Помоги проекту - поделись книгой:
И в тот же час и минуту он встал и шёл, не останавливаясь, пока не пришёл в тот переулок, где жили его десять друзей (а все они жили в этом переулке). И он подошёл к первым воротам и постучал, и к нему вышла невольница и спросила его: "Кто ты?" - и он отвечал ей: "Скажи твоему господину: "Нур-ад-дин Али стоит у двери и говорит тебе: "Твой раб целует тебе руки и ожидает твоей милости".
И невольница вошла и уведомила своего господина, но тот крикнул ей: "Воротись, скажи ему: "Его нет!" И невольница вернулась к Нур-ад-дину и сказала ему: "О господин, моего господина нет".
И Нур-ад-дин пошёл, говоря про себя: "Если этот, сын прелюбодеяния, и отрёкся от себя, то другой не будет сыном прелюбодеяния". И он подошёл к воротам второго друга и сказал то же, что говорил в первый раз, но тот тоже сказался отсутствующим, и тогда Нур-ад-дин произнёс:
А произнеся этот стих, он воскликнул: "Клянусь Аллахом, я непременно испытаю их всех: может быть, среди них будет один, кто заступит место их всех!" И он обошёл этих десятерых, но никто из них не открыл ему двери и не показался ему и не разломил перед ним лепёшки, и тогда Нур-ад-дин произнёс:
Потом он вернулся к своей невольнице (а его горе увеличилось), и она сказала ему: "О господин, не говорила ли я, что они не принесут тебе никакой пользы!" И Нурад-дин отвечал: "Клянусь Аллахом, никто из них не показал мне своего лица, и ни один из них не признал меня". И тогда она сказала: "О господин, продавай домашнюю утварь и посуду, пока Аллах великий не приуготовит тебе чего-нибудь, и проживай одно за другим".
И Нур-ад-дин продавал, пока не продал всего, что было в доме, и у него ничего не осталось, и тогда он посмотрел на Анис аль-Джалис и спросил её: "Что же будем делать теперь?" - "О господин, - отвечала она, - моё мнение, что тебе следует сейчас же встать и пойти со мною на рынок и продать меня. Ты ведь знаешь, что твой отец купил меня за десять тысяч динаров; быть может, Аллах пошлёт тебе цену близкую к этой, а когда Аллах предопределит нам бить вместе, мы будем вместе".
"О Анис аль-Джалис, - отвечал Нур-ад-дин, - клянусь Аллахом, мне не легко расстаться с тобою на одну минуту". И она сказала ему: "Клянусь Аллахом, о господин мой, и мне тоже, но у необходимости свои законы, как сказал поэт:
И тогда Нур-ад-дин поднялся на ноги и взял Анис-ал-Джалис (а слезы текли у него по щекам, как дождь) и произнёс языком своего состояния:
А затем он пошёл и привёл Анис аль-Джалис на рынок и отдал её посреднику, сказав ему: "О хаджи Хасан, знай цену того, что ты будешь предлагать". И посредник отвечал ему "О господин мой Нур-ад-дин, корни сохраняются!"
"Это не Анис аль-Джалис, которую твой отец купил у меня за десять тысяч динаров?" - спросил он потом, и Нур-ад-дин сказал: "Да".
Тогда посредник отправился к купцам, но увидал, что не все они собрались, и подождал, пока сошлись все купцы и рынок наполнился невольницами всех родов: из турчанок, франкских девушек, черкешенок, абиссинок, нубиянок, текрурок, гречанок, татарок, грузинок и других. И, увидав, что рынок полон, посредник поднялся на ноги и выступил вперёд и крикнул: "О купцы, о денежные люди, не все, что крупно - орех, и не все, что продолговато, - банан; не все красное - мясо и не все белое - жир! О купцы, у меня эта единственная жемчужина, которой нет цены. Сколько же мне выкрикнуть за неё?" - "Кричи четыре тысячи динаров и пятьсот", - сказал один из купцов, и зазыватель открыл ворота торга четырьмя тысячами и пятьюстами динаров.
И когда он произносил эти слова, вдруг везирь альМуин ибн Сави прошёл по рынку, и, увидав Нур-ад-дина Али, который стоял в конце рынка, он произнёс про себя: "Что это ибн Хакан стоит здесь? Разве осталось у этого висельника что-нибудь, на что покупать невольниц?" И он посмотрел кругом и услышал зазывателя, который стоял на рынке и кричал, а купцы стояли вокруг него, и тогда везирь сказал про себя: "Я думаю, он наверное разорился и привёл невольницу Анис аль-Джалис, чтобы продать её".
"О, как освежает она моё сердце!" - подумал он потом и позвал зазывателя, и тот подошёл к нему и поцеловал перед ним землю, а везирь сказал: "Я хочу ту невольницу, которую ты предлагаешь".
И зазыватель не мог прекословить и ответил ему: "О господин, во имя Аллаха!" - и вывел невольницу вперёд и показал её везирю.
И она понравилась ему, и он спросил: "О Хасан, сколько тебе давали за эту невольницу?" - "Четыре тысячи и пятьсот динаров, чтобы открыть торги", - отвечал посредник. И аль-Муин крикнул: "Подать мне четыре тысячи пятьсот динаров!"
Когда купцы услыхали это, никто из них не мог набавить ни дирхема, наоборот, они отошли, так как знали несправедливость везиря. А аль-Муин ибн Сави посмотрел на посредника и сказал ему: "Что же ты стоишь? Пойди предложи от меня четыре тысячи динаров, а тебе будет пятьсот динаров".
И посредник подошёл к Нур-ад-дину и сказал ему: "О господин, пропала твоя невольница ни за что!" - "Как так?" - спросил Нур-ад-дин, и посредник сказал: "Мы открыли торг за неё с четырех тысяч пятисот динаров, но пришёл этот злодей аль-Муин ибн Сави, который проходил по рынку, и когда он увидел эту невольницу, она понравилась ему, и он сказал мне: "Предложи от меня четыре тысячи динаров и тебе будет пятьсот динаров". Я думаю, он наверное узнал, что эта невольница твоя, и если он сейчас отдаст тебе за неё деньги - будет хорошо; но я знаю - он, по своей несправедливости, напишет тебе бумажку с переводом на кого-нибудь из своих управителей, а потом пошлёт к ним, вслед за тобою, человека, который им скажет: "Не давайте ему ничего". И всякий раз, как ты пойдёшь искать с них, они станут говорить тебе: "Сейчас мы тебе отдадим", - и будут поступать с тобою таким образом один день за другим, а у тебя гордая душа. Когда же им наскучат твои требования, они скажет: "Покажи нам бумажку", - и возьмут от тебя бумажку и порвут её, и деньги за невольницу у тебя пропадут".
И, услышав от посредника эти слова, Нур-ад-дин Али посмотрел на него и сказал: "Как же поступить?" И посредник ответил: "Я дам тебе один совет, и если ты его от меня примешь, тебе будет полнейшее счастье". - "Что же это?" - спросил Нур-ад-дин. "Ты подойдёшь сейчас ко мне, когда я буду стоять посреди рынка, - отвечал посредник, - и возьмёшь у меня из рук невольницу и ударишь её и скажешь: "О девка, я сдержал клятву, которую дал, и привёл тебя на рынок, так как поклялся тебе, что ты непременно будешь выведена на рынок и посредник станет предлагать тебя!" И если ты это сделаешь, может быть везирь и все люди попадутся на эту хитрость и подумают, что ты привёл её на рынок только для того, чтобы выполнить клятву". - "Вот это правильно!" - воскликнул Нур-ад-дин.
Потом посредник покинул его и пошёл на средину рынка и, взяв невольницу за руку, сделал знак везирю аль Муину ибн Сави и сказал: "О господин, вот её владелец подходит". А Нур-ад-дин пришёл и вырвал из его рук невольницу и ударил её и воскликнул: "Горе тебе, о девка, я привёл тебя на рынок, чтобы сдержать клятву! Иди домой и не перечь мне другой раз! Горе тебе! Нужны мне за тебя деньги, чтобы я стал продавать тебя! Если бы я продал домашнюю утварь, я выручил бы много больше, чем твоя цена".
А везирь аль-Муин ибн Сави, увидав Нур-ад-дина, сказал ему: "Горе тебе, разве у тебя ещё осталось что-нибудь, что продаётся или покупается?" И аль-Муин ибн дин хотел броситься на него, и тут купцы посмотрели на Нур-ад-дина (а они все любили его), и он сказал им: "Вот я перед вами, и вы знаете, как он жесток!" А везирь воскликнул: "Клянусь Аллахом, если бы не вы, я бы наверное убил его!" И все купцы показали Нур-ад-дину знаком глаза: "Разделайся с ним! - и сказали: - Ни один из нас не встанет между ним и тобою".
Тогда Hyp-ад-дин подошёл к везирю ибн Сави (а Нурад-дин был храбрее) и стащил везиря с седла и бросил его на землю. А тут была месилка для глины, и везирь упал в неё, и Hyp-ад-дин стал его бить и колотить кулаками, и один из ударов пришёлся ему по зубам, так что борода везиря окрасилась его кровью.
А с везирем было десять невольников, и когда они увидали, что с их господином делают такие дела, они схватились руками за рукоятки своих мечей и хотели обнажить их и броситься на Нур-ад-дина Али, чтобы разрубить его, но тут люди сказали невольникам: "Этот - везирь, а тот - сын везиря. Может быть, они в другое время помирятся, и вы будете ненавистны и тому и другому; а может бить, аль-Муину достанется ваш удар, и вы умрёте самой гадкой смертью. Рассудительней будет вам не вставать между ними".
И когда Нур-ад-дин кончил бить везиря, он взял свою невольницу и пошёл к себе домой, а что касается везиря, то он тотчас же ушёл, и его платье стало трех цветов: чёрное от глины, красное от крови и пепельное.
И, увидав себя в таком состоянии, он взял кусок циновки и накинул её себе на шею и взял в руки два пучка хальфы и отправился и пришёл к замку, где был султан, и закричал: "О царь времени, обиженный, обиженный!"
И его привели перед лицо султана, и тот всмотрелся и вдруг видит - это старший везирь! "О везирь, - спросил султан, - кто сделал с тобою такие дела?" И везирь заплакал и зарыдал и произнёс:
"О господин, - сказал он потом, - со всеми, кто тебя любит и служит тебе, бывает так!" И султан воскликнул: "Горе тебе, скорее скажи мне, как это с тобой случилось и кто сделал с тобою эти дела, когда уважение к тебе есть уважение ко мне!"
"Знай, о господин, - ответил везирь, - что я сегодня вышел на рынок, чтобы купить себе рабыню-стряпуху, и увидал на рынке девушку, лучше которой я не видел в жизни. И я хотел купить её для нашего владыки султана и спросил посредника про неё и про её господина, и посредник сказал мне, что она принадлежит Али, сыну альФадла ибн Хакана. А наш владыка султан дал раньше его отцу десять тысяч динаров, чтобы купить на них красивую невольницу, и он купил эту невольницу, и она ему понравилась, и он поскупился на неё для владыки нашего султана и отдал её своему сыну. А когда его отец умер, этот сын продавал все, какие у него были владения и сады и посуду, пока не разорился, и он привёл невольницу на рынок, намереваясь её продать, и отдал её посреднику, а тот сказал её предлагать, и купцы прибавляли за неё, пока её цена не дошла до четырех тысяч динаров. И тогда я подумал про себя: "Куплю эту невольницу для нашего владыки султана - ведь деньги за неё поначалу были от него", и сказал: "О дитя моё, возьми от меня её цену - четыре тысячи динаров". И когда он услышал мои слова, он посмотрел на меня и оказал: "О скверный старец, я продам её евреям и христианам, но тебе её не продам!" И я сказал: "Я покупаю её не для себя, я её покупаю для нашего владыки султана, властителя нашего благоденствия". И, услышав от меня эти слова, он рассердился и потянул меня и сбросил с коня, хотя я дряхлый старец, и бил меня своей рукою и колотил, пока не сделал меня таким, как ты видишь. И всему этому я подвергся лишь потому, что я пошёл купить для тебя эту невольницу".
И везирь кинулся на землю и стал плакать и дрожать, и когда султан увидал, в каком он состоянии, и услышал его слова, жила гнева вздулась у него между глаз. И он обернулся к вельможам царства, и вдруг перед ним встали сорок человек, разящие мечами, и султан сказал им: "Сейчас же идите к дому Али ибн Хакана, разграбьте и разрушьте его и приведите ко мне Али и невольницу со скрученными руками и волоките их лицами вниз и приведите ко мне обоих!"
И они отвечали: "Внимание и повиновение!" - и надели оружие и собрались идти к дому Али Нур-ад-дина.
А у султана был один придворный по имени Алам-аддин Санджар, который раньше был невольником альФадла ибн Хакана, отца Али Нур-ад-дина, а потом его должность менялась, пока султан не сделал его своим придворным. И когда он услышал приказание султана и увидал, что враги снарядились, чтобы убить сына его господина, это было для него не легко, и он удалился от султана и, сев на коня, поехал и прибыл к дому Нур-ад-дина Али. И он постучал в дверь, и Нур-ад-дин вышел к нему и, увидев его, признал его, а Алам-ад-дин сказал: "О господин, теперь не время для приветствий и разговоров; послушай, что сказал поэт:
"О Алам-ад-дин, что случилось?" - спросил Нур-аддин, и придворный ответил: "Поднимайся и спасай свою душу, и ты и невольница! Аль-Муин ибн Сави расставил вам есть, и когда вы попадёте к нему в руки, он убьёт вас обоих. Султан уже послал к вам сорок человек, разящих мечами, и, по моему мнению, вам следует бежать, прежде чем беда вас постигнет".
Потом Санджар протянул руку к своему поясу и, найдя в нем сорок динаров, взял их и отдал Нур-ад-дину и сказал: "О господин, возьми эти деньги и поезжай с ними. Будь у меня больше этого, я бы дал тебе, но теперь не время для упрёков".
И тогда Нур-ад-дин вошёл к невольнице и уведомил её об этом, и она заломила руки, потом они оба тотчас же вышли за город (а Аллах опустил над ними свой покров), и пошли на берег реки, и нашли там судно, снаряжённое к отплытию.
А капитан стоял посреди судна и кричал: "Кому ещё нужно сделать запасы или проститься с родными или кто забыл что-нибудь нужное, - пусть делает это: мы отправляемся". И все ответили: "У нас нет больше дел, капитан". И тогда капитан крикнул команде: "Живее, отпустите концы и вырвите козья!" И Нурад-дин Али спросил его: "Куда это, капитан?" - "В Обитель Мира, Багдад", - отвечал капитан..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала тридцать шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда капитан сказал Али Нур-ад-дину: "В Обитель Мира, город Багдад", Нур-ад-дин Али взошёл на судно, и невольница взошла вместе с ним, и они поплыли и распустили паруса, и судно вышло, точно птица с парою крыльев, как сказал, и отлично сказал, кто-то:
И судно поплыло, и ветер был хорош, и вот что случилось с ними.
Что же до того, что было с невольниками, то они пришли к дому везиря Нур-ад-дина Али, сломали двери и вошли и обошли помещение, но не напали на их след, и тогда они разрушили дом и воротились и уведомили султана, и султан воскликнул: "Ищите их, в каком бы месте они ни были!" - и невольники отвечали: "Внимание и повиновение!"
Потом везирь аль-Муин ибн Сави ушёл домой (а султан наградил его почётной одеждой), и его сердце успокоилось, и султан сказал ему: "Никто за тебя не отомстит, кроме меня", - а везирь пожелал ему долгого века и жизни.
А затем султан велел кричать в городе: "О люди, все поголовно! Наш владыка султан повелел, что того, кто наткнётся на Али Нур-ад-дина, сына Хакана, и приведёт его к султану, он наградит почётной одеждой и даст ему тысячу динаров, а тот, кто его укроет или будет знать его место и не уведомит о нем, тот заслуживает наказания, которое его постигнет". И Нур-ад-дина Али начали искать, но о нем не пришло ни вестей, ни слухов, и вот что было с этими.
Что же касается Нур-ад-дина и его невольницы, то они благополучно достигли Багдада, и капитан сказал им: "Вот Багдад. Это безопасный город, и зима ушла от него с её холодом, и пришло к нему время весны с со розами, и деревья в нем зацвели, и каналы в нем побежали".
И тогда Нур-ад-дин Али со своей невольницей сошёл с судна и дал капитану пять динаров, и, покинув судно, они прошли немного, и судьбы закинули их к садам. И они пришли в одно место и увидали, что оно выметено и обрызгано, с длинными скамьями и висящими вёдрами, полными воды, а сверху был навес из тростника, во всю длину прохода, и в начале дорожки были ворота в сад, но только запертые.
"Клянись Аллахом, это прекрасное место!" - сказал Нур-ад-дин Али своей невольнице, и она отвечала: "О господин, посидим немного на этих скамьях и передохнем". И они подошли и сели на скамью и вымыли ноги и руки, и их ударило воздухом, и они заснули (преславен тот, кто не спит!).
А этот сад назывался Сад Увеселения, и в нем был дворец, называемый Дворец Удовольствия и Изображений, и принадлежал он халифу Харуну ар-Рашиду. И халиф, когда у него стеснялась грудь, приходил в этот сад и во дворец и сидел там, и во дворце было восемьдесят окон, где было подвешено восемьдесят светильников, а посреди дворца был большой подсвечник из золота. И когда халиф приходил, он отдавал невольницам приказание открыть окна и приказывал девушкам и Иехаку ибн Ибрахиму анНадичу петь, и тогда его грудь расправлялась и проходила его забота.
А в саду был садовник, дряхлый старик, которого звали шейх Ибрахим, и когда он выходил по делу и видел в саду гуляющих с непотребными женщинами, он сильно сердился. И шейх Ибрахим дождался, пока в какой то день халиф пришёл к нему, и рассказал ему об этом, и халиф сказал: "Со всяким, кого ты найдёшь у ворот сада, делай что хочешь".
И когда настал тот день, шейх Ибрахим, садовник, - зашёл, чтобы исполнить одно случившееся ему дело, и увидел этих двоих, которые спали у ворот сада, покрыты одним изаром. "Клянусь Аллахом, хорошо! - сказал он,
они не знали, что халиф дал мне разрешение и приказ убивать всех, кого я найду здесь! Но я их ужасно отколочу, чтобы никто не приближался к воротам сада". И он срезал зеленую ветку и подошёл к ним и, подняв руку, так что стала видна белизна его подмышки, хотел их побить, но подумал и сказал про себя: "О Ибрахим, как ты будешь их бить, не зная их положения? Может быть, они чужеземцы или из странников и судьба закинула их сюда. Я открою их лица и посмотрю на них". И он поднял с их лиц изар и сказал себе: "Эти двое красивы, и мне но должно их бить", - и накрыл их лица и, подойдя к Нурад-дину Али, стал растирать ему ноги.
И Нур-ад-дин открыл глаза и нашёл у себя в ногах дряхлого старца, имевшего вид степенный и достойный, и когда Hyp-ад-дин Али устыдился и поджал ноги и сел и, взяв руки шейха Ибрахима, поцеловал их. И шейх спросил его: "О дитя моё, ты откуда?" - и Нур-ад-дин отвечал: "О господин мы чужеземцы", - и слезы избежали из его глаз. А шейх Ибрахим сказал: "О дитя моё, знай, что пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, учил почитать чужеземца. О дитя моё, - продолжал он, - не пройдёшь ли ты в сад и не погуляешь ли в нем? - тогда твоя грудь расправится".
"О господин, а чей это сад?" - спросил Нур-ад-дин, и шейх Ибрахим ответил: "О дитя моё, этот сад я получил в наследство от родных". (А при этих словах у шейха Ибрахима была та цель, чтобы они успокоились и прошли в сад.) И, услышав слова шейха, Нур-ад-дин поблагодарил его та поднялся вместе с невольницей (а шейх Ибрахим шёл впереди них), и они вошли и увидели сад, да какой ещё сад! И ворота его были со сводами, точно портик, и были покрыты лозами, а виноград там был разных цветов - красный, как яхонт, и чёрный, как эбен. И они вошли под навес и нашли там плоды, росшие купами и отдельно, и на ветвях птиц, поющих напевы, и соловьёв, повторявших разные колена, и горлинок, наполнявших голосом это место, я дроздов, щебетавших как человек, и голубей, подобных пьющему, одурманенному вином, а деревья принесли совершённые плоды из всего, что есть съедобного, и каждого плода было по паре. И были тут абрикосы - от камфарных до миндальных и хорасанских, и сливы, подобные цвету лица прекрасных, и вишни, уничтожающие желтизну зубов, и винные ягоды двух цветов белые отдельно от красных, - и померанцы, цветами подобные жемчугам и кораллам, и розы, что позорят своей алостью щеки красивых, и фиалка, похожая на серу, вспыхнувшая огнями в ночь, и мирты и левкои и лаванда с анемонами, я эти цветы были окаймлены слезами облаков, и уста ромашек смеялись, и нарциссы смотрели на розы глазами негров, и сладкие лимоны были как чаши, а кислые - только ядра из золота. И земля покрылась цветами всех окрасок, и пришла весна, и это место засияло блеском, и поток журчал, и пели птицы, и ветер свистел, и воздух был ровный.
Потом шейх Ибрахим вошёл с ними в помещение, бывшее наверху, и Нур-ад-дин увидал, как красиво это помещение, и увидел свечи, уже упомянутые, что были в окнах, и вспомнил былые пиры и воскликнул: "Клянусь Аллахом, этот покой прекрасен!" И затем они сели, и шейх Ибрахим подал им еду, и они досыта поели и вымыли руки, а затем Нур-ад-дин подошёл к одному из окон и крикнул свою невольницу, и она подошла, и оба стали смотреть на деревья, обременённые всякими плодами.
А потом Нур-ад-дин обернулся к шейху Ибрахиму и спросил его: "О шейх Ибрахим, нет ли у тебя какого-нибудь питья? Ведь люди пьют, когда поедят". И шейх Ибрахим принёс им воды - прекрасной, нежной и холодной, но Нур-ад-дин сказал: "О шейх Ибрахим, это не то питьё, которого я хочу". - "Может быть, ты хочешь вина?" - спросил шейх. И когда Нур-ад-дин ответил: "Да", - он воскликнул: "Сохрани меня от него Аллах! Я уже тринадцать лет не делал этого, так как пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, проклял пьющих вино и тех, кто ею выжимает, продаёт или покупает".
"Выслушай от меня два слова", - сказал Нур-ад-дин. "Говори", - отвечал старик, и Нур-ад-дин спросил: "Если какой-нибудь проклятый осел будет проклят, случится с тобою что-нибудь от того, что он проклят?" - "Нет", - отвечал старик. И Нур-ад-дин сказал: "Возьми этот динар и эти два дирхема, сядь на того осла и остановись поодаль от лавки и, когда увидишь покупающего вино, позови его и скажи: "Возьми эти два дирхема и купи мне на этот динар вина и взвали его на осла". И будет, что ты не нёс вино и не покупал, и с тобой из-за этого ничего не случится".
И шейх Ибрахим воскликнул, смеясь его словам: "Клянусь Аллахом, дитя моё, я и не видал никого остроумнее тебя и не слышал речей слаще твоих!" А потом шейх Ибрахим сделал тал, как сказал ему Нур-ад-дин, и тот поблагодарил ею за это и сказал: "Теперь мы зависим от тебя, и тебе следует лишь соглашаться. Принеси нам то, что нам нужно". - "О дитя моё, - отвечал Ибрахим, - вот мой погреб перед тобою (а это была кладовая, предназначенная для повелителя правоверных), входи туда и бери оттуда, что хочешь, там больше, чем ты пожелаешь".
И Нур-ад-дин вошёл в кладовую и увидал там сосуды из золота, серебра и хрусталя, выложенные разными дорогими камнями, и вынес их и расставил их в ряд и налил вино в кружки и бутылки, и он был обрадован тем, что увидел, и поражён. И шейх Ибрахим принёс им плоды и цветы, а затем он ушёл и сел поодаль от них, а они стали пить и веселиться.
И питьё взяло над ними власть, и глаза их стали влюблено переглядываться, и волосы у них распустились, и цвет лица изменился. И шейх Ибрахим сказал себе: "Что же я сижу вдали, отчего мне не сесть возле них? Когда я встречу у себя таких, как эти двое, что похожи на две луны?"
И шейх Ибрахим подошёл и сел в конце портика, и Нур-ад-дин Али сказал ему: "О господин, заклинаю тебя жизнью, подойди к нам!" - и шейх Ибрахим подошёл. А Нур-ад-дин наполнил кубок, и, взглянув на шейха Ибрахима, сказал: "Выпей, чтобы посмотреть, какой у него вкус!" - "Сохрани Аллах! - воскликнул шейх Ибрахим, - я уже тринадцать лет ничего такого не делал!" И Нур-ад-дин притворился, что забыл о нем, и выпил кубок и кинулся на землю, показывая, что хмель одолел ею.
И тогда Анис аль-Джалис взглянула на шейха и сказала ему: "О шейх Ибрахим, посмотри, как этот поступил со мной", - а шейх Ибрахим спросил: "А что с ним, о госпожа?" И девушка отвечала: "Он постоянно так поступает со мною: попьёт недолго и заснёт, а я остаюсь одна, и нет у меня собутыльника, чтобы посидеть со мною За чашей, и некому мне пропеть над чашей". - "Клянусь, Аллахом, это нехорошо!" - сказал шейх Ибрахим (а его члены расслабли, и душа его склонилась к ней из-за её слов). А девушка наполнила кубок и, взглянув на шейха Ибрахима, сказала: "Заклинаю тебя жизнью, не возьмёшь ли ты его и не выпьешь ли? не отказывайся и залечи моё сердце".
И шейх Ибрахим протянул руку и взял кубок и выпил его, а она налила ему второй раз и поставила кубок на подсвечник и сказала: "О господин, тебе остаётся этот". - "Клянусь Аллахом, - ответил он, - я не могу его выпить! Довольно того, что я уже выпил!" Но девушка воскликнула: "Клянусь Аллахом, это неизбежно!" - и шейх взял кубок и выпил его, а потом она дала ему третий, и он взял его и хотел его выпить, как вдруг Нур-ад-дин очнулся и сел прямо..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала тридцать седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Нур-ад-дин Али очнулся и сел прямо и сказав: "О шейх Ибрахим, что это такое? Разве я только что но заклинал тебя, а ты отказался и сказал: "Я уже тринадцать лет не делал этого"?" И шейх Ибрахим отвечал, смущённый: "Клянусь Аллахом, я не виноват, это она сказала мне!" - и Нур-ад-дин засмеялся.
И они сели пить, и девушка сказала потихоньку своему господину: "О господин, пей и не упрашивай шейха Ибрахима пить, я покажу тебе, что с ним будет". И она принялась наливать и поить своего господина, её господин наливал и поил её, и так они делали раз за разом, и шейх Ибрахим посмотрел на них и сказал: "Что это за дружба! Прокляни, Аллах, ненасытного, который пьёт, в нашу очередь! Не дашь ли и мне выпить, брат мой? Что это такое, о благословенны!" И они засмеялись его словам так, что опрокинулись на спину, а потом они выпили и напоили его и продолжали пить вместе, пока не прошла треть ночи.
И тогда девушка сказала: "О шейх Ибрахим, не встать ли мне, с твоего позволения, и не зажечь ли одну из этих свечей, что поставлены в ряд?" - "Встань, - сказал он, - ко не зажигай больше одной свечи", - и девушка поднялась на ноги и, начавши с первой свечи, зажгла все восемьдесят, а потом села. И тогда Нур-ад-дин спросил: "О шейх Ибрахим, а что есть у тебя на мою долю? Не позволишь ли мне зажечь один из этих светильников?"
И шейх Ибрахим сказал: "Встань, зажги один светильник и не будь ты тоже назойливым". И Нур-ад-дин поднялся и, начавши с первого, зажёг все восемьдесят светильников, и тогда помещение заплясало. А шейх Ибрахим, которого уже одолел хмель, воскликнул: "Вы смелее меня!" И он встал на ноги и открыл все окна, и они с ним сидели и пили вместе, произнося стихи, и дворец весь сверкал.
И определил Аллах, властный на всякую вещь (и веткой вещь он создал причину), что в эту минуту халиф посмотрел и взглянул на те окна, что были над Тигром, при свете месяца и увидел свет свечей и светильников, блиставший в реке. И халиф, бросив взгляд и увидев, что дворец в саду как бы пляшет из-за этих свечей и светильников, воскликнул: "Ко мне Джафара Бармакида!"
И не прошло мгновения, как тот уже предстал перед лицом повелителя правоверных, и халиф воскликнул: "О собака среди везирей! Ты отбираешь у меня город Багдад и не сообщаешь мне об ртом?" - "Что это за слова?" - спросил Джафар. "Если бы город Багдад не был у меня отнят, - ответил халиф, - Дворец Изображений не город бы огнями свечей и светильников и не были бы открыты его окна! Горе тебе! Кто бы отважился совершить подобные поступки, если бы ты у меня не отнял халифат?"
И Джафар, у которого затряслись поджилки, спросил: "А кто рассказал тебе, что Дворец Изображений освещён и окна его открыты?" - и халиф отвечал: "Подойди ко мне и взгляни!"
И Джафар подошёл к халифу и посмотрел в сторону сада и увидал, что дворец светится от свечей в тёмном мраке. И он хотел оправдать шейха Ибрахима, садовника: быть может, это было с его позволения, так как он увидел в этом для себя пользу, и сказал: "О повелитель правоверных, шейх Ибрахим, на той неделе, что прошла, сказал мне: "О господин мой Джафар, я хочу справить обрезание моих сыновей при жизни повелителя правоверных и при твоей жизни", - и я спросил его: "А что тебе нужно?" - и он сказал мне: "Возьми для меня от халифа разрешении справить обрезание моих детей в замке". И я отвечал ему: "Иди справляй их обрезание, а я повидаюсь с халифом и уведомлю его об этом". И он таким образом ушёл от меня, а я забыл тебя уведомить".
"О Джафар, - отвечал халиф, - у тебя была передо мной одна провинность, а теперь стало две, так как ты ошибся с двух сторон: во-первых, ты не уведомил меня об этом, а с другой стороны, ты не довёл шейха Ибрахима до его цели: он ведь пришёл к тебе и сказал тебе эти слова только для того, чтобы намекнуть, что он хочет немного денег, и помочь себе ими, а ты ему ничего не дал и не сообщил мне об этом".
"О повелитель правоверных, я забыл", - отвечал Джафар, и халиф воскликнул: "Клянусь моими отцами и дедами, я проведу остаток ночи только возле него! Он человек праведный и заботится о старцах и факирах и созывает их, и они у него собираются, и, может быть, от молитвы кого-нибудь из них нам достанется благо в здешней и будущей жизни. И в этом деле будет для него польза от моего присутствия, и шейх Ибрахим обрадуется". - "О повелитель правоверных, - отвечал Джафар, - время вечернее, и они сейчас заканчивают". Но халиф вскричал: "Хочу непременно отправиться к ним!" И Джафар умолк и растерялся и не знал, что делать.
А халиф поднялся на ноги, и Джафар пошёл перед ним, и с ним был Масрур, евнух, и все трое отправились, изменив обличье, и, выйдя из дворца халифа, пошли по улицам, будучи в одежде купцов, и достигли ворот упомянутого сада. И халиф подошёл и увидел, что ворота сада открыты, и удивился, и сказал: "Посмотри, Джафар! Как это шейх Ибрахим оставил ворота открытыми до этого Бремени! Не таков его обычай!"
И они вошли и достигли конца сада, остановились под дворцом, и халиф сказал: "О Джафар, я хочу посмотреть за ними, раньше чем войду к ним, чтобы взглянуть, чем они заняты, и посмотреть на старцев. Я до сих пор не слышу ни звука и никакой факир не поминает имени Аллаха".
И халиф посмотрел и увидел высокий орешник и сказал: "О Джафар, я хочу влезть на это дерево - его ветви близко от окон - и посмотреть на них", - и затем халиф полез на дерево и до тех пор цеплялся с ветки на ветку, пока не поднялся на ветвь, бывшую напротив окна. И он сел на неё и посмотрел в окно дворца и увидел девушку и юношу, подобных двум лунам (превознесён тот, кто сотворил их и придал им образ!) и увидал шейха Ибрахима, который сидел с кубком в руке и говорил: "О владычица красавиц, в питьё без музыки нету счастья! Я слышал, как поэт говорил:
И когда халиф увидал, что шейх Ибрахим совершает такие поступки, жила гнева вздулась у него меж глаз" и он спустился и сказал Джафару: "Я никогда не видал праведников в таком состоянии! Поднимись ты тоже на это дерево и посмотри, чтобы не миновало тебя благословение праведных".
И, услышав слова повелителя правоверных, Джафар впал в недоумение, не зная, что делать, и поднялся на верхушку дерева и посмотрел, и вдруг видит Нур-ад-дина, шейха Ибрахима и невольницу, и у шейха Ибрахима в руках кубок. И, увидав это, Джафар убедился, что погиб, и спустился вниз и встал перед повелителем правоверных, и халиф сказал ему: "О Джафар, слава Аллаху, назначившему нам следовать явным указаниям закона!" И Джафар не мог ничего сказать от сильного смущения, а потом халиф взглянул на Джафара и сказал: "Посмотри-ка! Кто привёл этих людей на это место и то ввёл их в мой дворец? Но равных по красоте этому юноше и этой девушке никогда не видели мои глаза". - "Твоя правда, о владыка султан", - отвечал Джафар, который начал надеяться на прошение халифа Харуна ар Рашида, и халиф сказал: "О Джафар, поднимемся на ту ветку, что против них, и посмотрим на них!"
Оба поднялись на дерево и стали смотреть и услышали, что шейх Ибрахим говорил: "О господа мои, я оставил степенность за питьём вина, но это услаждает только при звуках струн". И Анис аль-Джалис ответила: "О шейх Ибрахим, клянусь Аллахом, будь у нас какие-нибудь музыкальные инструменты, наша радость была бы полной". И, услышав слова невольницы, шейх Ибрахим встал на ноги, и халиф сказал Джафару: "Посмотрим, что он будет делать!" - "Не знаю", - отвечал Джафар, а шейх Ибрахим скрылся и вернулся с лютней, и халиф всмотрелся в неё и вдруг видит - это лютня Абу-Исхака ан-Надима.
"Клянусь Аллахом, - воскликнул тогда халиф, - если эта невольница споёт скверно, я распну вас всех, а если она споёт хорошо, я их прощу и распну тебя одного". - "О боже, - сказал Джафар, - сделать так, чтобы она спела скверно!" - "Зачем?" - спросил халиф. "Чтобы ты распял нас всех, и мы бы развлекали друг друга", - отвечал Джафар, и халиф засмеялся его словам.
А девушка взяла лютню и осмотрела её и настроила её струны и ударила по ним, и сердца устремились к ней, а она произнесла:
"Клянусь Аллахом, хорошо, о Джафар! - воскликнул халиф, - я в жизни не слышал голоса певицы, подобного этому!" А Джафар спросил: "Быть может, гнев халифа оставил его?" - "Да, оставил", - сказал халиф и спустился с дерева вместе с Джафаром, а потом он обратился к Джафару и сказал: "Я хочу войти и посидеть с ними и услышать пенье этой девушки предо мной". - "О повелитель правоверных, - отвечал Джафар, - если ты войдёшь к ним, они, может быть, смутятся, а шейх Ибрахим - тот умрёт от страха". Но халиф воскликнул: "О Джафар, непременно научи меня, как мне придумать хитрость и войти к ним, чтобы они не узнали меня".
И халиф с Джафаром отправились в сторону Тигра, размышляя об этом деле, и вдруг видят, рыбак стоит и ловит рыбу под окнами дворца.
А как-то раньше халиф крикнул шейха Ибрахима и спросил его: "Что это за шум я слышу под окнами дворца?" - и шейх Ибрахим ответил: "Это голоса рыбаков". И тогда халиф сказал ему: "Пойди удали их отсюда", - и рыбаков не стали туда пускать.
А когда наступила эта ночь, пришёл рыбак, по имени Карим, и увидел, что ворота в сад открыты, и сказал: "Вот время небрежности! Я воспользуюсь этим и половлю теперь рыбу!" И он взял свою сеть и закинул её в реку, и вдруг халиф, один, остановился над его головой. И халиф узнал его и сказал: "Карим!" - и тот обернулся, услышав, что его называют по имени, и когда он увидел халифа, у него затряслись поджилки, и он воскликнул: "Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, я сделал это не для того, чтобы посмеяться над приказом, но бедность и семья побудили меня на то, что ты видишь!"
"Полови на моё имя", - сказал халиф. И рыбак подошёл, обрадованный, и закинул сеть и подождал, пока она растянется до конца я установится на дне, а потом он потянул её к себе и вытянул всевозможную рыбу.
И халиф обрадовался этому и сказал: "Карим, сними с себя одежду!" И тот скинул своё платье (а на нем был кафтан из грубой шерсти, с сотней заплаток, где было немало хвостатых вшей) и снял с головы тюрбан, который он вот уже три года не разматывал, но всякий раз, увидев тряпку, он нашивал её на него.
И когда он скинул свой кафтан и тюрбан, халиф снял с себя две шёлковые одежды - александрийскую и баальбекскую - и плащ и фарджию и сказал рыбаку: "Возьми их и надень". А халиф надел кафтан рыбака и его тюрбан и прикрыл себе лицо платком и сказал рыбаку: "Уходи к своему делу", - и рыбак поцеловал ноги халифа, и поблагодарил его, и сказал:
И рыбак ещё не окончил своего стихотворения, как вши уже заползали по коже халифа, и тот стал хватать их с шеи правой и левой рукой и кидать, и сказал: "О рыбак, горе тебе, поистине много вшей в этом кафтане!" - "О господин, отвечал рыбак, - сейчас тебе больно, а пройдёт неделя, и ты не будешь чувствовать их и не станешь о них думать". И халиф засмеялся и воскликнул: "Горе тебе! Оставлю я этот кафтан на теле!" - "Я хочу сказать тебе слово, - сказал рыбак. "Говори, что у тебя есть", - отвечал халиф. "Мне пришло на ум, о повелитель правоверных, - сказал рыбак, - что раз ты захотел научиться ловить рыбу, чтобы у тебя было в руках полезное ремесло, этот кафтан тебе подойдёт".
И халиф засмеялся словам рыбака, а затем рыбак повернул своей дорогой, а халиф взял корзину с рыбой, положил сверху немного зелени и пришёл с нею к Джафару к остановился перед ним. И Джафар подумал, что это Карим, рыбак, и испугался за него и сказал: "Карим, что привело тебя сюда? Спасайся! Халиф сегодня в саду, и если он тебя увидит - пропала твоя шея". И, услышав слова Джафара, халиф рассмеялся, и когда он рассмеялся, Джафар узнал его и сказал: "Быть может, ты наш владыка султан?" - "Да, Джафар, - отвечал халиф, - ты мой везирь, и мы с тобой пришли сюда, а ты меня не узнал; гик как же узнает меня шейх Ибрахим, да ещё пьяный? Стой на месте, пока я не вернусь к тебе!" И Джафар отвечал: "Слушаю и повинуюсь!"
Поделиться книгой: