Помоги проекту - поделись книгой:
9. Александр Алексеевич ИЗМАЙЛОВ (26.08(7.09).1873, Петербург, – 10.03.1921, Петроград). Сын дьякона в церкви на Смоленском кладбище в Петербурге, отсюда его литературный псевдоним – Смоленский. Окончил Петербургскую духовную академию (1897). Начал печататься в 1895 году. Критические работы собраны в книгах "На переломе" (1908), "Помрачение божков и новые кумиры" (1910), "Литературный Олимп" (1911), "Пёстрые знамёна" (1913). Написанные в жанре беллетристического репортажа, они содержат живые зарисовки современников – Л.Толстого, Л.Андреева и других. Большой известностью пользовались литературные пародии и шаржи Измайлова: "Кривое зеркало" (1908) и др., в которых он резко выступал против декадентства и футуризма. Печальную известность приобрели его выпады против молодого М.Горького и В.В. Маяковского. В пору борьбы разных литературных школ неизменно декларировал свою независимость от течений и направлений, от смены моды в искусстве, руководствуясь лишь здравым смыслом и эстетическими критериями (впрочем, весьма консервативными). Как литературный критик Измайлов был по достоинству оценён современниками. "Пытливый и проникновенный ум", "присяжный летописец литературы", "ценитель и знаток литературы" и т.д. – перечень эпитетов, которыми награждали литератора современники, говорит о его несомненном таланте и заметной роли, какую он играл в литературном процессе. Измайлов был в первую очередь газетным критиком, печатаясь в таких высокотиражных газетах, как "Биржевые ведомости" и "Русское слово", со страниц которых к массовому читателю приходили новости литературной жизни. Он сам позиционировал себя прежде всего как газетного критика. "Вспомним, что по соседству именно с газетой вырос Чехов. В тяжеловесную арматуру рассказа он внёс нечто – и многое – от лёгкости, воздушности, экспрессии газетной техники. Л.Андреев шлифовался на газетной работе – ежедневной, обязательной, но и заставляющей много и чутко думать и много ловить и узнавать. В газетах же начал Горький. Газета стала оселком чуткости, меткости и литературного дарования начинающего", – писал он в своих "литературных заметках".
10. Анатолий Васильевич ЛУНАЧАРСКИЙ (11 (23) ноября 1875, Полтава – 26 декабря 1933, Ментона). Надо отдать должное, Луначарский (как и Сталин) искренне любил литературу. Любил общаться с писателями, и был неплохим критиком либерального толка. Во всех своих эмиграциях, в Париже, Женеве, на Капри, при всех своих высоких должностях Луначарский никогда не забывал о литературе, был увлечённым читателем. Думаю, его критическая деятельность началась с вологодской ссылки, где его судьба свела с Савинковым, Бердяевым, Оге Маделунгом и другими интеллигентствующими революционерами, отдавшими дань литературному творчеству. Но не будем забывать, как пишет Юрий Павлов: "он стоит в первом ряду советских руководителей-людоедов, разрушителей традиционного православного сознания, убийц русской литературы, культуры. Луначарский, обладавший, по словам Л.Лиходеева, "великой толеранцией к диссидентству" ("Вопросы литературы", 1988, №10), отводил литературе роль служанки партии, которая, как говорится в статье "Марк Колосов", обладает "самой чистой, самой честной, самой объективной истиной". А в другой работе, "Пути современной литературы", в духе самых "неистовых ревнителей" Пролеткульта и РАППа утверждается: "Только пролетарский писатель сможет нас удовлетворить вполне".
Луначарский считается одним из основоположников пролетарской литературы. В своих взглядах на пролетарскую литературу писатель опирался на статью Ленина "Партийная организация и партийная литература" (1905). Принципы пролетарской литературы выдвигаются в статьях "Задачи социал-демократического художественного творчества" (1907), "Письма о пролетарской литературе" (1914). По Луначарскому, пролетарская литература, прежде всего, носит классовый характер, и главное её назначение – выработка классового мировоззрения; писатель изъявлял надежду на появление "крупных дарований" в пролетарской среде. Не забудем, что Луначарский был сторонником перевода русского языка на латиницу. В 1929 году Народный Комиссариат просвещения РСФСР образовал комиссию по разработке вопроса о латинизации русского алфавита.
В начале 1930-х Луначарский – директор НИИ литературы и искусства, один из редакторов Литературной энциклопедии. В 1933 отправлен полпредом СССР в Испанию. Умер Луначарский в декабре 1933, не достигнув Испании, на французском курорте Ментона. Был кремирован, прах помещён в урне в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.
11. ИВАНОВ-РАЗУМНИК (Разумник Васильевич Иванов), (12.12.1878, Тифлис – 9.07.1946, Мюнхен). Один из моих любимых критиков с юности. Иванов-Разумник воспел гимн "первым подлинно народным поэтам нашим – Есенину, Орешину и особенно Клюеву, равно избегшим опасностей военного шовинизма и революционного азарта". В отличие от политической элиты и интеллигентщины, сам народ не стремился к войне с немцами, не жаждал кровавых революций. Сначала интеллигенты его доводят до остервенения, а потом плачутся о народной жестокости. Лишь народные писатели и поэты избежали всей этой пафосной дури. Свои критические статьи Разумник сначала печатал в "Русском богатстве", в "Русской мысли"; после того, как примкнул к левым эсерам, редактировал вместе с Андреем Белым сборники "Скифы". Свой подход к современной литературе Иванов-Разумник называл "философски-этической критикой", "цель которой не психологический или эстетический анализ (это только попутное средство), но раскрытие того, что составляет "душу живу" каждого произведения, определение "философии" автора, "пафоса" его творчества…"
Философский характер собственной критики он настойчиво подчёркивал: "Всякая бывает критика, – эстетическая, психологическая, общественная, социологическая, этическая; и каждая из них весьма необходима в процессе работы критика. Есть произведения, к которым достаточно приложить только один из этих критериев; но попробуйте ограничиться эстетической или психологической критикой, изучая "Короля Лира" или "Фауста"! Вот почему философская, в широком смысле, критика только одна может считаться достаточно общей точкой зрения".
Иванову-Разумнику принадлежит ряд статей и книг по истории русской литературы; он писал о Герцене, Белинском, Льве Толстом, Пушкине, Андрее Белом, Блоке, Куприне и других современных ему писателях. Литература всегда была для него, с его тонким художественным чувством слова, ещё и идеологией. Он и впрямь был ведущим критиком у эсеров. Он умел собирать вокруг себя и своих сборников и альманахов лучшие литературные силы, от Блока и Ремизова до Замятина и Клюева. Он по натуре был лидером.
В советское время не раз арестовывался как "идейный вдохновитель народничества". В начале войны попал под Ленинградом в оккупированную немцами зону, был помещён в лагерь перемещённых лиц в Германии. По сути, он был одним из первых писателей-дипистов, писателей второй эмиграции. Умер в Мюнхене в 1946 году.
12. Пётр Моисеевич ПИЛЬСКИЙ (16.04.1879, Орёл – 12.12.1941, Рига). Как критик начинал в кругу символистов, но затем почувствовал узость их доктрины. Он обосновывал кредо критика: "Все мы будто готовились в литературные прокуроры. Ещё бы! На скамье приговорённых нами сидела вся последняя литература той современности, вся журналистика, все ежемесячники того тихого, того страшного времени! И критика! Да! Да! Нам, новаторам, нам, юным паладинам, казалось – и небезосновательно! – что первым сражённым врагом должна пасть критическая бастилия. "Ничего огульного! – кричали мы. – Мы требуем доказательств! Пусть будет критика как одна длинная цепь теорем! Пусть текст её идёт с доказательством. Пусть каждая из них замыкается победным: "Что и требовалось доказать"! Мы требуем математической точности! Мы требуем геометрической доказательности! Так формулировали мы нашу задачу".
Он всерьёз считал себя законодателем литературных нравов.
Писатели ценили лёгкость пера и точность доказательств Пильского. Игорь Северянин писал:
В эмиграции он стал ведущим критиком влиятельнейшей в эмигрантской среде рижской газеты "Сегодня". И в эмиграции он был в самой гуще литературной жизни.
В противовес Разумнику, который, как бы поневоле, в результате немецкой оккупации, стал эмигрантом и умер в эмиграции, Пильский, как и Игорь Северянин, очутился в советской Риге, после ввода туда советских войск. Умер после паралича 12 декабря 1941 года.
13. Корней Иванович ЧУКОВСКИЙ (имя при рождении – Николай Васильевич Корнейчуков, 31 марта 1882, Санкт-Петербург – 28 октября 1969, Москва). Долго страдал от своей "незаконнорожденности". Его отцом был Эммануил Соломонович Левенсон, в семье которого жила прислугой мать Корнея Чуковского – полтавская крестьянка Екатерина Осиповна Корнейчук. После того, как отец бросил их, мать с ребёнком переехала в Одессу. Там мальчик был отдан в гимназию, но в пятом классе его отчислили из-за низкого происхождения.
В Одессе подружился с Владимиром Жаботинским, лидером русского сионизма, который и ввёл его в литературу. С 1901 по 1917 год был одним из ведущих влиятельных литературных критиков России, писал во многих газетах и журналах. Впрочем, Леонид Андреев корил его за "развязность одесских репортёров".
Как критик он был мастер разгромного фельетона, отрицательным рецензентом по призванию, и все его лучшие статьи были "вселенской смазью". Чуковский избирал в жертвы самых известных и популярных литераторов и потому его статьи жадно читала публика. Он сам признавался: "Каждый писатель для меня, вроде как бы сумасшедший. Особый пункт помешательства есть у каждого писателя, и задача критики в том, чтобы отыскать этот пункт. Нужно в каждом писателе выследить то заветное и главное, что составляет самую сердцевину его души, и выставить эту сердцевину напоказ. Сразу её не увидишь. Художник, как всякий помешанный, обычно скрывает свою манию от других. Он ведёт себя, как нормальный, и о вещах судит здраво. Но это притворство... Пинкертоном должен быть критик".
Писал о футуристах и символистах, громил дешёвую беллетристику Чарской и Вербицкой, уже после революции выпустил "Книгу об Александре Блоке", и "Ахматова и Маяковский". С 1906 года лет десять жил в Куоккала (ныне Репино), под Петербургом. Там и задумал свой альбом записей "Чукоккала". Став известнейшим детским поэтом, с критикой завязал, о чём в конце жизни искренне сожалел.
Умер Корней Иванович 28 октября 1969 года от вирусного гепатита. Похоронен в Переделкино. Спустя почти столетие Корнея Ивановича Чуковского назовут лучшим критиком Серебряного века, но, думаю, это всего лишь отблеск его славы детского классика. Были критики посильнее, и среди консерваторов, и среди либералов.
(продолжение в февральском номере)
Виктор ПРОНИН ЛЕГЕНДА НАШЕГО ВРЕМЕНИ
К 100-летию со дня рождения Анатолия СОФРОНОВА
Да, Анатолия Владимировича Софронова вполне можно назвать легендой в журналистике, в поэзии, да, наверно, в жизни каждого человека, который соприкасался с ним по жизни, в работе, в путешествиях, а путешествовал он много, охотно и неустанно.
Я появился в редакции "Огонька" в 1977 году и первый же мой очерк вызвал разгромную реакцию всей редакционной летучки. Очерк назывался "Хорошо бы собаку купить" – бунинская строка: "Я камин затоплю, буду пить, хорошо бы собаку купить..." Цитирую по памяти. Речь там шла о трёх печальных случаях, связанных с собаками. Очерк занимал две полные полосы журнала, и название, набранное громадными буквами, тоже шло через две полосы. Ветераны журнала, проработавшие в нём не один десяток лет, уже в самом размере очерка почувствовали вызов со стороны новичка и дали, как говорится, бой.
Софронов долго всех слушал, а потом произнёс слова, которые я с тех пор несу по жизни, как некое руководство к действию...
– Что-то я вас не понимаю... – сказал он с недоумением. – Но ведь если так написано, значит, так можно написать.
Характер летучки изменился мгновенно, и моё положение в редакции было узаконено навсегда. Причём, настолько, что через год в библиотечке "Огонька" вышла моя книга сахалинских рассказов, а ещё через два-три года, точно не помню, под меня был создан отдел "Морали и права" с выделением отдельного кабинета.
Я оказался едва ли не единственным сотрудником, который ушёл из журнала по собственному желанию, по доброй воле – на творческую работу.
До сих пор удивляюсь собственному безрассудству, сейчас бы ни за что не ушёл.
А с Анатолием Владимировичем мы встретились уже в ЦДЛе.
– Как поживаешь, Витя? – спросил он.
– Да поживаю, Анатолий Владимирович...
– Слышал о твоих подвигах...
– Огоньковская закалка.
– Да ладно тебе, – усмехнулся он.
...А последний раз я видел Софронова в Колонном зале Дома союзов – он, естественно, в президиуме, я – в зале. Увидев меня, Анатолий Владимирович приветственно махнул рукой. Незначащий, вроде бы, усталый жест, но он прозвучал для меня, как доброе напутствие большого Мастера.
Сергей КУНЯЕВ НА ВСТРЕЧНОМ ДВИЖЕНИИ
Поделиться книгой: