— Да, но, черт побери, Лила, эти бумаги — квитанции, письма, бухгалтерские книги… на всех ваше имя.
— Мое?
— Калхоун. — Макс запихнул руки в карманы. — Разве вы не понимаете? Меня наняли, чтобы я, находясь на судне, изучал вашу семейную историю по документам, которые у вас похитили.
Лила молча смотрела на него. Максу показалось, что прошло очень много времени, прежде чем она поднялась с кресла.
— Хотите сказать, что работали на человека, который пытался убить мою сестру?
— Да.
Она не сводила с него глаз. Макс практически ощущал, что Лила старается проникнуть в его мысли, но когда заговорила, ее голос был ледяным.
— Почему вы рассказали это только сейчас?
Он устало провел руками по волосам.
— Я ничего не помнил, пока вы не рассказали об изумрудах.
— Это странно, не находите?
Макс видел, как словно ставни опустились на ее лицо, и кивнул.
— Не жду, что вы мне поверите, но я правда ничего не помнил. И когда согласился на эту работу, ни о чем подобном не подозревал.
Лила продолжала пристально наблюдать за ним, оценивая каждое слово, каждый жест, каждый нюанс в выражении глаз.
— Знаете, мне кажется очень странным, что вы не знали об ожерелье и грабеже. Пресса мусолила эту тему много недель. Надо жить в пещере, чтобы ничего не услышать.
— Или в студенческой аудитории, — пробормотал Макс.
Язвительные слова Кофилда о том, что у него больше ума, чем проницательности, всплыли в памяти и заставили Макса вздрогнуть.
— Послушайте, я расскажу все, что вспомню, до того, как уеду.
— Уедете?
— Не могу представить, что в сложившихся обстоятельствах кто-либо из вас захочет, чтобы я остался.
Лила разглядывала его, интуиция сражалась со здравым смыслом. Тяжело вздохнув, подняла руку.
— Думаю, вы должны рассказать всем сразу. Тогда и решим, что с этим делать.
Это был первый семейный совет Макса. Он вырос не в демократичной среде, а под безжалостной диктатурой отца. Калхоуны же совсем другие. Они собрались вокруг большого обеденного стола из красного дерева, настолько объединенные, что Макс впервые с тех пор, как очнулся наверху, почувствовал себя отторгнутым. Они слушали, иногда задавая вопросы, пока он повторял то, что уже поведал Лиле в башне.
— Вы не проверяли его рекомендации? — спросил Трент. — Просто заключили контракт с человеком, которого никогда не встречали и о котором ничего не знали?
— Мне казалось, что для проверки не было причин. Я не бизнесмен, — устало ответил Макс. — Преподаватель.
— Тогда не станете возражать, если мы проверим вас, — предложил Слоан.
Макс спокойно встретил его подозрительный взгляд.
— Нет, не стану.
— Я уже это сделала, — вставила Аманда и оперлась руками на стол, когда глаза всех присутствующих обратились к ней. — Мне это показалось вполне разумным, так что я отправила несколько запросов.
— Как же так, Мэнди, — пробормотала Лила. — Полагаю, тебе и в голову не пришло посоветоваться со всеми нами.
— Нет, не пришло.
— Девочки, — попросила Коко со своего места во главе стола, — не начинайте.
— Думаю, Аманда должна была обсудить это, — в голосе Лилы звучал калхоуновский характер. — Это касается всех нас. Кроме того, с какой стати она решила сунуть нос в жизнь Макса?
Они принялись горячо спорить, все четыре сестры, перекидываясь мнениями и возражениями. Слоан расслабился, предоставив событиям идти своим чередом. Трент закрыл глаза. Макс молча наблюдал. Они обсуждают его. Разве не понимают, что спорят о нем, швыряя над столом предположения взад-вперед, как шарик для пинг-понга?
— Извините меня, — начал он, но не был услышан.
Попробовал снова и заработал первую улыбку Слоана.
— Черт побери, прекратите!
Возглас раздосадованного профессора достиг цели — женщины разом замолчали и впились в него раздраженными глазами.
— Послушайте, приятель, — начала Кики, но Макс прервал ее:
— Это вы послушайте. Во-первых, зачем бы я стал вам все рассказывать, если бы имел тайный умысел? И так как вам очень хочется узнать, кто я и чем занимаюсь, почему бы не перестать клевать друг друга и просто не спросить меня?
— Потому что нам нравится клевать друг друга, — торжественно объявила Лила. — И совсем не нравится, когда кто-то мешает этим заниматься.
— Достаточно. — Коко использовала затишье в своих интересах. — Аманда уже проверила Макса… хотя это было немного невежливо…
— Зато разумно, — возразила Аманда.
— Грубо, — поправила Лила.
Перепалка грозила вспыхнуть с новой силой, но тут Сюзанна подняла руку:
— Что сделано, то сделано. Думаю, стоит выслушать, что разузнала Аманда.
— Как я и сказала, — Аманда стрельнула в Лилу взглядом, — я послала несколько запросов. Декан Корнуэлла восторженно отозвался о Максе, насколько помню, назвал его «блестящим» и «преданным своему делу» и оценил как одного из ведущих экспертов страны по американской истории. В двадцать лет Макс с отличием защитил диплом, в двадцать пять — докторскую диссертацию.
— Умница. — Лила успокаивающе улыбнулась Максу, заерзавшему на стуле.
— Наш профессор Квартермейн, — продолжила Аманда, — прибыл из штата Индиана, холост, криминального досье не имеет. Более восьми лет трудится в Корнуэльском университете, издал несколько благосклонно принятых статей. Самая последняя — краткий обзор социально-политической атмосферы в Америке накануне Первой мировой войны. В академических кругах считается вундеркиндом, серьезным ученым, необыкновенно ответственным, с неограниченным потенциалом.
Ощущая его смущение, Аманда смягчила тон:
— Простите за проверку, Макс, но я не хотела рисковать — только не своим семейством.
— Мы все сожалеем. — Сюзанна улыбалась ему. — Просто последние несколько месяцев выдались тревожными.
— Понимаю.
Откуда им знать, что он ненавидит, когда его называют вундеркиндом.
— Если моя академическая характеристика снимает подозрения, это прекрасно.
— Есть еще одна вещь, — продолжила Сюзанна. — Ничего из этого не объясняет, как вы оказались в море в ту ночь, когда Лила нашла вас.
Макс собрался с мыслями, пока все ждали его объяснений. Теперь стало проще сосредотачиваться, так же легко, как всегда, когда он в воображении переносил себя в первое сражение при Бул-Ране[18] или на место Вудро Вильсона[19].
— Я работал с документами. Разразился сильный шторм. Полагаю, во мне мало качеств настоящего моряка. Выполз на палубу, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха и услышал разговор Кофилда с капитаном Хокинсом.
По возможности кратко он пересказал содержание разговора и как понял, во что вляпался.
— Не представлял, что теперь делать, потом меня осенила безумная идея — забрать бумаги, убежать с яхты и обратиться в полицию. Не слишком разумно с учетом обстоятельств. В любом случае меня загнали в угол. Кофилд грозил оружием, но на этот раз шторм оказался на моей стороне. Я выскочил наверх и прыгнул за борт.
— За борт в разгар бури? — переспросила Лила.
— Это было весьма глупо.
— Весьма смело, — поправила Лила.
— Кроме того, в меня стреляли.
Макс нахмурился и дотронулся до повязки на голове.
— Описание Эллиса Кофилда не соответствует нашему вору. — Аманда задумчиво переплела пальцы. — Ливингстон — человек, укравший бумаги, — темноволосый, около тридцати лет.
— Значит, просто перекрасил волосы. — Лила всплеснула руками. — Он не мог вернуться, используя то же имя и ту же внешность. У полиции есть его приметы.
— Надеюсь, ты права. — Медленная насмешливая улыбка разлилась по лицу Слоана. — Если сукин сын вернулся, я по-любому доберусь до него.
— Мы все доберемся до него, — поправила Кики. — Вопрос в том, что нам теперь делать?
Они начали спорить. Трент предупредил жену, чтобы она даже не мечтала лезть в это дело, Аманда напомнила, что это проблема Калхоунов. Слоан категорически приказал ей держаться подальше. Коко решила, что настало время выпить по рюмке бренди, и удалилась.
— Он думает, что я мертв, — пробормотал Макс себе под нос. — Поэтому чувствует себя в безопасности и, скорее всего, болтается где-то поблизости на той же самой яхте. «Летящий всадник».
— Вы помните судно? — Лила подняла ладонь, призывая к тишине. — Можете описать?
— Во всех подробностях. — Макс слегка усмехнулся. — Это первая яхта, на которой я побывал.
— Значит, есть хоть какая-то информация для полицейских.
Трент оглядел сидящих за столом, затем кивнул:
— И мы сами кое-что проверим. Леди знают остров, как собственный дом. Если он здесь или где-то рядом, мы найдем его.
— С нетерпением жду этого.
Слоан глянул на Макса и, поддавшись импульсу, спросил:
— А вы, Квартермейн, примете участие в поисках?
Удивленный, Макс моргнул, затем улыбнулся.
— Да, конечно.
Я ходила в дом Кристиана. Возможно, это опрометчиво, потому что меня могли заметить какие-то знакомые, но я так сильно хотела взглянуть, где он живет, как живет, какие пустячки окружают его.
Оказалось, у него маленький деревянный коттедж возле моря, комнаты забиты картинами, и везде пахнет скипидаром. Над кухней — залитый солнцем чердак, оборудованный под студию. Жилище показалось мне кукольным домиком с симпатичными окнами и низкими потолками. Крыша покрыта опавшей листвой, деревья затеняют фасад, узкая веранда тянется вдоль задней части, где мы сидели и любовались океаном.
Кристиан рассказал, что при отливе уровень воды настолько низок, что можно пройти по мокрым камням к небольшой поляне, виднеющейся вдалеке. А ночью воздух наполнен разнообразными звуками: музыкой сверчков, уханьем сов, плеском волн.
Я чувствовала себя так безмятежно и радостно, как никогда в жизни. Словно мы долгие годы жили там вместе. Когда я сказала об этом Кристиану, он крепко обнял меня, просто чтобы прикоснуться.
— Я люблю вас, Бьянка, — признался он. — И мечтал о том, чтобы вы пришли сюда. Должен был увидеть вас в своем доме, увидеть, как вы стоите среди моих вещей.
Отстранившись, он улыбнулся.
— Теперь смогу постоянно представлять вас здесь и никогда не испытывать одиночества.
Я хотела отругать его и желала остаться. Господи, слова рвались с губ, сдерживаемые только долгом. Безрадостным долгом. Он, вероятно, ощутил это, потому что поцеловал меня, словно хотел запечатать невысказанное внутри.
Мы провели вместе всего час. Оба понимали, что я должна вернуться к мужу, к детям, к жизни, которую выбрала до того, как встретила Кристиана. Я чувствовала его руки вокруг себя, вкус его губ, его возрастающую потребность — яркое эхо моих собственных эмоций.
— Я хочу вас.
Услышав собственный шепот, я не испытала никакого стыда.
— Коснитесь меня, Кристиан. Позвольте принадлежать вам.
Сердце бешено стучало, когда я порывисто прижалась к нему.
— Займитесь со мной любовью. Возьмите меня в свою постель.
Он так сильно обхватил меня, что я едва могла дышать. Затем погладил по лицу, и я почувствовала дрожь в кончиках его пальцев. Зрачки стали почти черными, и я легко читала в них. Страсть, любовь, отчаяние, сожаление.
— Знаете ли вы, как часто я мечтал об этом? Сколько ночей лежал с открытыми глазами, желая вас?
Потом отпустил меня и пересек комнату, подойдя туда, где на стене висел мой портрет.