучший ее день. Лисбет Саландер протянула ножницы, все время лежавшие на столе на самом видном месте, и мать просияла, словно очнувшись.

– Ты, наверное, считаешь меня дурочкой.

– Нет, мама. Ты не дурочка. Просто жизнь несправедлива.

– Ты виделась с сестрой?

– Давно.

– Она никогда меня не навещает.

– Я знаю, мама. Меня она тоже не навещает.

– Ты работаешь?

– Да, мама. У меня все в порядке.

– А где ты живешь? Я даже не знаю, где ты живешь.

– Я живу в твоей старой квартире на Лундагатан. Уже несколько лет. Я перевела контракт на себя.

– Возможно, летом я смогу тебя навестить.

– Ну конечно. Летом.

Мать наконец распаковала подарок и с удовольствием вдыхала аромат туалетной воды.

– Спасибо, Камилла, – сказала она.

– Лисбет. Я Лисбет. Камилла – это моя сестра.

Мать смутилась, и Лисбет Саландер предложила пойти посмотреть телевизор.

Традиционный для сочельника час мультфильмов Диснея Микаэль Блумквист провел с дочерью Перниллой на вилле у бывшей жены Моники и ее нового мужа в пригороде Соллентуна. Он привез Пернилле рождественские подарки; посоветовавшись, они с Моникой договорились подарить дочери iPod, mp3-плеер, размером чуть больше спичечного коробка, но способный вместить все собрание дисков Перниллы. Собрание же было весьма солидным, и подарок оказался довольно дорогим.

Отец с дочерью около часа просидели вместе в ее комнате на втором этаже. Микаэль развелся с матерью Перниллы, когда ей было пять лет, а нового папу она обрела в семь. Не то чтобы Микаэль уклонялся от контактов с дочерью; Пернилла навещала его примерно раз в месяц и летом проводила неделю на его даче в Сандхамне. Нельзя сказать и что Моника пыталась препятствовать этим контактам или что Пернилле не нравилось общество отца – напротив, бывая вместе, они обычно прекрасно ладили. Однако Микаэль в основном предоставлял дочери решать, насколько интенсивно она хочет с ним общаться, особенно после того, как Моника снова вышла замуж. Когда Пернилле было лет одиннадцать-двенадцать, они почти не виделись, и только в последние годы ей захотелось встречаться с отцом чаще.

Дочь следила за судебным процессом с твердым убеждением, что все обстояло именно так, как уверял Микаэль: он был невиновен, но не смог это доказать.

Она рассказала о кандидате в бойфренды из параллельного класса гимназии, а еще о том, что стала членом местной церковной общины и считает себя верующей. Микаэль был поражен, но от комментариев воздержался.

Его пригласили остаться на ужин, но Микаэль отказался; он уже договорился с сестрой, что проведет сочельник с ее семьей на вилле, расположенной в престижном пригородном районе.

Утром Микаэль также получил приглашение отпраздновать Рождество с Эрикой и ее мужем в пригороде Сальтшёбаден, однако отказался, полагая, что благосклонное отношение Грегера Бекмана к любовным треугольникам должно иметь предел, а ему отнюдь не хотелось выяснять, где именно этот предел находится. Эрика возразила, сказав, что приглашение как раз исходит от ее супруга, и попрекнула Микаэля тем, что он не хочет поучаствовать в настоящем треугольнике. Микаэль посмеялся – Эрика знала, что он гетеросексуален до мозга костей, и предлагала это не всерьез, – но его решение не проводить сочельник в компании с супругом любовницы осталось неколебимым.

В конце концов он позвонил своей сестре Аннике Блумквист, по мужу Джаннини, когда ее итальянский муж, двое детей и взвод родни мужа как раз резали рождественский окорок. За ужином он отвечал на вопросы о суде и выслушивал разные добрые, но совершенно бессмысленные советы.

Не комментировала приговор только сестра Микаэля – но, с другой стороны, она была в этой компании единственным адвокатом. С легкостью изучив юриспруденцию и проработав несколько лет в качестве судебного секретаря и заместителя прокурора, Анника вместе с несколькими друзьями открыла собственную адвокатскую контору с офисом в центральной части города, на острове Кунгсхольмен. Анника специализировалась на семейном праве, и Микаэль даже не успел заметить, как, собственно, это произошло, а его младшая сестра уже стала появляться в газетах и на теледебатах в качестве известной феминистки и адвоката, защищающего права женщин. Она часто представляла интересы женщин, подвергавшихся угрозам или преследованиям со стороны мужей или бывших бойфрендов.

Когда Микаэль помогал Аннике готовить кофе, она взяла его под руку и спросила, как он себя чувствует. Он ответил – как мешок с дерьмом.

– В следующий раз нанимай хорошего адвоката, – посоветовала она.

– В этом случае от адвоката мало что зависело.

– Что же, собственно, произошло?

– Сестренка, давай в другой раз.

Она обняла его и поцеловала в щеку, после чего они отправились к остальным, неся рождественские бисквиты и чашки кофе.

Около семи часов вечера Микаэль извинился и попросил разрешения воспользоваться телефоном на кухне. Он позвонил Дирку Фруде – на заднем плане у того раздавался шум голосов.

– С Рождеством, – приветствовал его Фруде. – Вы решились?

– Я свободен, а вам удалось пробудить во мне любопытство. Если это подходит, я приеду во второй день Рождества.

– Замечательно, замечательно! Если бы вы знали, как порадовали меня своим решением. Извините, но у меня в гостях дети и внуки, и я почти не слышу, что вы говорите. Можно, я позвоню вам завтра, чтобы договориться о времени?

Микаэль Блумквист пожалел о своем решении еще тем же вечером, но звонить и отменять визит было как-то неудобно, поэтому утром второго дня Рождества он сел на поезд, идущий на север. Права у Микаэля имелись, но купить машину он так и не удосужился.

Фруде оказался прав, говоря, что поездка будет недолгой. Микаэль проехал Уппсалу, а затем поезд шел мимо редкой цепочки промышленных городков вдоль побережья Ботнического залива. Хедестад принадлежал к числу самых мелких и располагался примерно в часе езды к северу от Евле.

Ночью была страшная метель, но, когда он вышел из поезда, погода прояснилась и воздух обжигал холодом. Микаэль сразу же понял, что неправильно оделся для зимней погоды Норрланда, но знавший его в лицо Дирк Фруде быстро выловил его на перроне и отвел в тепло «мерседеса». В Хедестаде полным ходом шла уборка снега, и Фруде осторожно лавировал между высокими снегоуборочными машинами. По контрасту со Стокгольмом снег придавал всему окружающему экзотичный вид, словно здесь был какой-то другой, прямо-таки незнакомый мир. И это при том, что Микаэль находился всего в трех часах езды от площади Сергеля. Он покосился на адвоката: угловатое лицо, редкие, коротко остриженные белые волосы, очки с толстыми стеклами на массивном носу.

– Первый раз в Хедестаде? – спросил Фруде.

Микаэль кивнул.

– Это старый промышленный портовый город. Небольшой, только двадцать четыре тысячи жителей. Но народу здесь нравится. Хенрик живет в Хедебю – прямо на въезде в город с юга.

– Вы тоже там живете?

– Так уж получилось. Я родом из Сконе[29], но начал работать на Вангера сразу после университета, в шестьдесят втором году. Я бизнес-юрист, и с годами мы с Хенриком стали друзьями. Сейчас я вообще-то на пенсии, и Хенрик – мой единственный клиент. Он, естественно, тоже пенсионер и нуждается в моих услугах не слишком часто.

– Только чтобы отлавливать журналистов с подмоченной репутацией.

– Не надо заниматься самоуничижением. Вы не единственный, кто проигрывал в матче против Ханса Эрика Веннерстрёма.

Микаэль покосился на Фруде, не зная, как следует истолковывать это замечание.

– Мое приглашение как-то связано с Веннерстрёмом? – спросил он.

– Нет, – ответил Фруде. – Но Хенрик Вангер не принадлежит к числу друзей Веннерстрёма и с интересом следил за процессом. Однако встретиться с вами он хочет совершенно по другому поводу.

– О чем вы не хотите рассказывать.

– Рассказывать об этом я не уполномочен. Мы договорились, что вы сможете переночевать в доме у Хенрика Вангера. Если же не захотите, мы снимем вам номер в гостинице в центре города.

– Возможно, я уеду вечерним поездом обратно в Стокгольм.

На въезде в Хедебю снег еще не убрали, и Фруде с трудом вел машину по замерзшим колеям. Взгляду открылись классические старые деревянные строения, характерные для заводских поселений вдоль Ботнического залива. Их окружали виллы покрупнее и посовременнее. Селение начиналось на материке, а потом продолжалось за мостом на холмистом острове. На материковой стороне, возле опоры моста, расположилась маленькая церковь из белого камня, а напротив светилась старомодная реклама с текстом «Кафе и пекарня Сусанны». Машина проехала по прямой еще около ста метров и, повернув налево, оказалась на расчищенном от снега дворе перед каменным домом. Усадьба была не слишком велика по сравнению с окружающими постройками, но ее солидный вид явно указывал на то, что это владения хозяина.

– Вот и усадьба Вангеров, – сказал Дирк Фруде. – Когда-то здесь кипела жизнь, а сейчас в доме живут только Хенрик и домоправительница. Но там много комнат для гостей.

Они вышли из машины. Фруде указал на север:

– По традиции руководитель концерна «Вангер» всегда жил здесь, но Мартину Вангеру захотелось чего-нибудь посовременнее, и он построил виллу в самом конце мыса.

Микаэль огляделся и задумался над тем, какому безумному порыву он поддался, когда принимал приглашение адвоката Фруде. И решил, что по возможности вернется в Стокгольм этим же вечером.

К входу в дом вела каменная лестница, но не успели они по ней подняться, как дверь отворилась. Благодаря снимкам в Интернете Микаэль сразу узнал Хенрика Вангера.

На фотографиях он был моложе, но для своих восьмидесяти двух лет и сейчас выглядел на удивление бодрым: поджарый, с грубоватым, обветренным лицом и зачесанными назад пышными седыми волосами, указывавшими на то, что мужчины в его семье не склонны к облысению. Он был одет в хорошо отутюженные брюки, белую рубашку и потрепанную коричневую кофту, носил небольшие усы и тонкие очки в стальной оправе.

– Я – Хенрик Вангер, – поздоровался он. – Спасибо, что согласились ко мне приехать.

– Здравствуйте. Ваше приглашение стало для меня неожиданностью.

– Проходите в тепло. Я приготовил одну из гостевых комнат; не хотите ли немного освежиться? Ужинать будем попозже. Это Анна Нюгрен. Она обо мне заботится.

Микаэль обменялся коротким рукопожатием с невысокой женщиной лет шестидесяти, которая взяла у него пальто и повесила в шкаф. Поскольку по полу заметно тянуло холодом, она предложила Микаэлю тапочки.

Микаэль поблагодарил и обратился к Хенрику Вангеру:

– Я не уверен, что останусь до ужина. Это будет в какой-то мере зависеть от того, что за игру вы затеяли.

Хенрик Вангер обменялся взглядом с Дирком Фруде; было видно, что эти двое отлично понимают друг друга.

– Я, пожалуй, воспользуюсь случаем и оставлю вас, – сказал адвокат. – Мне надо домой, чтобы присмотреть за внуками, пока они не разнесли дом.

Он повернулся к Микаэлю:

– Я живу через мост и направо. Ко мне можно дойти за пять минут; это за кондитерской, третий дом в сторону воды. Если я понадоблюсь, звоните.

Улучив минуту, Микаэль опустил руку в карман и включил магнитофон.

«Я совсем свихнулся?» – подумал он.

Он не имел ни малейшего понятия о том, чего хочет Хенрик Вангер, но после скандала с Хансом Эриком Веннерстрёмом считал необходимым точно фиксировать все происходящие вокруг него странные события, а неожиданное приглашение в Хедестад, безусловно, относилось именно к этой категории.

Бывший промышленник на прощание похлопал Дирка Фруде по плечу и закрыл за ним входную дверь, а потом переключил все внимание на Микаэля:

– В таком случае перейдем прямо к делу. Это вовсе не игра. Я хочу с вами поговорить, но этот разговор потребует немало времени. Я попрошу вас выслушать меня до конца и только после этого принимать решение. Вы – журналист, и мне хотелось бы воспользоваться вашими услугами. Анна принесла кофе в мой кабинет на втором этаже.

Хенрик Вангер показывал дорогу, и Микаэль следовал за ним. Они вошли в продолговатый кабинет размером около сорока квадратных метров, расположенный в торце дома. Большую часть – метров десять – одной длинной стены от пола до потолка занимали книжные полки, уставленные немыслимой смесью из художественной литературы, биографий, книг по истории, справочников по торговле и промышленности, а также толстых папок. Книги были расположены без видимого порядка. Стеллаж, похоже, активно использовался, и Микаэль сделал вывод, что Хенрик Вангер – человек читающий. Вдоль противоположной стены вытянулся длинный письменный стол из темного дуба, поставленный таким образом, что сидящий за ним был обращен лицом к комнате. На стене в застекленных рамках педантичными рядами располагалось большое собрание засушенных цветов.

Из торцевого окна Хенрику Вангеру открывался вид на мост и церковь. Возле окна стояли диван, мягкие кресла и журнальный столик, на котором Анна приготовила чашки, термос, домашние булочки и печенье.

Хенрик Вангер сделал приглашающий жест, но Микаэль притворился, что не понял; вместо того чтобы сесть, он с любопытством прошелся по комнате, осмотрев сначала книжные полки, а затем стену с цветами. Письменный стол был аккуратно прибран, какие-то бумаги лежали стопкой. На краю стола стояла рамочка с фотографией темноволосой молоденькой девушки, красивой, с озорным взглядом.

«Барышня, становящаяся опасной», – подумал Микаэль.

Фотография, видимо, была сделана при конфирмации. Она выцвела и выглядела очень старой. Внезапно Микаэль осознал, что Хенрик Вангер за ним наблюдает.

– Ты помнишь ее, Микаэль? – спросил он.

– Помню? – Микаэль удивленно поднял брови.

– Да, вы с ней встречались. Ты ведь уже бывал в этой комнате.

Микаэль огляделся и отрицательно покачал головой.

– Ну да, как же ты можешь это помнить. Я знал твоего отца. В пятидесятые – шестидесятые годы я неоднократно приглашал Курта Блумквиста налаживать и чинить оборудование. Он был талантливым человеком. Я пытался уговорить его продолжить учиться, чтобы стать инженером. Ты провел здесь все лето шестьдесят третьего года, когда мы меняли оборудование на бумагоделательном заводе в Хедестаде. Найти жилье для вашей семьи было трудно, и мы поселили вас в маленьком деревянном доме через дорогу. Его видно из этого окна.

Хенрик Вангер подошел к письменному столу и поднял портрет.

– Это Харриет Вангер, внучка моего брата Рикарда Вангера. Она иногда присматривала за тобой в то лето. Тебе было два года и должно было исполниться три. Или было уже три – я точно не помню. А ей было двенадцать лет.

– Извините, пожалуйста, но я совершенно не помню того, о чем вы рассказываете. – Микаэль даже усомнился в том, что Хенрик Вангер говорит правду.

– Понимаю. Но я-то тебя помню. Ты бегал тут по всему двору, а Харриет следом. Мне было слышно, как ты кричал, когда обо что-нибудь спотыкался. Я помню, что как-то раз подарил тебе игрушку – желтый металлический трактор, с которым сам играл в детстве, – и он тебе безумно понравился. Думаю, что из-за цвета.

У Микаэля вдруг все внутри похолодело. Он действительно помнил желтый трактор. Когда он подрос, трактор украшал полку его мальчишеской комнаты.

– Вспомнил? Ты помнишь эту игрушку?