Но ведь это и есть смысл всего XX века, который в неисчислимых страданиях дан был русскому народу – от есенинского
Темы ночи, метельной зимы, земного неуюта, глухого людского отчуждения, страданий "знающего сердца" – всего, что преодолевается человеком в земной жизни (и чем очищается душа) – наполняют поэзию Прасолова до краёв.
В середине 1960-х годов профессор А.М. Абрамов (воронежский литературовед) оставил в своём дневнике запись о беседах с ним: "Передать разговор Прасолова очень трудно… его разговор – это всегда шаги по сваям над пропастью". Примечательное свидетельство! По этим "сваям" Прасолов уходил в будущее.
Преодолевая этот бред, и творил преображённо поэт.
Сетуют на сложность восприятия прасоловской поэтики. Да, в отличие от своего вологодского современника Николая Рубцова, который завораживает русскую душу песенным началом, Алексей Прасолов не поёт, а творит умным сердцем. И в его речи больше молитвенного, исповедального, чем песенного начала.
Видный литературный критик Вадим Кожинов в предисловии к сборнику "Стихотворения" (М., 1978) делится первоначальными впечатлениями от встречи со стихами поэта в "Новом мире" (1964):
"Было ясно, что стихи написаны по-настоящему значительным, глубоко мыслящим и сильно чувствующим человеком. И всё же не могу не признаться, что не понял тогда главного: в литературу пришёл подлинный поэт. Я видел в стихах сильные, яркие, полные смысла строки, но не разглядел того целостного поэтического мира, который уже созрел в душе их создателя. Стихи, взятые в целом, воспринимались как нечто прозаичное, несколько даже рассудочное и лишённое того высокого артистизма, без которого не бывает истинной поэзии".
Лишённое высокого артистизма! Вот что потребно – артистизм.
Да у Прасолова такой артистизм, что
А Юрий Кузнецов, хоть и "склоняя голову" перед его "поэтическим подвигом", утверждает в послесловии к московскому изданию стихотворений поэта (1988): "Он создал уникальный мир неречевого слова".
Каково! Неречевого слова!
Впрочем, у настоящего, живого явления всегда, особенно среди современников, будет много непонимания.
Прасоловская поэтика пребывает в постоянном интенсивном освоении русского культурного наследия, неотделимого от православного миросозерцания, и глубочайшем переживании земного существования именно русским сердцем.
так, обращаясь к поэзии, что значит к Богу, вместе со своим народом молит поэт.
Его поэтический мир, созданный в момент общественных исканий разорванного исторического русского пути, по слову Александра Блока, "из груды человеческого шлака" выявил и выявляет лучших, вырастает на наших глазах до национального символа.
Нам навсегда узнавать в прасоловской поэзии своё, то, что мы называем русским мирочувствованием и что явится спасительной опорой нашего существования в новом, катастрофически непредсказуемом, веке.
ХРОНИКА ПИСАТЕЛЬСКОЙ ЖИЗНИ
ПРАЗДНИК ИМПЕРСКОЙ КУЛЬТУРЫ
Праздник имперской культуры в День Святого Богоявления – Крещения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа – это особенный праздник Русской культуры, когда в Союзе писателей России собираются лауреаты национальных премий "Большая литературная" и "Имперская культура".
Безбрежное количество соискателей, авторов книг, публикаций и общих литературно-культурных дел было рассмотрено комиссиями по присуждению "Большой литературной премии" и премии "Имперская культура" имени профессора Эдуарда Володина. И вот 19 января лауреаты этих премий собрались на церемонию награждения в конференц-зале Союза писателей России на Комсомольском проспекте.
Кто же они?
"БОЛЬШАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРЕМИЯ"
Виктор Лихоносов (Краснодар) – за выдающийся вклад в развитие русской литературы;
Лариса Васильева (Москва) – за книгу "Николай Кучеренко. 50 лет в битве за танки СССР";
Сергей Перевезенцев (Москва) – за книгу "Россия. Великая судьба";
Иван Переверзин (Москва) – за книгу "Грозовые крылья";
Василий Попов-Тумут – за переводы на якутский язык книги "Рубаи" Омара Хайяма;
Сергей Гловюк (Москва) – за составление и редактирование "Антологии якутской поэзии";
Александр Кердан (Екатеринбург) – за книги о Русской Америке;