– Надо что-то делать. Надо что-то…
– Опомнись, дорогая моя, – резко одёрнул её Ксарбирус. – Тут ничего не сделаешь. Эликсир, быть может, и призакрыл бы на время прорыв, но сама знаешь, долго такая заплатка не продержится. Что мы можем сделать без того, чтобы быть сожранными? Ничего. Только погибнем зря.
Стайни в сердцах саданула кулаком по камню – брызнула острая крошка.
– Славно стукнуто, – одобрил Брабер. – Голой-то рукой! Ничего себе бьют бывшие Гончие!
– Бывших Гончих не бывает, – сладким голосом напомнил Ксарбирус.
Девушка не ответила – взгляд её по-прежнему приковывала башня.
Самая первая многоножка взобралась, наконец, на плоский камень основания бойницы, замерла, пошевелила усиками, словно принюхиваясь.
– Тёрн… – всхлипнула вдруг Стайни. По щеке быстро побежала слеза.
– А я-то думал, Гончие плакать не уме… – начал было Ксарбирус.
И в этот миг Тёмная башня ответила.
Нет, бойницы не изрыгнули пламя, на многоножек не обрушился истребительный ливень, облака удушливых паров не окутали чёрных стен, сонм незримых воителей не врезался в ряды бестий; над мёртвой, пустой котловиной разнеслись звуки музыки.
Звуки музыки, которую никто не слышал. Стайни только почудилось, что она слышит мелодию на самой грани доступного слуху; миг спустя иллюзия исчезла. Но музыка продолжала звучать, в упругих содроганиях воздуха, в едва ощутимых колебаниях земли, в согласном движении усеянных шипами ветвей, а ведь царило полное безветрие.
Даже облака в высоком небе, казалось, повинуются этой мелодии, – изменив всегдашним своим путям, они тянулись прямо к башне, и не просто «плыли» или даже «неслись»; нет, каждое движение слагавших их клубов словно дирижировало незримым оркестром музыкантов, рассеянных от горизонта до горизонта.
Стайни невольно сжалась – эта музыка отзывалась глубоко-глубоко, в самой сердцевине костей, «пока ещё не задетых», как верил мэтр Ксарбирус, действием эликсиров Некрополиса. Отозвавшееся словно вступало в войну с остальным её телом, нечистым, запятнанным алхимией Мастеров Смерти и потому недостойным дышать воздухом ни в чём не повинного мира. Боль растекалась от костей, струилась по жилам, добиралась до сердца, потому что она, Стайни, нечиста, потому что на ней – ошейник, до сих пор украшенный рунами, и не за просто так вручёнными; и нечего этому мерзкому порождению смерти топтать зе-лёную радостную землю, нечего ей тут делать, и, чем скорее она умрёт, тем лучше, унеся с собой тайны, что она не открыла спутникам, в чём не призналась даже Тёрну…
Кажется, она закричала, забилась на земле, отхаркивая кровавую пену; беззвучная Арфа не знала пощады, она убивала медленно и мучительно.
Спас Стайни Брабер: навалился сверху, прижал к окровавленным губам красно-золотой клинок, леденяще-холодный, словно среди лютой зимы. Сталь коснулась и лба, прогоняя дурноту, словно высасывая боль из раздираемой чародейством плоти.
– Терпи, терпи, ещё чуть-чуть…
Рядом, уткнувшись в сгиб локтя, замерла бесчувственная Нэисс, и над сидхой хлопотал Ксарбирус. Мэтр сам выглядел изрядно помятым, подбородок и верхняя губа покрыты кровью, но держался он твёрдо.
– Сейчас, сейчас… – бормотал он, пытаясь перевернуть Нэисс лицом вверх. – Сейчас кончиться должно. Ты глянь, глянь-ка, Гниль-то они уже того, к ногтю взяли, как есть всю взяли, ничего не оставили…
Наконец Стайни сумела сесть. Голова кружилась, но неведомая магия гномьего меча действовала. Боль утихла, больше не разрывая тело.
– Смотрите, – торопливо кивнул Ксарбирус. – Всех перебили, это ж надо так, вот это силища…
Жёлтый ковёр покрывал основание тёмной башни, не оставив ни малейшего просвета. Мёртвые многоножки громоздились одна на другой, большая часть осыпалась в пропасть, налетевший ветер старался скинуть туда же ещё оставшиеся пустые панцири, вдруг ставшие совсем лёгкими, почти невесомыми.
Хозяева Смарагда не рисковали повторными ударами.
– Цел твой Тёрн. – К мэтру Ксарбирусу возвращалась его всегдашняя ворчливость. – Если, конечно, он таки внутри.
Гончая не ответила – покачивалась, словно пьяная.
– Да она просто влюблена по уши, – фыркнула Нэисс, однако в голосе её явно слышалась ревность.
Стайни не ответила. Просто смотрела и смотрела на сдуваемые ветром пустые шкурки многоножек.
Хозяева Смарагда убирались в своём доме.
– Неплохо, – только и выговорил наконец Ксарбирус. – Какая мощь… какая сила… и всё пропадает под спудом. Тлеет без толка, как та же Гниль.
– Что дальше, мэтр? Спускаться? – Гном пришёл в себя первым, вновь сделавшись деловито-суетливым. – Высоко. У нас верёвок не хватит, а едва ли тут кто-нибудь по скалам лазать умеет, кроме меня.
– Она, – сидха кивнула на бывшую Гончую, – тяжело раненная, истекая кровью, взобралась по отвесной стене раза этак в три повыше этой.
– Она тоже, – прошипела в ответ Стайни. – Хотя и не раненая, должна признать.
– Дражайшие и прекраснейшие доньи, не спорьте. Вы обе превосходные скалолазки, – усмехнулся Ксарбирус. – Надо спускаться, иного выхода нет. Особенно если Тёрн таки внутри.
– А нас эта башня не… не того? – опасливо осведомился гном. – Как этих многоножек…
– Валидное опасение, весьма валидное, – одобрил Ксарбирус. – Но придётся рискнуть. К тому же я себе не прощу, если не осмотрю сие строение как следует…
– Если оно допустит такой осмотр, – буркнула Стайни.
– Узнаем на месте, – поднялся алхимик. – Вперёд, любезные и неустрашимые мои спутники! Цель нашего предприятия поистине в двух шагах.
– Обойдёмся без призывов. – Нэисс решительно шагнула к краю пропасти. – Давай верёвку, гноме.
– Погодите! – Стайни развернулась, пружинисто присела. Короткий меч она держала словно перо, большой палец под оголовком эфеса и вытянув клинок вдоль земли. – Кто-то идёт!
– Никого не… – начала было Нэисс. Её стражевая лоза спокойно обвивала тонкую талию сидхи, однако на тропе одна за другой стали возникать фигуры в бело-зелёных одеяниях и изящных, тёмно-изумрудных масках, глазные прорези обшиты золотой тесьмой. До плеч спускались длинные, очень тонкие и светлые волосы – у кого цвета чистого серебра, у кого сероватого жемчуга, а у кого – очень-очень бледного золота.
И ни у кого никакого оружия.
Двое… пятеро… восемь… дюжина…
Стайни прыгнула. Что-то со звоном отлетело от её клинка, короткий меч сверкнул разящим росчерком и разлетелся с нежным звоном, словно хрустальная брошь, со всей силы брошенная об камни.
– Не надо крови, – со странным акцентом произнесла одна из масок. – Положите оружие. И ты, сидха, тоже. Ты не сможешь причинить нам вреда. Раз уж на это не способна сама Гниль.
– Мы, гномы, – Брабер поплевал на ладони, поудобнее перехватил красно-золотой меч, – оружие не клали никогда и ни перед кем. Заруби себе на носу, местный.
Из-под тёмно-зелёной маски донёсся глухой смешок.
– Твоё мужество похвально, подземный житель. Но совершенно бессмысленно. Твой меч…
Брабер ухмыльнулся. И, не сходя с места, ударил.
Со стороны могло показаться, что причудливое оружие вдруг вытянулось, удлинившись самое меньшее втрое; двухцветное полукружие вспороло воздух, и ближайшее существо в маске вдруг окуталось призрачным голубым пламенем. Клинок Брабера негодующе зазвенел, словно от ярости; гнома отшвырнуло к самому краю пропасти, его подбитые сталью сапоги заскрежетали по камням.
– Досточтимые, уважаемые! – Ксарбирус вскинул руки, бросаясь между своими спутниками и существами в масках. – Это недоразумение. Нэисс, не хватайся за лозу. Стайни, спокойно. Брабер, уймись. Уважаемые, мы…
– Подними руки. Медленно, – донеслось из-под маски. – И не тянись за эликсирами.
Брабер глухо рычал, Стайни почти распласталась по земле, сжимая в обеих руках выхваченные кинжалы, и только Нэисс не шелохнулась, и в самом деле не касаясь своей стражевой лозы вокруг пояса. Ксарбирус послушно поднял руки, продолжая говорить самым приятным, проникновенным и убедительным голосом.
– Досточтимые хозяева, мы никому не причинили никакого ущерба. Простите моих спутников, тяжкое детство и перенесённые испытания в жестоком мире заставили их видеть повсюду врагов. Я не хватаюсь ни за какие эликсиры, я надеюсь, мы сможем поговорить как обладающие знанием, каковое единственно и отличает человека разумного от невежественного дикаря…
– Умолкни, алхимик, – прозвучало из-под маски. – Умолкни и следуй за нами. Остальные пусть положат оружие и тоже идут.
– Разумеется, господа, разумеется, – Ксарбирус казался самой любезностью. – Всё, как вы укажете. Брабер, Нэисс, Стайни, делайте… как я!
Откуда в пальцах Ксарбируса появилась эта скляница, никто так и не понял. Алхимик одним движением швырнул её под ноги хозяевам острова и прыгнул на зависть любой Гончей. Брабер взревел, и его красно-золотой меч вновь загудел, раскручиваемый могучей рукою гнома. Стайни взвилась в длинном броске, живая лоза Нэисс стремительной змеёй ринулась на заградивших тропу магов.
Из разбившейся скляницы повалил густой розовый дым, клубы его мгновенно скрыли всё вокруг; однако Стайни, с лёту ворвавшись в облако, по-прежнему могла видеть врагов, а вот они её, похоже, нет. Удивиться бывшая Гончая уже не успела, два кинжала ударили разом, в шею сзади одному и в горло спереди другому – под одеждой могли скрываться доспехи. Мелькнул красно-золотой меч Брабера – полетела в пыль разрубленная, залитая кровью маска. Миг спустя Ксарбирус и его спутники уже прорвались, бегом бросившись вниз по тропе.
Алхимик, не оборачиваясь, швырнул через плечо ещё одну склянку. Тропу заволакивал тяжёлый розовый дым, оставшиеся на ногах ноори бестолково толклись, словно слепые щенки.
– Не останавливаться! – орал Ксарбирус. Почтенный мэтр мчался по тропе прыжками, что заставили бы побелеть от зависти любого атлета.
– Куда? Зачем?! Я бы положила их всех! – выкрикнула Стайни.
– Никого б ты, дурёха, не положила! – Алхимик и не подумал замедлиться. – Они сейчас опомнятся!
На тропе осталось четыре неподвижных тела в бело-зелёных плащах. Остальные восьмеро, однако, даже и не думали преследовать беглецов.
– Сейчас опять Арфа будет… – пропыхтел алхимик. Он держался молодцом, но явно начинал уставать.
– Не успеют. – Нэисс вдруг замерла, разматывая стражевую лозу. – Бегите, я их задержу!
Бессчётно повторённая фраза, заветные слова тех, кто готов полечь, чтобы жили товарищи, – от кого угодно можно было ждать её, только не от надменной, холодной, отстранённой сидхи.
Нэисс замерла прямо посреди тропы, стражевая лоза захлестнула усеянные шипами ветви по обе стороны живого коридора. Лицо сидхи налилось кровью, на тонких руках вздулись жилы.
– Бегите! – Сухая, каменистая земля лопалась, корни вылезали на поверхность, деревца, словно звери на поводке, стягивались вслед за Нэисс, наглухо перекрывая тропу.
– Вот это да… – Глаза у Ксарбируса полезли на лоб.
– Бегите, говорю вам! – надсаживалась сидха. Она медленно пятилась, таща за собой свою лозу и следом – настоящий лес. Тропа мгновенно исчезала под покровом сплетающихся ветвей. – Я догоню!
Несколько мгновений Ксарбирус словно колебался – то ли и впрямь бежать прочь, то ли броситься на помощь сидхе.
Его опередил Брабер – гном молча метнулся назад, подхватил стонущую Нэисс на плечо и рванул обратно.
– Ты молодец. Этого хватит. А умирать нам рановато. – Сидха слабо трепыхалась на широченном, словно скамья, плече охотника за демонами.
– Ай да последняя из Ветви, – только покачал головой алхимик, когда они остановились, вконец запыхавшись. – Ай да Нэисс. Никогда бы не подумал… хотя, если принять во внимание, кто ты на самом деле…
– Мэтр! А может, хватит ходить кругом да около? – Брабер тяжело плюхнулся наземь. Погоня отстала, во всяком случае, хозяева Смарагда не показывались и никто не чувствовал их магии. – Что вы такого про всех нас знаете? Или намекаете, мол, знаю?!
– Наша дорогая сидха, прекрасная и очаровательная Нэисс, – сквозь зубы процедил Ксарбирус, – применила заклинание, во всех достоверных источниках упоминаемое как «легендарное» и «требующее совокупных сил всей Ветви». Документально подтверждено его применение лишь один раз, при той самой осаде сидхами Самалеви. Но тогда под стенами города собрались тысячи и тысячи сородичей Нэисс, а тут она всё проделала сама. Браво, дорогая моя. Браво, – Ксарбирус и в самом деле похлопал в ладоши. – Не каждый решится выдать столь тщательно хранимый секрет. Впрочем, допрашивать тебя и выяснять, какая из тайных сидхских лож начала всю эту историю, я не стану. Нет смысла. Мы все тут в одной лодке и или победим все вместе, или погибнем.
– А эти-то, в масках, и впрямь гнаться не стали! – встрял гном. – Славно ты им путь закрыла, Нэисс, век помнить буду!
Бессильно завалившаяся набок сидха вымученно улыбнулась.
– Спасибо, Брабер.
– Не за что, распечать меня и так и эдак. Жаль, только одного из них завалил. В долгу перед тобой получаюсь… сестрица.
Нэисс заметно вздрогнула.
– Ничего, – одними губами ответила она. – Ненадолго… я чувствую.
– А вот почему они за нами не погнались? – замер вдруг Ксарбирус. – У них же всё явно наготове было. И тропа эта… точно ловушка. Неужто деревьев испугались? И пробиваться не стали…
– Тёрн, – едва слышно выдохнула Нэисс. – Тёрн… там. Он… их отвлёк.
Несколько мгновений все ошарашенно молчали.
– Откуда знаешь? – не выдержал первым Брабер.
– Знаю… чую… после таких заклятий всё остро очень… Там он… в башне… или около… – Под глазами сидхи разливалась синева, губы тоже потемнели, голова бессильно запрокинулась.
Ксарбирус заохал, захлопотал над ней, поднося к носу какие-то жутко пахучие снадобья.
– Дыши, дыши, дорогая… дыши, кому сказано!
– Так что ж это… обратно, значит? – растерянно проговорил Брабер.
– Обратно, – холодно уронила Стайни. Бывшая Гончая оттирала и оттирала уже невидимую кровь со своих кинжалов, мерными, механическими движениями, словно навсинайский голем.
– Ага, обратно, – фыркнул Ксарбирус. – Нэисс на ногах не стоит, а они туда же, обратно им понадобилось!
– Тогда мы с Брабером вдвоём пойдём. Вы, мэтр, оставайтесь с сидхой.
– Пойдём все вместе – или никто! – отрезал алхимик. – По одному-двое нас ноори сожрут и не поморщатся.
Из-за гор, с недальнего гребня, донёсся приглушённый раскат, словно там, у самого дна котловины, сошлись вместе грозовые тучи.
– Наш дхусс им так просто не дастся, – почти ласково проговорил алхимик. – Нэисс, милочка, как ты? Лучше стало? Давай, пей теперь вот это…
– С-спасибо… и впрямь лучше…
– Не торопись, дорогая. Я в Тёрна верю. Задёшево его местные не получат.
– Вот и зима, благородный дон Дигвил. Ранняя в этом году, совсем ранняя. Ещё бы осени длиться да длиться, ан нет – снег как лёг, так уже и не тает.
Мастер Латариус протянул руки к огню. Походная печка весело и жарко гудела, раскалившись почти докрасна. Огромный дилижанс застыл на пустой и мёртвой дороге; Гончие натянули полотно, защищая тягунов от пронзающего ветра. В Долье – во всяком случае, возле тракта – не осталось ни одного целого дома, ни одного постоялого двора или корчмы. Да что там дворы и корчмы! Не осталось даже деревьев, хотя их Гниль вообще никогда не трогала.