Ведьма 2

Она осторожно освободилась от моего захвата, встала, подошла к столику и стала смешивать напитки. Поймав мой вожделеющий взгляд, Ма тонко улыбнулась и насмешливо сказала:

— Ты можешь напиться. Прямо здесь, в родительском доме. Но решение все равно придется принимать.

— Да какое решение? — снова заныла я.

— Нужен он тебе или не нужен.

— Если — да?

— Если — да, то мы придумаем тактику, чтобы завоевать его. Если же — нет, то надо просто пережить, переболеть, отплакать и все.

Боги, если бы я могла рассказать ей все. Я схватила стакан с коктейлем, сделала огромный глоток и уставилась на маму:

— Ты веришь в судьбу?

Она так внимательно посмотрела на меня, что у меня возникло ощущение, что она все знает про меня и мою тайную жизнь.

— Твоя бабушка сказала бы однозначно, да, верю. Я не совсем уверена. А ты считаешь его своей судьбой?

— Да, — выпалила я. — И он тоже так считает.

— А в чем тогда проблема, я не поняла? Если он считает тебя своей судьбой, так вы будете вместе, — мама тоже отпила из стакана, помешивая напиток соломинкой.

— Да мама же, — запрокинула я голову. — Я хочу, чтобы он любил меня.

— Да тебя невозможно не любить. Ты же чудесная. Даже если он не увидел этого до сих пор, он обязательно это поймет.

— Мужчина любит женщину, которая любит его, — в комнату зашел отец, собственническим жестом обнимая маму за талию.

Она вся так и потянулась к нему. Их глаза сияли друг другу навстречу, между ними искрило, несмотря на возраст и прожитые вместе годы. Я видела окутывающую их ауру любви, яркую, алую, с нежными розоватыми вкраплениями, пульсирующую, живую, обнимающую их тела с небывалой осторожностью. Я плохая дочь, просто отвратительная. Мне стало завидно. Я отвернулась, быстро-быстро допивая из бокала и наполняя его следующей порцией вермута и сока.

Мама что-то почувствовала, какие-то перемены во мне, она протянула ко мне руку, и я увидела, как облако их любви, меняя цвет, поползло ко мне. Я не была здесь лишней. Они любили меня, просто по-другому. Я обняла их обоих, устыдившись. Совсем уже с этой любовью крыша едет! Позавидовать собственным родителям! И пусть папа не был мне родным, я давно приняла его, безоговорочно и целиком, и полюбила, как родного отца. Больше, чем родного отца.

— Па, что ты там говорил про мужчину, когда женщина его любит?

— Ну, вот смотри. В тебе очень много достоинств, это очевидно для каждого мужчины. И, конечно, они хотят обладать такой женщиной. Но… В тебе слишком много достоинств. Многих мужчин это может испугать, они могут почувствовать себя слабыми и неспособными соответствовать такой женщине. Вот, понимаешь? Я уверен, что ты не могла полюбить плохого человека. А значит, он умный, сильный и понимает, что когда такая женщина любит, то искать больше нечего. Найти лучшего нельзя.

— Па, а я не хочу, чтобы он понимал, я хочу, чтобы он любил.

— Может, я тебя расстрою. Но… Эмоции проходят, разум остается.

— Разум? — всхлипнула я. — Значит, он всегда будет понимать, что я лучшая, но никогда…Никогда не будет смотреть на меня так, как ты смотришь на маму, нежно, страстно и трепетно.

Я бурно зарыдала, но все же еще успела заметить, что родители густо покраснели, и их разнесло по разным углам гостиной.

Все-таки, я напилась. Хотелось, как хотелось, чтобы он любил, обожал, боготворил, хотел, скучал, страдал и так далее и тому подобное. Хотелось залезть к нему в голову или в сердце, чтобы понять его чувства к себе. Изрыдавшись в конец, я заснула на полу, в обнимку с ножкой журнального столика. Отец, видимо обнаружил меня в такой экстремальной позе утром, потому что очнулась я у него на руках, когда он переносил меня в кровать. Странно, но почему-то утром мне плакать уже не хотелось, я счастливо улыбнулась папе, обняла его за шею и снова благополучно заснула.

11. Грегори

Я просто верила ему,

непонятно, почему,

и еще, что было силы

просто так его любила…

Мы гуляли с родителями и детьми по Люксембургским садам и паркам, наслаждались красотой города, болтали, смеялись, заходили в маленькие уютные кафе. Мама иногда бросала на меня сбоку пристальные взгляды. Видимо, выражение моего лица не внушало ей доверия, относительно стабильности моего состояния. А я, на самом деле, неожиданно успокоилась. На смену истерикам пришли апатия и почти полное равнодушие. Я шла, автоматически улыбаясь, отвечала на какие-то вопросы, скользя взглядом по окружающим меня людям. В какой-то момент мама решительно чмокнула меня в щеку, громко объявила, что детям пора домой и, многозначительно взглянув на папу, потащила всех к машине. Видя, что я покорно пошла вместе со всеми, подтолкнула меня и прошептала:

— Погуляй. Тебе надо немного побыть одной.

Я послушно кивнула и поплелась в сторону придорожного кафе, гостеприимно манящего расставленными у дороги столиками и нарядными зонтиками.

Заказала кофе и уткнулась носом в веселенькой расцветки скатерть. Меня одолевали грустные мысли. Впереди предстояла поездка в Сибирь. Что делать с Мирославом, непонятно. Оставалась надежда, что Ратмир просветит меня, есть ли вообще возможность снять со Славки проклятье. Мысли о Владе я честно старалась отгонять подальше. Я очнулась, когда прямо над собой услышала мужской голос. Возле моего столика стоял молодой худощавый мужчина, что-то приветливо мне говоря. Включив свой магический лингвистический разговорник, и, быстро настроившись на него, я поняла, что молодой человек говорит на французском. Он просил разрешение составить мне компанию за столом. Я улыбнулась, указывая ему на свободный стул.

— Вы не говорите на французском?

— Нет, почему же? Говорю, — бодро ответила я.

Маги могут говорить на любом языке мира, это очень легко и просто. Конечно, все зависит от степени продвинутости мага. Но мне, с моей Силой, подвластно практически все. Это я так думаю. Хи-хи. Мы, конечно, не ставили экспериментов, но, думаю, мой сын тоже легко поймет, если с ним будут разговаривать на иностранном языке. Правда, сказать сможет только то, что знает на русском.

Мужчина сделал заказ, радостно улыбнулся мне и задал дежурный вопрос:

— Очаровательная мисс скучает?

— Очаровательная мисс грустит, — рассмеялась я. Настроение почему-то стремительно улучшалась.

— О, неужели у такой потрясающей девушки может быть безответная любовь?

Я нейтрально пожала плечами, не желая вдаваться в подробности. Он вдруг сделал неопределенный жест рукой, и в его пальцах появилась роскошная алая роза. Я удивленно подняла брови, быстро прощупывая его ауру. На мага он похож не был. Тогда как это получилось?

— Вы волшебник? — лукаво прищурилась я.

— Я фокусник, — улыбнулся он в ответ, протягивая мне цветок.

К нам тут же подскочила официантка с вазочкой.

— Профессиональный? — спросила я, вдыхая нежный аромат розы.

— Нет, но для вас готов стать профессионалом.

Я рассмеялась. Он мне нравился все больше и больше. Умное лицо с тонкими чертами, лукавые серые глаза, белозубая улыбка. Нам принесли заказ. Увидев красное вино, я удивленно вскинула брови. День только перевалил за полдень. Не слишком ли рано пить спиртные напитки? Все же мы не в России, где начинают потреблять алкоголь с самого утра.

— А вы чем занимаетесь?

— Я поэтесса.

— О! — воскликнул он в восторге. — И о чем вы пишете?

— Ну, о чем может писать грустная девушка? — засмеялась я. — Конечно, о любви.

— Почитаете мне?

Я немного замялась.

— Дело в том, что я пишу на родном языке. Боюсь, перевод сможет передать только смысл, но никак не стиль и не рифму.

— И какой же ваш родной язык? Вы так говорите на французском, что я был уверен, это — ваш родной язык.

Я была бы польщена, если бы действительно владела языком.

— Я — русская.

— О! — Снова воскликнул он, приходя в еще большее воодушевление. — Вы здесь живете?

— Нет, я приехала в гости к родителям. Они живут здесь, а я в Москве, — и чтобы сразу расставить все точки над И, пояснила. — Я привезла им в гости внуков.

Он изумленно взирал на меня, медленно приходя в себя и тщательно подбирая слова.

— У такой ослепительной красавицы есть дети?

— Да, два мальчика. Младший мой, а старший — сын погибшего друга.

— О, — он прижал руку к сердцу, — вы взяли приемного ребенка. Как это благородно!

Я поморщилась:

— Это не благородно. Просто, просто… так было надо.

— Вы настоящая русская женщина!

Я скептически ухмыльнулась. Вряд ли он знал, что такое настоящая русская женщина. Признаться, я и сама не очень понимала значение этого выражения. Он вдруг вскочил на ноги и поклонился.

— Простите мне мою невежливость. Позвольте представиться. Грегори.

— Надежда.

Молодой человек облобызал мне ручку, попутно рассыпаясь в комплиментах мне и моему дивному имени. Затем он поднял бокал, произнес витиеватый тост, мы выпили и принялись болтать о всякой всячине. Грегори оказался художником. Он пригласил меня на выставку своих работ и не отставал, пока не получил уверений, что я посещу ее со всей своей семьей. С ним было очень легко и интересно. Он рассказывал об архитектуре Люксембурга, его мостах, дворцах и парках. Он говорил о цветах так, словно понимал, что они живые. Я расслабилась, отдаваясь мелодии его низкого голоса, мечтами уносясь далеко-далеко, в Россию. Я смотрела на его улыбающийся рот и вспоминала другие губы, такие нежные, такие соблазнительные, манящие, уговаривающие, обещающие. Я вспоминала Влада. Грегори коснулся моей руки, а я ощутила прикосновение совсем другого мужчины, моего любимого, единственного, предназначенного мне богами. Только он умел дотрагиваться до меня так, что кровь начинала бешено стучать в висках, тело наливалось истомой, а глаза сами собой прикрывались от нахлынувшего желания. Я сделала глоток, пробуя отогнать наваждение, и уставилась на бокал в руке Грегори. О, Мрак! Густое красное вино, налитое в бокале, напомнило мне о совершенно другой жидкой субстанции, похожей по цвету на вино. Не знаю, то ли я слишком пристально смотрела на бокал, используя бесконтрольную магическую Силу, то ли Грегори чересчур сильно сжал хрупкий сосуд в руке, но бокал лопнул. Вино хлынуло на скатерть, осколки разлетелись по столу. Острый край хрустальной ножки воткнулся мужчине в палец, и появилась капелька крови. Грегори отпрянул от стола, я тут же вскочила, хватая его за руку, и, пальцами свободной руки выдергивая из ранки осколок. Он полез за платком, а к нам уже бежала официантка. Пока он промокал палец, пока убирали со стола, я рухнула на стул, заворожено разглядывая его кровь на своих пальцах и судорожно вдыхая неуловимый для людей, но такой пьянящий для меня разливающийся запах крови. Плохо соображая, что же я делаю, я слизнула кровь с руки. Взрыв в моей голове заставил все мое тело содрогнуться. Я лихорадочно вцепилась в край стола, не оставляя себе возможности грохнуться в обморок. Впрочем, нет, обморок мне не грозил. Яркие картинки вспыхивали в моей голове.

Влад лежит обнаженный на кровати, раскинув руки в стороны. Его волосы слились с черным шелком наволочки. Я стою в дверях, а он смотрит на меня и улыбается. Я запрыгиваю на кровать, усаживаюсь к нему на живот, трогаю его лицо. Провожу пальцами по линиям бровей, глажу скулы, нос. Наклоняюсь и нежно касаюсь губами его глаз. Он обнимает меня, подтягивая повыше. Его губы касаются моего соска. Его прикосновение к моему телу сопровождается нашим общим полувздохом-полустоном. Он царапает мне кожу, и я чувствую слабый аромат крови. Я оскаливаю зубки в твердой решимости укусить Влада в шею и ощутить вкус его крови.

И вдруг картинка пропала. Мое обоняние защекотал приятный аромат розы. Дело в том, что официантка, убирая на столе, переставила вазу с цветком слишком близко ко мне. И к счастью, его благоухание перебило запах крови. Я очнулась. Грегори тревожно смотрел на меня. Интересно, сколько времени я была в отключке. Я нервно улыбнулась:

— Плохо переношу кровь.

— Извините меня, Надежда. Вам плохо? Давайте прогуляемся.

12. Снова Влад

Любовь. Такая огромная.

Безудержная, безмерная.

Глаза твои — бездна темная,

Я в них утону, наверное.

Я в них утону, конечно же,

А ты не протянешь руку.

Я — ведьма, злая и грешная,

Обреченная на разлуку.

Мы встречались с Грегори каждый день. Вся семья со мной во главе посетила его выставку, и вернулись мы в полном восторге. Все были им очарованы. Если бы он был ведьмаком, это было бы понятно. Но он казался обычным человеком, просто очень обаятельным, искренним, располагающим. Казалось, что я знаю его всю жизнь. Он так трогательно и восторженно за мной ухаживал и так неподдельно огорчился, узнав, что через день я уезжаю. Он как-то странно на меня действовал. Когда он дотрагивался до меня, заговаривал со мной или пристально смотрел в мое лицо, я явственно ощущала присутствие Влада. Я не могла находиться рядом с Грегори именно из-за этих странных ассоциаций, но, с другой стороны, меня неудержимо к нему тянуло. Чувствуя его ауру и наслаждаясь ее малиновым цветом, цветом влечения, я ждала, когда он пригласит меня к себе домой и раздумывала, принять приглашение или нет. Они с Владом не были похожи совершенно, но мне почему-то казалось, что приняв приглашение Грегори, я окажусь в постели с любимым. Странное ощущение преследовало меня, я не могла понять, почему так воспринимаю этого мужчину. Что-то смутно знакомое, волнующее было в нем, хотя я могла поклясться, что не встречалась с ним раньше никогда.

В последний вечер Грегори пригласил меня в ресторан. Мы мило беседовали, пили вино, если потрясающе вкусные блюда, танцевали. Когда он в танце обнимал меня за талию, я не могла избавиться от чувства, что все это уже было. Склонив голову к его плечу, я прикрыла глаза, вдыхая аромат его туалетной воды, и усиленно размышляла, провести с ним эту ночь или нет. Я не могла объяснить самой себе, какие чувства я испытываю к нему. Почему-то, находясь в его объятиях, я чувствовала совершенно другие руки. И энергетика…. У него была какая-то странная энергетика. Мне не хватало магического опыта, чтобы объяснить, что же меня в ней насторожило. Грегори склонился к моему уху и еле слышно прошептал:

— Я люблю тебя.

Я изумленно воззрилась на него. Ну, он же не сумасшедший, чтобы через несколько дней знакомства объясняться женщине в любви. Его глаза были стеклянными, язык еле ворочался, звуки он издавал только шепотом. Из его рта лились бессвязные нежные и страстные слова. Он пьян? Или употребляет наркотики?

— Надежда, моя Надежда.

До меня не сразу дошло, что последние слова он произнес на чистейшем русском языке. О, Свет! Еще ведьмой называюсь, инициацию прошла, а ума не прибавилось! Его разум под контролем! Я обхватила его лицо ладонями, уставилась прямо в глаза и осторожно проникла в сознание:

— Влад?

— Девочка!

Я в ярости схватила Грегори за руку и потащила к столику. Он послушно уселся, не отводя от меня взгляда.

— Зачем ты это сделал?

— Я скучал по тебе.

Я мысленно помянула всех богов. Да что же за шутки он себе позволяет! Ослабила защиту сознания и прислушалась. И тут же потоком на меня хлынула вся информация, которую я давно не пропускала, защищая разум от постороннего вторжения. Влад, мой Влад был со мной все это время. Он так страшно соскучился, что решился рассказать обо всех чувствах, которые питал ко мне. Он просто кричал, почти отчаявшись пробиться ко мне. Он отслеживал меня во время моих перемещений по миру. Он наблюдал за мной, он волновался за меня, он был моим от начала до конца с того самого дня, как впервые увидел меня. Где? На фотографии? Ему показывали мои фотографии и видеозаписи со мной. Он смеялся сам над собой, когда начал понимать, насколько увлекся мной. Он говорил своему Мастеру о том, что у него учащается пульс, когда он берет меня за руку. Он чувствовал себя мальчишкой рядом со мной, ему хотелось делать глупости и совершать геройские поступки. Он боялся за меня, ревновал, восхищался мной, хотел спрятать за своей широкой спиной или заключить меня в объятия и никогда-никогда не выпускать. Он жалел меня, гордился мной, страстно желал и, о боги, как он мучился, пока был вдали от меня. Он ненавидел себя, когда ему приходилось что-то скрывать от меня. И он был просто в отчаянии, что ему пришлось уехать. О, теперь я знала, почему он уехал. Влад просто трепетал при мысли, что я могу подвергнуть себя опасности, и категорически не хотел, чтобы я участвовала в снятии проклятия с Мирослава. Он умчался в Сибирь, к брату, надеясь, что сможет помочь ему самостоятельно, и нам с Руславчиком не придется этим заниматься. Но он так сильно скучал без меня и испытывал такое чувство вины, что через день настроил со мной мысленную связь, а я просто закрыла сознание, не желая ни с кем общаться. У него не было другого выхода, кроме как взять под контроль сознание людей, находящихся рядом со мной. Вначале он контролировал отца, но когда увидел мужчину, проявившего ко мне интерес, тут же переключился на него. Так вот почему в присутствии Грегори, я все время думала о Владе, видела картинки с его участием, чувствовала его запах. Мой милый, мой единственный. Конечно, я тут же все ему простила. Теперь мое сознание было открыто, и я услышала его обожаемый голос в своей голове.

— Приезжай, я жду тебя, я не могу без тебя. Я устал быть так далеко.

Порадовав любимого, что вылетаю завтра, я тревожно уставилась на Грегори. И что мне теперь с ним делать? Мужчина сидел с окаменевшим лицом, все так же не отрывая от меня остановившегося взгляда. Мысленно "поблагодарив" Влада за предоставленную мне работу, я макнула пальцы в вино, совершенно не задумываясь, как это выглядит со стороны, провела рукой Грегори по губам и начала плести заклинание. Быстро шепча формулы и прищелкивая пальцами, я не отрывала взгляда от лица мужчины. Как-то мне не нравилось его состояние. И еще я явственно ощущала присутствие Влада, наблюдающего за моими действиями, и это меня почему-то раздражало.

— Или отстань, или помоги, — разозлилась я.

Влад явственно хихикнул в моей голове, и глаза Грегори наконец-то приняли осмысленное выражение. Почему-то первое, что он сделал, это приник губами к моей руке. Ну, спасибо тебе, любимый, ты оставил в сознании постороннего человека неизгладимый след твоей любви ко мне. Я тяжело вздохнула, перегнувшись через стол, чмокнула Грегори в щеку и встала, выставив вперед ладони и, оборачиваясь вокруг себя, навела морок на всех присутствующих. Дав всем приказ очнуться через тридцать секунд, торопливо подхватила сумочку и кинулась к выходу. Пока все замерли ледяными статуями, я успешно покинула ресторан, весьма недовольная собой и окружающими. Но зато… зато через день я уже буду в Верхоянске и ближе к ночи в объятиях любимого мужчины.

13. Сибирь. Тайга. Проклятие

Я твоя — шепчут лапы наряженной ели,

Я твоя — вторит снег, засыпая дорожку.

Я твоя — всхлипнут в ритм голубые метели.

Я твоя — в такт мурлыкнет пушистая кошка.

Я твоя — взвоет ветер, гуляя по крыше.

Я твоя — вздрогнет мир неоконченной песней.

Я твоя. Я кричу через сумрак. Ты слышишь?

Я твоя. Я хочу, чтобы мы были вместе.

В Верхоянске нас встречал Ратмир. Измученная многочасовыми перелетами, я не сразу заметила, какой он хмурый, сумрачный, озабоченный. К тому же, Руславчик, несмотря на всю кипящую в нем Силу, просто валился с ног, беспрестанно зевая и хныкая. Слава Богам, что старшего ребенка я оставила у родителей в Люксембурге, иначе сейчас мне бы пришлось тащить обоих мальчишек на себе.

Так вот, Ратмир производил странное впечатление. Он выглядел вымотанным, прятал глаза и закрывался от меня щитами. До самого дома, который он снял, ожидая нас, я честно молчала, но как только мне удалось накормить и дотащить до кровати на ходу засыпающего ребенка, я тут же приступила к допросу с пристрастием. Ратмир уклонялся от ответа, что-то невнятно бормоча. Я начала злиться. Ненавижу, когда от меня скрывают информацию. Пусть лучше ужасная правда, чем незнание. И вдруг воздух на середине комнаты взвихрился, и из черного тумана вывалился Влад. Он принял меня в объятия, закружил по комнате, покрывая мое лицо поцелуями и с обожанием глядя мне в глаза, а Ратмир облегченно скрылся за дверью. Около часа мы не могли оторваться друг от друга, пользуясь тем, что малыш спит, а Ратмир испарился в неизвестном направлении. Всю свою пылкость и нежность мы отдавали друг другу, перемещаясь из ванной комнаты в спальню, потом в гостиную и затем опять в ванную. Мое сердце билось уже где-то у горла, голос охрип, кожа горела от его многочисленных поцелуев, мышцы болели, глаза плохо фокусировались. Он заботливо вытащил меня из ванны, завернул в полотенце и отнес в постель. Укрыл меня одеялом и не отпускал мою руку, пока я не заснула.

Мне снились странные, тревожные сны. Передо мной кружились лица бабушки, Магистра, Белки. Они все пристально смотрели на меня, словно чего-то выжидая. А за тонким стеклом проступали силуэты. Я пригляделась и поняла, что это Мирослав и его второй маленький сын. Они стучали в стекло, звали, рвались пройти сквозь него, но им не удавалось. А я не знала, что должна делать, помогать им, или, наоборот, препятствовать в этом. Я пыталась что-то сказать, но слова стекали с моего языка тягучими вязкими каплями, не укладываясь в предложения. Меня не понимали, я не могла донести до людей свою мысль. От отчаяния я шарахнула кулаком по странному стеклу, но даже трещинки по нему не пробежало. Я проснулась, потому что Влад просунул свои руки мне подмышки, обхватил мою спину и нежно целовал мои глаза, пришептывая приговор. Я вырвалась, отодвинулась от него и, чуть не плача, начала взахлеб рассказывать сон. Но он остановил меня, прижал мою голову к своему плечу, зарылся пальцами в волосы и очень осторожно произнес:

— Милая, сначала я кое-что тебе расскажу. Дело в том, что мне не удалось снять проклятие с брата. Такое впечатление, что это проклятие кто-то подпитывает. Ну не могла обычная женщина наслать такой силы анафему. Я смог только приостановить его разрушающее действие. Но твоя подруга…

— Что случилось? — страшное предчувствие кольнуло меня.

— Она погибла, — видя, как расширяются в ужасе мои глаза, Влад торопливо продолжил. — Я уже ничего не мог сделать, прости. Она слишком любила его. Она отдала ему всю свою энергию. Белка чуть не угробила собственного ребенка, пребывая в желании спасти Славку. Я еле успел вытащить мальчишку, а с ней все уже было бесполезно. Она просто принесла себя ему в жертву.