Помоги проекту - поделись книгой:
— Кто бы это мог быть? — стала гадать жена, все еще стоя перед зеркалом. — Агент по страхованию? Разносчик телеграмм? Скорее всего, слесарь. Днем он один раз уже заходил, требовал три рубля в долг. Но я ему отказала…
— Дверь все-таки стоит отпереть!
— А, это вы, Сократ Айратович?! — послышался почти, что огорченный голос жены. — Проходите, проходите, мы только что было собрались… — Обращаясь к мужу, она крикнула: — Встречай, твой однополчанин!
— Сейчас, вот только оденусь…
— Я вижу, что явился не вовремя, — стал оправдываться гость. — Но я задержу вас самую малость.
Выходя навстречу однополчанину, Хаким Садыкович развел руками, точно собираясь обняться.
— Чего ты, в самом деле? Какие могут быть разговоры, проходи и садись. А ты, — обратился он к жене, — пока иди одна. Скажешь, что подойду позже. Они люди толковые…
После того как остались с глазу на глаз, шкипер — а это был он, — вытащил свою знаменитую трубку.
— Не возражаешь?
— Ты в моем доме или нет? Вот только открою форточки.
Шумно посасывая трубку, шкипер молчал, словно не зная, с чего начать нелегкий разговор.
— Что-нибудь случилось… с твоими геологами?
— Что с ними может случиться! — даже удивился собеседник. — Деньги присылают аккуратно. Верно, пишут реже.
— Верю, что и с внучкой никаких осложнений. Девочка она самостоятельная и притом умница!
— С ней тоже все благополучно, если не считать энное количество тумаков, которые она заработала от одного бедолаги по прозвищу Синяк. Пострадала за свой решительный характер, тумаки заработаны честно — за стойкость! Потому нет у меня никаких жалоб и обид на нее. Такова уж доля отважных — время от времени быть битым!
Хаким Садыкович, рассмеявшись, спросил:
— Я думаю, что нам не мешает отметить встречу… Давненько ты у меня не бывал!
Шкипер замотал головой:
— Не за тем я пришел… Горе на нашей улице — потонул Большой Сабир, спасая человека…
— Тот, который любил закладывать?
— Мы его уважали, несмотря ни на что! — подчеркнуто, произнес шкипер. — Человек был, какой надо. Золотые руки… После него на сиротском положении остались два его сына.
В то же мгновение перед мысленным взором Хакима Садыковича предстали Азамат и Земфира, какими он их видел в последний раз. «У них мамы нет, — как будто все еще слышится голос девчонки. — Она давным-давно сбежала от Большого Сабира». И в ответ доносится голос мальчишки, полный язвительного пренебрежения: «Эх, и дура же ты!»
…Во время разлива рыба не идет на крючок, только поэтому Хаким Садыкович не появлялся на Последней улице с того самого раза. В дни ледохода Белая ведет себя точно сумасшедшая. Удесятеряет бег, раздвигает богатырскую грудь, окрашивается в коричневый цвет, словно сама великанша Кама.
Еще он подумал о том, что в гости уже не пойдет. Даже был рад, что явился однополчанин и ему не надо никуда уходить из уютной квартиры.
Успокоившись сам, он решил переменить разговор, чтобы по возможности рассеять мрачные думы своего собеседника.
— Помнишь, Сократ, какая была в свое время рыбалка! — весело проговорил он. — Еще лет двадцать назад домой я приносил стерлядь или даже осетрину. А осенью с низовьев Волги сплошными косяками к нам поднималась белорыбица. Если бывала на то охота, то по их спинам хоть переправляйся на противоположный берег. Ты еще не забыл, как мы с тобой вытянули белугу весом с доброго медведя?
Однако шкипер не хотел или не мог отвлечься от горя, которое привело его к другу.
— Прижал его к сердцу и не отпускаю, — задумчиво заговорил он. — Руками чувствую — клокочет его сердечко. Парнишка изо всей силы пытается вырваться, на что уж я тренированный человек — еле-еле удерживаю, утешаю его как могу. Знаю — парнишка отчаянный. Весь в отца. Отпускать не отпускаю, боюсь, что бросится туда, где только что скрылась голова Большого Сабира. В таком состоянии с ним все могло приключиться. Окружающие видят, как я бьюсь с парнишкой, но не вмешиваются. И правильно делают, что не вмешиваются. Одним неосторожным, пусть даже необидным словом можно убить человека, веру в нем. Во всяком случае, в таком возрасте, в каком сейчас Азамат.
«Чего я, в самом деле, завел разговор о стерляди и белуге? — ужаснулся и в душе упрекнул себя Хаким Садыкович. — Да, порою неудачным словом, пусть даже необидным, можно натворить черт знает что…»
Погасшую трубку шкипер аккуратно завернул в носовой платок.
— Сироты остались на нашем попечении, так сказать, на совести всей улицы, — продолжал он, строго глядя на судью, точно в том, что произошло с Большим Сабиром, был виноват лично Хаким Садыкович. — Но совесть-то у всех разная. Сидор Айтуганович предлагает сдать ребят в детдом. Он хочет сплавить их с рук. Другие предлагают взять опеку над мальчишками. Как же можно братьев раздать по разным семьям? Я, грешным делом, отклонил все предложения. Самое разумное, по-моему, вызвать бабушку. Но вся загвоздка в том, что не знаем адреса… Ты меня плохо слушаешь, может, я задерживаю тебя и стал тягостен?
— Нет, нет, — успокоил хозяин дома.
— Адрес ее затеряли. Известно только, что живет в Петропавловске-Камчатском у дочери. Зовут ее Магафура Хадиевна Сулейманова. Лет ей шестьдесят. Ростом высокая, вроде Большого Сабира. Я и подумал, не возьмешься ли ты по старой дружбе отыскать бабушку? Тебе-то это легче… Записал все, как полагается?
— Записал.
— Теперь я пойду, а ты догоняй свою половину.
— Сиди! — приказал Хаким Садыкович. — Я уж передумал идти.
— Ну, как хочешь… Вот еще о чем я думаю. Допустим, мы разыскали бабушку. Допустим, что приехала она на Последнюю улицу. Этим, однако, решим лишь часть проблемы. Она будет опорой для ребят, станет кормить и поить их. Однако сможет ли дать мальчишкам то, что им больше всего нужно, — воспитание? Когда я думаю о ребятах с нашей улицы, покой теряю. Что с ними будет? Кем они вырастут?
— Мы же сами не пропали. Вон в каких условиях выросли!
Упрямый старик продолжал отстаивать свою думку.
— Ты говоришь — выросли. И они поднимутся. Но нам же не всякие наследники нужны! Вот когда я шел к тебе, из дома моего соседа Сидора Айтугановича, кстати, человека никудышного, раздается вопль — опять сына дерет. Он пытается воспитать из него удобного человека… Удобного для себя. Ты понимаешь, какое это страшное дело?
Уже после того, как давным-давно захлопнулась дверь за шкипером, Хаким Садыкович задумался: что имел в виду Сократ Айратович, когда он заговорил об удобном наследнике? Покладистого человека? Послушного? Смиренного? Безответного? Безропотного? Раболепного? Безвольного? Угодника?
Не сумев ответить на этот вопрос, он сказал себе: а кто же в таком случае неудобный ребенок?
Свидание с первым солнцем
Конопатые мальчишки потому и конопатые, что умеют дружить с солнцем. Азамат это по себе знает.
«Вот у Самата, к примеру, ни одной веснушки, — думает он. — Нет и не будет. Ведь его ни за что не добудишься на заре, чтобы свиделся он с солнцем».
Что касается самого Азамата, то он каждую веснушку заработал самым честным образом. С тех пор как помнит себя, ни разу не пропустил зарю, попробуй после этого не будь конопатым.
Стоит чуть-чуть зардеть небу, Азамат словно по сигналу открывает янтарные глаза.
— Как здорово, что я вовремя проснулся! — шепчет он при этом. — Здравствуй, Красный шарик!
«Однако, — думает он, — крепкая дружба с Красным шариком мне передалась по наследству. Большой Сабир тоже не упускал ни одного свидания с первым солнцем».
Стоило ему вспомнить отца, как гулко-гулко застучало сердце. Большого труда стоило ему тут же не зареветь. Но Азамат не может позволить себе такую роскошь, потому что он в свои двенадцать лет остался за хозяина дома, хотя и младше своего брата. Потому, что тот не хозяин.
Самат между тем продолжает храпеть. Он, конечно, не догадывается, о чем в эту минуту думает Азамат. Только ноздри его слегка вздрагивают, когда он с шумом всасывает в себя воздух.
Азамату давным-давно пора появиться на крутом яру, там, где он обычно встречает солнце. Но пока Азамат не может выйти из дому. «Погоди, Красный шарик, — шепчет он, — я обязательно приду, как только перестанут стучать в дверь…»
Мальчишка пытается сообразить, кто из соседей сегодня явился спозаранку.
«Если я застану бутылочку молока, то, значит, опять побывала Тамарина мама, если же пакет с бутербродами — то, значит, бабасик…»
«Мы сироты, но не нищие!» — хочется крикнуть ему.
Азамат каждое утро аккуратно возвращал посылки с продуктами тем, кто их приносил, потому что он гордый-прегордый. Ему не нужны никакие подаяния, даже оставленные с самыми добрыми намерениями.
Обо всем этом тоже не догадывается Самат, так как все добрые дела совершаются на заре, а он в такое счастливое время дрыхнет, как медведь.
«Вообще-то он ничего брат, только немного чокнутый, — говорит сам себе Азамат. — Самат как будто даже проспал смерть отца. Неужели до сих пор не может простить отцовскую руку, которую частенько на себе пробовал?»
Человек, который барабанил в дверь, наверное, потерял всякое терпение. Потоптался-потоптался и ушел. Теперь можно показаться солнцу, оно и так, пожалуй, заждалось.
Уже в самый последний момент, взявшись за скобу, Азамат нерешительно остановился: не разбудить ли Самата? Ведь сегодня четное число, и потому его черед варить картошку.
«Если хорошенько окатить его водой, то спросонья непременно полезет драться, — поразмыслил Азамат. — Лучше оставить его в покое. Перво-наперво надо будет отнести обратно все гостинцы, а потом уж бежать за хлебом в угловую лавку…»
От последней получки Большого Сабира остались кое-какие крохи. Азамат разделил все деньги ровно на семь частей, чтобы хватило до приезда бабушки, которую вызвали телеграммой.
На крыльце между тем его ждало полное разочарование, тут он не нашел никакой бутылки с молоком или пакетика с бутербродами. Кто же стучался в дверь?
Может, напроказничала Земфира? Или Шептун? Хоть убей, Азамат не представляет себе, кто же был ранний посетитель. Теперь он пожалел, что в свое время не выглянул в окно.
Сдвинув шапку на затылок, Азамат важно двинулся на улицу. Так у него начинался рабочий день. Огляделся — никого. Это его устраивало. Ему надоело все время видеть сочувствующие глаза людей.
Это последнее дело, когда тебя все время жалеют!
Случайно скосив глаза на забор, он остановился как вкопанный. Мать честная, кто же тут озоровал?
На заборе крупным печатным шрифтом была написана целая афиша:
И в самом низу, почти у земли, была еще одна корявая фраза, написанная, наверное, в большой спешке: «Это я стучался в твою дверь!»
«Кто же накатал такое? Мог бы, конечно, забор разукрасить бабасик, да он больной лежит. Тамарина мама не станет ввязываться в ребячьи дела. Физик и Математик исключаются. Почерк не тот».
Это мы-то дважды трусы?
Мальчишка чуть не задохнулся от злости. Подобных язвительных слов на заборах Последней улицы до сих пор никто не писал. По крайней мере на личном заборе Азамата. Такое тут впервые.
Всякие надписи появлялись: кто с кем дружит, кто кого, как кличет или высмеивает. Забор вроде стенной газеты был. Еще появлялись афиши про футбольные матчи, про встречи боксеров, про баянистов и плясунов. Всякое случалось читать, но про трусов, про дважды трусов никто еще, казалось, не додумался написать. Вот чудеса!
Первым порывом Азамата было тут же стереть с забора афишу, написанную углем. Чего она добрым людям мозолит глаза?
Но какая-то мысль удерживала его.
Про трусов прочитал еще раз, потому что с первого раза не поверил.
Удостоверившись, что его не обманывают собственные глаза, он резко обернулся. Не глазеет ли в это мгновенье тот самый человек, что в конце афиши приписал: «Это я стучался в твою дверь»?
Никто не стоял за ним, и никто не надрывался от смеха. Оглядел все окна домов — тоже никого. Понятное дело, все добрые люди спят воскресным утром. Даже Шептун не торчал на своем заборе.
В это время лишь один человек рыбачил на середине реки. Это Седой. Его папаху можно разглядеть за целый километр. Но он никакого отношения к Последней улице и к ее мальчишкам не имеет. Поэтому какой же ему расчет на чужих заборах писать?
Мать честная, не кривоногий ли Сидор Айтуганович отколол номер? «Ну, нет, — сказал Азамат. — Сидору Айтугановичу наплевать на то, кто из мальчишек отважен, а кто труслив. У него совсем другие заботы».
Лишь сейчас, немного придя в себя, Азамат спросил: а что ж выкинул Синяк в его отсутствие, пока Азамат по настоянию шкипера парился в бане?
Конечно же, в это время Самат был дома. Вот кто расскажет о том, что произошло вчера вечером.
Азамат ворвался в комнату и, недолго думая, брызнул на Самата целый ковшик воды.
— Ты чего? В ухо захотел? — заорал Самат, соскочив на ноги. У него на скулах заходили желваки, и зябко дрожало тело.
Не слушая его и не обращая внимания на угрожающе сжатые кулаки, Азамат пошел на него, низко опустив голову, точно желая с ходу протаранить Самата.
— Не дам тебе отбрехаться. Говори, что натворил вчера твой приятель по синякам?
— Вот ты о чем… Из-за этого ты меня окатил водой, да? — Сегодня, между прочим, четное число. А теперь выкладывай, что и как было.
— Ну, разик или два стукнул он Земфиру… Рот Азамата искривила гримаса ужаса.
— За что?
Самат, улучив минуту, стал переодеваться.
— Девчонка сама виновата. Пусть не лезет на рожон.
— Дальше?
— Одним словом, весь сыр-бор вышел из-за того, что Земфира выловила бревно, отделившееся от плота. Она добралась до него первой, а Синяк опоздал. У него, сам знаешь, лодка большая, на две пары весел.
— Ну?
— Земфире, конечно, не стоило хвалиться тем, что она опередила мальчишку. Вот он от злости и двинул ее кулаком.
— Ни за что и ни про что?
— Ну, на это еще как посмотреть!
— Небось ты при этом присутствовал?
— Конечно.
Поделиться книгой: