Тени черного леса

— Надо переть к одноногому.

Речь шла о немецком солдате-инвалиде. Он потерял ногу где-то под Сталинградом. Отморозил. Чему искренне радовался — потому что успел вырваться до того, как там началось самое веселье. Из его роты в живых не осталось никого. Но из России он привез умение гнать самогон. Чем и занимался. Кроме того, оттуда же он привез отвращение к нацизму. Впрочем, возможно, оно были и до этого. Фридрих до прихода был то ли социал-демократом, то ли христианским демократом… Мельников в таких вещах не разбирался. Но нацисты его сочли неблагонадежным и выперли с «волчьим билетом из школы», где он преподавал астрономию. Он с самого начала активно сотрудничал с нашими. Его, кстати, активно проверяли смершевцы — но оставили в покое.

Фридрих сидел на лавочке возле своего довольно-таки неказистого (по немецким меркам) дома и мирно курил трубку. Увидев Мельникова, он помахал рукой:

— Привет, Фридрих, дело к тебе есть.

— Это ты насчет убийства?

— Тут хуже все. Дело очень нехорошее. Партизаны у нас в округе завелись. Немецкие. А я, поверь, хорошо знаю, КАК борются с партизанами. Тут такое начнется, что мало никому не покажется.

— Вот сволочи! — покачал головой Фридрих. — Мало им. Ты знаешь, я кое-что про это слышал, еще при нацистах, когда ваши были на подходе. Геббельс постоянно речи говорил на эту тему. И, ходили слухи, какие-то партийные деятели тоже говорили какие-то речи на этот счет. Но эти партийные деятели первые сбежали, когда еще никто не знал, чем дело кончится… Но чем я могу помочь?

— Надо попытаться вычислить, где они могут скрываться. Тут у вас не наши леса, особо не разгуляешься.

— Может, в этом загадочном Черном лесу?

— Тогда дело безнадежное. Но чутье мне говорит, что нет. Есть еще места?

Фридрих задумался и наконец изрек:

— К Хеньшелю надо идти. Может видел, сидел такой седой худой господин с тростью. Я до войны с ним в школе работал. Он был этим… натуралистом. Бабочек всяких собирал.

— А при чем тут бабочки?

— Так он всю округу знает, как свои пять пальцев. Вечно бродил по округе.

— Он будет сотрудничать?

— Никуда не денется. Он сам ко мне недавно приходил, обиняками просил замолвить за него словечко…

— А что, нацист?

— Да нет, просто трус. Он же биологию преподавал. А при Гитлере биология была… своеобразная. Обоснование расовых законов, обоснование социал-дарвинизма. Боится, что вы ему это дело припомните. А ему в Сибирь не хочется.

Герр Хеньшель и в самом деле сильно испугался визита, а услышав о цели, сразу замахал руками и начал многословно уверять, что он тут ни при чем. Видимо, решил, что его пришли арестовывать. Мельникову в партизанском отряде очень много приходилось допрашивать людей — так уж вышло, что в небольшом отряде он выполнял роль разведывательного и особого отделов. Поэтому он решил сыграть как раз на панике учителя.

— Герр Хеньшель, мы все можем забыть. Но и вы должны доказать, что лояльны к новой власти.

— Конечно, конечно… Но я ничего не понимаю в военном деле. Чем я могу помочь?

— Вы хорошо знаете край. Где они могут скрываться? Местные жители вряд ли станут их укрывать. Про Черный лес забудем. Значит — меня интересует довольно обширный лесной массив, где могут укрыться несколько человек.

Учитель задумался. Судя по его виду, когда речь пошла о знакомой ему теме, он несколько успокоился.

— Да, да. У нас, не как у вас в России, больших лесов мало. Вот есть сосновый лес. В трех километрах западнее.

— Карту умеете читать? — Мельников развернул заранее прихваченный у майора лист карты. Это была немецкая пятикилометровка. Крупновато, но понять можно.

— Вот тут. Правда, рядом ферма. Но она скорее всего, пустая. Ее хозяин последний в городе был… до вас. Он говорил о своем желании уйти. А больше никто его не видел.

Лейтенант отметил про себя, что лес как раз находился между дорогой, на которой произошло нападение, и их городком. А Черный лес был далеко на юго-востоке. Правда, не давала покоя одна странность. На месте этих нацистских партизан Мельников, если б уж полез в город, первым делом ликвидировал бы Фридриха. Как приспешника оккупантов. Хотя бы чтоб другим неповадно было. Или он все-таки является их человеком? Но тогда надо действовать быстро, а не размышлять.

Прихватив из комендатуры автомат, Мельников отправился на разведку. Лес он нашел быстро — это был довольно крупный сосновый массив, располагавшийся на холме. Впрочем, «лесом» такое назвать можно в Германии. У нас он сошел бы за парк — разве что без дорожек и скамеек. Тут в лесах старательно вычищали не только бурелом, но и убирали подлесок и хворост. На краю леса и в самом деле имелась ферма, судя по всему, довольно богатая и, совершенно очевидно, пустая. В наступающих сумерках лейтенант заметил поднимающийся под деревьями дымок… Во дают! Они б еще указатель поставили.

Собственно, основную информацию он узнал, но раз пошел, надо доводить дело до конца. Он заметил заросли кустов возле опушки и осторожно двинулся к ним. От них уже проник в лес. Маскироваться с этом сосняке было трудно, но лейтенант и не такое проходил. Тут хоть росла довольно высокая трава. К этому времени уже совсем стемнело. Продвинувшись вглубь, он увидел вдалеке пламя костра, на фоне которого выделялся силуэт человека, стоявшего с винтовкой. Впрочем, стоял — это было громко сказано. Человек привалился к дереву в расслабленной позе. Обойти его труда не составило. В пламени костра он увидел еще четверых. Судя по доносившемуся оттуда шуму, все были изрядно пьяны. Можно было уходить.

— Товарищ майор, как партизаны они ничего не стоят. К тому же они сейчас пьяны. А пока мы будем докладывать по начальству, пока они там раскачаются, эти люди уйдут на другое место. К тому же любители любителями, но у них могут быть люди в окрестных населенных пунктах. Может, они и этого немца убили, что, допустим, у него были какие-то обязательства, а он потом отказался. Да и видел я, как немцы с партизанами боролись, пока не научились. Шума было до неба, толку — куда меньше.

— Было б на войне… А теперь — людей в мирное время станем класть? Я на себя ответственности не возьму.

Майор взялся за телефон. Доложив обстановку, он упомянул и об инициативе Мельникова.

— Он, товарищ полковник, фронтовой разведчик, а еще раньше — партизан…

Выслушав ответ, Щербина повернулся к Мельникову:

— Спрашивают, живым хоть одного взять сможешь?

— Так точно.

— Говорит, сможет. Есть.

Щербина опустил трубку на рычаг.

— Приказ такой: вести наблюдение, если «языка» взять не можете, не лезьте. Если возьмете — действуйте по обстановке. Но брать только добровольцев!

В добровольцы вызвалось много народу. Почти все. Но Мельников решительно отсеял тех, кто не воевал, или воевал вдали от фронта. К лесу они вышли уже перед утром.

— Есть те, кому в разведку приходилось ходить? — спросил он.

— Мне приходилось, товарищ лейтенант, — отозвался усатый ефрейтор средних лет с двумя медалями «За отвагу».

— Тогда, Никифоров, возьмешь семь человек, скрытно обойдете лагерь сзади. Близко не подходите. Я возьму «языка», потом начнем работать. Услышите выстрелы, лупите по всему, что движется. Мы их будем гнать на вас. Остальные — так: прикрываете меня, я беру часового. Если что не выйдет — потом начинаем концерт.

Уже знакомой дорогой Мельников прополз к часовому. Теперь он стоял достаточно прямо. Но лейтенант подкрался к нему сзади, прыгнул, одной рукой пережал горло, другой ударил по затылку. Тот обмяк в руках у лейтенанта. Мельников достал из кармана припасенный шнур с петлей, стянул ему руки и потащил прочь. Первое дело было сделано.

Свои находились метрах в двадцати. Мельников тронул одного за плечо и одними губами произнес:

— Ты с ним. И чтобы живой и не рыпнулся!

Отряд двинулся вперед. Стала видна поляна с костром. Честно говоря, лейтенант надеялся, что они спят, но ведь нет — двое сидели вокруг костра.

Он поманил Копеляна и показал знаком: ты левого, я правого.

Они дали очередь почти одновременно. Мельников попал, а вот старший сержант мазанул. Второй вскочил, но тут другие бойцы стали стрелять из винтовок. В пламени костра метнулись еще две-три тени. Один метнулся прямо на отряд Мельникова — и почти тут же свалился. Но двое, дав по очереди из автомата, пригибаясь, двинули в темноту. Но там тоже раздались звуки «ППШ» и винтовочные выстрелы. Послышалась очередь из «MP-40». Потом все стихло.

Лейтенант осторожно приблизился к поляне. Тут было все ясно — трое мертвых, один живой, но явно долго не протянет.

— Никифоров, у тебя там что?

— Порядок. Двое готовы. Потерь нет.

— Можете выходить!

Подошли остальные из отряда лейтенанта, из темноты показались люди Никифорова.

— Ну как? — спросись Копелян.

— Хреново. Их оказалось не пятеро, а семеро. Двоих проглядел. Разведчик, блин.

— Ладно тебе… Хорошо кончилось — и ладно.

Тем временем Мельников нагнулся над убитым, лежащим возле костра. Это был молодой парень с многодневной небритостью, в донельзя изорванной одежде без погон и петлиц. Только на рукаве видна была нашивка обер-ефрейтора[6]. Или ротенфюрера. Разбери тут.

Нечто похожее Мельников видел. В сорок первом — наших солдат в таком виде, в сорок четвертом в Белоруссии — немецких. Типичный окруженец. Второй был примерно в таком же грязном и драном виде. Но у него была черная танкистская форма и знаки различия шарфюрера[7] СС.

— Что-то не похожи они на партизан, — словно прочел его мысль Копелян.

— Знаешь, когда окруженцы в отряд приходили, у них и похуже видок был. Но ты прав в том смысле, что это точно люди, посланные неким действующим Центром. Ладно, поговорим с тем, кто живой… Никифоров! Вы соберите с людьми оружие. Копелян! Иди туда, помоги клиента доставить.

Вскоре старший сержант и другой боец появились, подталкивая стволами пленного.

— Товарищ сержант, а этот — он наш! — обратился к лейтенанту боец, карауливший «языка».

— Русский, что ли?

— Никак нет. Я сам с Украины, так он, когда очухался, по-нашему, по-украински, ругался. То есть, не совсем по-украински…

Мельников оглядел пленного. Он был такой же грязный и небритый, от него на три шага пахло немытым телом.

— Розповидай, сволоту, звидки ти такий взявся…[8] — спросил Мельников, переходя на язык Шевченко. — Ты знаешь, я в партизанах воевал, умею с такими разговаривать. К тому ж ты кто? Просто бандит.

Судя по тому, как пленный напрягся, ему доводилось кое-что слышать о партизанах и об их своеобразных методах — особенно по отношению к тем, кто поступил к немцам на службу.

— Ну так как? — поднапер лейтенант.

— Так все равно ж расстреляете… — наконец ответил он.

— Так тебя еще судить будут, а суд у нас гуманный. А если тебя я сейчас допрашивать буду, ты сам будешь смерть звать.

Пленный вздохнул. Похоже, смерти он не боялся. По той причине, что человек смертельно устал. Не физической, а моральной усталостью, когда человеку уже все равно. Но мучиться-то все одно не хотелось.

— Ладно, раз поймали. Данила Басюк, штурман[9], дивизия СС «Галичина». Сам из-под Львова.

— Что по лесам бегал?

— А куда мне? Все одно расстреляете. Ваши наших в плен не брали.

— Теперь война кончилась, дела другие. Кто остальные?

— Двое, кроме меня, — наши. Трое — добровольцы из СС. Двое эстонцев. А один то ли швед, то ли норвежец. В общем, откуда-то с севера. Командир, танкист, — немец. Он говорил, я, дескать, никогда не сдамся.

— И что вы собирались делать?

— А бис его знает. Иногда думали — на Запад прорваться. И в общем, так получалось…

— А немца зачем в городе убили?

— Немца? Это не мы!

— И машину подбили не вы?

— Машину — мы. Жрать-то что-то надо. А там одно вино оказалось. Никто из нас тут и не знает никого и ничего. Немец-то — он из Баварии.

— Ладно, двинулись в обратный путь. Пленного не потеряйте!

На обратном пути Копелян подошел к Мельникову.

— Лейтенант, как думаешь, он правду говорит?

— Похоже на то. На машину напасть или, допустим, ферму ограбить — в их стиле. Но устраивать такую уголовщину… Что-то не похоже. Я вот только не пойму. Эти украинцы и эстонцы — они предатели. Их и в самом деле не очень-то в плен брали. Но вот немец? Такой нацист, что ли? Или этот, который швед или норвежец.

— Могу тебе сказать как историк, хоть и недоучившийся. После любой войны такие остаются, которые остановиться не могут. А скандинав, так он по международному праву считается не пленным, а наемником. Швеция ведь не воевала. А раз наемник… Тоже в Сибирь не хотел. Слушай, ты вот немецкий знаешь, украинский знаешь… А какие еще?

— Белорусский, понятное дело. Польский неплохо. Сербский.

— А этот-то откуда?

— А были у нас в соседнем отряде сербы. Их фрицы в армию призвали. А им воевать за них не хотелось. Вот они к нам и перебежали. Немцы, кстати, к нам тоже перебегали. Поглядели, что их соотечественники у нас вытворяют, кое-кто и не выдерживал. А с сербами я так, болтал время от времени, вот и научился.

— Везет кое-кому, — вздохнул армянин. — Я вот и русскому-то с трудом выучился. А немецкий так и не осилил.

— Это уж не моя заслуга. Кто-то поет хорошо, кто-то стихи пишет. А у меня, один студент говорил, как это… врожденный лингвистический талант. Ладно, самое главное, что никаких партизан в округе нет. Хотя, кто же того немца убил?

Глава 2.

СМЕРТЬ НЕ ПРИХОДИТ ОДНА

Вечером в комендантском взводе разговоры, разумеется, крутились вокруг ночного боя.

— А что, лейтенант, как думаешь, дадут тебе за это медаль? — спросил Копелян.