В шутку и всерьез

Мы поспешили к любителям шахмат греческой столицы. Сразу же завязалась оживленная беседа, потом затеяли обязательный при встречах шахматистов блиц. Я много раз встречался с национальными мастерами Греции на олимпиадах. Команда лучших греческих шахматистов в 1956 году приезжала в Москву. У нас было что вспомнить, о чем поговорить!

Всю первую половину следующего дня осматриваю столицу Греции. Кто из нас не мечтал забраться на Акрополь! Величественное сооружение, поражаешься мастерству и смелости древних строителей! И тут же вспоминаешь легендарное имя грека из другой эпохи. Именно здесь, на Акрополе, Манолис Глезос водрузил победное знамя борьбы за свободу страны.

Только на третий день после вылета из Москвы я прибыл в Никозию. В аэропорту меня тепло встретили местные шахматисты. Устроившись в отеле, отправляюсь в садик местного теннисного клуба и до поздней ночи беседую с киприотскими шахматистами. Приятная компания, приятная обстановка. Густая зелень, пышные ароматные цветы, ледяные апельсиновые и лимонные соки. Даже не верится, что ты в одном из самых жарких мест мира.

Если бы я только предполагал, что меня ждало на следующее утро! Собираясь на Кипр, я прочел много статей и очерков, прославляющих красоты острова любви. Чего только не было в этих статьях, какие чудесные картины не рисовались! Лунные ночи в оливковых садах, горные водопады, гигантские деревья, запорошенные лиловыми, красными и желтыми цветами. Апельсины с арбуз, щедрый урожай лимонов – два раза в год. Бесчисленные виды цветов, триста тринадцать видов птиц. Чудо красоты, рай земной! Именно здесь и должна была родиться Афродита. Наверное, Кипр такой и есть в лучшее время года – весной, но, как красивая женщина может оказаться на самом деле злой и мстительной, так и природа острова в летние месяцы показывает свою неукротимую жестокость.

Я вышел из отеля на следующий день в десять часов утра. И сразу попал в пекло. Уже в это время термометр показывал около сорока по Цельсию. Прохожие жались к узенькой тени от невысоких, чаще всего одноэтажных домов. Но и тут пешеходы вынуждены быть осторожными: у большей части улиц Никозии нет тротуаров, и приходится остерегаться быстро пролетающих мимо автомашин.

Сверху палило безжалостное солнце, будто задавшееся целью выжечь все живое. Снизу сквозь тонкие подошвы ботинок ноги жгли раскаленные камни мостовых. Я поражался фигурам священников, закутанных в черные сутаны, и особенно одеянию крестьян. Широкие черные шаровары с огромными, висящими сзади складками. Позже старожилы Кипра объяснили мне, что именно такая конструкция одежды помогает легче переносить жару: говорили что-то о вакууме и других физических понятиях. На такие шаровары уходит до тридцати метров материи.

В полдень, когда начинается настоящий ад, жизнь в городах замирает до четырех часов дня. Люди прячутся в дома, находят укромное место для сна и отдыха. Это традиционная в жарких странах сиеста – длящийся несколько часов перерыв в работе и торговле. Улицы совсем пустеют: в единоборстве человек – солнце побеждает небесное светило.

Не спасаешься от жары и за городом. Не дай бог открыть на ходу ветровое стекло автомашины: лицо опалит струя раскаленного воздуха. Всюду на полях виднеются желто-коричневая трава, сожженные листья кустарников. И это в начале июня, а что же будет в июле-августе, когда температура подойдет к пятидесяти градусам?!

Киприоты самоотверженно борются с жестокой природой. Как сокровище, сохраняют они в этом пекле каждую каплю воды, героическими усилиями пробивают в скалах дорогу к морю. В самое жаркое время на полях все равно можно увидеть сгорбленные фигурки тружеников, облаченные в одежды с головы до ног, – нельзя позволить безжалостному солнцу добраться до кожи человека.

К вечеру зной спадает, но ненамного. В местном варьете, куда киприотские друзья повели меня в один из вечеров, с отменной ловкостью работал приезжий акробат. Стоя на руках, он то поднимался вверх, то опускался вниз, складывая и отбрасывая в стороны деревянные кирпичики. Публика аплодисментами проводила артиста, а на полу осталась лужица пота, стекавшего с головы акробата,

"Семь дней в огне" – так мог бы я назвать неделю своего пребывания на Кипре. Даже ночью духота не дает заснуть. На третьи сутки я все-таки приспособился: вставал под холодный душ и мокрый, не вытираясь, бросался на кровать. Слабый ветерок из окна в этих обстоятельствах казался мне прохладным, и я засыпал. Но ненадолго. Едва забудешься в полудремоте, как тебя заставляет вскочить с кровати неугомонная перекличка петухов, которых в Никозии почему-то неимоверное количество.

Советские дипломаты на Кипре к летним месяцам принимают срочные меры. Прежде всего увозят детей на Родину, иначе им грозит гибель. Ну, а взрослые уроженцы севера стоически переносят жару.

– Ничего, есть места и похуже! – говорят наши дипломаты и тут же начинают вспоминать: – Вот в Африке была жара!

Постепенно осваиваясь с условиями жизни на Кипре, я не подозревал, какое новое испытание мне готовится. В один из вечеров мне сообщили, что было бы желательно, если бы я согласился присутствовать на свадьбе секретаря шахматной федерации господина Лантсиаса. Большой фанатик шахмат, господин Лантсиас специально откладывал бракосочетание, ожидая моего приезда, чтобы иметь в качестве гостя шахматного гроссмейстера. Как можно было отказаться от такой чести?! Я принял приглашение, хотя длительный воскресный обряд в маленькой церквушке да при сорокаградусной жаре ничего приятного не сулил. К тому же являться нужно в полной парадной форме: темный костюм, крахмальный воротничок, галстук – ужас!

– Боюсь, завтра в церкви будут сразу две церемонии, – шутил я накануне торжества. – Свадебная для господина Лантсиаса и похоронная для меня.

Поистине надо очень любить невесту, чтобы венчаться в такую жару! И молодые и гости с трудом вынесли часовой обряд бракосочетания. Священник вел службу в темпе блиц. Люди понимающие утверждали, что он даже пропускал что-то в процедуре, следуя человеколюбивому порыву облегчить нам страдания.

Жениха и невесту кормили хлебцами, смоченными в вине, многократно менялись обручальные кольца, родственники вытирали платочками пот с лица невесты, чтобы сохранить ее в виде, соответствующем столь высокому торжеству. Рядом лучшие друзья обмахивали жениха самодельными веерами, кто-то даже использовал для этого маленькую шахматную доску. А гости терпеливо сносили лишения; они уже перестали вытирать пот с собственных лиц – ничто не спасет! – и жадно ждали окончания ритуала.

Все имеет свой конец. Торжества – тоже. Все бросились поздравлять новобрачных – только бы поскорее освободиться. Я подарил госпоже Лантсиас большую куклу, привезенную из Москвы, а жениху – советскую монету – символ будущей поездки в Советский Союз. Вскоре новобрачные укатили в горы, где попрохладнее, а мы с моим киприотским другом, чемпионом Кипра по шахматам господином Клеопасом, – к побережью моря.

И тут было жарко, хотя все в природе относительно. Я побежал к воде, но сразу же вернулся, так как песок нестерпимо жег ноги. Надел туфли и с наслаждением устремился в теплую, как парное молоко, воду. Мой спутник остался сидеть на берегу,

– Что же вы не купаетесь, господин Клеопас? – спросил я у обаятельного киприотского архитектора.

– Рано еще, холодновато, – ответил киприот. – Мы начинаем купаться в конце июня или даже начале июля.

Жаркие дни, мучительные ночи. Зачем приехал я на этот остров? Не для того же, чтобы присутствовать на свадьбе! Не ответило на этот вопрос и мое выступление в сеансе одновременной игры в Никозии. Шахматисты Кипра долго готовились к этой встрече. Сыграть со мной приехали сильнейшие любители близлежащих городов. Собралось двадцать восемь человек, я ожидал серьезного сопротивления и немного боялся за исход сеанса. Но сражение кончилось неудачно для киприотов. Ни одному из них не удалось заставить меня произнести английское "резайн" – "сдаюсь". Лишь в одной битве был ничейный исход. Такой результат объясняется отсутствием у шахматистов Кипра достаточной практики: они спешили, допускали грубые ошибки. Несколько партий, одно время стоявших для меня плохо, удалось спасти в последний момент, когда ряды противников поредели м мне стало легче играть.

На следующий день я провел пресс-конференцию для корреспондентов киприотских газет, выступил с лекцией и сеансом одновременной игры для работников представительств Советского Союза и стран народной демократии на Кипре. Но и тогда я задавал себе вопрос: почему пригласили сюда советского гроссмейстера? Ведь интерес к шахматам в этой стране был не больше, чем где-либо еще, В Москве мне говорили, что президент Республики Кипр архиепископ Макариос играет в шахматы. Может быть, этим вызвано приглашение? Доля истины в таком предположении содержалась: киприотские шахматисты сожалели, что в дни моего пребывания на Кипре их президент был в Соединенных Штатах,

И вдруг многодневные сомнения рассеялись – я получил ответ на мучивший меня вопрос. В субботу утром второй по силе шахматист Кипра Д.Джордиадис заехал за мной на машине и повез к себе домой в крупнейший город-порт Кипра Фамагусту. Общительный, остроумный водитель, ловко управляя машиной, идущей со скоростью восемьдесят километров в час, всю дорогу говорил о шахматах. Я узнал, что господин Джордиадис, несмотря на свою молодость, прокурор города Фамагусты. Однако юриспруденция не была темой наших бесед. Прокурор буквально бредил шахматами, и каждый раз, когда я заговаривал о чем-нибудь другом, он неизменно возвращал беседу к излюбленной игре.

И вот мы в большой, богато обставленной квартире прокурора, а точнее, в квартире его отца – видного врача города. Скоро пришла миловидная любезная дама-племянница хозяина дома.

– Познакомьтесь, мэриса, – представили меня даме.

Редко встречающееся слово меня поразило, и я понял, кто она такая, лишь когда прибыл ее муж – мэр города Фамагусты.

Нас пригласили к обеду. Сервировка и угощения были на славу. Вкусные блюда в сочетании с обязательным к столу зажиточных киприотов льдом временами заставляли забывать о жаре.

Хозяин дома в начале обеда был лукав и насторожен.

– Может быть, вам доставит удовольствие нас критиковать?– справился фамагустский врач, когда я отказался от пива, ибо московские врачи не рекомендовали мне его пить.

Но потом этот сердитый на вид человек "потеплел" и сообщил, что имеет большое желание посетить Москву и поближе познакомиться с работой советских медиков.

В этот момент в беседу вступил мэр.

– Я собирался поехать в Москву на Конгресс мира, – сказал этот маленький, умный и добродушный человек. – К сожалению, помешала неожиданная болезнь сына. Но я поеду в Москву, обязательно поеду!

И вдруг я сразу понял, почему приглашен на Кипр, хотя, может быть, с точки зрения чисто шахматной этот визит и не был столь необходим. Люди молодой республики тянутся к самостоятельности, хотят иметь и развивать собственную культуру. Но для этого нужны знания и опыт. Поэтому киприоты так жаждут встреч с деятелями искусства, науки, спорта из других стран.

Тяга к национальной независимости очень заметна на Кипре, хотя везде еще лежит отпечаток тягостного колониального режима.

– О, у вас здесь левостороннее движение! – воскликнул я, когда мы мчались с аэродрома. Я знал, что так ездят только в Англии, Швеции и Японии.

– Мы же бывшая английская колония, – сообщил мне секретарь шахматной федерации. Слово "бывшая" он произнес с оттенком радости и гордости.

То тут, то там в разных концах страны можно увидеть военные поселки, обнесенные колючей проволокой. За изгородью английские солдаты в коротких штанах и гимнастерках цвета хаки.

Кипр – важнейший стратегический пункт на Средиземном море, и военные тузы Запада ни в коем случае не хотят его упустить. Этим-то и объясняются кровавые сражения, развернувшиеся позже на многострадальном острове.

Однажды я обратил внимание на английского солдата, поджидавшего у входа >в магазин своего начальника. Подозрительно и злобно косился солдат на проходивших мимо "строптивых" киприотов: "Ишь, свободы, захотели!" Ну, а как относятся люди Кипра к колонизаторам, я уяснил по затаенным усмешкам, с которыми они слушают английскую речь, по вежливо – презрительному "сэр", с которым обращаются к туристам продавцы фруктов на базаре.

Как-то я спросил у портье, нельзя ли позвонить из Никозии в Москву. Тот ответил:

– О, это очень сложно! Соединиться можно только через Лондон,

Я понял: на Кипре еще сохранились технические особенности прежних дней. Связаться с внешним миром можно только через "кабинет" хозяина!

Но народ молодой республики энергично перестраивал жизнь, жадно тянулся ко всему новому и прежде всего советскому. Небывалым успехом пользовалась на Кипре выставка Советского Союза, под бурные аплодисменты прошли выступления наших артистов, большое впечатление оставило мастерство московской футбольной команды "Спартак".

– Узнаете? – спросил меня портье и показал фотографию спартаковцев. – Отличные ребята!

И спрятал снимок, как прячут дорогую реликвию.

А что говорить о наших героях – победителях космоса! Портреты Юрия Гагарина я видел на стенах зданий. Никозии, Фамагусты и других городов. Наши славные космонавты остались в памяти и в сердцах тех киприотов, кто имел возможность с ними встретиться.

– Какой замечательный человек Юрий Гагарин! – восторженно воскликнула мэриса за обедом в Фамагусте. – Я его даже расцеловала.

– Поздравляю! – автоматически выпалил я, но тут же спохватился: – Конечно, поздравляю Гагарина! Удостоиться поцелуя такой женщины!

После обеда гостеприимные хозяева возили меня по городу, показывали достопримечательности Фамагусты и ее окрестностей. Время как-то перепуталось в этом городе. Вам показывают развалины древнего города Саламиса, разрушенного две с половиной тысячи лет назад, и сообщают, что под ним лежит еще более древний город, погибший тысячелетием раньше.

Среди остатков строений Саламиса на полукруглых, изъеденных временем ступенях стадиона на двадцать тысяч зрителей можно встретить туристов из самых отдаленных концов мира. Этот маленький город играл когда-то ведущую роль в истории Кипра, и здесь любитель древности находит много интересного.

Потом мы ехали по городу з машине самой последней марки и любовались церквами многовековой давности. Поблуждали по древнему, еще хорошо сохранившемуся замку, в котором протекали драматические события шекспировского "Отелло". С высоких каменных стен, за которыми безудержно проявлялись страсти ревнивого мавра, мы наблюдали, как советские моряки помогали сгружать с судна "Наманган" цемент, привезенный для строительства порта Фамагусты.

Пребывание в замке Отелло устремило мысли совсем в ином направлении.

– По вашим законам, господин прокурор, судили бы сейчас Отелло? – спросил я Джордиадиса, и он, поняв мою шутку, улыбнулся. Однако оба мы вспомнили рассказанные газетами истории, показывающие, как еще живучи жестокие старинные традиции. Какая– то турецкая девушка вышла замуж против воли старших. На семейном совете было поручено одному из братьев убить непокорную. Шесть пуль выпустил мститель в непослушную сестру и убежал в другой город. Ему сообщили вскоре, что несчастная жертва еще жива и находится в госпитале. Тогда брат пришел в госпиталь, уговорил врача пропустить его в палату к "любимой" сестре и зарезал ее на больничной койке ударами ножа в грудь и в шею.

В один из последних дней по просьбе местных любителей я прочел лекцию о шахматном движении в Советском Союзе, а после дал киприотам практические советы. Мы долго разбирали всевозможные шахматные варианты, и я рассказывал моим новым друзьям и коллегам, как нужно осваивать шахматы, в каком направлении и над чем работать в личном совершенствовании.

Готовясь к встрече, я прикинул: то, что я хочу сказать, можно изложить часа за два – два с половиной. И тут возникла трудная проблема: на каком языке говорить? Если на русском – нужен переводчик, но тогда мы едва уложимся часов в пять-шесть. Так и этак прикидывал я и, наконец, решился на опасный эксперимент – вести поучительный рассказ… на английском языке.

Уже с первых минут по тому, как мои многочисленные слушатели смеялись в смешных местах и становились серьезными там, где нужно было анализировать сказанное, я с радостью отметил: меня понимают. Это придало мне бодрости, и я говорил в общей сложности около трех часов. После лекции секретарь шахматной федерации господин Лантсиас подошел ко мне и сказал:

– У вас неплохое знание английского языка, только вот некоторые слова вы произносите неточно.

Я решил пошутить.

– У меня тульское произношение, – уверенно сказал я.

Широкообразованный киприот смутился. Он знал до этого, что в английском языке существует кембриджское произношение, оксфордское, – но тульское?! Нет, не слыхал! Пришлось поведать ему о Туле – моем родном городе, городе мастеров-оружейников…

Мои ученики горячо благодарили меня:

– Спасибо, гроссмейстер. Мы теперь знаем, как играть начало партии, как считать шахматные варианты. Мы обещаем научиться играть сильнее.

Напоследок мы обсудили наши дальнейшие планы, в частности поездку команды Кипра на Кавказ для матчей с шахматистами Армении, Грузии или Азербайджана. Надеялись встретиться осенью на шахматной Олимпиаде в болгарском городе Варне.

В течение полугода шахматные руководители Кипра писали мне о затруднениях в осуществлении своего желания поехать в Болгарию, но затем радостно сообщили: команда Кипра впервые выступит на Олимпиаде! Только шесть человек освободить от работы не удается, будут играть вчетвером, без запасных.

К сожалению, мне не пришлось поехать в Варну, и я не видел больше своих киприотских друзей. Играли они в Олимпиаде неудачно, им не под силу было сражаться с европейскими мастерами. К тому же нагрузочка: без замены, без отдыха. В итоге киприотская четверка набрала всего три очка.

На закрытии Олимпиады к капитану нашей команды Льву Абрамову подошел капитан шахматистов Кипра и сказал:

– Мы просим передать наш привет гроссмейстеру Котову.

– Хорошо, передам, – ответил Абрамов,

– И поблагодарите его за уроки, которые он нам преподал.

Абрамов подозрительно поглядел на собеседника: иронизирует тот или серьезно? Ведь худшего момента для благодарности не придумаешь – наскребли три очка из восьмидесяти!

– Я… конечно… поблагодарю, – замялся с ответом обычно находчивый мастер, – но… всего три очка…

– Если бы не лекции Котова, и этих очков не было бы! – решительно объявил киприот.

На мою московскую квартиру редко в последние месяцы приходят письма с обратным адресом – Кипр. Не до этого сейчас на острове. Но я твердо знаю: я буду еще получать весточки от моих друзей. Ибо нельзя в наши дни заковать в кандалы целый народ, который рвется к свободе и счастью!

В краю Пабло Неруды

Я очень злился на Пауля Кереса. А как было не злиться? Я понимаю, можно, конечно, придерживаться принципа: не знаешь толком языка – молчи. Но ведь обстоятельства были чрезвычайные! Лично я следую иному правилу: учись, коли есть возможность. Именно так советовала мне поступать опытная преподавательница в аспирантуре МВТУ имени Баумана. Мое обучение английскому языку она начала такими словами:

– Как только вам представится случай, говорите по-английски. Не стесняйтесь, что вы еще неверно произносите слова, делаете ошибки в грамматике. Самое важное в языке – практика, пусть слова чужой речи прилипают к вашей памяти, словно свежий снег к огромному кому, какие по весне детишки катают во дворах.

В молодости во время путешествий за границей, – продолжала учительница, – я вначале удивлялась, с какой бесцеремонностью люди в вагонах заговаривали со мной по-русски. И знают-то всего три слова: "здравствуй" и "хорошая погода", а лезут. Но, глядишь, к концу пути еще западет в их память пять-шесть русских словечек. Несколько таких встреч, и общительный господин или дама уже болтают на чужом языке, если даже они его всерьез и не изучают.

С тех пор я неизменно следую принципу "снежного кома", а вот Пауль действует совсем наоборот. Из него слова не вытянешь на языке, которого он еще не знает в совершенстве. Вот хотя бы испанский: я никогда не слыхал от него ни одной испанской фразы, а сколько раз сам видел, как по утрам он от корки до корки прочитывал аргентинскую газету.

В воскресный апрельский день мы отправились с Пересом в гости к гроссмейстеру Мигуэлю Найдорфу. Выйдя в полдень на центральную улицу Буэнос-Айреса, мы вскоре убедились, что поймать такси абсолютно невозможно. Вспомнили: сегодня большие бега, и многие жители столицы поехали на ипподром испытать счастье в тотализаторе и полюбоваться выхоленными лошадьми. Поблуждав с полчаса по прохладным улицам, мы решили ехать на метро. К счастью, Керес помнил название станции, около которой жил Найдорф,

В этот день Пауль был неразговорчив. Бывает такое: очень уж надоест все заокеанское и нападает на человека тоска по дому. Мы молча спустились под землю и купили билеты.

– А ты знаешь, куда ехать? – спросил я Кереса.

Ни слова в ответ. Стройная, высокая фигура моего друга двигалась к одному из эскалаторов. Быстро перебирая короткими ножками, я кое-как поспевал за ним.

– Спроси у кого-нибудь дорогу, – настаивал я.

– Спрашивай сам! – донеслась до моего слуха тихая короткая реплика.

– Ты же знаешь язык, а я нет, – убеждал я спутника. – Вот уедем черт знает куда!

– Не уедем.

Что оставалось делать?! Мы сошли вниз, миновали какой-то переход, наконец, вышли на платформу с непонятным мне испанским названием. Подошел поезд, Пауль вошел в вагон, я за ним. Народу было мало, и мы заняли места на мягких скамейках у самого окна.

Поезд тронулся, мы проехали одну станцию, две, три. Искоса я поглядывал на друга. Керес, стараясь не подавать вида, прочитывал появлявшиеся в окне названия станций. Вдруг на пятой остановке он резко поднялся и пошел из вагона. Я еле успел выскочить за ним.

– Неверно ехали, – пробурчал Керес.

Я немедля вылил на него ушат колких замечаний. Я сказал ему, что зря он строит из себя царевну – несмеяну, что можно бы "снизойти" и спросить у кого-нибудь, как ехать. И вообще: не знаешь – не берись, завез куда-то к дьяволу! Мое долгое и, вероятно, надоедливое ворчание не вызвало ни малейшей гримасы на красивом лице моего спутника.

– Спрашивай сам!

Я со злостью махнул рукой и, оставив Кереса на платформе, отправился к окошечку кассирши. Изобразив на своем лице самую любезную улыбку, я заявил, спотыкаясь:

Жо… но… абло… кастижано!

Ответом была очаровательная улыбка аргентинки. Как не засмеяться, когда человек на испанском языке объявляет, что он не говорит по-испански? Я твердо знал, что "направо" по-испански – "ля дирече", "налево" – "ля скирда". Вместе с названием станции и десятью пальцами рук это давало более чем достаточный материал для оживленной беседы с кассиршей. Через пять минут Я, гордый, появился на платформе. Теперь уже я не сказал Кересу ни единого слова и устремился в бесконечные подземные переходы. Пауль следовал за мной, сохраняя полную невозмутимость. К моему торжеству, через пятнадцать минут мы уже нажимали кнопку звонка в квартире аргентинского гроссмейстера.

Пока поезд несся под землей, слегка вздрагивая на стыках рельсов, я тайком посматривал на своего друга. Вот уже семнадцать лет, как мы с ним впервые встретились, а имя его я много раз видел и до этого в шахматных отчетах. Сын портного из Тарту, Пауль в раннем возрасте увлекся шахматами, отдавая большую часть досуга партиям по переписке. Примерно в девятнадцать-двадцать лет последовал небывалый скачок в совершенствовании эстонского шахматиста. Завоевав несколько первых призов во второстепенных международных соревнованиях, Керес затем поразил всех исключительно ровной и содержательной игрой в АВРО – турнире 1938 года. Хотя в числе восьми гигантов, боровшихся в этом состязании, были все лучшие гроссмейстеры мира, включая Алехина, Капабланку, Ботвинника, Эйве, именно Керес разделил с Файном первые два места. В возрасте двадцати двух лет посланец Прибалтики получил право на матч с чемпионом мира Александром Алехиным. Лишь война помешала этой интереснейшей встрече.

Четверть века прошло с тех пор. Сколько первых мест занял Пауль в самых крупных турнирах – не счесть! Три раза был чемпионом Советского Союза, а это великое достижение! Весь мир восхищается его изумительными комбинациями, тончайшими маневрами, филигранной эндшпильной техникой. Если бы было проведено голосование, сколько шахматистов в мире высказалось бы за то, что именно Пауль Керес сильнейший! Однако в шахматах царствует объективный закон наивысших спортивных достижений. Победил – и ты герой!

Добиваясь высших результатов в турнирах, Керес с обидной последовательностью берет в турнирах претендентов… "всего лишь" вторые места. Нет слов, сам по себе это отличный итог, но он не позволяет Паулю приблизиться к шахматному трону. Впервые завоевав право схлестнуться с шахматным королем еще в 1938 году, Керес вот уже двадцать семь лет не может повторить своего достижения. Не раз он вплотную подходил к желанней цели, но срывался в последний момент. Всегда второй в турнире, никогда первый! Это обстоятельство печалит шахматный мир, и неоднократно высказывалось предложение дать возможность Кересу "вне конкурса" сыграть матч с чемпионом мира. Однако сами авторы этой идеи отлично понимают, что осуществить ее нельзя.

Приступы молчаливости, которые я описал, сравнительно редкое явление у Пауля. Он интересный, веселый собеседник, готовый рассказать какую-нибудь забавную историю или посмеяться неожиданной развязке анекдота. Пауль – корректный, приятный партнер в любых играх. Особенно искусен он в бильярде и настольном теннисе. Нередко устраивали мы с Паулем "международные" матчи с какой-нибудь парой зарубежных шахматистов и в большой теннис, причем я со своим относительным умением отбивать мячи чувствовал себя за Кересом как за каменной стеной.