Запах мандаринов

   - Код доступа...

   - По белому свету судьбою гоним.

   - Узла управления.

   - Навеки останусь я сыном твоим, - закончил Петр, уже под демонстративное визжание циркулярной пилы.

   Пальцы, брызгая алым, посыпались на пол. В голове запустили винты вертолеты, в переносице запульсировало. Во рту пересохло. Но потерять сознание Петру не дали.

   В шею вонзилась теплая игла и впрыснула в кровь бодрости.

   "Если непосредственный контакт не возымел действия, необходимо перейти на нейронный уровень".

   - Трех королей разгневал он, и было решено, что навсегда погибнет Джон Ячменное Зерно, - Петр подкинул дешифровщикам загадку, пытаясь выиграть хоть чуточку времени, отсрочить неизбежное.

   Под закрытыми веками вспыхнуло ярким. По венам потекла вулканическая лава, по натянутым до звона нервам заколотили кувалды.

   - Назовите код доступа узла управления, - заученно отчеканили по жести.

   Петр почувствовал, что в голове его зреет, наливается кровью огромный пузырь, давит изнутри, готовый лопнуть, залить огнем мозг, стереть начисто память.

   - Бьемся мы здорово, рубим отчаянно, - внуки Суворова, дети Чапаева, - только и смог выдавить Петр и потерял сознание.

***

   - Ну, как ты, старшина?

   Голова раскалывалась, дико хотелось пить. Петр подполз на карачках к углублению в полу камеры и зачерпнул пухлой розовой ладонью склизкую белую массу.

   - Ну, как ты? - повторил свой идиотский вопрос Иван.

   Петр, борясь с тошнотой, проглотил безвкусную жижу и отер лицо.

   - Ты дурак совсем, командир? Если бы я раскололся, нас бы с тобой уже не было, - устало ответил Петр, осторожно ложась у стены.

   - Прости, - смущенно донеслось из дальнего угла комнаты.

   Петр не ответил. Шевелил новыми пальцами, сгибал, щупал колени. Наконец, обдумав что-то, спросил в потолок:

   - Долго меня не было?

   - Да разве тут поймешь, - Иван пожал плечами. - Выварку эту, - кивнул он на белую массу в воронке, - трижды меняли.

   - Ясно, - протянул Петр.

   Что было ясно старшине, Иван спрашивать не стал. Помолчал немного, а потом вдруг посоветовал:

   - Ты бы поел. Она отвратная, конечно, но вроде как помогает.

   Петр не услышал. Он спал, ворочая глазами под веками, изредка вздрагивая и хрипя.

   Пшикнула неприметная пневматика. Петр подскочил, мотнул головой, как загнанная лошадь, выкарабкиваясь из тревожного сна.

   Дверь отползла в сторону, и камеру Ивана заполнили лонгеры.

   - Нет, нет, не надо, - Иван мелко затряс головой, вжался в угол, будто хотел стать невидимым, просочиться сквозь поры пластика. Затравленной крысой посмотрел на Петра, и, поймав его тяжелый взгляд, сглотнул. Сжал кулаки и расправил плечи. Кулаки дрожали.

   Лонгер в черной офицерской форме кивнул рядовому и вышел. Тот вытянул усиленную сжатым воздухом руку, ухватил старлея за горло, приподнял над полом.

   Иван захрипел, замолотил босыми пятками, скрюченными пальцами попытался разжать ошейник.

   Петр рыкнул. Кинулся на подмогу. И как теннисный мячик отскочил от ставшей вдруг видимой перегородки.

   Лонгер хлопнул пару раз прозрачными веками, тявкнул коротко. Встряхнул Ивана, словно набитую рисом тряпичную куклу, и вышвырнул вон.

   - Держись, командир, слышишь? Ради Бога, держись! - сипло каркал Петр под натужное гудение силового поля. - Держись, - кричал он даже тогда, когда дверь закрылась, а грузные шаги в коридоре стихли.

   Предательская слабость подождала, пока Петр останется один, подкараулила, подкралась сзади и навалилась всей мощью. Опрокинула в оцепенение. Петр забывался больным, неровным сном, не помня себя хлебал сопливую массу и ждал. Ждал, когда снова откроется дверь.

   Где-то между второй и третьей переменой белой жижи Петр вдруг поймал себя на мысли, что ему все равно, на чьей стороне эта дверь откроется.

   - Скверно, - сказал Петр. Голос прозвучал сипло, незнакомо. - Так не пойдет, - добавил он и заставил себя подняться.

   Походил кругами по комнате, пробуя собранное заново тело. Присел, отжался. Встал у стены, так, чтобы тень была повыше, и с чувством приложил ей в ухо. Двинул под дых, зарядил в подбородок. Костяшки отозвались болью. Своей, родной, привычной. Петр смачно сплюнул на пол и выматерился.

   За спиной снова зашипели пневмоцилиндры.

   В камеру ввалился Иван. Подобрался, попятился, семеня ногами, забился в угол:

   - Я не сказал, не сказал, нет! Ты веришь мне, Петр, веришь?

   - Я верю, командир, верю.

   Иван диким взглядом вцепился в лицо старшине:

   - Я не сказал им! Откуда они узнали? Откуда? - Старлея даже не трясло, его колотило. Слезы текли по щекам, пот горошинами выступил на коже. Из кривого рта летела пена. - Я не говорил им! Ты им сказал? Откуда они узнали?

   Такого Петр не ожидал.

   - Ты чего городишь, старлей! Ты о чем? Нам бы уже по трехграннику в череп вогнали!

   - Это ты! - Иван ткнул мечущимся пальцем. - Ты им сказал, да? Откуда они узнали? Откуда эти суки узнали, что я боюсь пауков? - взвизгнул Иван и захлебнулся.

   "Вот и все, - подумалось Петру. - Приплыли".

   - Они... Они выбежали из маленьких дырочек у пола, - страстно зашептал старлей. - Сотни, тысячи! Весь пол был покрыт ими, как черным живым ковром. Они облепили меня всего, слышишь, всего! Жрали меня, жрали, я кричал, а они лезли в рот и жрали уже изнутри. И теперь они здесь. Здесь, - хлопал себя по бокам Иван. - Они отложили в меня яйца, свои бл#дские яйца. Они сидят там и ждут, пока я засну. Чтобы выбраться наружу. - Старлей упал на колени, спрятал лицо в ладонях и тихонько заскулил. - Они здесь, здесь. Здесь.

   - Когда мне было девять, - громко сказал Петр, - мама купила настоящую елку. Представляешь, Вань, настоящую.

   Это был плохой год. На отца получили похоронку, мать стала работать в две смены и надорвалась насмерть. Но тогда, тогда она устроила нам с сестрой большой праздник. Мы развесили картонные фигурки, зажгли свечи. Пришла бабушка. Принесла яблочный пирог и шары. Такие блестящие, желтые старорежимные шары. Мама подарила сестре коньки, а мне книгу. Стихи Маршака. Потом, в детдоме, я выучил ее наизусть, но до сих пор храню в шкафу, рядом с семейными фотографиями.

   А еще мать принесла целый мешок мандаринов. Здоровый такой мешок, полный морщинистых оранжевых шариков. Я даже представить себе не могу, во что ей это обошлось. И мы с Олькой ели, ели эти мандарины, чавкая и брызжа соком. Аккуратно складывали шкурки, чтобы сварить потом цукаты, и снова ели.

   Горели свечи, блестела живая елка, рядом сидели мама и бабушка, а в воздухе стоял аромат мандаринов. Я никогда не забуду этот вечер, Вань. Никогда не забуду этот запах.

   - А моя бабушка всегда поила меня чаем с малиновым вареньем. Она добавляла в заварку немного мяты, и получалось вкусно. Очень вкусно, - прошептал Иван. Он даже не заметил, как открылась дверь, и Петра вытащили из камеры. Старлей был сейчас в миллионе световых лет от Торсиона.

***

   Едва переступив порог Белой комнаты, Петр отчетливо ощутил запах мандаринов. Он был таким насыщенным, полным и плотным, что, казалось, его можно жевать.

   - Здравствуйте, Петр, - проворковал приятный женский голос, едва его усадили в кресло. Когда лонгеры вышли, голос продолжил, - назовите код доступа узла управления.

   Петр почувствовал, как внутри него поднимается холодной липкой волной страх.

   - Я не знаю, - глухо проронил он.

   - Ответ не убедительный, - знакомо откликнулась женщина.

   С Петра сорвали кожу, обсыпали солью и медленно начали пропускать через мелкую терку. Долгий, протяжный вой сложился в слово: "Хватит!"

   Боль исчезла.

   - Хватит, - Петр разлепил забитый вязкой слюной рот. Сморгнул застилавшие глаза слезы. - Прошу вас, хватит. Я все расскажу.

   - Вы готовы к сотрудничеству? - спросили сверху. Лонгеры добавили в голос земных интонаций, добавили живости. Теперь в словах женщины сквозило невинное любопытство.

   - Да, - кивнул Петр. Подголовник услужливо ослабил хватку. - Но я хочу гарантий. Я хочу перейти на вашу сторону.

   Женщина с бархатным голосом задумалась.

   - Это неприемлемо. Вы и так все нам расскажете - это вопрос времени.

   Петр пожевал губу и пошел ва-банк:

   - Вот только немного у вас его осталось, времени. Ведь так? Крейсеры межпланетного корпуса приближаются к Торсиону.

   Пауза была долгой, и Петр понял, что угадал.

   - Нам тоже нужны гарантии, - озвучила чье-то решение женщина. - Доказательство вашей преданности, Петр.

   - Доказательство? С вашими-то детекторами лжи? Чего вы от меня хотите? Чтобы я присягнул публично на верность? Чтобы я убил своего командира? Чего?

   - Это приемлемый вариант, - ответила женщина, и Петр мог поклясться, что она улыбается. - Вы казните своего командира. Запись казни послужит гарантией вашей преданности. Вы согласны?

   Петр стиснул зубы, а потом просипел:

   - Да. Я согласен.

   - Замечательно, - обрадовалась женщина и беспечно поинтересовалась, - есть какие-нибудь предпочтения?

   - Нет, - огрызнулся Петр.

   Объятия кресла распахнулись. Из противоположной стены выдвинулся небольшой приступок.

   На затекших ногах Петр приблизился к постаменту. На нем черным угольником темнел раритетный "макаров". Старшина дернул взводную раму, проверил обойму. Патрон, как ему и думалось, в пистолете был единственный.

   Петр стиснул рукоять, шумно перевел дыхание и приготовился.

   Ждать пришлось недолго. За стеной послышались шаги, на череду отверстий у пола легли полоски тени, и дверь открылась. В Белую Комнату ввели старшего лейтенанта Ивана Ястребовского.

   Он уставился на Петра, перевел мутный взгляд на пистолет.

   - Ты? Ты! - метнулся к старшине Иван. Попытался метнуться. Ему ткнули под ребра дубинкой, заломили руки. Поставили перед Петром на колени.

   - Ты, ты, - дышал Иван. - Как же ты, старшина? Как?

   - Встань, командир, - просто сказал Петр. Бросил длинноногим: - Пустите его!

   Женщина что-то пролаяла из динамиков. Лонгеры отступили.

   - Вставай, старлей, - повторил Петр.

   Иван медленно поднялся, расправил плечи. Уперся ледяным прищуром старшине в переносицу.

   - Вот видишь, как оно вышло, - тихо сказал Петр, поднимая "макарова". - Кто-то музыку любит, кто-то поэзию. Каждому свое, - упер ствол в лоб командира Петр. - Ты чай с вареньем пьешь малиновым, а я вот - с медом, - улыбнулся и нажал на спуск.

   Но до удара бойка, до того, как буро-серая слизь забрызгала белоснежную стену, взгляд старлея наполнился благодарным теплом.

   Петр склонился над телом, для чего-то проверил пульс и повернулся к замершим у двери лонгерам. Их фасеточные глаза неотрывно следили за землянином, убившим своего командира.

   - У разведчика должна быть хорошая память, - осклабился Петр в бледные безносые лица. - Я знаю еще много стихов, парни. Вот, к примеру: "Из вереска напиток забыт давным-давно. А был он слаще меда, пьянее, чем вино".

   Прежде, чем его повалили на пол, Петр успел съездить рукояткой пистолета по роже самого прыткого лонгера.

   Мягкое удобное кресло превратилось в комфортабельный экспресс, уносящий Петра куда-то за болевой порог. Вслед за ним тянулся шлейфом запах мандаринов.

***

   Вскрывая камеры опорного пункта длинноногих, штурмовая бригада восьмого межпланетного корпуса наткнулась на тело белого мужчины. Он лежал на полу, поджав ноги, и что-то невнятно бормотал. Только третья инъекция "болтушки" смогла выдернуть его из транса.

   Мужчина обвел светлеющим взглядом солдат и произнес:

   - Я помню день, когда впервые, на третьем от роду году, услышал трубы полковые в осеннем городском саду. В осеннем городском саду, - повторил он и улыбнулся.

2008