Помоги проекту - поделись книгой:
— Тьфу, — определил свое отношение к пеклу боярин.
Тут из кустов к обочине вывалились два человека, одетые в тускло-зеленое, причем такого цвета были даже онучи, намотанные на худые ноги. Зато каждый держал в руке обнаженную саблю, а на головах у них были остроконечные шапки с большими красными фигурами.
Фигуры эти привели Илейку в смятение. Их чертили Гансишка с Франсишкой, пытаясь увлечь отрока в чернокнижие, и именовали пентаграммами.
— Здесь немцы… — прошептал он. — Чернокнижники… Может, наших злодеев помогут найти…
— И на кол, — продолжил невысказанную мысль Ванюшка.
Два человека с саблями подошли к путешественникам и обратились к ним по-простецки, даже не поклонившись:
— Эй, пролетарии! Чой-то мы заблудились малость. Где тут у вас гражданская война?
— Не ведаем, где война, — отвечал Ванюшка. — Мы во дворец к эмиру.
— Так мы в Туркестан залетели! Здорово! Тут-то мы им и покажем кузькину мать! — обрадовались люди с саблями.
Дальше ко дворцу пробивались вместе. Дорогу перебежали, таща за руки боярина с боярыней. Дали в рыло пьянюшке, который выскочил из-за угла, чего-то прося, а чего — так и не поняли. Наконец оказались перед входом.
— А стража где? — спросил Никишка.
— Ой, что-то мне все это не нравится, — отвечал ему новоявленный приятель с саблей.
Стоило приятелю сделать два шага вперед, как стена разделилась на половины, и эти половины разъехались в стороны, показав нутро дворца.
— Беси, беси! — заголосила боярыня.
— Тут не беси, матушка, а шайтаны, — объяснил грамотный Илейка. — Ну, пошли, что ль, благословясь, к эмиру! Веди, бизоново отродье!
Глава 5
Изнутри эмиров дворец был подозрительно пуст. Здоровенный просторный покой со страхолюдными картинками, к стенам подвешенными, должен был кишмя кишеть турками в пестрых халатах. Но к путешественникам выскочил один-единственный человек. Был он в коротком рябом кафтанишке, расшитом лалами и смарагдами, с белыми волосами и кроваво-красными губами.
— Наконец-то! — закричал он. — В пробку, что ли, попали? Бежим, бежим, только вас все ждут! Санек, это мои!
Бритоголовый, как положено турку, Санек выглянул из приткнувшейся у дверей будки.
— Говорили — пять будет, а их тут восемь, — сказал он.
— Восемь? Ну да! Они же своего гримера взяли! — сообразил, глянув на кожаного мужика, человек с кровавым ртом. — Видишь — из постели выдернули, силком притащили! Санек, да не цепляйся ты! У нас график летит! Бежим, бежим!
— Через мой труп, — сказал Санек и полез из своей будки.
Тогда человек с кровавым ртом схватил боярыню за свободную руку и потащил за собой. Боярин, растерявшись от непотребства, разжал ладонь, и боярыня с визгом унеслась, увлекаемая тем человеком, который был, скорее всего, турецкой нечистой силой, но не шайтаном, потому что беловолосых шайтанов не бывает.
Пока Санек выбирался на волю, ругаясь вполголоса, потому что будка была ему узка и жала в плечах, вслед за боярыней вбежал в длинный коридор боярин, за боярином — Ивашка с Илейкой, не отпускавшие кожаного мужика, за ними — Никишка, а уж за Никишкой — два молодца с саблями, голосившие:
За поворотом коридора был дверной проем, но вместо двери — суконное черное портище. Туда была втянула боярыня, а за боярыней влетели прочие путешественники и вмиг обалдели от шума.
— Ух! — выкрикнул боярин и зажал себе уши.
— Это турецкое войско в поход собирается! — догадался Ванюшка. — Стрелец Петрушка Беспробудный сказывал — как идут в поход, в тулумбасы бьют и шум на семь верст подымают, чтобы враг бежал!
— Нет, — сказал Никишка, — это не на войну они идут! Гляньте!
Сверху свисали длинные черные портища. В просвете меж ними путешественники увидели эмиров гарем. Полуголые девки отплясывали в ярко освещенном покое под грохот, высоко задирая ноги.
— Батюшки, до чего тощи… — прошептал потрясенный Ванюшка.
Боярину, более двадцати лет назад повенчавшемуся на самой дородной девке, какую только могли сыскать свахи, дородство, видать, поднадоело.
— Ух! — воскликнул он, глядя на трясущих прелестями девок. — Ух!..
И вдруг он увидел посреди их хоровода свою боярыню. Кто-то выпихнул ее в покой, и она ошалело вертела головой, боясь шаг ступить.
— Стоп-стоп-стоп! — загремел нечеловеческий голос. — Почему боярыня без подноса?
Грохот смолк, девки остановились.
— Авессалом, ставь на поднос бутылки, да с умом! — велел громоносный голос. — На первый план «Президентскую», они сразу за рекламу платят! Камера! Наезжай!
Тут раздался визг.
Визжала полуголая девка, которую боярин радостно облапил.
Дальше началось столпотворение.
— Моя! Мне ее эмир в гарем пожаловал! — вопил боярин, держа девку одной рукой, а второй — размахивая тяжелым посохом. — Эмирово подаренье отнимать не позволю!
На него наскакивали невесть откуда взявшиеся люди, одетые, надо думать, эмировыми евнухами — кто ж еще может состоять при гареме?
Начались суматоха, околесица и кутерьма — все разом. В путешественников летели стулья. Два молодца отбивались саблями. Вдруг вызванный турками шайтан ударил в боярина тугой и толстой водяной струей. Струя пошла гулять, лупя по боярским деткам, кожаному мужику и приблудившимся молодцам. Била она больно.
Пришлось отступить в какие-то мрачные закоулки.
Наконец путешественники оказались в помещении, где висела одежда всех видов и размеров, и немецкая, и турецкая, и с самоцветами, и с перьями. Там кое-как перевели дух.
— Ух, — сказал боярин, не отпуская девкиной руки.
— Я те дам гарем, ирод окаянный! — с этим криком боярыня нанесла супругу изрядную оплеуху.
И быть бы супружеской драке, но следующая оплеуха поразила отнюдь не боярина, а невесть откуда взявшегося недоросля, годков этак восемнадцати. Он как-то так ловко случился меж боярином и боярыней, что схлопотал мощный удар и, пролетев шага два, прилип к стене.
— Ты еще отколь взялся? — спросил недоросля Ванюшка.
— Я простой советский попаданец, — плача, отвечал тот. — Ученик краснознаменного кулинарного техникума имени товарища Оливье… Мне из восемьдесят первого года в сорок первый… Мне мотострелковую дивизию из окружения вывести, еще Ленинградской блокады не допустить, а в сорок втором Генштаб возглавить!..
— Наш человек, — мрачно заметил подвешенный за шиворот двумя богатырскими ручищами кожаный мужик.
Глава 6
— Какая тебе блокада? Айда с нами на гражданскую! — уговаривали кулинарного ученика красногвардейцы с обнаженными саблями.
Эти сабли несколько смущали боярских сынков — оружие полагается таскать в ножнах и подвешенным к поясу, а как раз ножен у этой парочки и не было.
— Сперва бы вылезть отсюда, — шептал братцам Ванюшка. — Наделали мы беды! В эмирский гарем сдуру вломились…
— Да еще батюшка…
Боярин как ухватился за девку, так и не отпускал. На тонкие намеки сыновей и рыдания супруги отвечал кратко:
— Кыш!
Кожаный мужик, которого поставили на пол, но шиворота не отпускали, вертел головой.
— А вот окошко! — сообщил он. — За портьерой. Бизончики, пока нас лассами не повязали, уходим в окошко, а?
И точно — задернутое дерюжное портище скрывало довольно большое окно.
— Не может быть, чтоб слюда, — сказал Никишка. — Цены ему тогда нет.
— Стекло, — объяснил кожаный мужик.
— Стекол столь огромных не бывает!
Мужик показал на оконную ручку и объяснил, как ее нажимать. Внизу оказалась трава, прыгать было невысоко, и более всего хлопот доставила боярыня. А боярин выскочил с девкой в охапке, неожиданно ловко, как юный стольник, которого по государеву приказу учат всяким татарским конным штукам, вроде прыжка с седла на седло.
— Куда теперь? — спросил Илейка.
— На гражданскую! В сорок первый! Искать Айгульгуль Бизонью дочь! — вразнобой ответили ему.
Решили для начала отойти подальше от эмирова дворца.
— Если умом рассуждать, то лучше выйти к экспресс-проколу, может, еще не все там затянуло, — предложил кожаный мужик. — Там, если что, и спрятатулиться можно.
— И ты через экспресс-прокол? — спросили мнимые красноармейцы. — Он что, в обе стороны работает?
— А вы не знали?
— Не-е, мы на гражданскую — навсегда… заради победы коммунизма…
Пришлось опять переходить черную дорогу. Кожаный мужик объяснял некое загадочное устройство, которое поможет выбраться на войну и кулинарному ученику, и красноармейцам. Понять его было совершенно невозможно.
Уже почти дошли до того места, где боярин с семейством вышли из махины, а кожаный мужик возник ниоткуда, окруженный остаточным ореолом, и тут в глаза путешественникам ударил луч.
Исходил он из фонарика, а фонарик держала в руке женщина в синем кителе с петлицами, облегающем невероятных размеров бюст, занимающий пространство от шеи до талии.
— Ваши хроновизы, — сказала она жестяным голосом. — Если хроновиз нет — снимаетесь с маршрута и возвращаетесь домой за свой счет.
— Вот моя хроновиза, — красноармеец показал саблю.
— Меня комитет комсомола послал, — сообщил ученик. — Вот путевка.
— Я по заданию Антибольшого Антикостра, если тебе это что-то говорит. Вот мой знак. Пустите, я жетонку достану. Сам Бизон, и дух его предка, Самого Опоссума, и знак Великого Скунса. Великого Скунса!!!
— Предъявите хроновизы, — повторяла женщина. — Или будете ссажены с маршрута.
— Во имя Одноглазого Бизона и его рогов, когда внедровучили визы? — наконец спросил кожаный мужик.
— В две тыщи четыреста шестьдесят седьмом, — мрачно сказала женщина. — Выдают в попадан-консулатах…
— Так меня ж тогда еще не народилось! — обрадовался кожаный мужик.
— Незнание закона не освобождает от ответственности, — увесисто произнесла женщина. — Возвращайтесь домой и учите законы.
— Законы, которых еще не понапридумывали? Да ты посмотри на хроноватую шкалу! — кожаный мужик завертел головой, высматривая боярыню, у которой хранилась за могучей пазухой его загадочная шкатулочка.
— Ваш документ и виза, — обратилась женщина к боярину.
— Кыш! — отвечал боярин, скрутив кукиш той же степени мощности, что бюст под кителем, и сунув это произведение женщине под нос.
За ее спиной образовался тускло-розовый овал. В нем зародился черный силуэт. Овал медленно гас, а силуэт, напротив обретал краски. Когда обрел — путешественники увидели мужчину средних лет с преогромными усами, одетого щеголевато — в сияющие сапоги, в мундир с блестящими пуговицами, перетянутый лакированными ремнями вдоль и поперек. На поясе мужчина имел кобуру с револьвером и шашку в ножнах, на голове — фуражку.
— Слава те Господи! — с чувством произнес мужчина и перекрестился. — Люди добрые, где тут расположение корпуса генерала Юденича? Я к нему с пакетом, дайте проводника.
Глава 7
Этот мужчина, по прозванию — поручик Голицын, как-то произвел хорошее впечатление на контролершу. Очевидно, дело было в усах. Она даже не жестяным, а человеческим голосом ответила о возможности прорваться без визы.
— Безвизовый режим только с две тыщи восьмого по две тысячи десятый двадцать первого века, в одну сторону, — сказала женщина. — А по мусульманскому, как там ее…
— Потому что туда никто не хочет! — воскликнул кожаный мужик. — Оттуда разбегались, как крысы, а туда — двойной бизоний хрен! Что там делать? Там какая-то такая финансовая пертурбация, что ее вручную не разгребанить. А в банки — кто ж нас пустит?
— Ага, мы из две тыщи восьмого, — сказал красноармеец. — Нас чертовым кризисом пришибло. Тут мы и поумнели. У Вадьки блинная накрылась, у меня — секс-шоп. А почему? А потому, что неправильно советскую власть строили. Если бы правильно — она бы еще продержалась, и на нас бы хватило!
— Я те дам советскую власть! — зарычал поручик Голицын. — Я сам из две тыщи восьмого! У меня диссер накрылся медным тазом и мимо американского гранта я пролетел! Восьмой!!! Кабы не ваша советская власть, его бы вообще не было!
— Ах ты белая кость!
— Ах ты мужик сиволапый!
Жертвы восьмого года схватились рубиться на саблях. Поручик оказался более ловок, чем красноармейцы, а, может, более зол.
— Ух ты! Бей их, бей! Бизонье дерьмо! — выкрикивал кожаный мужик. — Вот кого я с собой возьму Бизонью Мать добывать!
— Дураки, — угрюмо сказала контролерша. — Не хотела я дядю Васю с Абдуллой вызывать, а придется…
Поделиться книгой: