Стрелы и пули

Дорошенко Александр

Стрелы и пули

Спешились Карлсоны, их баки пусты,

Прут через периметры в рост.

В морды им впиваются осколки звезды,

Самой развесёлой из звёзд.

Их огонёк мелькнул вдали и зачах,

Тропка потерялась в лесу.

Сказку убитую, на крепких плечах,

Хмурые Карлсоны несут.

Выруби свет — в пламени наш Вазастан,

Выруби свет — и мы возвратимся назад.

Выруби свет — хватит глядеть на экран,

Выруби свет, гляди нам в глаза.

(Олег Медведев).

Пролог

(Мир Ириан, замок Богусхольд).

Старый дворецкий барона Тейли Богуса, мастер Рудольф Скарди, запер за собой тяжёлую дверь винного погреба и, поднявшись по истёртым ступеням, вышел во двор цитадели замка. Он прошёл под низкой аркой, миновал колодец, окружённый несколькими молодыми клёнами, и уверенно направился к дворцу — большому, четырёхэтажному зданию, едва различимому в темноте.

Стояла глубокая ночь. Тускло светили факелы стражников патрулирующих внутреннюю стену, да изредка звякало оружие. Фасад дворца был погружён во тьму и только где-то под самой крышей тускло, светилось одинокое окошко. Старик шёл, не торопясь, жадно вдыхая холодный весенний воздух, особенно сладкий после затхлости подземелья, с тоской размышляя о том, что ему, пожалуй, пора завязывать с ночными вылазками. Годы берут своё, суставы с каждым днём болят всё сильнее, да и сил, становится значительно меньше. Пора переложить почётную работу, на плечи младшего сына. Мальчишка конечно ещё слишком юн — в прошлом месяце ему исполнился тридцать один год, но ведь нужно же когда-то начинать. Гораздо хуже будет умереть, так и не успев подготовить преемника.

Обуреваемый грустными мыслями, дворецкий подошёл к неприметной двери и, позвенев ключами, отпер замок. В коридоре, освещённом тусклым светом коптящих масляных ламп было пусто. Незамеченный никем старик достиг своей комнаты, и внимательно оглядевшись по сторонам, быстро проскользнул внутрь.

Задвинув засов, Рудольф поспешно зажёг лампу, потом, распустив завязки, скинул на кресло плащ, обнажив висящую на спине большую плоскую, металлическую флягу, затем подошёл к огромному платяному шкафу, богато украшенному резьбой, потянул за неприметную завитушку, открыл потайное отделение, засунул флягу в тайник и запер дверцу.

Покончив с делами, он сел за стол, наполнил кубок до половины терпким терновым вином, долил до края холодной водой, размешал и принялся пить маленькими глотками, устало откинувшись на спинку кресла. Дворецкий был доволен тем, что сегодняшняя ночная прогулка, закончилась удачно. Следует немного поспать, завтра будет тяжёлый день, потому что после торжественного открытия часовни Священной Чаши, богатые паломники, обязательно захотят навестить замок. Предстоит обустроить несколько десятков гостей, следя параллельно за слугами, чтобы те исправно исполняли свои обязанности и не ленились. Очень хлопотная работа. Но что поделаешь, паломничества случаются четыре раза в год и приносят в казну барона львиную долю дохода, ведь Чаша — очень популярная святыня особенно у представительниц прекрасного пола. Среди паломников всегда много аристократок, пользующихся удобным предлогом, оставив надоевших мужей, провести несколько дней в тёплой компании подруг и вдоволь посплетничать. Их можно понять, жизнь благородных дам в провинции, так ужасающе скучна.

Старик, улыбаясь, берёт со стола листок, на котором рукой главного повара, коряво набросан список продуктов, необходимых для завтрашнего пира. Рудольф, конечно, доверяет ему, но всё равно решает проверить, раз уж не спится. Он зажигает несколько свечей в массивном канделябре, достаёт из кармана большую лупу и, шевеля губами, начинает медленно разбирать каракули.

Спустя час, допивший вино и покончивший с делами дворецкий, встаёт и начинает раздеваться. Внезапно, откуда-то с улицы, доносится странный резкий звук, очень похожий на хлопанье бича погонщика скота, только значительно более громкий. За ним следуют ещё несколько хлопков. Обеспокоенный старик, встав с кресла, подходит к окну. Сквозь мутные квадратики стёкол забранных в свинцовый переплёт ничего не видно, потому, он резко поворачивает рукоятку запора и толкает раму. В комнату врывается струя холодного ночного воздуха, а вместе с ним, всё те же хлопки, звучащие теперь очень часто, практически без перерыва, в сопровождении ярких, огненных вспышек. Рудольф слезящимися глазами, долго всматривается в темноту, пытаясь понять, что к чему, потом, закрывает окно и торопливо выходит из комнаты. Дальше начинается кошмар.

Первое что он видит, оказавшись в коридоре, это бегущего прямо на него молодого баронета. Юноша бос и бледен, на нем одета только белая, шёлковая, ночная рубашка, а широко распахнутые глаза полны ужаса и боли. Он прижимает к груди руки, испачканные чем-то красным. Рубашка также залита красным и дворецкому в первое мгновение кажется, что бедняга просто опрокинул на себя чашу с вином, но потом до него доходит, что это кровь. Не добежав нескольких шагов, баронет падает и Рудольф кидается на помощь. Опустившись рядом, он кладёт голову юноши себе на колени, и с испугом спрашивает, что случилось. Раненный пытается ответить, но не может произнести ни слова, на его губах лопаются кровавые пузыри, глаза закатываются. В отчаянии, старик вскидывает голову и тут только, замечает двух незнакомых людей, которые приближаются, громко топая подкованными сапогами. Незнакомцы облачены в странную мешковатую одежду, пятнистую, словно шкура болотного гоблина, перетянутую чёрными кожаными ремнями. На головах небольшие шапочки с длинными козырьками, в руках странные предметы, из чёрного металла, совсем не похожие на привычное оружие. Рудольф прижимает к себе баронета, словно пытаясь защитить и чувствует, как тело юноши обвисает на руках.

— Встать! — резко командует, вышедший из-за спин пятнистых солдат, третий, судя по всему, офицер. — Я сказал, встать!

Старик не хочет подчинятся, он просто убит произошедшей трагедией, но вошедшая в кровь привычка выполнять приказы оказывается сильнее чувств. Почти ничего не видя из-за застилающих глаза слёз, он поднимается на ноги. Офицер грубо хватает его за плечо и толкает к открытой двери.

— Идти быстро! Или мы стрелять!

Рудольф покорно возвращается в комнату, машинально вытирая перепачканные кровью ладони о подол камзола. Солдаты и офицер входят следом.

— Ещё есть кто? Говорить, живо!

— Никого нет, господа… — старик растеряно разводит руками. — Есть только сын, но он с семьёй живёт в другом крыле дворца…

— Оружие имеешь?

— Да бог с вами, какое оружие… Вот только нож для бумаг…

Повинуясь приказу офицера, солдаты начинают обыскивать комнату, быстро перебрасываясь фразами на незнакомом языке. Схватившись за сердце, дворецкий медленно опускается в кресло. Он страшно напуган и совершенно разбит, всем произошедшим. Никогда ещё за всю долгую жизнь, с ним не случалось ничего подобного. Пальба на улице и в здании, становится тише, и бедняга начинает гадать, уцелел ли, хоть кто-нибудь ещё. Наконец обыск заканчивается.

— Ты сидеть, не выходить, — командует офицер. — Иначе стрелять!

— Как скажете, господин, — покорно шепчет Рудольф и тут, в дверях комнаты показывается вражеский солдат. Он держит за шкирку плачущего мальчишку лет семи. Увидев старика, парнишка вырывается, подбегает, и утыкается мордочкой в живот. Рудольф, дрожащими руками, прижимает ребёнка к себе.

— Деда, деда! — всхлипывает малыш, — Они… они… всех убили!

— Успокойся, Томас, — шепчет дворецкий, онемевшими губами.

— И папу и маму… — рыдает внук.

Рудольф поднимает полный боли взгляд, на стоящего рядом офицера и невольно вздрагивает. В холодных, голубых глазах пришельца нет ни капли жалости или сочувствия, только брезгливость и ледяное равнодушие.

(Мир Ириан, вольный город Райденмарк, 36 дней спустя).

Смерть пришла ранним весенним утром, когда абсолютно ничего не предвещало беду. Вольный город Райденмарк просыпался под громкие крики петухов, неторопливо, с достоинством знающего себе цену хозяина. По улицам, устало маршировали, возвращающиеся в казармы ночные стражники, в предвкушении выпивки и постели. Чистоплотные горожане, торопливо выплёскивали из окон на мостовую, содержимое ночных горшков и помойных вёдер. Усердные служанки в накрахмаленных белых чепцах и деревянных башмаках на высокой подошве, спешили на рынок, старательно обходя зловонные лужи, высоко подтянув подолы длинных юбок. На рыночной площади, перед ратушей, шумно зевающие торговцы, привычно раскладывали товары на дощатых прилавках. Скрипели несмазанными осями тележки зеленщиков и водовозов, а из дверей трактиров выходили припозднившиеся ночные гуляки. У только что открывшихся ворот, царила привычная суета. Подмастерья из пригорода, спешили на работу в мастерские и лавки, а ранние маркитанты, переругивались с мытарями, взимающими пошлину за проезд…

Стоящий на высокой сторожевой башне молодой стражник, пристроенный по знакомству на тёплое местечко своим отцом-трактирщиком, добросовестно, до рези в глазах вглядывался в горизонт. Это было его первое дежурство, и он как всякий молодой человек не успевший расстаться с детскими мечтами о подвигах и славе, втайне надеялся первым увидеть приближение вражеской армии, вовремя подать сигнал, спасти город, а потом красиво умереть от предательской стрелы. После чего, разумеется, благодарные горожане, поставят ему памятник на центральной площади и отчеканят курносый профиль на монетах.

Сладкие мечты, будущего героя прервались на самом интересном месте. Услышав странный звук, парнишка вскинул голову и уставился на что-то в небе. Вот он недоверчиво протёр глаза, потом ещё раз, и ещё… Затем, неожиданно сорвавшись с места принялся яростно дёргать верёвку сигнального колокола. Минуту спустя, на площадку влетел заспанный капрал Анри, по кличке Пузо. Тяжело дыша, словно ломовая лошадь, бредущая в гору с полной телегой дров, он торопливо застёгивал на ходу ремешок медной каски.

— Ты чего, сопля, совсем страх потерял, крысу тебе в печёнку?! В холодную захотелось? Так это я мигом устрою! Прекрати трезвонить, тебе говорят!

— Но ведь летят же, господин капрал!

— Я те покажу, "летят"! Счас дам по ушам, сам полетишь как ангел!

— Да господин капрал! — парнишка чуть не плакал, — ну вы поглядите сами!

— Делать мне больше нечего, чем по сторонам пялится, — рявкнул Анри, подходя к бойнице. — Давай, говори, что там!

— Вот, — несостоявшийся герой ткнул пальцем куда-то вверх.

Всё ещё, недовольно ворча, капрал посмотрел в указанном направлении, на мгновение замер, затем, коротко выругавшись, схватился за голову.

— Что это, господин Анри? — стуча зубами от ужаса, выдавил из себя часовой. — Драконы, да? Настоящие драконы?

Не обращая больше внимания на перепуганного парнишку, капрал скатился вниз по лестнице, на ходу выкрикивая приказы. Из караулки начали выскакивать заспанные стражники, следом тревожно зазвонил большой городской колокол, прозванный в народе Ревуном. Недоумевающие бюргеры высовывались в окна, и спрашивали друг друга о причине переполоха, удивлённо прислушиваясь к совершенно неведомому в этом Мире раскатистому гулу, неумолимо накатывающемуся на город. Гулу авиационных моторов.

Самолёты шли ровно, словно на параде — восемь пикировщиков и четыре двухмоторных бомбера. Пилотировавшие их люди, были лучшими из лучших, профессионалами, привыкшими прорываться к цели сквозь плотную завесу зенитного огня, яростно уворачиваясь от пулемётных очередей вражеских истребителей. Они давно потеряли счёт боевым вылетам, бомбам сброшенным на головы врагов, погибшим товарищам…

Первая пара пикировщиков, синхронно легла на правое крыло и пошла вниз. Выправившись, самолёты открыли бомболюки, и десятки зажигательных бомб градом посыпались на крыши обречённого города. Тяжёлые металлические цилиндры, размером не больше тепличного огурца, легко пробив черепицу, разрывались на чердаках и мансардах, разбрасывая во все стороны сгустки горящего белого фосфора. Сухая древесина моментально вспыхивала словно порох, и за несколько минут, поражённый дом превращался в один большой костёр. А на смену первой паре пикировщиков уже шла вторая, затем третья…

Вольный город Райденмарк, был большим, зажиточным городом, мегаполисом, по местным меркам. Последняя перепись выявила восемнадцать тысяч платящих налоги горожан, это не считая детей, женщин, слуг, подмастерьев и подёнщиков. По самым скромным подсчётам численность жителей превышала шестьдесят тысяч, причём внутри крепостной стены проживало не меньше тридцати тысяч человек. Места естественно было мало, многоэтажные дома лепились вплотную друг к другу. Понятно, что при такой скученности, когда на узких улочках трудно разъехаться двум всадникам, а деревянные пристройки верхних этажей почти смыкаются над головой, превращая улицы в подобие туннелей, проблема пожаров стояла очень остро. До сего дня всё решалось просто — кузни, хлебопекарни и прочие огнеопасные мастерские, были выведены за пределы стен, а в каждом районе имелась своя пожарная команда, запасы воды в огромных дубовых бочках и деревянные помпы с брезентовыми рукавами. Муниципалитет, пристально следил за тем, чтобы пожарное хозяйство находилось в полном порядке, насосы исправны, а бочки полны. Нарушивших правила штрафовали или даже сажали в тюрьму. Горожане чувствовали себя защищёнными, все были довольны. Никому и в голову не могло прийти, что смерть обрушится с неба.

Сотни зажигалок, сделали своё дело. Город пылал. Пожарные расчёты просто не успевали тушить новые очаги возгорания. Подошедшие последними бомберы, снизившись почти до самых крыш, засыпали улицы и площади фугасками, уничтожая всё живое. Отбомбившись, они полетели прочь, уступив место пикировщикам, которые пошли на второй заход, вывалив остатки зажигалок на неповреждённые районы. Затем, развлекающиеся пилоты принялись расстреливать из пулемётов беззащитных людей пытающихся вырваться сквозь городские ворота. Со стен и башен летели арбалетные стрелы, которые конечно не могли причинить никакого вреда.

Город напоминал огромный погребальный костёр. С треском рушились крыши и перекрытия, пылающие головни, раскалённые куски черепицы, разлетались в разные стороны, поджигая ещё нетронутые строения. Люди корчились на мостовых, задыхаясь от едкого дыма, обезумевшие лошади, вырвавшиеся из конюшен носились по улицам, топча копытами всех подряд. В узких городских воротах творилась смертельная давка, слышался хруст костей и вопли затоптанных. Некоторые горожане, пытаясь спастись от огня, карабкались на крепостные стены, и, не выдержав, жара, прыгали в ров, но далеко не всем повезло. Одни напарывались на колья, другие разбивались о камни, третьи, сумевшие таки допрыгнуть до спасительной воды, тонули, не умея плавать.

Высокая, прочная стена, символизирующая покой и безопасность, оказалась смертоносной ловушкой. Трое ворот не могли обеспечить быструю эвакуацию всем желающим, группы паникующих людей, заплутавших в узком лабиринте улиц погибали, задохнувшись в дыму или под обломками рухнувших домов… Безупречно отбомбившиеся пилоты, успели, вернутся на аэродром, принять благодарность командования за блестяще проведённую операцию и шумно отметить свой первый боевой вылет на новом месте, а Райденмарк, всё горел. В пламени погибло более двадцати тысяч человек, не уцелело ни одного дома, только чёрные каменные остовы, возвышались вдоль улиц, заваленных обломками и обгорелыми трупами. Юный стражник, так и не спасший город, чёрный от копоти, седой, словно столетний старец, сидел сжавшись в комочек на полу сторожевой башни, и громко разговаривал сам с собой, с трудом шевеля обожжёнными, потрескавшимися губами.

Глава 1

Крысы в яме

(Мир Лиарис, город Вулфгартен, столица Второй Империи, бункер членов правительства).

Герда, высокая, немножко угловатая, шестнадцатилетняя девушка, сидела, скрестив ноги, на неприбранной кровати и угрюмо смотрела перед собой на серую бетонную стену. Стена была неровной, со следами деревянной опалубки, вся в прилипших щепках. Девушка давно заметила, что если долго её разглядывать, то в узоре трещин, желобков, бугорков и чёрных пятен плесени, можно увидеть самые разнообразные картинки, прямо как на крохотном чёрно-белом экранчике телевизионного приёмника. Но здесь было, пожалуй, намного интереснее, ведь приёмник демонстрировал только унылые, помпезные оперы, спортивные состязания и сводки с фронта военных действий, а тут содержание видений ограничивалось только фантазией наблюдателя.

Герда тяжело вздохнула — господи, какая скука! Взгляд упал на раскрытую книгу, лежавшую на подушке, но не возникло даже желание взять её в руки. Когда, две недели назад, они спешно собирали вещи для переезда в бункер, девушка почти ничего не взяла из нарядов, зато упаковала целую библиотеку, выдержав настоящее сражение с матерью. В тот момент, заточение в крохотной комнатке, показалось прекрасным поводом перечитать давно полюбившиеся книги и открыть несколько новых вымышленных миров, но на деле, всё оказалось совсем не так интересно. Уже через неделю, она возненавидела это место, тихой ненавистью, исступлённо мечтая вырваться на волю. Пусть даже за тем последует смерть от осколков вражеских бомб. Плевать. Умереть под открытым небом, гораздо лучше, чем сидя в вонючей бетонной яме, медленно покрываться плесенью.

Кстати о плесени. Герда нахмурила лобик, провела рукой по склизкой стене, потом с отвращением, вытерла ладонь о простынь. В комнате было очень сыро, и пятна на стенах росли прямо на глазах. Иногда ей казалось, что плесень — это хищное живое существо, медленно, но верно набирающее силу. И вот когда оно окончательно вырастет, заполнив собой помещение, тогда и настанет конец. Чудовище набросится на беспомощных обитателей комнаты, оплетёт своими бесчисленными щупальцами и сожрёт. Девушка искренне надеялась, что это случиться ночью во время сна… Проклятое воображение, вечно в голову лезет всякая чушь, но что делать, когда читать абсолютно не хочется, а других занятий нет? Остаётся тупо рассматривать стену, и тихо сходить с ума.

Земля содрогнулась, послышался грохот недалёких разрывов. Короткая передышка закончилась, обстрел возобновился. С каждым днём, гул сражения, различался всё сильнее и сильнее. Первые дни, они вздрагивали в испуге, потом привыкли. Человек вообще быстро ко всему привыкает. Герда, отвернулась от стены и, спустив ноги с кровати, оглядела комнату. Четырёхлетний Франц, её младший братишка, сидя на толстом ковре, сосредоточенно возил взад-вперёд большой автомобиль — точную копию гоночного болида "Приват-Альфа", изготовленную лучшим мастером-игрушечником Ларсом Геншалем. При этом, Франц громко рычал, имитируя рёв мотора, иногда заглушая грохот близких разрывов.

Шестилетняя Берта, средняя сестра, стоя коленками на жёстком стуле у стола, сосредоточенно сопя, рисовала в альбоме, часто меняя цветные карандаши. Перед малышкой лежал второй том иллюстрированной "Энциклопедии певчих птиц Восточной Силесии", из которого девочка, старательно перерисовывала пухлянку — милую птичку, с приятным голоском и пёстрым оперением. Надо сказать, получалось очень похоже, не зря же её обучал великий мэтр Шарль Бонне, некогда учивший живописи самого Гения.

Герде оставалось только позавидовать малышам. Им было чем заняться, да и выглядели Франц с Бертой гораздо симпатичнее своей рефлексирующей старшей сестры. Плохо, когда ты всё понимаешь, зная наверняка, что выхода из западни нет. И тебе остаётся, лишь бессильно пялится на стену, в ожидании бомбы или снаряда, которые, проломив наспех возведённые перекрытия, принесут гибель всем живым, забившемся в бункер, словно крысы в нору.

Убежище строилось в большой спешке. Гений не отдавал приказ о начале его возведения, даже тогда, когда вражеские танки, прорвав Румсский Вал, вырвались на равнины Восточной Силесии, и почти не встречая сопротивления, помчались к столице. Их удалось остановить ценой огромных жертв, бросив под гусеницы бригады Народной Гвардии. Четырнадцатилетние мальчишки и старики, смогли то, что не сумели сделать разбегающиеся кадровые части, совершив очередное бесполезное чудо, отсрочив неизбежное поражение почти на три месяца. И только после того, как армада союзных бомберов, пробившись сквозь ранее неприступный заслон ПВО столицы, почти сравняла с землёй весь центр города, Гений, наконец, выйдя из спячки, отдал соответствующее распоряжение. Бункер рыли день и ночь, все двадцать два часа в сутки, не прекращая работу даже во время бомбёжек, и уложились за восемь недель. Ещё не успел до конца просохнуть бетон, как туда начали торопливо переселяться члены правительства Второй Империи вместе с семьями. Места для всех не хватало, доходило до потасовок, почтенные министры и их не менее почтенные супруги скандалили между собой, словно повздорившие торговцы на Центральном рынке. Герде и младшим детям повезло, их отец — министр пропаганды Кристиан Андерс, третий человек в иерархии имперских чиновников, после Гения и министра обороны, сумел выбить две небольшие комнаты, правда, на разных уровнях.

Комнатка доставшаяся детям, была расположена на нижнем ярусе, рядом с госпиталем, и оказалась совсем крошечной, в ней с трудом помещался небольшой круглый стол да две кровати. Вентиляция почти не работала, сквозь щели в бетоне сочилась ржавая вода, сильно воняло тухлятиной. Войти в неё из коридора, можно было через железную дверь, тяжёлую и толстую, с массивными запорами. Вторая, точно такая же дверь, вела в крошечную каморку размером с чулан — жалкий огрызок недоделанной комнаты. По всей вероятности, строители, начав копать очередное помещение, по какой-то причине, бросили это дело и ушли. Дети использовали каморку в качестве туалета, там стояло ведро со стульчаком и таз с водой для умывания.

Два раза в день к ним заходил солдат из обслуги. Он приносил еду, и забирал грязную посуду, а также выносил ведро с отходами. Впрочем, понятие "день-ночь", под землёй оказалось весьма условным. "Днём" они называли время, когда под потолком загоралась яркая электрическая лампочка, "ночью", время когда лампочка гасла. Выключателя в комнате не было. В коридор им выходить строго-настрого запрещалось, дверь запиралась снаружи, что делало жилище очень похожим на тюремную камеру. Родители появлялись крайне редко, и мало обращали внимания на своих отпрысков. Отец вечно нетрезвый, растрёпанный, с трясущимися руками, как правило, усаживал своего любимчика Франца на колени, равнодушно разглядывал новые рисунки Берты, потом вываливал на стол пригоршню — другую сластей и пошатываясь уходил. Мать, внезапно осознавшая, что жизнь это тлен, ударилась в религиозный экстаз, и теперь, дабы искупить свои многочисленные прегрешения, усмиряла плоть, работая в госпитале. Она появлялась в халате, заляпанном кровью, принося вместо сладостей свежие проповеди, к счастью недолгие, так как работа отнимала все силы: раненных было много и с каждым днём становилось ещё больше. Герда в обоих случаях, демонстративно ложилась на кровать и поворачивалась лицом к стене. Ей было тошно.

А ведь когда-то всё было совсем не так. Девушка ещё помнила то время. Они жили в мансарде под самой крышей старенького доходного дома и солнечные зайчики, каждое утро приходили танцевать на её подушке. Отец, редактор захудалой оппозиционной газетёнки, зарабатывал сущие гроши, и мама, тогда ещё совсем молодая, с утра до ночи, стучала на разбитой пишущей машинке, перепечатывая бесконечные тексты для студентов Технического Института, иногда отвлекаясь на то, чтобы поиграть с крошечной Гердой, возившейся со своими немногочисленными игрушками. Бывали дни, когда они ложились спать голодными, а однажды, судебные приставы, вынесли из комнаты всю мебель после чего, целых два месяца им пришлось спать на полу, укрываясь зимней одеждой.

Потом всё переменилось. Лидер партии Национального Порядка, которого тогда ещё никто не называл Гением, неожиданно для всех стал премьер-министром и регентом при впавшем в маразм императоре. Люди, приведшие его к власти, считали, что заполучили послушную марионетку, проходную пешку, готовую по первому свистку приносить тапочки к ногам хозяев, но просчитались. Новый премьер, сумел буквально за несколько месяцев, сконцентрировать в руках всю верховную власть. Главную роль здесь сыграла "внезапная" смерть монарха. В наступившем хаосе он, словно умелый гроссмейстер, отлично разыгравший партию, после нескольких удачных ходов, принял из рук благодарного народа, титул Гения Нации и торжественно объявил о создании Второй империи. Старая аристократия сопротивлялась, как могла, но крупные промышленники и оружейные магнаты, в предчувствии астрономических прибылей, подняли нового вождя на щит, обеспечив финансовую поддержку. Страна устремилась навстречу благополучному будущему, сытому и стабильному. В этом ей должна была помочь начатая Гением компания по очистке коренной нации от чужеродной крови. Полукровки, или как их называли — "бастарды", объявлялись вне закона, лишались имущества и семьями отправлялись в Исправительные лагеря, где под присмотром чутких и великодушных охранников, тяжёлым трудом, искупали свою вину перед государством. Понятно, что первыми кандидатами в "бастарды", по чистой случайности, оказались политические противники и недружественные олигархи, чьи капиталы, существенно пополнили государственный бюджет. Несколько позже, следом, отправились многие прежние покровители, которые по наивности продолжали считать Гения своей марионеткой.

Отец Герды, дружил с Гением со студенческой скамьи, затем редактировал его газету. Понятное дело, что вождь не забыл своего старого соратника. Сначала он назначил Андерса редактором "Имперского вестника" — главной правительственной газеты, а потом, по прошествии нескольких месяцев — сделал министром пропаганды.

Из крохотной мансарды, где летом жарко, а зимой холодно, семья переехала в огромный загородный дворец, конфискованный у олигарха — "бастарда". Три этажа роскошных комнат, оранжерея, огромный сад, конюшня, целый парк дорогих автомобилей и батальон вышколенных слуг — о чём ещё можно мечтать? Первое время, маленькая Герда объедалась недоступными ранее сластями, а две комнаты (из пяти), принадлежавших ей, личных апартаментов, оказались до потолка завалены дорогостоящими игрушками, на которые раньше она могла только любоваться сквозь витринное стекло. Правда новоявленная принцесса не подозревала о том, что большинство этих игрушек были не куплены в магазине, а конфискованы.

Она росла тихим, спокойным ребёнком, и больше всего на свете, любила читать приключенческие книжки, благо к её услугам была огромная библиотека. В тёплые дни, девочка пропадала в саду, где каталась на пони, ловила рыбу в пруду или стреляла из лука, подражая своим любимым книжным героиням. Она мечтала о путешествиях, вела дневник, в который записывала рассказы собственного сочинения, и собиралась отправиться в кругосветное плавание.

Родители были постоянно заняты своими делами. Отец пропадал в министерстве, мать вовсю осваивала тонкости светской жизни, блистая на многочисленных приёмах и балах. Поначалу она попыталась приобщить к ним старшую дочь, но после нескольких крупных скандалов, махнула рукой, предоставив девочку самой себе. С другими детьми Герда общалась редко, в силу застенчивости, предпочитая крутиться среди взрослых, которые казались ей более интересными. В школу она не ходила — её обучали лучшие преподаватели столичных вузов, друзей у неё не было. Так продолжалось достаточно долго, до тех самых пор, пока в день своего двенадцатилетия, она не встретила Кая…

Праздник был в самом разгаре: многочисленные гости поднимали тосты за здоровье именинницы, оглушительно ревел транг-оркестр, под управлением мировой знаменитости Окасы Шигуру, опьяневшие пары лихо отплясывали модный в этом сезоне шекк "Ручей любви", хлопали пробки бутылок с игристым вином, слуги, сбиваясь с ног, разносили подносы.

Устав от суеты и шума, девочка тихо выскользнула из-за стола и побежала в сад. Ей хотелось побыть одной. Но на любимом камне у пруда, сидел какой-то мальчишка, и лениво кидал камешки в воду. Глупые карпы, принимали их за хлебные корки и пытались проглотить. Герда нахмурилась, но потом всё же решила подойти.

— Привет, — нерешительно сказала она. — Тебя ведь зовут Кай, верно?

Он неопределённо кивнул, не оборачиваясь.

Немного поколебавшись, девочка села рядом и вытащив из кармана внушительный кусок бисквитного кекса, принялась кормить прожорливых рыб. Кай усмехнулся.

— Булка им нравится больше чем камешки.

— Верно. Они уже привыкли, что я прихожу сюда каждый день.

— Здесь нужна хорошая удочка.

— Ерунда, что за удовольствие, когда рыба сама лезет на крючок. Раньше мне нравилось их ловить, но теперь надоело.

— А я ловил рыбу гарпуном, когда жил в Эритии. Океан был у самого дома, и каждое утро от берега отходили рыбачьи лодки. Я познакомился с рыбаками и они несколько раз брали меня с собой. Однажды мне удалось загарпунить акулу, правда маленькую.

— Честно? — Герда с завистью посмотрела на своего собеседника. Она очень хотела увидеть океан.

— Ага. Отец тогда командовал Шестой колониальной бригадой, усмирял восстание Гирет-Кира и его спатов. Я просился вместе с ним на фронт, но он отказал, и мы с матерью всю войну просидели в Эрделе, как тыловые крысы. — В голосе Кая, прозвучала обида.

Девочка понимающе кивнула. Она знала, что Кай был сыном знаменитого Эрвина Голдериана, прославившегося на полях сражений многочисленных колониальных войн, ставшего самым молодым фельдмаршалом в истории империи. Знаменитый вояка, отличался тяжёлым характером и неуживчивым нравом, что не мешало ему оставаться самым популярным военным в стране. Его фотографии постоянно мелькали в прессе, а около дома, словно голодные волки, кружили репортёры.

Кай оказался отличным собеседником. Он много где побывал, скитаясь вместе с родителями по гарнизонам, и его рассказы пленили Герду. С каждой минутой мальчишка нравился ей всё больше и больше. На следующий день, они встретились снова, благо сделать это было нетрудно — усадьба Голдерианов граничила с усадьбой Андерсов, и чтоб увидится, достаточно было просто перелезть через ограду. Так зародилась их дружба, и ничто казалось, не могло ей помешать. Но тут началась война…

Уже давно, вожди Силесианской империи, посматривали на восток, туда, где на бескрайних равнинах раскинулся могучий и грозный сосед: Союз Свободных Славенских Республик. Будучи в прошлом отсталым, аграрным придатком цивилизованного мира, Союз за последние двадцать лет сделал стремительный рывок в развитии, и теперь быстро нагонял прежних фаворитов. Это очень не нравилось как политикам, опасавшимся нарастающего влияния нового мирового лидера, так и промышленникам, которые несли колоссальные убытки из-за проникновения на традиционные рынки сбыта, более дешёвых и качественных славенских товаров. Будь на месте Гения более умеренный лидер, вряд ли дело дошло бы до пушек, но к сожалению властитель Второй империи, оказался слишком увлекающимся человеком. Соблазн присоединить к государству огромные территории, богатые ресурсами и двуногим скотом, был слишком велик. После ряда провокаций, силесианские войска перешли границу, и министр пропаганды Кристиан Андерс в своём выступлении по радио, поздравил соотечественников со свершившимся событием.

В жизни Кая и Герды почти ничего не изменилось, ведь грохот орудий, и разрывы бомб не были слышны в столице, пока имперская армия успешно наступала. Изо дня в день, пресса с упоением сообщала о новых победах. Жители Силесии, толпами валили в кино или общественные телевизионные залы, где на чёрно-белых экранах, бравые солдаты радостно маршировали по разбитым славенским дорогам, позируя на фоне сожженных вражеских танков, сопровождая бесконечные колонны угрюмых пленных. Повсюду висели флаги, каждый вечер, не жалея снарядов артиллеристы устраивали праздничные салюты, а молодые патриоты (если верить официальной пропаганде) толпами валили на призывные пункты. Кай и Герда, искренне радовались за свою великую страну и мечтали оказаться на фронте. Для этого требовалась специальная подготовка, потому, каждый день, Кай учил подругу стрелять из пистолета, преодолевать полосу препятствий и управлять мотоциклом, а Герда в свою очередь пересказывала ему содержание книг о войне, которые в то время читала запоем.

Но неожиданно, их уютный мирок, оказался разрушен. Сообщение о полном разгроме группы армий "Восток" Эрвина Голдериана, оказалось полной неожиданностью, для всех жителей Второй империи. Сидя на чердаке, летнего гостевого дома, холодным осенним днём, Кай шепотом рассказывал подруге, как отец, лишённый уже фельдмаршальского жезла, напившийся почти до бессознательного состояния кричал, обращаясь к невидимому собеседнику: — "Наступать! Только наступать! Я им говорю — у меня топливо на исходе, дивизии свожу в батальоны, танки все выбило! Они говорят — "Мы в вас верим"! Я говорю, что патронов нет, солдаты в штыковую ходят, стрелять нечем! Они говорят — "Мы понимаем ваши трудности. Вот, получите и распишитесь, три вагона пропагандисткой литературы о скотской природе бастардов. Читайте и конспектируйте"! Люди по нескольку дней ничего не ели, танки вязнут в грязи по башни, все штабные брошены на передовую, даже девчонки-машинистки, а мне говорят, что Гений обещал закончить войну до зимы, и мы обязаны выполнить приказ. Ну, вот пусть сам теперь и воюет. Тыловая крыса!"! Через три дня, разжалованный Эрвин, уехал на юг, командовать гарнизоном приморской крепости Веррок. Жену и сына он взял с собой. Для Герды наступили чёрные дни…

Глава 2

Вперёд! Покой нам только снится

(Мир Земля. Город Санкт-Петербург, квартира Марины и Виталия Скородумовых).

Маринка, бледная, с чёрными кругами под глазами, нервно раздавила в пепельнице сигарету и потянулась за следующей. Марта поморщилась, она не переносила табачного дыма. Я встал и, заложив руки за спину, прошелся по кухне.

— Может вы голодные? Так я вам сейчас разогрею… — вспомнила Марина о своих обязанностях гостеприимной хозяйки.

— Нет, спасибо, — мягко ответил я. — Давай лучше, прекращай реветь, и скажи уж, наконец, что случилось.

Она шмыгнула носом, и приложила к глазам платок.

— Извините за истерику, ребята. Всю неделю держалась, а вот с вами не смогла…

Марта ласково погладила её по руке, и Марина судорожно вцепилась ей в ладонь.

— Ведь глупо, правда. Мы все, такие крутые, такие непобедимые — маги, колдуны, волшебники. Всё умеем, всё знаем, никого не боимся. А ведь оказывается, что это всё ерунда. Чушь, на постном масле. Ничего-то мы не можем. Ни-че-го!

Мы с Мартой переглянулись. Я по глазам видел, что она хочет успокоить подругу, пустив в ход, незамысловатое заклинание, но не делает этого, потому что, Маринка может почувствовать и ещё сильнее расстроится.