Помоги проекту - поделись книгой:
– А вот скажите, молодой человек, эти ваши… хм, «муддиты», разумеется, все сожгут – и где потом будут работать? Зарабатывать где будут?
– А нигде.
– И что же в этом хорошего?
– А ничего.
– Но разве они уж настолько «муддиты», что этого не понимают?
– Понимают, чё ж ня понять. А токо все одно спалят.
– Но почему??
– А им принципно.
– И как она вам показалась, Даня? Ее, правда, иногда нелегко слушать, но она очень умна, защищается скоро.
– Да ничё. Окороки коротки, обсаливши больно. А так ничё.
– Ваня, ты видел? Опять! Это какой-то ужас! Пятьсот человек, с детьми… Слушай, ну как это можно? Ну дети-то причем? Правильная религия, неправильная религия, ну что же, из-за этого…
– Голодных много. Полмира. А телевизоры и сеть везде. И они видят эти дома, машины, рестораны, а им нечего жрать. Тут всегда найдется религия, партия, волна, которая подскажет: они забрали твое, убей их.
– Это какое-то безумие, озверение!..
– Да, одни с голодухи, другие с жиру… Частное небо закрыли – слышала? Только Росаэро. Ты собиралась в свой Эдинбург – учти, теперь будет предварительная проверка на любой билет. На поезда тоже. Так что надо заранее.
– Ну вот, и небо национализировали… Слушай, а как же эти аэромобили Виктора?
– Накрылись. Этим самым местом… указа. Начальство очень довольно, они ему всю дорогу – как бельмо. Уже приказ готов: на теме крест, всю группу разогнать.
– И что же, остается только старая дорога-дублер? А твой проект не могут реанимировать?
– У нас, Мила, все возможно, я всегда это говорил. Проект-победитель был забит в федеральную программу, Витька теперь отпал, но программа-то остается, значит, будет замена. Чуешь? Короче, шеф распорядился все поднять и подготовить к среде.
– А ты успеешь поднять?
– А я и не бросал. И мне еще человечка подкинули для всяких оформлений-представлений. Не хвост свинячий – архитектурный менеджер, технолог успеха, уйди с дороги! Ну, конечно, не с улицы: сынок второго зама, но, вроде, не дурак. Правда, все мы теперь будем у начальства как на ладони…
– Троянский менеджер? А отказаться ты не мог?
– Дороже обошлось бы. Да и при случае может оказаться полезен. Но главное, это ведь означает, что у нас не тупик, не отстой, а – пэрспэктива, ду ю андерстенд? Такие вот дела, Миледька!
– Ну чего, пыль со своей этажерки сметаешь? Давай-давай, куй. Горячо!
– Да, бутылка за мной. А твою-то группу куда? По отделам – или как?
– Не знаю. Не докладывали.
– Так вам ничего и не предложили, во как… Слушай, мы ведь под это дело расширяться должны – давай кого-нибудь пристрою.
– Затем и пришел. Вот список. Этого ты знаешь, его надо бы. Он звезд не хватает, но пашет. И по жизни у него сейчас…
– Да, я слыхал. Сделаем. А это кто?
– Этого я взял, когда мы расширялись. Молодой, но соображает. Поговори.
– Ладно, разберемся. Ты-то сам куда?
– Чапай думает. Чапай на распутье.
– Слушай… только без закидок, да?.. Короче, давай к нам, в деньгах практически не потеряешь. Бери всю архитектуру, лучше тебя я все равно не найду. Концепт ты знаешь, дальше руки у тебя развязаны. Будут идеи – обсудим.
– Да какие, Ваня, тут идеи? Нет тут пространства для идей.
– Ну вот, тебе бы только летать. Но на ближайшие годы погода нелетная, так что хочешь не хочешь, а все будут ползать.
– Угу. Кроме тех, кто делает эту погоду.
– Кто делает? Террористы?
– А ты и не врубился? Не в террористах дело, Ваня, они – только предлог еще что-нибудь закрыть. Это те, у кого есть возможности, заботятся о том, чтобы больше ни у кого таких возможностей не было. Чтобы только с их разрешения, чтобы только они решали, кому можно летать, строить, дышать, а кому нет. И за сколько. Это и есть забота о населении: они его защищают. А стадо жрет лапшу с ушей и согласно качает головами: «М-м-у-у-дро!». Общество равной невозможности в отдельно взятой стране… Уеду на хрен. С жирными котами и тупыми скотами ничего нельзя сделать. Не будет здесь ничего, понимаешь?
– Будет! Не лётом, так ползком, но будет. Делать надо – и будет.
– Тихо-тихо ползи, улитка… Ну, Бог в помощь. Прощай.
– Знаешь, Ваня, не хотела тебе говорить, но… я просто не знаю… Я давно заметила, что котлеты, куски колбасы исчезают, но теперь уже и сырое мясо! Нет, он хороший мальчик, просто не получивший…
– Мила, он всю жизнь ел что Бог пошлет. Чем соседи покормили или у монахов «трапязнул», что в лесу нашел или на огородах украл. А с десяти лет уже сам зарабатывал, скотину пас. О его хлебе, учении, воспитании – никто никогда не заботился, понимаешь?
– Но почему же не спросить, мы ведь ему не чужие, разве нам жалко…
– Он не привык. И это не всем легко.
– А так что же?
– А так – привычно. Поймают – побьют, зато не просить ни у кого, ни у своих, ни у чужих. Ему в городе все чужие. Да, в общем-то, и везде, но тут особенно, он тут, как крыса затравленная, готов на любого кинуться и вцепиться насмерть. Ладно, я поговорю… Подожди, как – сырое? Он что, жарит, печет его?..
– Да в том-то и дело, Ваня! Счетчик же все записывает: со вчерашнего вечера ни печка, ни плита не включались. А мясо исчезло. Не все, нет, осталось достаточно, но… Ванечка, я боюсь!
– Так, понятно. Теперь слушай меня внимательно. Быстро готовь то, что осталось, поняла? А то ведь все исчезнет, а я приеду голодный – и что тогда от тебя останется?
– Ванька, твои шуточки… Знаешь, а свожу-ка я его в театр. В самом деле, мы его как-то забросили за делами. Ты не пойдешь?
– Театраля, мне б до койки… Короче, филология, я через час выезжаю, так что быстро – к плите. А то я тебе устрою театр. Одного голодного актера.
– Мила, привет, ты заявку на билеты уже отправила? Ну, перекинь мне, еще, может, и вместе поедем. Меня тут Второй вызвал, я думал сынок уже успел настучать, а он о командировке: надо же нам когда-то их опыт осваивать.
– Правда? Ах, вот было бы замечательно! А когда? куда?
– Предложено определиться.
– Так это же здорово! Слушай, они становятся приличными людьми! А надолго?
– Да, уже стали. На месяц. Командировочка-то на двоих: куда же без менеджера. Чертить и считать он не умеет, вот будет учиться, как делать успех без этого. Это ж теперь главное умение. Ну, мне без разницы. Да и язык он, вроде, знает. Может, пригодится вместо транслятора. Ладно, посмотрим. Как дела-то вообще?
– У Эли неприятности. Какие-то мерзкие сетевые шутники залезли в ее диссертацию и заменили все слова похабщиной… кроме предлогов.
– И кто-то заметил?
– Чему ты смеешься? У нее защита срывается! Совет – не упустив отметить своеобразие терминологии, там тоже шутники – попросил все же привести ее в соответствие. Везде улюлюкают, Москва хохочет, такого скандала давно не было. Ей на конференции посоветовали не ездить, пока все это не уляжется, а у нее доклад в плане – и отослан. Тут не до шуток! И ведь все же понимают, что она-то не виновата, – и все равно…
– А пусть разговаривает по-человечески. Ладно, вечером дорасскажешь.
– Вы знаете, Даня, я много раз смотрела «Дядю Ваню» и мне всегда казалось, что это любовь к Елене Андреевне открыла ему глаза и на труды профессора, и на него самого…
– Не-а.
– Да, по времени событий не получается, но мне и сейчас так кажется. А как вы это заметили, что не получается?
– Ня любит. Куда яму. Теленок.
– Ну-у, вы уж очень строги. А профессор Серебряков как вам?
– Червя. Бярезой надо.
– Кого березой? Профессора?
– Яво. У меня тожа черви в кишках были. Баба Марья почек бярезовых напарила, я и пил.
– И помогло?
– Ну. Им принципно.
– Как же это так имплицитно?
– Высрал.
– О боже…
– А чё, не так, что ль? Сами ж вылезли, значит, им принципно.
– Ваня, наконец-то! что ты не отвечаешь? я встаю, а тебя нет! куда ты улетел? Мы же сегодня собирались… где ты?.. У вас там что – пожар?
– Ну ты же видишь… Мила, извини, тут… Вы идите без меня.
– Подожди, но как же это… Как это случилось? Замыкание?
– Да нет, вырублено же все. Похоже, какая-то сволочь, уходя, окурок сверху кинула, а к нам затянуло. Не закрыли, козлы…
– И что, всё…
– Да не знаю, не пускают… Видишь, что творится?
– Боже, а там никто?..
– Да не было никого, а то бы раньше заметили.
– Что же тебе теперь – всё с начала?..
– Не знаю, Мила, ничего не знаю… Но похоже на то… Ладно, не бери в голову. Женьке – не надо, скажи просто, что на работе ЧП, без деталей. Я потом позвоню. Извини… я позвоню.
– Ну что, Ваня? Неужели нигде нет копии? И не посылал никому?
– Да кому? В комиссию представлял, но конкурс закончился, комиссия разошлась, и всё, с концами.
– А на твоем мопсе?
– Нет, я ж выходил на институтский сервер, он быстрее, на нем все делал.
– Но где-то же должно было остаться! У нас ничего бесследно не исчезает.
– Кроме людей, денег и надежд. Это, Мила, в литературе твоей рукописи не горят, а в жизни…
– И что же теперь?
– Да ничего, хоть заново с нуля. Только ждать меня никто не будет. Ладно, поглядим… Футбольчик вот посмотрю, забыл уже, когда и смотрел последний раз. Ничего, Милка, пробьемся, не впервой.
– Знаю и без нее дела твои. Вообще, с тобой говорить – только время терять, но все-таки спрошу: что ты уперся в эту дорогу, как баран? Что она тебе даст?
Поделиться книгой: