Плаванье великой черепахи

– Иди сюда, Нагиал, – позвала вампирша. – Его следует уложить и закутать. Жаль, трав нет. Хотя… У меня в сумке должны лежать кое-какие.

– Фарнор! – позвал гласень, чуть повысив голос.

Он не сомневался, что сотник рядом с каретой и не замедлит появиться. Так и есть: заглянул в малое окошко, чуть приоткрыв его. Выслушал распоряжение, кивнул. Минуту спустя сумка лежала на полу кареты.

– Надо было оставить здесь корзину того травника, – буркнул гласень самому себе.

– Да, зря я так погорячился, – покаянно вздохнул сотник, устраиваясь возле вампирши и пристально наблюдая за ее движениями. – Сам он жив, а склянки, почитай, все разбились. Плакал, недокормыш… Твердил, редкие настои погибли.

– Ты искал его? – удивился гласень.

– Да. Все же не отравитель, – смутился светец.

– Тогда поищи снова, раз коня и себя не жаль, – предложил гласень, щедро отсчитывая два десятка золотых монет из мешка, переданного управляющим замка. – Отдай плату за лечение. И рот заткни. Нечего ему лишнее болтать о служителях.

– Исполню, – оживился сотник.

Принял деньги и покинул карету. Частый перестук копыт его коня быстро удалился. Вампирша дрогнула бровью, выражая свое неоднозначное отношение к спутникам.

– Странные вы, люди. Сперва убиваете – потом платите. И даже искренне переживаете, не пострадал ли тот, кому сами же ломали кости. Никогда мне этого не понять.

– Что за травы? – резко перебил гласень.

– Сам смотри, нюхай. Эту зовете душень, ту – ладонец, вот такую – винь. От переутомления помогают, хороши для согрева и крепкого сна. Я сама выпью и тебе тоже советую. Мы все устали сегодня.

– Ладно, – неуверенно согласился гласень. – Пей первая.

– Вот и говорю – странные, – снова нахмурилась вампирша. – Для нашей расы и черная глань со спелыми плодами – не яд. Что же ты хочешь доказать, предлагая мне первую чашу?

– Себя успокаиваю, – отозвался гласень совсем уж нехотя. Однако на сей раз без раздражения. – Думаешь, вы менее странные, чем мы? Я каждый миг жду, когда ты станешь нам шеи сворачивать. Не спасет от тебя клятва, даже со звучанием, я уверен. Что тебя на самом деле сдерживает, а? Определенно, коварства в вас не меньше, чем в нас.

– Только цели и условия разные, – чуть погодя отозвалась женщина. – Готово, заварилась трава. Я оставлю еще порцию в котелочке, пусть томится.

Всего две капли крови из пальца, пораненного острым шипом ладонца, упали в котелочек. Леди Аэри чуть приметно улыбнулась. Для начала достаточно. Не стоит спешить. Ей не хватит сил на полноценный контроль – пока не хватит. Но дорога впереди длинная. А восстанавливаться быстро она умеет.

Главное – не делать ошибок. Не ломать в значительной мере фальшивого и слишком тонкого доверия, наметившегося между спутниками. Других исполнителей ей не найти. Надо воспитывать этих. Привыкать к ним, подстраиваться, искать прочную связь.

Хорошо бы напоить и сотника. Жаль, он не из грифов! Перспективного и сильного повелителя удалось бы вырастить при должном везении. Мудрого, крепкого, безмерно любимого подданными. И, когда это требуется, послушного.

Аэри допила взвар, сполоснула чашу и наполнила повторно. Бережно и терпеливо, по одному маленькому глоточку, с перерывами, напоила впавшего в беспамятство зреца. Укутала его поплотнее, поправила подушки.

– Трогательная забота, – задумчиво отметил гласень. – Смотрю и ужасаюсь. Мы везем в столицу слишком опасное существо, как я полагаю. Лучше тебя убить сейчас. Я убежден в своей правоте.

– Но не в своем праве, – добавила вампирша. – Пей и отдыхай. Вы, люди, редко решаетесь исполнить то, к чему призывает вас внутренний голос. Потому что не знаете, кто бубнит у вас в голове: Адалор, Ролл или собственное больное воображение. Давно, сто с лишним зим назад, я очень хотела воспитать хотя бы одного человека. Сделать подобным нам.

– В чем?

Гласень попробовал теплый настой и недовольно вздохнул – вкусно. И подозрительно. Все они ведут себя странно, слишком мягко по отношению к твари. Да и она не такая, какой представлялась. Лучше бы проклинала и угрожала. Отравить попыталась. Хотя бы гадостью напоила… Так нет – лечит.

Второй глоток Нагиал просмаковал медленно и с удовольствием, дав себе право отказаться от подозрительности всего на один день. Вампирша права: всем нужен отдых. Особенно ему. Проклятая охота вынудила проповедовать много раз в полный голос. Отряд нуждался в помощи и содействии самых разных людей, весьма влиятельных. И не особенно расположенных делиться. Потому что, верно сказала Арина, власть Гармониума уже ослабевает. Трудно скрыть, что на службе осталось всего-то шесть краснокожих. Что во всей стране сейчас один настоящий внемлец…

И что маэстро болен. А он, не самый честолюбивый из служителей, излишне пожилой и не создавший нужного числа связей – все же хотел бы примерить мантию бледного золота… Рассчитывал приблизиться к цели, проведя охоту. И теперь боится ее успешного итога сильнее, чем самой сокрушительной неудачи. Ему не хватит сил и влияния, чтобы сохранить Арину в своем храме. Ее отнимут и используют иные. Прежде казалось – пусть. Прежде, пока он не ведал, сколь много важного и ценного знают вампиры. И не верил, что эти тени Ролла способны делиться и учить. Все выглядело куда проще до встречи в замке Даннар. Найти, обратить, сдать в семивратный храм. Получить вознаграждение и оказаться замеченным высшей октавой служителей. Теми, кто изберет нового маэстро.

А как быть теперь? Как?

Пусть женщина во многом лжет. Но не во всем. Уже понятно, что долгая жизнь в результате приема крови – правда. Это подтверждает и исцеление зреца, и удивительная, непостижимая раньше продолжительность правления прежних эргрифов.

Не наградят его в столице. Тут бы выжить! Отнимут источник здоровья и долголетия, а самого добытчика – подальше от глаз. Лучше всего прямиком на досрочный суд Адалора. И его, и расторопного сотника. А может, и зреца…

Нагиал допил чашу. Приятный вкус. Терпко, пахнет цветами и явно приготовлено на меду. Проясняет рассудок, снимает избыток напряжения, избавляет от неуверенности. Он понимает, во что вовлечен, и не боится! Гласень покачал головой и подумал, что хорошо бы употребление питья осталось без серьезных последствий. Похоже на влияние. Он читал о подобном. Но как? Голос женщина не использует, он бы заметил. Обаяние свое, странное и сложное, держит в узде.

А все же ее жаль. Одна, последняя… Страшно подумать о подобном! Остаться единственным существом своей расы во всем мире – невыносимые, должно быть, по тяжести тоска и боль гнут плечи пленницы.

Гласень снял с вешалки запасной теплый плащ и отдал женщине. Повторил свой вопрос:

– В чем могут люди быть подобны вампирам?

Арина благодарно кивнула, укуталась в плащ, устроилась прямо на полу, загрузив углем печурку. Прикрыла веки и сонно, почти без выражения, ответила на заданный вопрос о схожести и различии людей и вампиров.

– Те, кого у нас звали лордами, управляли всем нашим обществом. Они долго учились сочетать собственную личность и опыт других – внешний, накопленный ранее. К двумстам зимам лорды обычно соединяли в полной мере дар гласеня, зреца и маэстро, как вы их называете. То есть видели важное для всех, слышали советы высших и умели находить баланс, гармонию, управляя подданными. Мне казалось, люди способны на нечто подобное. Правда, отец твердил, что и без того от вас слишком много бед…

– Они что, лишались врожденного слуха, зрения и разума? – охнул гласень.

– Нет, конечно. Я не знаю, почему вы уродуете своих одаренных. Скорее всего, чтобы ускорить процесс и сузить коридор возможностей, – зевнула Аэри. – Зрец, если он настоящий, видит мир вдвое ярче. И платит за это лишь своим временем, истраченным на самосовершенствование. Многими зимами труда, а никак не жалкими часами физической боли. Спи, достойный служитель Нагиал. Отдыхай. Для вас, людей, вредно и непривычно так тесно набивать голову мыслями. Вы болеете от нового. Сильно болеете. Иногда смертельно. А я не хочу никому вредить.

Гласень закрыл глаза и ощутил, что без усилия, сразу, погружается в добрый теплый сон. Целительный, подобный летнему озеру, серебряному в лучах Адалора. Чистому и глубокому.

Леди Аэри Эрр Эллог тоже расслабилась и дышала ровно. Ощущала себя водой, медленно охватывающей, омывающей грязное и спутанное сознание гласеня. Не особенно хороший человек. Но и не худший из них. Еще не миновал ту грань, не опустился до илистого дна, откуда не вытащить. Для подонков свет становится недосягаем. Этот – пока еще не таков, он колеблется. Смешно! Почти стар по человечьему счету зим – и не нашел себя, не выбрал линию поведения. Истину, способную стать для него главной. Помнит обиды, хранит остатки мечтаний о славе, искренне – вот редкость-то! – верит в Адалора. До сих пор читает проповеди с неподдельным рвением. Жаль, по возрасту немного не то – мог бы стать маэстро… Впрочем, отчего не попробовать? Зим десять она способна вернуть этому Нагиалу.

В конце концов, остаток своих дней – и едва ли их будет много – придется провести среди людей. Значит, надо постараться сформировать себе нужный их круг.

Это трудно. Невыносимо трудно. Но вампиры уже давно живут, не ведая радости и надежды.

Озеро древнего и глубокого сознания леди темно от грусти и боли. Но по-прежнему исполнено силы. Два-три человека могут жить на его берегу, купаться в водах и пить из родников знания, не создавая проблем. Конечно, набор не идеальный. Имеется неглупый и умеющий убеждать, чуткий и готовый видеть. Нет еще одного. Определенно, требуется тот, кто способен действовать.

Карета скрипела новенькими кожаными ремнями, стучала по камням большими колесами. Двигались на север. К столице, куда пока им всем не следует спешить. Поэтому леди Аэри позволила себе лишь короткий сон в полчаса, не более.

И со стоном села на полу, кутаясь в плащ. Омывать сознание людей почти так же опасно, как пить их кровь. Слишком много грязи и неорганизованности. Ничего, она опытная и справится.

Леди допила настой, заела его парой ложек меда. Довольно улыбнулась – уже лучше. И слегка стукнула в оконце.

– Что надо? – тихо спросил сотник, приоткрыв узкую щель малой створки.

– Зрец плох, – честно сообщила вампирша. – Привал бы сделать. Ему нужна нормальная кровать, домашнее тепло и хороший травник. Дней на пять самое меньшее.

– Позор, слушаю врага, – скривился Фарнор. – Твое счастье, тварь ты эдакая, что тучи на горизонте, вон, глянь, премерзкие. Того и гляди, всерьез навалится снег. Мокрый южный снег. И увязнем мы… – Мужчина резко махнул рукой, отгоняя слова, слишком уж определенные и недостойные слуха служителей, сидящих в карете. – В общем, сам не без ума. В пяти верстах отсюда имеется деревушка. Нет там ни грифских стражей, ни местных служителей. Тихо, бедно и уютно. К ужину доберемся.

– А где ты сотню свою разместишь? – удивилась вампирша.

– Да какая сотня, – еще энергичнее отмахнулся светец. – Две дюжины отослали с младшим зрецом в столицу, уже давно. Еще пятерых позже, с сообщениями. Семеро слегли с кашлем, двоих кони лягнули, один…

– Я почти готова поверить, что вампиры умеют сглазить удачу, – тихо рассмеялась Аэри. – Досталось вам, охотничкам.

– В общем, сорок человек нас. Поместимся. – Сотник хмуро глянул на пленницу. – И учти, сбежать я тебе не дам. Даже если останусь один. Закрывай оконце, не студи карету.

Леди послушно прикрыла обитую кожей резную деревянную створку. Довольно поправила волосы. Вот и третий. Занятная может получиться подборка. В чем-то уникальная. За последние две сотни зим ни один вампир из числа лордов не подбирался так близко к подходящему материалу. Жаль, нет на этом берегу второго взрослого опытного лорда! Вдвоем бы они обработали набор до чистовой шлифовки.

Пока же надо готовиться к большому делу. Запасать отмеченные кровью листья трав. Структурировать воду во фляге гласеня. И врастать в них. Врастать – всерьез, всей душой.

Глава 2

ПОБЕГ

Когда мама сказала, что следует уходить, он не поверил своим ушам.

Потому что давно решил: не бросит ее, не позволит прикрывать его спину, рискуя собой. Он мужчина и он должен бороться. Так и сказал. Аэри Эрр Эллог смеялась недолго, но искренне.

– Шарим, ты всего лишь ребенок. И ты исполнишь волю леди, даже не желая того.

– Ты моя мама, а не леди. Я не уйду.

– Конечно, не уйдешь, – отозвалась мама, быстро собирая в маленькую сумку пищу, деньги и документы. – Придется бежать во весь дух. У меня нет связи с дальним берегом уже три зимы. Я готовилась отослать тебя летом. Мы здесь работаем, а не развлекаемся. Хотя ты, мамкин защитник, предпочитаешь второе.

– Мам…

– А кто всем наследникам грифа носы свернул? – возмутилась леди. – Я устала их лечить и морочить, чистя память. И потом, ты выглядишь не старше человечьих пятнадцати. Что ты делал вчера на верхнем уровне галереи, мерзкий мальчишка? Ты ухлестываешь за женами грифа. Не спорь. Как нас еще не обнаружили до сих пор, ума не приложу.

– Я не хуже взрослых лордов умею искажать облик, – надулся Шарим. – И кстати, за кем мне ухаживать, если других девушек, наших, нигде рядом нет? Мам, да хватит собирать документы, не уйду я! Буду драться.

– А ты умеешь? – поинтересовалась леди, доставая из сундука длинный кинжал и передавая сыну. – Все, управилась. Садись. У нас еще пять минут. Слушай. Ты сейчас выберешься на внешнюю стену, по веревке…

– Не я, а ты!

Леди тяжело вздохнула, выпрямилась и очень серьезно глянула на сына. Подняла правую руку, тыльной стороной ладони коснулась своего лба. Левую вытянула вперед. Шарим обреченно прикусил губу.

– Именем леди и кровью рода я приказываю тебе исполнить волю мою.

– Так будет, Аэри Эрр Эллог, – выговорили непослушные губы, хотя он закусывал их до боли, мешая ответу на клятву. – Прикажите, и я исполню.

– Ты отправишься на побережье, дождешься безопасного момента. Учтешь погоду. Добудешь лодку и припасы. Отправишься на запад, через море. И ты не обретешь свободу воли, пока не передашь документы своему старшему брату или иному лорду дальнего берега.

– Так будет, леди Аэри Эрр Эллог. – Он плакал, но губы по-прежнему слушались голоса крови, а не собственной воли, сжавшейся в ничтожный узелок отчаяния.

– Прости меня. – Мама устало присела на край кровати. – Иного выхода нет. Ты не сладишь с людьми. Ты слишком молод, тебя используют и обратят. А я… Я исполнила все, что подобает леди. Вырастила детей, проводила свою расу в путь и обезопасила ее исход. Я понимаю твою боль. Мне было так же тяжело, когда твой отец отослал меня против моей воли и остался там, на переправе, двадцать восемь зим назад. Нет, мне было хуже. Я знала, что он умрет. А ты должен верить: я выживу. По крайней мере, еще поборюсь за это. Ну, не стой. Беги. Пора.

И он побежал. Кровь, дар и проклятие вампира, не позволяла нарушить приказ. Теперь она вынуждала не просто исполнять его, но исполнять наилучшим образом, задействуя все знания, все силы. Их не так уж мало. Он – Шарим Эрр Данга. Дважды лорд. По линии матери и по линии отца. Редкое сочетание, могущественное. И мама наверняка права. Старшему брату теперь сто сорок шесть зим. Очень возможно, что именно он лорд в новом мире вампиров по ту сторону моря. Хотя там-то никто не зовет их вампирами, это слово – человеческое изобретение.

Пока где-то глубоко в голове блуждали посторонние мысли, тело и сознание действовали. Шарим выбрался во внешние галереи, нашел неохраняемый участок стены, отследил передвижения передовых воинов Большой охоты там, на ведущей к замку дороге.

Мрачно сплюнул, различив вдали двух обращенных. Мама говорила: бывает так, что обстоятельства сильнее тебя. Но все же не настолько! Позволить людям влить тебе в горло кровь и сделать этим… Почему они не умерли? Может, были трусливы. Или плохо тренировались. Не предвидели ход боя. И вот итог. Служат людям, как шавки. Мама никогда не позволит обстоятельствам так изуродовать свою судьбу.

Шарим скользнул по веревке вниз, беззвучно и стремительно канул в темноту у изгиба стены. Приземлился на два камня, не оставляя следов. Дернул тонкую бечеву, развязывая узел на веревке. Сосредоточенно и стремительно собрал падающую веревку в аккуратную бухту, не дав ей коснуться слежавшейся травы у подножья стен. Одиночные блестки снега и бляшки льдинок остались непотревоженными. Никаких следов! Таков приказ леди.

Юноша запрыгал по камням, удаляясь от замка. Он давно наметил несколько десятков троп для отступления. Тренировался, проходя их в самое трудное время. Зимой, когда ночной дождь покрывал тропу коростой глянцевого скользкого ледка, а беспросветная ночь ослепляла даже его, остроглазого, как и подобает вампиру. Летом, не срывая ни единого клока густой поросли мха. Под взглядами людей на стене, ясным днем, ловко прячась за каждым малым кустом или холмиком…

Теперь наука пригодилась. Он мчался, не раздумывая и не вглядываясь. Поднял из памяти нужное – и использовал сполна.

Склон стек в лощину, от ее дна вверх выгнулась новая спина горы. Их немало еще будет до берега. Придется двигаться напрямик, так быстрее. К тому же люди не ходят напрямик, их тропы огибают кручи. Есть прелесть в упоительном беге на пределе сил. Мышцы прогреваются, связки обретают полноту гибкости, дыхание выравнивается, кровь звенит, он слышит ее ток, наполненный азартом.

Если бы люди могли теперь увидеть бегущего Шарима, они поразились бы его истиной внешности. Кожа обрела свое настоящее, мягко подсвеченное сияние золота. Глаза налились мраком, волосы из каштановых превратились в багровые, очень темные, отливающие даже синевой. Воистину, когда вампир не маскируется, он ничуть не похож на человека.

Достигнув кромки прибоя, юноша удовлетворенно улыбнулся. Первая часть дела закончена. Любая погоня по следу, даже если она есть, займет пять дней. Чего еще ждать от людей, с их-то жалкими возможностями? Только внезапного удара в спину, как обычно, – так говорила мама. Шарим кивнул, принимая мелькнувшие в сознании слова как предупреждение: "Не становись беспечным!" Сел, решительно скинул с плеча сумку. Пора маскироваться. Менять внешность, обдумывать детали легенды для поселка рыбаков. Выбираться на дорогу и снова двигаться.

Юноша глотнул из фляги маминого домашнего медового взвара. С проснувшимся отчаянием глянул вверх. Утро моет серые окна неба… И там, в замке, все уже закончилось. Маму поймали. Она позволила себя схватить, чтобы сын беспрепятственно ушел. Наверняка еще придумала какую-нибудь ловкую комбинацию. Например, подсунула охотничкам ребенка, испившего крови, вместо второго вампира.

Главное – жива. Сердце вещает безошибочно. Кровь – тем более. Мама жива и даже не пострадала.

Шарим недовольно пощупал ткань рукава своей куртки. Типичная одежда для слуги дома Даннар, такую он обычно носил в последние зимы. Удобная, открывающая все двери – там, в замке, и возле него. Делала невидимкой: кому покажется приметным да еще и подозрительным сын конюха или молочника? Да ровным счетом никому. Бегает на посылках, суетится, усердствует…

Родовой замок удаляется с каждым шагом, значит, потребуется иной наряд. Попроще, победнее. Он сын изгоя – начал Шарим строить обстоятельства для пересказа новым знакомым. Усмехнулся: ужасная доля, сгибающая спину и наполняющая речь жалобами и желчной завистью к окружающим. Итак, сын изгоя… никчемный отпрыск преступника.

– Само собой, мама все скрывала, – прикидывал и пробовал тон Шарим, выбирая себе дорожную палку поудобнее. С надрывом вздохнул: следует обязательно упомянуть, как внезапно и шумно обнаружился материн позор, как их грубо выгнали из села.

С горя мама умерла… Вампир вздрогнул и жестом утреннего приветствия Адалору отогнал ужасную небыль, пусть и удобную. Такого он не скажет. Нет! Мама, само собой, жива. Ее приняли на хорошее место в богатом доме. И пришлось взрослому сыну избрать одинокий удел, избавив родительницу от обузы. Гораздо лучше: и пожалеют, и похвалят. Что деньги у прохожих людишек без спросу взял, тоже не вредно добавить. Богатый изгой – он куда нужнее рыбацкой деревушке, чем нищий. Пятнадцать монет – самый подходящий размер состояния. Как раз на лодку и на взнос в артель.

Поверят. Еще и вспомнят с искренней печалью. Мол, первым же штормом унесло неумеху в море, жаль… то есть пожалеют лодку. И порадуются, что приняли сполна залог за право остаться зимовать, что стребовали вперед оплату за старое дырявое корыто с гнилым парусом.

Шарим задумчиво глянул на серое холодное море, смыкающееся у незримого горизонта с пасмурным небом. Надо переодеться и пополнить припасы. Срочно. Значит, либо дурить кому-то голову теперь же, близ замка, спешно лепить маскировку, навлекая на себя риск быть обнаруженным зрецом, или… Либо рискнуть, но несколько иначе.

До аккуратного домика, спрятавшегося в складках холмов, юноша добрался, когда белесый тусклый Адалор кое-как пробился сквозь облачность и повис у горизонта, косматый, меховой, промерзший. Шарим поправил воротник, резко выдохнул и постучал в низкую дверь. Верить людям способен только глупец. Значит, он именно таков.

Зря мама твердила про верхние галереи и шашни с женами грифа. Не нужны ему эти куры, глупые и крикливые. Попал он впервые на ярус жен пару зим назад. Бегом примчался, ощутив чье-то отчаяние, такое огромное и окончательное, что не откликнуться показалось невозможно. Излучала боль новая невеста грифа, привезенная в замок накануне. Шарим привычно справился с хитрым, по мнению людей, замком на двери, скользнул в покои и осмотрелся.

Хорошенькая девчонка, совсем молоденькая, на вид зим пятнадцати самое большее. Стоит, вцепившись в узорную ковку решетки цветочного подоконника, молча смотрит во двор. Если бы плакала или билась в истерике, он бы, пожалуй, ушел. Не страшно: привыкнет, это обычная реакция на новое место и незнакомую обстановку. Многие сперва пугаются, а позже приходят к мысли, что им повезло. Выбор-то у знатной девицы не особенно велик: за грифа или одного из его вассалов. Так или иначе – неизбежно по сговору родителей, как требует человечий обычай. Слезы – его продолжение. Своеобразная дань традиции. Способ выторговать наилучшие возможные условия. Признак капризного норова. Много разных вариантов.

Другое дело, когда принимают свою судьбу так: молча, сосредоточенно и спокойно. Это настоящее отчаяние. И результат его окажется непредсказуем и, весьма вероятно, страшен. Сейчас откроет сворки окошка и сиганет вниз, с высоты третьего яруса, на каменные плиты. Запросто.

– С чем пришел? – не оборачиваясь, уточнила невеста грифа, когда Шарим позволил ей услышать свое присутствие – чуть шевельнул дверь и пару раз шаркнул ногами.

– Плохо тебе, вот и переживаю, – честно признался вампир.

– Отчего же? – усмехнулась невеста. – Такая честь! Из ничтожного рода – и сразу в высшую знать. Теперь мы уважаемые люди. Отец устроился в городе, брат по службе продвинулся, сестра от женихов с трудом отбивается, выбирает самого подходящего. Так что иди. Ничего глупого я не сделаю, напрасно за мной следят. Не могу ведь я испортить жизнь родным.

– А себе?

– Говорят, грифу быстро надоедают жены, – с надеждой сказала девушка и обернулась. Ее лицо дрогнуло жалко и испуганно. – Еще я слышала, фамилия Даннар многочисленна и все ее представители навещают аориум. У нас на севере иначе заведено было. Хоть для знатных фамилий обычные, то есть настоящие семьи запретили, но это лишь для виду. Живем, как жили исконно.

– Чему же радуются твои родные?