Помоги проекту - поделись книгой:
Тогда Рольф поступил действительно мудро: он отправился к старику Хендрику и откровенно сказал ему, что они просят дать им лодку и все необходимые к ней принадлежности: они должны искать себе участок для охоты, который не имел бы никакого отношения к занятым уже ранее участкам, так как законы охоты суровы. Даже смертная казнь не считается слишком строгим наказанием в некоторых случаях нарушения права границ чужого участки и среди охотников к услугам обиженной стороны всегда готовы судьи, присяжные и исполнители приговора. Оказалось, что Ван Трёмпер мог им помочь в указании места жительства. Нечего и думать, сказал он, о Вермонте или об участках вблизи озера Чемплена и озера Джорджа; лучше всего идти на дальний север, как делают французы, смелые охотники. Графство Гамильтон — самое богатое дичью, но почти недоступное, ибо удалено от всех водяных путей и не имеет проезжих дорог. Недоступность его — главная причин того, что оно так мало известно.
Всё это было хорошо, но весёлый Хендрик тем не менее неприятно удивился, узнав, что помощники, явившиеся так неожиданно, хотят покинуть его. Пораздумав немного, он сделал следующее предложение: если они пробудут до сентября месяца и кончат все работы на зиму, он даст им, кроме жалованья, ещё лодку, один топор, шесть капканов для выдры, один — для лисицы, — тот, что висит в сарае, — довезёт их в своём фургоне на пять миль дальше озера Джорджа, до реки Шрун, вниз по которой они могут доплыть до верхнего Гудзона, затем миль сорок вверх по течению последнего, обходя множество порогов, и добраться, наконец, до реки, которая берёт начало в болотистой местности на юго-западе от Гудзона. Проплыв ещё миль десять по этой реке, они прибудут к озеру Джезупа, в две мили шириной и двенадцать миль длиной. Местность там изобилует дичью, но так недоступна, что после смерти Джезупа осталась заброшенной.
На такое предложение возможен был только один ответ — полное согласие.
В свободное от работы время Куонеб притащил лодку к сараю, очистил её от наиболее тяжёлых кусков коры и брезента, удалил пассивные скамьи для гребцов, исправил связки и, когда высушил её и осмолил, то вес её понизился до ста фунтов. В этот же день индеец переплыл на ней озеро.
Наступил сентябрь. Рано утром Куонеб отправился к озеру; он взобрался на верхушку холма, сел, повернувшись лицом к восходящему солнцу, и, ударяя не в том-том, а палкой о палку, запел песнь восходящей заре. Когда же взошло солнце, он запел песнь охотника:
И под звуки своего пения он принялся плясать, подняв лицо к небу и закрыв глаза; ноги его почти не отделялись от земли и делали едва заметные ритмические движения. Так, продолжая петь, обошёл он три круга, соответственно трём солнечным круговым движениям.
16. К верхнему Гудзону
Поселенец Хелет, у которого было плоскодонное судно, охотно давал его своим соседям, когда им необходимо было перебраться на ту сторону озера. Утром в тот день, когда был назначен отъезд, на борту его, где уже находились фургон и лошади голландца, а также и лодка, поместились голландец, Куонеб и Рольф. Скукум занял место в носовой части судна, и всё было готово к отъезду. Рольфу было очень грустно расставаться с семьёй голландца. Жену последнего он полюбил как мать, а детей его — как братьев и сестёр.
— Приходи к нам, милый, поскорей! Навести нас! — сказала голландка, целуя его, а он поцеловал Аннету и остальных детей.
Взойдя на судно, они длинными шестами оттолкнули его от берега на более глубокое место и только тогда взялись за вёсла. Дул восточный ветер, и они поспешили воспользоваться покрышкой фургона вместо паруса. Часа два спустя судно благополучно причалило к западному берегу, где находился местный склад и откуда начиналась дорога к реке Шрун.
Подходя к дверям склада, они увидели грубого на вид человека; он стоял, прислонившись к стенке и заложив руки в карманы, и смотрел на вновь прибывших с выражением презрения и недружелюбия. Когда они проходили мимо него, он сплюнул табак им под ноги и на собаку.
Старый Уоррен, содержатель склада, недолюбливал индейцев, но он был другом Хендрика и торговал мехами, а потому хорошо принял новых трапперов и сейчас же занялся отпуском им товаров. Ко всему, что им дал Хендрик, прибавили ещё муку, овсяную крупу, свинину, картофель, чай, табак, сахар, соль, порох, пули, дробь, сукно, удочки, буравы, гвозди, ножи, шила, иголки, нитки, ещё один топор, несколько оловянных тарелок и сковороду.
— Будь я на вашем месте, я купил бы плащ: он пригодится в холодную погоду.
Уоррен повёл их затем в амбар, где было множество оконных рам. Одну из них прибавили к остальному грузу.
— Не хотите ли купить хорошее ружьё? — спросил Уоррен, показывая новое, красиво отделанное ружьё последнего образца. — Всего двадцать пять долларов. — Рольф покачал головой. — Часть теперь, а остальное согласен получить весною мехом.
Ружьё сильно соблазняло Рольфа, но он, питая невыразимый ужас ко всяким долгам, решительно сказал:
— Нет!
Сколько раз впоследствии жалел он об этом! Небольшое количество оставшихся денег он решил спрятать на будущее;
В то время, как они складывали свои покупки, на дворе послышался отчаянный вой, и спустя минуту в лавку вбежал Скукум с таким лаем, как будто его ранили. Куонеб вышел из лавки.
— Ты ударил мою собаку?
Неизвестный изменился в лице, когда увидел устремлённые на него глаза краснокожего.
— Не дотронулся даже! Сама наткнулась на эти вот грабли.
Это была очевидная ложь, но Куонеб решил не обращать внимания на него и вернулся обратно в лавку. Вслед за ним туда вошёл и грубый незнакомец и сказал:
— Так как же, Уоррен? Уступаешь мне это ружьё? Я не хуже кое кого сдержу своё слово.
— Нет, — отвечал Уоррен. — Сказал тебе: нет!
— Ну и проваливай к чёрту! Не видеть тебе только ни на один цент того меха, что я приготовил в прошлом году.
— Я и не жду его, — отвечал Уоррен. — Знаю хорошо, чего стоит твоё слово.
Незнакомец удалился.
— Кто это? — спросил Хендрик
— Я знаю только, что его зовут Джек Хоаг. Он до некоторой степени траппер, а вернее бродяга. Много хлопот наделал мне в прошлом году. Он не здешний; говорят, что он откуда-то с западного склона гор.
Уоррен сообщил им много сведений относительно дальнейшего пути и сделал им весьма важное указание на то, что устье реки Джезупа можно узнать по орлиному гнезду на верхушке высохшей сосны.
— Вплоть до этого места держитесь главной реки и не забывайте, что будущей весной я покупаю у вас меха.
Переезд пятимильного пространства тянулся очень медленно, и только часа через два к вечеру добрались они до реки Шрун.
Здесь голландец простился с ними.
— До свиданья! Приезжайте опять в страдное время.
Скукум проводил фермера тихим ворчаньем. Рольф и Куонеб остались одни среди пустынной местности.
Солнце уже село, и они решили сделать привал на ночь. Опытные охотники всегда стараются приготовить постель и крышу над ней ещё при дневном свете. Пока Рольф разводил огонь и готовил котелок, Куонеб выбрал ровное сухое место между двумя деревьями и покрыл его сосновыми ветками, устроив затем нечто вроде палатки из парусины, которая поддерживалась сучьями деревьев. Концы этой парусины он укрепил на земле срубленными на скорую руку кольями. Путники были таким образом вполне защищены от непогоды.
Ужин их на этот раз состоял из чая, картофеля и жареной свинины, затем кленового сиропа и сухарей: за ужином следовала обычная трубка. Куонеб взял ивовый прут, срезанный ещё днём, и выстругал его так, что завитые стружки остались висеть на одном конце прута. Он держал их над огнём до тех пор, пока они не сделались коричневыми; затем он положил их себе на ладонь и, смешав с табаком, набил ими трубку, и скоро его окружил дым, особенный запах которого называют «запахом индейцев» те люди, которые не знают его происхождения. Рольф не курил. Он обещал своей покойной матери не курить, пока не сделается взрослым. В эту минуту она представилась ему живее, чем когда-либо; причиной этому был запах веток бальзамической сосны, из которых были приготовлены постели. «Чо-Котунг» — называл Куонеб эту сосну. У матери Рольфа лежала всегда на диване маленькая подушка, привезённая с севера. «Северная сосна» называла она её, потому что она была набита иглами сосны того вида, который не растёт в Коннектикуте. Когда Рольф был ещё ребёнком, он часто прятал свой маленький круглый носик в эту подушку, нюхал с наслаждением чудный запах, который она издавала и который с тех пор сделался для него священным символом всего, что ему было дорого в детстве и что никогда не теряло для него значения. В эту ночь он спал спокойно, чувствуя Даже и во сне окружающий его аромат северной сосны.
Утром оказалось, что не так-то легко двинуться сразу в путь. В этот первый день надо было многое уложить и приготовить всё необходимое для перевозки: запастись двумя тюками, обдумать, как лучше снарядить лодку, то есть как поместить в ней некоторые вещи повыше на случай неожиданной, но всё же возможной течи такие тяжёлые вещи, как топоры и сковородки, следовало прикрепить к самой лодке или к таким вещам, которые могли бы держаться на поверхности воды в том случае, если бы лодка опрокинулась; осмолить лодку в двух местах и так далее. Часа через три, однако, они отчалили от берега и начали своё путешествие вниз по Шруну.
Рольф в первый раз путешествовал по воде. Он пробовал как-то раз ездить на лодке в Пайнстевском пруду, но то была пустая забава. Теперь же это было настоящее путешествие. Он удивлялся чувствительности такого хрупкого, по-видимому, судна, его легкой незаметной качке, быстрому ответу на малейшее движение вёсел, тому, как оно отскакивало от подводных камней. Новый мир открывался для него. Куонеб научил его, что в лодку надо садиться только в то время, когда она не касается дна; становиться в ней на ноги и двигаться, придерживаясь за планшир; не делать внезапных переходов. Он узнал также, что легче грести на глубине шести футов, чем на глубине шести дюймов.
В час они проехали пять миль и добрались до Гудзона, где грести было уже труднее, потому что они плыли теперь вверх по течению. Прошло довольно много времени, и они очутились на более мелкой части реки, где было так мало воды, что лодка не могла плыть. Они выпрыгнули из неё и шли по воде до тех пор, пока не добрались до глубокого места, и, войдя в лодку, весело взялись опять за вёсла. Вскоре после этого они встретили непроходимые пороги, и тут Рольф в первый раз познакомился с тем, что такое переноска груза на плечах. Куонеб заметил ещё издали бешено пенящиеся воды и, внимательно всматриваясь в берега, прежде всего задал себе вопрос: где пристать к берегу? а затем: как далеко придётся нести груз? Нет ни одного порога на главных реках Севера Америки, где не приходилось бы прибегать к переноске. Всякий, кто плывёт по такой реке, не приступает к переносу груза, не обдумав хорошенько вопросов: когда, где и как лучше причалить? Выбор места является всегда результатом самого тщательного наблюдения. Считается, кроме того, обязательным оставить какие-либо, хотя незначительные, указания на таком месте, дабы следующий путешественник мог, благодаря этим указаниям, сохранить время и избежать лишних хлопот.
— Да! — вот всё, что услышал Рольф от своего спутника, который тотчас же направил лодку к плоскому камню пониже порогов.
Причалив к берегу, они нашли там следы костра. Было уже около полудня, и, пока Рольф занимался приготовлением обеда, Куонеб взял небольшой тюк и отправился исследовать дорогу. Он с трудом различал последнюю, и, надо полагать, по ней уже два года никто не ходил, хотя можно было с уверенностью сказать, что она ведёт к известному определённому месту. Такие дороги прокладываются обыкновенно вдоль реки, за исключением тех случаев, когда встречается какое-нибудь естественное препятствие. Куонеб не спускал глаз с реки, так как найти судоходное место было для него в данный момент важнее всего. Не прошёл он и ста ярдов, как увидел спокойное течение и удобное место для причала.
По окончании обеда, когда индеец выкурил трубку, оба принялись за работу. Пройдя несколько раз взад и вперёд, они перенесли весь груз и, наконец, лодку, которую спустили на воду и привязали у берега.
Уложив снова груз, они пустились в путь, но не проплыли и получаса, как встретили другие пороги, где вода не так стремительно бушевала, но была так мелка, что лодка не могла бы переплыть этого места даже и в том случае, если бы из неё вышли оба гребца. Куонеб перенёс на берег половину груза, затем оба они взялись за лодку, перетащили её на другую сторону стремнины и там снова нагрузили её. Проехав некоторое расстояние по спокойной поверхности реки, они встретили необыкновенно быстрое течение, которое продолжалось на довольно большом протяжении между берегами, густо заросшими ольхой. Индеец вышел на берег, срезал два длинных крепких шеста и, став на носу лодки, приказал Рольфу стоять на корме; с помощью срезанных шестов они шаг за шагом провели лодку через быстрину и благополучно добрались до более удобного места.
Скоро, однако, Куонебу пришлось применить ещё один способ передвижения лодки. Они увидели перед собой гладкую поверхность воды, которая была очень глубока в этом месте и текла так быстро, как на самых стремительных потоках; такое течение ничего не доставляет, кроме удовольствия, когда приходится плыть вниз по реке. Оба берега здесь не были покрыты ольхой, а представляли открытое место, состоящее из песчаной с гравием почвы. Куонеб вынул из мешка длинную крепкую верёвку. Один конец её он прикрепил к носовой части лодки, а другой к поясу из оленьей шкуры, надетому у него на груди. Рольф остался на корме и правил рулём, а Куонеб шёл вдоль берега, и лодку перетащили таким образом до конца быстрины.
Так день за днём прокладывали они себе путь по стремительной реке, делая иной раз не более пяти миль, несмотря на двенадцать часов тяжёлых усилий. Пороги, отмели, стремнины в изобилии следовали друг за другом. Пройдя пятьдесят миль до устья реки Джезупа, они поняли, почему местность эта редко посещается.
Путешествие закалило Рольфа и сделало из него образцового гребца. Как обрадовались они, когда вечером пятого дня увидели орлиное гнездо на верхушке высокой сосны, стоявшей у окраины большого болота. Они почувствовали, что находятся на своей собственной земле.
17. Жизнь животных по берегам реки
Не следует думать на основании того, что за всё время путешествия Куонеба и Рольфа мы ни разу не говорили о животных, будто они не видели их по берегам реки. Человек, который молча плывёт на лодке, скорее всякого другого увидит их. На первом привале они уже заметили множество следов красного зверя, а в то утро, когда они двинулись вверх по Гудзону, Рольф увидел первого оленя. В эту самую минуту, когда они объезжали быстрину, Куонеб два раза ударил по лодке, что значило: «внимание!», а затем указал на берег. Там, в пятидесяти ярдах от последнего, стоял олень и смотрел на них. Он стоял неподвижно, словно красная статуя, ибо в это время шерсть у оленей всегда бывает красноватая. Куонеб сделал три-четыре сильных взмаха веслом, и лодка быстро подалась вперёд. Тогда он протянул руку за ружьём, но олень мигом повернул назад большими прыжками, и скоро в чаще леса мелькнула в последний раз белая кисточка его хвоста. Рольф сидел как зачарованный. Всё случилось так внезапно… так близко… и словно призрак расплылось в лесу. Он даже вздрогнул, когда олень исчез.
Несколько раз по вечерам видели они мускусную крысу, а один раз в воде мелькнул какой-то чёрный блестящий предмет, похожи на чудовищную пиявку, которая скользила то вверх, то вниз по реке.
— Выдра, — шепнул Куонеб и приготовил ружьё, но выдра нырнула в воду и не показывалась больше.
На одном из привалов их разбудил какой-то странный топот и неприятное щёлкание у самой головы. Они встали и увидали дикобраза, который возился со сковородкой, стараясь сгрызть соль, оставшуюся на ней. Скукум, привязанный к дереву, напрасно протестовал против его вторжения и изъявлял полную готовность примерно наказать нарушителя прав чужой собственности. Путешественники до тех пор не отделались от назойливого посетителя, пока не повесили все кухонные принадлежности в таком месте, где он не мог их достать.
Один раз они слышали короткий пронзительный лай лисицы, а раза два — тихий жалобный вой волка, вышедшего на охоту. Диких птиц они встречали множество, и, когда кто-нибудь из них охотился вблизи лагеря, скудный стол их украшали утки.
На второй день они видели трёх оленей, а потому Куонеб на третий день зарядил на всякий случай ружьё и отправился на рассвете в лес. Рольф хотел следовать за ним, но индеец покачал головой и сказал:
— Разведи огонь не раньше, как через полчаса.
Двадцать минут спустя Рольф услышал выстрел, а немного погодя в лагерь вернулся индеец с задней ногой оленя. Перед тем, как двигаться дальше, они прошли милю вверх по реке, забрали остальную оленину и присоединили её к грузу. Они видели ещё семь оленей, но не тронули их, хотя Рольф горел нетерпением испробовать свои охотничьи силы. Во время одного перехода в лесу он, или вернее Скукум, выследил несколько тетеревов, которые сидели на деревьях. Путники остановились. Пока Скукум отвлекал своим лаем внимание тетеревов Рольф сбил птичьими стрелами пять штук, которых присоединили к остальным запасам. Все мысли Рольфа были заняты оленями, и ему хотелось во что бы то ни стало пойти на охоту одному и вернуться домой с грузом оленины.
Вскоре после этого с ним случилось следующее происшествие. В тот момент, когда они на рассвете огибали поворот реки, они увидели на каменистом прибрежье чёрную медведицу и двух медвежат, которые то и дело нагибались в воду, собирая, надо полагать, речных раков.
Куонеб, не встречавший медведя с детства, когда отец его охотился в лесах горного кряжа позади Мианоса, пришёл в большое волнение. Он перестал грести и, сделав знак Рольфу, чтобы тот также оставил вёсла, направил лодку к такому месту, откуда она не была видна медведям, и вышел на берег. Привязав лодку у берега, он взял ружьё, а Рольф — охотничьи стрелы, и оба, держа Скукума на привязи, направились в лес. Стараясь держаться под прикрытием деревьев, чтобы их не было видно, они шли по возможности тише к тому месту, где видели медведей. Шли они, конечно, против ветра, ибо в противном случае медведи не подпустили бы их близко. Так постепенно приблизились они к семейной группе и ждали благоприятного случая, чтобы послать первый выстрел. Пробираясь с величайшею осторожностью вперёд, они, по своему расчёту, находились уже в каких-нибудь двадцати пяти ярдах от медведей, которых не было ещё видно из-за густых кустарников. Охотники решили двинуться ещё дальше, но тут медведица перестала вдруг есть и подозрительно потянула носом воздух; ветер переменился и принёс ей запах, в значении которого она не могла сомневаться. Уф, уф, уф! — громко запыхтела она в знак предостережения и пустилась в лес со всею скоростью, на которую была способна. Охотники поняли, что они открыты, и с громким криком выскочили из-за кустов в надежде заставить медведицу взобраться на дерево. Медведица между тем улепётывала в лес галопом, словно лошадь, а за нею с лаем нёсся Скукум. Медвежата, оставшись одни и потеряв из виду мать, совсем растерялись от шума и, бросившись к ближайшему дереву, вскарабкались на него. «Теперь, — подумал Рольф на основании слышанных им рассказов, — медведица вернётся назад и вступит в рукопашный бой».
— Вернётся она обратно? — спросил он с волнением.
Индеец засмеялся.
— Нет, она совсем убежала. Чёрные медведи — большие трусы; они никогда не вступают в бой, если могут избежать этого.
Медвежата на дереве остались, следовательно, в полной зависимости от доброй воли охотников.
— Нам не нужно больше мяса, да и не снести его; пусть их себе живут, — сказал Рольф и прибавил: — найдут они мать?
— Разумеется. Они слезут с дерева и завопят на весь лес. Медведица пробежит не больше полумили и остановится. К ночи все будут вместе.
Первая охота на медведя кончилась. Не было сделано ни одного выстрела, медведицу не ранили, не прошли и одной мили и не потеряли ни одного часа. А между тем охота эта вызвала столько волнений, сколько ни разу не приносили все последующие охоты, которые предпринимали на медведей Куонеб и Рольф.
18. Следы на берегу
Река Джезупа отличалась очень спокойным течением; она брала своё начало в болотистой местности и была бы очень удобна для плавания в лодке, не будь она запружена стволами деревьев. Некоторые из них были срублены много лет тому назад, указывая на то, что старые трапперы пользовались именно этим путём. В одном месте путники наши были неприятно поражены, заметив на берегу свежую порубку, но мрачное настроение их превратилось в радостное, когда они, внимательно присмотревшись, увидели, что это работа бобров.
В этот день они проехали десять миль. Вечером они расположились лагерем на берегу озера Джезупа, гордые и счастливые сознанием того, что они — полноправные владельцы этой местности Несколько раз слышали они в эту ночь вой волков, которые находились, по-видимому, на отдалённом берегу озера. Утром они отправились пешком исследовать окружающую местность и, к великой радости своей, встретили пять оленей, следы которых виднелись со всех сторон. Здесь был, очевидно, олений рай, хотя они встречали не меньшее количество следов и других животных, как выдра, норка, самка канадского оленя с оленёнком и так далее. Они были поражены таким обилием дичи. Постепенно двигались охотники всё дальше и дальше, вкушая заранее все предстоящие им удачи, когда вдруг наткнулись на нечто, сразу отравившее их радость: они увидели след человека, свежий след сапога из коровьей кожи. Факт, способный довести до безумия, ибо след этот указывал на то, что сюда ещё раньше прибыл какой-то траппер и, следовательно, первый может предъявить свои права на этот участок, и право его будет признано лесным законом. Они прошли целую милю по этому следу. Он всё время вёл вдоль берега; шаги были большие; иногда человек, по-видимому, бежал, придерживаясь направления западного берега. Здесь они нашли место, где человек сидел и съел изрядное количество двустворчатых ракушек и поспешно двинулся дальше. На том месте, где он сидел, не было, однако, заметно ни малейших следов ружейного ложа или другого какого-либо оружия. Почему были на нём обуты сапоги? Охотники редко надевают их.
Две мили прошёл индеец вместе с Рольфом, находя местами указание на то, что ненавистный незнакомец не шёл, а почти бежал. Затем они повернули назад, огорчённые тем, что видели. Удар этот казался им сначала непоправимым, но затем они решили, что им открыты три пути: искать новый участок дальше на север; удостовериться, не могут ли они взять себе другую сторону озера, и узнать, кто и что такое этот незнакомец. Они остановились на последнем. Они отвязали и нагрузили лодку и пустились в путь, чтобы исследовать, нет ли где на берегу озера избушки траппера, питая в то же время слабую надежду, что её, быть может, не окажется.
Проплыв вдоль берега миль пять и убив по дороге двух оленей и несколько уток, путешественники причалили к берегу и тут нашли, что ненавистный след сапога повернул к югу. В полдень они были у южной оконечности западного пролива, который вёл к другому озеру; исследования берега указали также на следы сапог, которые и здесь поворачивали по направлению от озера к югу. Путешественники наши повернули тогда к главному озеру и проплыли до южной оконечности его, но нигде не нашли хижины, несмотря на то, что обе стороны озера были у них весь день на виду. Путешествующий незнакомец становился всё более и более таинственным, хотя они уверились теперь, что он жил не здесь, а потому не было никакого основания предполагать, что они не имеют права поселиться в этом участке.
Где? Местность всюду казалась одинаково хорошей, но поселенцы обыкновенно селятся у истока реки, где во время урагана никогда не бывает сильного волнения, угрожающего лодке. Все животные, избегающие обыкновенно озера, предпочитают переправляться в этом месте, а заезжие трапперы видят хижину поселенца прежде, чем выйдут из устья реки в озеро.
На какой стороне истока? Куонеб решил на западной, чтобы можно было видеть восход солнца. Недалеко от озера находилась гора с высокой скалистой верхушкой. Он указал на эту гору и произнёс одно только слово:
— Айдехо!
Здесь, на западном берегу озера, где река впадает в озеро, принялись они расчищать место для постройки хижины.
19. Хижина траппера
Мне кажется, что всякий траппер, существовавший когда-либо на свете, говорит, приступая в первый раз к постройке хижины: «О, достаточно будет и ничтожной избушки, лишь бы на ней была крыша да в ней можно было бы ночевать!» И каждый траппер ещё до наступления весны убеждается в том, какую он сделал ошибку, так как в такой хижине и жить тесно, и запасов держать негде. Куонеб и Рольф были новичками в этом деле и сделали ту же ошибку. Они выстроили очень небольшую хижину: 10 футов ширины и 12 — длины, вместо 12 футов ширины и 20 — длины, а стены в 6 футов вышины, вместо 8 футов. Плотники они были опытными и постройка быстро двигалась вперёд, так как сосна росла здесь в изобилии. Стены были возведены в первый же день. Главное — крыша. Из чего её сделать? Чем покрыть? Липовыми досками, или дранкой, или глиной? Легче всего было сделать глиняную; она грела зимой и холодила летом. Она обладала, правда, тремя недостатками: протекала во время продолжительной дождливой погоды, давала много пыли и грязи в сухую и была так тяжела, что балки и стропила не выдерживали её, в конце концов, если их не подпирали столбами, которые представляли большую помеху внутри хижины. Но были зато и преимущества, а потому строители не долго колебались.
— Быть глиняной крыше, — сказали они.
Когда стены достигли пяти футов вышины, строители прорубили дверь и окно, оставив внизу каждого отверстия только половину бревна. Затем положили последний ряд брёвен и настлали потолок; приготовили два сосновых косяка для двери и два покороче для окна. Буравом просверлили в них дырки, чтобы приделать косяки к брёвнам дубовыми заклёпками.
В углу решено было устроить печь из камней и глины. Куонеб сказал, что для этого не следует брать камни из озера, как этого хотел Рольф, а с горы. Почему? Потому, сказал Куонеб, что камни из озера — водяные духи, которые не могут жить вблизи огня и всегда трескаются, тогда как горные камни — солнечные и огненные духи, и огонь с ними даёт больше тепла.
План устройства печи был очень прост. Рольф присутствовал много раз при том, как складывали печи; главное заключалось в том, чтобы труба была достаточно широка, а самая узкая часть её приходилась бы как раз над огнём.
Карнизы крыши и конёк живо поставили на место. Затем приготовили сосновый решетник такой длины, чтобы он хватал от конька до карнизов, и в таком количестве, чтобы вплотную покрывал крышу. Густая осока, росшая на соседнем лугу, доставила достаточное количество грубой, жёсткой травы, плотным слоем которой покрыли всю крышу. Куонеб и Рольф накопали глины с помощью собственноручно сделанных деревянных лопат и набросали поверх травы, сделав крышу в шесть дюймов толщины, утрамбовали её лопатами и этим закончили крышу, которая служила им хорошо.
Большие щели между брёвнами заполнили деревянными стружками, а небольшие мхом. Двери сделали из досок и повесили их просто-напросто на двух деревянных стержнях, которые были сделаны на последней доске и входили в соответствующие отверстия, двигаясь в них как на шпеньках.
Пол они нашли лишним, зато сделали койки для постели, и только тогда поняли, насколько мала их хижина. Но прошла неделя, и дело было сделано. В хижине пахло лесом и мхом, что доставляло Рольфу такое удовольствие, какого, казалось ему, он никогда в той же мере и ни в каком другом жилище не получить.
Куонеб сложил аккуратно топливо в печке, зажёг трубку и, бормоча про себя песнь «О домашних духах», обошёл кругом хижины, пуская клубы дыма в сторону каждого из четырёх ветров, затем вошёл в комнату, растопил печь огнём из трубки, а когда огонь разгорелся, бросил на него щепотку табаку и оленьей шерсти. Первая топка дома совершилась.
Тем не менее они продолжали спать в палатке, потому что Куонеб не любил спать в комнате, а Рольф с каждым днём всё более и более сходился с ним во вкусах.
20. Первый олень Рольфа
Опасаясь потерять хоть один день во время постройки хижины, они ни разу не ходили на охоту, несмотря на то, что видели оленей по ту сторону озера, а потому у них не было больше свежего мяса, и Рольф воспользовался этим случаем, чтобы исполнить давнишнее своё желание.
— Куонеб, я хочу пойти один на охоту за оленем, и мне нужно твоё ружьё.
— Хорошо! Иди… лучше только вечером.
И Рольф отправился один, как только село солнце, потому что во время дневной жары олени прячутся обыкновенно в густой чаще леса. Он знал, что следует всегда идти против ветра и по возможности тише. Ветер был небольшой и дул с юго-запада, а потому он двинулся на юго-запад вдоль берега озера. Следов было везде множество, и все они так перемешались между собой, что трудно было выбрать который-нибудь из них. Он решил идти молча вперёд, надеясь только на собственное счастье, и ему пришлось ждать недолго. Сквозь небольшое отверстие среди деревьев он заметил вдали какое-то движение в кустах, которое тут же и прекратилось, так что он не мог понять, ушёл олень или нет, если только это был олень. «Не предпринимай ничего, пока ты не уверен, что нужно делать» — был один из мудрых советов Куонеба. Рольфу следовало на этом основании прежде узнать, что такое двигалось в кустах. Он стоял и ждал. Прошла минута… другая… несколько… много, а он всё стоял и ждал; в кустах не заметно было ни малейших признаков жизни. Он начинал уже думать, что ошибся, а между тем инстинкт охотника подсказывал ему, что нужно выследить, в чём дело. Он прежде всего исследовал, откуда дует ветер, намочил палец, и тот сказал ему: «юго-западный», потом подбросил вверх несколько горстей сухой травы, которая сказала ему: «да, юго-западный, но в этой прогалине поворачивает к югу». Из этого он заключил, что может без всякого опасения обойти северную окраину кустов. Он осмотрел пистон своего ружья и принялся идти осторожно, выбирая такие места, где он мог пробраться без малейшего усилия, не задевая кустарников и не производя никакого шума. Медленно, шаг за шагом, двигался он вперёд и, подымая ногу, всякий раз ставил её только после внимательного исследования, что у него под ногами. На каждом шагу он останавливался, осматривался кругом и прислушивался. Рольфу надо было пройти всего сто ярдов до интересующего его места, а между тем он потратил на это целую четверть часа; не раз пугался он, заслышав треск цикады или барабан дятла. Сердце его билось всё сильнее и сильнее, и ему казалось, что все кругом должно слышать его биение, но тем не менее продолжал двигаться вперёд, пока не добрался до чащи, причинившей ему столько волнений и надежд. Здесь он остановился и снова исследовал направление ветра и медленно, осторожно обошёл это место с западной стороны.
Долго, утомительно долго шёл он следующие двадцать ярдов и, наконец, увидел следы большого оленя, совершенно ещё свежие; сердце его снова забилось сильнее, и ему показалось, что вся кровь хлынула ему в голову, так сильно захватило у него дыхание от волнения. Он решил идти ещё некоторое время по этому следу и, держа ружьё наготове, осторожно двинулся вперёд. Не успел он сделать и несколько шагов, как услышал позади себя громкое свистящее дыхание. В одно мгновение обернулся он и очутился лицом к лицу с огромным, великолепным оленем-самцом. И вот животное, которое он томительно долго выслеживал, стояло теперь на виду и в каких-нибудь тридцати ярдах от него. Они смотрели друг на друга, не двигаясь с места в течение нескольких секунд Осторожно, не делая лишних движений, поднял Рольф ружьё. Олень стоял и смотрел на него. Да, ружьё было поднято, но как оно ужасно, отвратительно ужасно дрожало в руках Рольфа, и чем крепче старался он держать его, тем сильнее дрожало оно, и тем больше передавалось дрожание всему телу охотника. Дыхание его сделалось прерывистым, колени подгибались, руки тряслись, и, наконец, в ту минуту, когда олень поднял хвост и повернул голову, чтобы лучше рассмотреть его, он нажал собачку, употребив при этом неимоверные усилия, чтобы вернуть себе самообладание. Паф! — и в ту же минуту олень исчез из виду.
Бедный Рольф! Как скверно чувствовал он себя… Он был преисполнен величайшего презрения к самому себе. Большой широкобокий олень в каких-нибудь тридцати ярдах от него, при дневном освещении — и не попасть в него. А там вот на дереве отверстие от засевшей в нём пули на пять футов выше головы оленя. «Я никуда не гожусь и никогда не буду хорошим охотником», — пробормотал он и медленно направился обратно в лагерь. Куонеб внимательно взглянул на него, так как слышал, вероятно, выстрел. Он заметил сразу мрачное и печальное выражение лица юноши, который покачал головой в ответ на его вопросительный взгляд и даже стукнул ружьём о стену, когда его вешал.
Куонеб снял ружьё, вычистил его, зарядил и, обратившись к Рольфу, сказал ему:
— Нибовака, ты чувствуешь себя очень нехорошо. Да! Знаешь почему? Тебе подвернулось счастье, но у тебя сделалась оленья лихорадка. Так всегда бывает в первый раз. Завтра ты пойдёшь и возьмёшь своего оленя.
Рольф не ответил ему, и Куонеб продолжал:
— Желаешь, чтобы я пошёл с тобою?
Слова эти затронули гордость Рольфа, и решимость вернулась к нему.
— Нет! Я пойду завтра один.
Поделиться книгой: