Звёздный зверь

— Ну что же! Я спокойно лежала, пытаясь отдохнуть хоть пару минут. Я ведь безумно занята, все эти клубы, благотворительные общества…

Гринберг смотрел на расположенную над ее головой шкалу детектора истины. Стрелка беспокойно подергивалась, но красной черты не пересекла ни разу, так что до сигнала предупреждения дело пока не дошло. Гринберг решил, что напоминать ей об этом, пожалуй, не стоит.

— …Как вдруг внезапно меня охватил какой-то необъяснимый ужас.

Стрелка прыгнула далеко за черту, загорелась красная лампочка и послышалось противное гудение зуммера. Кто-то захихикал.

— Порядок в суде, — торопливо возгласил Гринберг. — Бейлифу даны указания выводить из зала всех, кто мешает ведению заседания.

Когда раздался звук зуммера, миссис Донахью резко смолкла. Мистер Бинфилд с мрачной физиономией тронул ее за рукав и сказал:

— Не обращайте, пожалуйста, внимание. Просто расскажите суду про шум, который вы услышали, и про то, что увидели потом.

— Да он же подсказывает свидетелю, — запротестовала Бетти.

— Ну и что? — возразил ей Гринберг. — Кто-то ведь должен это делать.

— Но ведь…

— Протест отклонен. Свидетель может продолжать.

— Ну, значит… услышала я этот самый шум и подумала, что же это может такое быть. Я выглянула наружу и увидела, как этот огромный, разъяренный зверь носится по моему саду и…

Снова раздался сигнал зуммера; на этот раз человек десять из зрителей ответили громким смехом.

— Выключит кто-нибудь эту дурацкую штуку? — разъяренно прошипела миссис Донахью. — Я просто не понимаю, как можно давать показания в такой обстановке.

— Порядок в зале! — крикнул Гринберг. — Если так будет продолжаться, суд сочтет необходимым арестовать кого-нибудь за неуважение. — Затем он повернулся к миссис Донахью. — Если свидетель согласился на использование детектора истины, это решение не подлежит пересмотру. Однако, данные, получаемые с помощью этого прибора, являются чисто вспомогательными, суд не обязан исходить из них при вынесении решения. Продолжайте.

— Да уж, надеюсь. Ведь я в жизни никогда не врала.

Зуммер безмолвствовал. Гринберг грустно подумал, что она, очевидно, сама этому верит.

— Я хотел сказать, — добавил он, — что суд сам принимает решения, никакая машина не может это сделать за него.

— Мой отец всегда говорил, что такие вот штуки — порождение дьявола. Он говорил, что честный деловой человек не должен…

— Пожалуйста, миссис Донахью.

Мистер Бинфилд что-то ей прошептал, после чего миссис Донахью продолжила уже более спокойным голосом.

— Так вот, там была эта самая тварь, этот огромный зверь, который живет у соседского мальчика. Этот зверь пожирал мои розы.

— И что сделали вы?

— Я не знала, что мне делать. Я схватила первое, что попалось мне в руки… это оказалась швабра… и бросилась во двор. Зверь кинулся на меня и…

Зззззз!

— Миссис Донахью! Нам что, опять начинать этот разговор?

— Ну… во всяком случае я бросилась на него и начала лупить по голове. Он щелкнул на меня зубами. Эти огромные клыки…

Зззззз!

— И что же произошло потом, миссис Донахью?

— Эта трусливая тварь повернулась и выбежала с моего двора. Я не знаю, куда она потом делась. Но мой сад! Мой замечательный сад! Что в нем творилось! Он был просто весь уничтожен.

Стрелка заколебалась, но зуммер молчал.

— Мистер Бинфилд, — Гринберг повернулся к адвокату. — Вы осмотрели повреждения, нанесенные саду миссис Донахью?

— Да, ваша честь.

— Вы можете сообщить нам оценку нанесенного ущерба?

Мистер Бинфилд решил, что лучше уж он потеряет клиентку, чем станет всеобщим посмешищем из-за этой проклятой игрушки.

— Съедено пять кустов, ваша честь, целиком или частично. Причинены небольшие повреждения газону и пробито отверстие в фигурной решетке.

— Денежное выражение ущерба?

На этот раз мистер Бинфилд ответил крайне осторожно.

— Сумма, которую мы требуем в возмещение убытков, указана в иске, ваша честь.

— Это не ответ на мой вопрос, мистер Бинфилд.

Мистер Бинфилд внутренне пожал плечами и вычеркнул миссис Донахью из списка выгодных клиентов.

— Что-то порядка пары сотен, ваша честь, если считать ущерб, нанесенный собственности. Но суд должен учесть причиненное беспокойство, стресс и другие подобные вещи.

— Но это же просто возмутительно! — закричала миссис Донахью. — Мои премированные розы!

Стрелка далеко прыгнула, но вернулась на место слишком быстро, чтобы успел сработать зуммер.

— Какие там еще премии, миссис Донахью? — устало спросил Гринберг.

— Эти кусты росли прямо по соседству со знаменитыми, не раз премированными розами миссис Донахью, — торопливо встрял адвокат, — и я счастлив сказать, что ее отважное поведение спасло драгоценные растения.

— Можете вы добавить еще что-нибудь?

— Думаю, нет. У меня есть фотографии, где все отмечено и подписано.

— Прекрасно.

Миссис Донахью готова была испепелить своего адвоката взглядом.

— А вот я лично хочу кое-что добавить. Я настаиваю, повторяю, настаиваю на одной вещи — на том, чтобы это опасное кровожадное чудовище было немедленно уничтожено.

— Это официальное прошение, советник? — повернулся к Бинфилду Гринберг. — Или можно считать заявление миссис Донахью всего лишь ораторским приемом?

Бинфилд явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— У нас есть такое прошение, ваша честь.

— Суд примет его.

— Эй, подождите секундочку! — вступила в разговор Бетти. — Ведь Ламми и сделал-то всего, что съел несколько ее старых вшивых…

— Потом, мисс Соренсон.

— Но ведь…

— Пожалуйста, позже. У вас будет еще возможность высказаться. Суд считает, что теперь в его распоряжении находятся все необходимые факты, относящиеся к этому делу. Желает кто-нибудь изложить новые факты или прибегнуть к дополнительному допросу кого-либо из свидетелей? Или выдвинуть нового свидетеля?

— Мы желаем, — мгновенно ответила Бетти.

— Вы желаете что?

— Мы желаем вызвать нового свидетеля.

— Прекрасно. Он находится здесь?

— Да, ваша честь. Снаружи. Это Ламмокс.

На лице Гринберга появилось задумчивое выражение.

— Если я вас правильно понял, вы предполагаете чтобы этот… э-э… Ламмокс дал показания в свою защиту?

— А почему бы и нет? Он ведь умеет говорить.

Один из репортеров повернулся к своему коллеге, что-то ему прошептал и торопливо вышел из зала. Гринберг пожевал губу.

— Я это знаю, — сказал он. — И даже сам успел обменяться с ним парой слов. Однако умение говорить — не единственное качество, которое требуется от свидетеля. Ребенок может научиться разговаривать не достигнув и годовалого возраста, но крайне редко малолетний ребенок — ну, скажем, в возрасте до пяти лет — признается способным давать свидетельские показания. Суд принимает во внимание, что представители негуманоидных рас… не являющиеся людьми в биологическом смысле слова… могут, вообще говоря, давать показания. Но не было представлено никаких доказательств компетентности данного конкретного внеземного существа.

— У тебя что, шарики за ролики? — обеспокоенно зашептал Джон Томас. — Ведь Ламми может такого наговорить…

— Цыц! — отмахнулась от него Бетти и продолжила, обращаясь к Гринбергу: — Послушайте, мистер уполномоченный. Вы тут наговорили кучу красивых слов, только что они означают? Вы уже готовы вынести решение, касающееся Ламмокса, и не побеспокоились задать ему самому ни одного вопроса. Вы говорите, что он не может давать квалифицированных показаний. Но я видела здесь и других, которые тоже не очень-то хорошо с этим справлялись. Спорю на что хотите, если вы подключите этот детектор к Ламми, он не будет звенеть. Конечно, он наделал много, чего не надо. Но что такого ужасного в том, что он съел несколько поганых старых кустов да капусту мистера Ито? Вы сами, когда были маленьким, тоже ведь наверное таскали конфеты, если думали, что никто не видит?

Бетти перевела дыхание.

— А теперь подумайте, если бы за то, что вы утащили конфету, кто-нибудь съездил вам по лицу шваброй. Или выстрелил в вас из пушки. Вы бы не испугались? Не побежали? Ламми очень тихий и дружелюбный. Все соседи об этом знают… ну, разве, кроме таких, которые глупее и безответственнее его самого. Но кто-нибудь попытался поговорить с ним? Нет! На него набрасывались, в него стреляли, его перепугали до полусмерти, его загоняли до того, что он свалился с моста. Вот вы сказали, что Ламми некомпетентен. А если хорошенько подумать, кто здесь некомпетентен по-настоящему? Ламми? А может — все эти люди, озлобившиеся на него? Теперь вот они хотят его убить. Я так понимаю, что, если маленький мальчик стащит конфету, они оттяпают ему голову — просто на всякий случай, чтобы впредь неповадно было. Они что, все с ума посходили? Просто фарс какой-то!

Бетти замолчала, слезы катились по ее щекам. Способность пускать слезу по желанию служила ей хорошую службу в школьном театре, но на этот раз, к своему удивлению, она обнаружила, что эти слезы настоящие.

— Вы кончили? — спросил Гринберг.

— Да. Думаю, пока да.

— Должен признать, что ваше выступление было очень эмоциональным. Однако суд не может руководствоваться в своих решениях эмоциями. Видимо, вы хотели сказать, что по большей части причиной нанесенного ущерба, скажем даже — всего ущерба, за вычетом розовых кустов и капусты, были неадекватные действия людей и, следовательно, нельзя возлагать вину на Ламмокса и его владельца?

— Сами подумайте, ваша честь. Все-таки обычно хвост следует за собакой, а не наоборот. И почему не спросить самого Ламми, как по его мнению все это выглядело?

— Мы еще подойдем к этому. Теперь следующее обстоятельство: я не могу согласиться с законностью вашей аналогии. Мы имеем дело не с маленьким ребенком, а с животным. И если суд издает постановление об уничтожении этого животного, это решение не будет ни наказанием, ни местью, так как обычно считается, что такие понятия животному недоступны. Решение будет иметь сугубо превентивный характер — нельзя допустить, чтобы потенциальная опасность превратилась в реальную угрозу жизни, здоровью или собственности какого-либо человека. Вашего гипотетического младенца может без труда сдержать нянька, но здесь перед нами существо весом в несколько тонн, способное неосторожным движением раздавить человека. Я не нахожу ни малейшего сходства между этим существом и маленьким мальчиком, ворующим конфеты.

— Не находите? Да этот маленький мальчик может вырасти и стереть с лица Земли целый город, просто нажав на во-от такусенькую кнопку. А раз так — долой ему голову, пока вырасти не успел. И не надо спрашивать его, почему он взял эту конфету, не надо вообще ни о чем спрашивать! Он — плохой мальчик, так что — отрубить голову и конец всем беспокойствам.

Гринберг снова невольно закусил губу.

— Так вы хотите, чтобы были выслушаны показания Ламмокса?

— Кажется, я об этом уже сказала.

— Я не совсем уверен, что именно вы сказали. Суд рассмотрит ваше прошение.

— Ваша честь, я протестую, — быстро вмешался мистер Ломбард. — Если это крайне необычное…

— Пожалуйста, подождите с вашим протестом. Суд объявляет перерыв на десять минут. Всем остаться. — Гринберг встал и вышел из зала. Он вынул сигареты, в очередной раз обнаружил, что у него нет спичек, и снова засунул пачку в карман.

Черт бы побрал эту девицу! Ведь он уже аккуратным образом рассчитал, как тихо прикрыть это дело к вящей славе родного Министерства и к радости всех заинтересованных лиц… ну разве, за исключением мальчишки Стюарта, но тут уж ничего не попишешь… мальчишки и этого лезущего не в свое дело нелепого существа из класса млекопитающих, которое держит его под своим крылышком. А заодно, — добавил Гринберг, — и под своим каблуком. Нельзя допустить уничтожения этого уникального экземпляра. Но Гринберг собирался организовать все осторожно, чтобы комар носа не подточил. Отклонить прошение этой старой бандитки: тут и слепому ясно, что причина у нее — обыкновенная злоба. Затем один на один поговорить с шефом полиции, чтобы тот по-тихому снял свое прошение. На прошение от общества «Сохраним-Землю-для-неандертальцев» можно вообще плюнуть и растереть. А тут из-за этой занозы-девчонки, которой бы не болтать, а слушать, создается впечатление будто можно заставить Министерство рискнуть благополучием населения ради всякой там сентиментальной антропоморфной ерунды.

Чтоб ее трижды черти побрали с этими наглыми голубыми глазенками заодно.

Ведь того и гляди, его обвинят еще в том, что все из-за них, этих самых глазенок. Лучше бы уж она была уродиной.

Твое животное, ты и отвечай за ущерб — ясно, как божий день; для подтверждения решения можно найти тысячи прецедентов, касающихся «животных без присмотра», и мы, слава тебе Господи, не на планете Тенкора. Все эти разговорчики насчет вины тех, кто перепугал животное, — яйца выеденного не стоят. Однако, если рассматривать это ВЗС как научный материал, оно стоит значительно больше суммы причиненного ущерба, так что в денежном смысле мальчишка не пострадает.

Гринберг вдруг осознал, что дал своим мыслям потечь по сугубо неюридическому пути. Его совершенно не должно касаться, может ли ответчик заплатить по искам.

— Извините меня, пожалуйста, ваша честь. Не надо баловаться этими штуками.

Гринберг резко оглянулся, готовый оторвать кому-нибудь голову, и обнаружил себя лицом к лицу с секретарем суда. Тут до него дошло, что он в задумчивости крутит тумблеры на приборной панели. Гринберг отдернул руку.

— Простите.

— Если человек не знает, что тут и как, — извиняющимся голосом сказал секретарь, — такого можно наделать…

— Вы правы. К сожалению, вы совершенно правы. — Гринберг поспешил в зал. — Заседание продолжается.

Заняв свое место, он сразу же повернулся к Бетти.

— Суд принял решение: Ламмокс не может являться свидетелем.

— Ваша честь, — с трудом выдохнула Бетти, — это нечестно!

— Возможно, что и так.