Постепенно она успокоилась. Он все еще обнимал ее.
— Ты действительно беременна, Фран? — Вопрос прозвучал внезапно.
— Да.
— Как это могло случиться? Я думал, ты предохраняешься.
— Да, — тихо сказала она, — но что-то не сработало. Наверное, таблетки были негодные.
Внезапно она вновь расплакалась, но тут же усилием воли взяла себя в руки. Она была Франни Голдсмит, дочерью Питера Голдсмита, и не собиралась веселить народ, рыдая возле захудалого кафе.
— И что ты собираешься делать? — спросил Джесс, доставая из кармана сигарету.
— А что ты собираешься делать?
Он чиркнул спичкой и глубоко затянулся.
— Черт возьми, — сказал он, выдыхая дым.
— Я вижу несколько вариантов, — начала Франни. — Мы можем пожениться и оставить ребенка. Мы можем пожениться и избавиться от ребенка. Или мы можем не жениться, и я оставлю ребенка. Или…
— Франни…
— Или мы не женимся, и я избавляюсь от ребенка. Делаю аборт. Я все перечислила? Или что-нибудь упустила?
— Франни, разве мы не можем поговорить спо…
— Мы говорим! — взорвалась она. — Ты ведь уже сделал выбор, сказал «Черт возьми!» Твои собственные слова. Я предложила тебе несколько возможных вариантов. Конечно, можно придумать и еще с десяток.
— Хочешь сигарету?
— Нет. Это может повредить ребенку.
— Черт возьми, Франни!
— Почему ты кричишь на меня? — тихо сказала она.
— Потому что ты стараешься вывести меня из терпения, — несколько спокойнее ответил Джесс, овладев собой. — Извини. Просто как-то трудно поверить. Я вполне полагался на тебя и твои таблетки. Разве я был в этом неправ?
— Нет ты не был неправ. Но это уже не может изменить того, что случилось.
— К сожалению, — он сделал глубокую затяжку. — Итак, что же мы будем делать?
— Ты уже спрашивал меня об этом, Джесси. Я рассказала тебе, какие могут быть варианты. Предложи что-нибудь получше. Возможно, еще остается самоубийство, но такой вариант не устроит меня. Так что предлагай, и мы обсудим.
— Давай поженимся, — решительно заявил Джесс. Теперь он походил на человека, нашедшего в себе силы разрубить гордиев узел и найти решение проблемы.
— Нет, — ответила Франни. — Я не хочу выходить за тебя замуж.
Выражение его лица было таким комично-изумленным, что в другой момент она не удержалась бы от хохота, но сейчас Франни даже не улыбнулась.
— Но почему?! Франни?!
— У меня есть для этого причины. Я не собираюсь обсуждать их с тобой, потому что вряд ли смогу сейчас сформулировать их.
— Ты не любишь меня, — убежденно заявил он.
— Любовь и замужество — далеко не одно и то же. Предложи еще что-нибудь.
Он надолго умолк, достал новую сигарету, но не стал прикуривать. Наконец он сказал:
— Я не могу предложить другого варианта, Франни, потому что ты не хочешь ничего обсуждать. Ты просто хочешь поиздеваться надо мной.
Это несколько тронуло девушку. Она кивнула:
— Наверное, ты прав. Я вот уже несколько дней мысленно издеваюсь над собой, так что теперь твоя очередь. И все же — у тебя есть другие варианты?
— Нет. Хотя, конечно, если подумать…
— Что ж… Думай. А сейчас — не могли бы мы вернуться на стоянку? У меня еще много дел.
Он удивленно взглянул на нее:
— Франни, но ведь я специально приехал из Портленда. Я снял номер в мотеле за городом. Я надеялся, что мы вместе проведем уик-энд.
— В номере мотеля? Нет, Джесс. Ситуация изменилась. Будет лучше, если ты сегодня же вернешься в Портленд и начнешь думать. Можешь не слишком спешить.
— Перестань дразнить меня, Франни.
— Нет, Джесс, не перестану. Ведь ты немало дразнил меня, — в ее голосе прозвучали истерические нотки, и тогда он несильно ударил ее по щеке тыльной стороной ладони.
Раскаяние наступило немедленно.
— Прости, Франни.
— Ерунда, — бесцветным голосом сказала она. — Заводи машину.
Всю обратную дорогу ни Джесс, ни Франни не проронили ни звука. Как и недавно, на звук мотора вышел Гас и помахал рукой. Они сделали ответный жест.
— Прости, что я ударил тебя, Франни, — сдавленным голосом сказал Джесс. — Я этого не хотел.
— Я знаю. Ты возвращаешься в Портленд?
— Я переночую здесь и перезвоню тебе завтра утром. Решай, как знаешь, Фран. Если выберешь аборт, я готов оплатить счет.
— С удовольствием?
— Нет, — ответил он. — Вовсе нет. — Он притянул ее к себе и нежно поцеловал. — Я люблю тебя, Фран.
Не верю, думала она. Потому-что я не могу тебе больше верить.
— Все в порядке, — тихо сказала она вслух.
— Я остановился в мотеле «Лайтхауз». Позвони, если захочется.
— Хорошо. — Она пересела за руль, почувствовав себя вдруг очень усталой. Ее язык все еще болел.
Джесс вразвалку направился к лежащему мотоциклу, но на полдороги оглянулся:
— Я буду рад, если ты позвонишь, Фран.
Она натянуто улыбнулась:
— Посмотрим. Пока, Джесс.
Заведя мотор «вольво», она развернулась и направилась к шоссе. Боковым зрением она все еще видела Джесса, стоявшего у мотоцикла и смотревшего ей вслед. Ей стало немного грустно. Чтобы развеяться, она открыла окно и вдохнула свежий морской ветер. Она почувствовала в воздухе капельки морской соли, которые смешались с солью ее слез.
3
В четверть десятого утра Норма Брюта разбудил шум детских голосов и звуки музыки, исторгаемые на весь дом радиоприемником в кухне.
В мятых трусах он прошаркал к задней двери и выглянул во двор. Шум не прекращался. Тогда он крикнул:
— Эй вы, там, сейчас же прекратите!
Шум стих. Люк и Бобби выглянули из-за старого грузовика, в котором он любил играть в прятки. Как всегда, когда он видел своих детей, Нормом овладевали одновременно два чувства — нежность к ним и желание выпороть.
— Да, папа, — отозвался девятилетний Люк.
— Да, папа, — вторил ему Бобби, которому недавно исполнилось семь.
Норм мгновение постоял, глядя на них, и с силой захлопнул дверь. Придерживая ее рукой, он посмотрел на стул, на котором горой была свалена его одежда. Вот стерва, подумал он. Даже брюки не могла повесить как следует!
— Лила! — позвал он.
Ответа не последовало. Он сделал движение к двери, намереваясь спросить Люка, куда подевалась его чертова мамаша, но передумал.
Не стоит спрашивать об этом детей. И потом, после вчерашнего у него раскалывалась голова. А ведь он и выпил-то всего ничего — какие-нибудь три кружки пива с Хапом! Во всем виновато вчерашнее происшествие. Женщина с ребенком в машине, мертвые, и этот парень Кампион, умерший по дороге в больницу. К моменту возвращения Хапа полиция успела приехать и уехать и гробовщики забрали трупы. Вик Палфрей дал показания за всех пятерых присутствовавших. Коронер, внимательно выслушавший его, сказал в конце допроса:
— Ни в коем случае не холера. И не нужно пугать людей рассказами о случившемся. Они погибли от отравления, и именно так сообщат об этом газеты.
Норм принялся одеваться. Головная боль не утихала. Эти дети могли бы играть потише! И кто только придумал каникулы?
Он заправил рубашку в брюки и босиком прошел в кухню. Из окна лился яркий солнечный свет.
Радио надрывалось на полную громкость:
Когда передают «кантри-мьюзик» в исполнении этих чертовых негров, настроение всегда улучшается, подумал Норм. Внезапно он заметил лежащую на приемнике записку. Он взял ее в руки и прочел:
Дорогой Норм,
Салли Ходжес попросила меня посидеть утром с ее малышами и пообещала заплатить доллар. К обеду я вернусь. Если захочешь есть, возьми в холодильнике сосиски. Люблю тебя, милый.
Норм положил записку на место, обдумывая ее содержание. Головная боль в этом очень мешала. Посидеть с малышами… доллар. Жена Ральфа Ходжеса.
Постепенно эти три элемента выстроились в его сознании в единое целое. Лила ушла сидеть с детьми Салли Ходжес, она хочет заработать доллар, а его бросила самого с Люком и Бобби. Воистину настали тяжелые времена, если мужчина должен сидеть дома с собственными детьми, а жена шляться по мелким заработкам!
От злости голова разболелась сильнее. Он подошел к холодильнику и заглянул в него. Пусто! Небольшая тарелка со скисшей фасолью, кастрюлька с овсянкой, засохшее чили… ничего, что мог бы поесть мужчина. На нижней полке лежали три старые сморщенные сосиски, такие крошечные, что не могли бы насытить даже пигмея! Норму расхотелось есть. Да и вообще он слишком плохо себя чувствовал!
Захлопнув дверцу холодильника, он подошел к плите, зажег газ и поставил кофе. Ожидая, пока вода закипит, он присел на краешек табуретки, слегка поеживаясь от утренней свежести. Странно, лето — и вдруг так холодно, думал он. Потом его мысли переключились на вчерашние события, и он стал думать, почему у этого парня Кампиона шла носом кровь.
Хап возился в гараже с машиной Тони Леоминстера. Рядом стоял Вик Палфрей, наблюдая за работой приятеля и вяло попивая из банки пиво.
В дверь позвонили.
Вик выглянул в окно.
— Это полиция, — сказал он. — Похоже, что приехал твой кузен, Джо Боб.
— Отлично.
Хап направился к воротам, вытирая тряпкой промасленные руки. Он поеживался от холода. Он ненавидел летние холода. Они были для него хуже всего.
У ворот стоял вышедший из машины Джо Боб Брентвуд, здоровяк шести с половиной футов ростом. Это он увез вчера трупы семейства Кампионов.
— Привет, Джо Боб! — поприветствовал кузена Хап.
— Привет, старина. Слушай, я приехал к тебе по важному делу.
— Да?
Взгляд Джо Боба переметнулся на стоящего в дверном проеме Вика.
— Этот бездельник тоже был с тобой вчера вечером?
— Кто? Вик? Да, он вообще приходит ко мне каждый вечер.
— Он умеет держать рот на замке?
— Конечно, я уверен. Он отличный парень.
Пару секунд они молчали, глядя друг другу в глаза. Потом Хап не выдержал:
— Итак? В чем дело?
— Что ж, давай-ка войдем в помещение. Парню это тоже будет интересно. А потом, если захочешь, можешь позвонить остальным, которые были здесь вчера.
Они вошли в контору.