Помоги проекту - поделись книгой:
– Другая точно такая же, – ответила Молли.
– Покажи!
– Потом увидишь!
Вихляя крутыми бедрами и ягодицами, она зашагала на тонких, как стилеты, каблучках к сигаретной машине.
– Скажи-ка, Мак, – обратился Джин к бармену, – Красавчик здесь?
Бармен хранил такой гордый и надменный вид, словно постоянно помнил, что, по крайней мере, один мэр великой атлантической метрополии – Бил О'Двайер – являлся в начале своей карьеры барменом.
– А кому это интересно? – загадочно спросил бармен, окинув Джина быстрым взглядом черных итальянских глаз.
Джин пододвинул дюйма на три в сторону бармена пятерку из сдачи.
– Да слышал я в Фили от верных ребят, что он большой любитель покера.
– Что-то я, парень, не видел тебя тут раньше, – колеблясь, проговорил бармен, вытирая полотенцем блестящий черный пластик.
– Как не видел! – усмехнулся Джин, пододвигая пятерку еще на дюйм. – Да уж целых десять минут, как я тут сижу. Я Джерри Кинг из Фили. Ди-Пиза посоветовал мне сыграть тут в покер.
– Вот твои сигареты, – сказала, подходя, Молли с пачкой ментоловых. – Возьми мне еще один мартини. Этот слишком сладкий и выдохся.
– Слышал, Мак, что сказала леди? – бросил Джин бармену. – А мне сообрази двойной скотч «Четыре розы».
– Я не леди, Джерри, – сказала Молли. Она повернулась на крутящейся табуретке так, что ее обтянутые нейлоном коленки коснулись его бедра. – А вот ты похож на джентльмена. Вдвоем мы составили бы дивный дуэт.
Кто-то сунул дайм – десятицентовую монету – в джук-бокс и нажал клавишу с названием одного из последних международных шлягеров. Из мощного динамика полились задорные, разухабистые звуки твиста в исполнении Чабби Чеккера.
– Обожаю Чабби, – со вздохом сказала Молли, – хоть он и негр. Ему, говорят, всего двадцать лет, и он поет сейчас почти рядом с нами – в «Пепермент-лаундж». Вот бы послушать, да туда фиг пролезешь!
Джин дотягивал свое двойное виски. В баре вспыхнуло вдруг два или три юпитера. Бармен выключил телевизор. Гарри Купер, онемев, ушел в темный экран, исчез. Из задней комнаты выбежала пухлая молодящаяся блондинка в громадных солнечных очках с оправой в форме крыльев экзотической бабочки, не менее экзотическом «гавайском» пляжном костюме и немыслимо широкой шляпе.
– Леди и джентльмены! – объявил хлыщеватый конферансье. – Бимба Брод из Голливуда. Самый большой бюст от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса! Сорок три дюйма! Талия – двадцать два дюйма!..
Стриптиз в такой ранний час? Впрочем, когда же еще смотреть стриптиз этим «гориллам»? Ведь все они, наверное, работают в «кладбищенскую» смену.[13]
Семейство человекообразных сразу же оживилось. Черные маслины глаз следовали неотступно за «стрипершей». Залоснились потом смуглые невыбриваемые лица. Джин и тот, вращаясь, описал полкруга на табурете с новым стаканом в руке.
– Тебе нравится эта корова? – ревнивым шепотом спросила Молли, дохнув на клиента запахом сен-сена.
– Видали мы «помидорчиков» и поаппетитнее, – ответил Джин, вспоминая стриптизы лондонского Сохо, парижского Пляс-Пигаля, Копакабаны, и Лангегассэ, и других столиц ночного мира.
«Стриперша» явно уповала не столько на свои перезревшие прелести и искусство танца, сколько на голую психологию. Впрочем, именно это и требовалось ее зрителям. Джин не удостоил бы ее и взгляда, если бы не привычное чудо, совершавшееся где-то в глубине его естества: охлажденное кубиками льда виски приятно скользнуло вниз, и вот словно расцветали внутри «Четыре розы», излучая блаженное тепло, и радость, и благолепие, лаская душу и сердце. Все сказочно менялось перед глазами: громилы-мафиози превращались в добродушных симпатичных парней, бар становился волшебным гротом, а вульгарная «стриперша» – прекрасной наядой, чье тело светилось розовым жемчугом.
Эти первые симптомы эйфории заставили Джина вспомнить о деле и о том, что спешить с выпивкой не следует.
– Слушай, Молли! – сказал он, чувствуя руку «помидорчика» у себя на бедре. – Мне обещали, что я сыграю с Красавчиком. Он еще не пришел?
– Красавчик заканчивает свой ленч, – ответила Молли, не спуская глаз со «стриперши», медленно раздевавшейся под твист, и поглаживая Джину бедро. – Утром играл в пул, а после ленча начнет в покер. А ты не купишь мне шампанского, Джерри?
Пластинка Чабби Чеккера кончилась. Кончился и первый акт двухактного номера. «Стриперша» осталась в одном красном в белую крапинку бикини. Словно переводя дух, джук-бокс вдарил шейк. Динамически вращая тазом, животом и бедрами в такт бешеной музыке, вспотевшая блондинка неутомимо трясла всеми своими загорелыми прелестями
«Стриперша» дразняще медленно расстегивала на спине пуговицу верхней половины бикини. «Гориллы» жадно подались вперед. Кое-кто, в ком сильнее заговорила горячая кровь неаполитанских или палермских предков, привстал. Один «горилла» судорожно глотнул. У другого слюна, пузырясь, потекла по вороненому подбородку. А джук-бокс наяривал:
Молли взяла ладонь Джина, поднесла ее к губам.
– Ты меня обманываешь, Джерри! – щебетала она. – Ты часом не из этих, не «маргаритка»?
Какой-то мафиози бросил к напедикюренным ногам женщины, бившейся в пароксизмах симулированной страсти, свернутую трубочкой пятидолларовую бумажку. Пример оказался заразительным. Со всех сторон посыпались зеленые трубочки Чтобы не отстать от других, Джин свернул в трубочку и швырнул «стриперше» десятку. Прибегая к этому убедительному аргументу, публика требовала, чтобы стрип-артистка не останавливалась на достигнутом, а перешагнула за границу установленных в штате Нью-Йорк законов благоприличия.
– Стрип! Стрип! СТРИП! – кричали темпераментные мафиози.
И зеленый дождь сделал свое дело. Закон был посрамлен. Глаза «горилл» лезли из орбит.
– Браво! Брависсимо! – взорвался зал. – Бис!
Но тут же, взвыв, замер шейк, потухли юпитеры, и «стриперша» уже в темноте собирала щедрую дань благодарной публики.
– Еще того же! – проведя пальцем за взмокшим воротником, кинул Джин бармену. – И не жалей, приятель, виски!
Огромные деревянные лопасти вентилятора на потолке месили душный воздух, насыщенный густым запахом мужского пота и алкоголя.
Все это было отвратительно, решил Джин. Впрочем, он, разумеется, не ожидал увидеть в этом гангстерском притоне что-либо иное…
Тут только он заметил, что Молли куда-то исчезла.
Не успел Джин удивиться этому и приняться за новый стакан с «Четырьмя розами», как снова зазвучала музыка, на этот раз тихая, сентиментальная. Конни Френсис пела «Вернись в Сорренто», и не одна пара глаз с поволокой, черных, как лава Везувия, подернулась дымкой ностальгии, хотя вряд ли кто из присутствовавших граждан Нью-Йорка бывал в этом городе.
И вышла в полупрозрачном сиреневом пеньюаре из нейлона еще одна блондинка, молодая и стройная. Джин даже вздрогнул от неожиданности. Подумать только: это была Молли!
Она выплыла в перекрестке лучей юпитеров, не слишком умело вальсируя. Повернувшись к Джину, она подняла руку и пошевелила в знак приветствия пальцами. По всему было видно, что Молли не училась в знаменитом колледже розовых кошечек в Лос-Анджелесе, где будущих «стриперш» учат изящному раздеванию и элегантному обольщению. Но Джин отметил в ней много природной грации. Он пожалел, однако, что Молли приходится заниматься более чем сомнительным искусством, сочетая его с древнейшей на свете профессией, а в следующую секунду неожиданно для себя – какая нелепость! – он ощутил в груди укол ревности. Какое свинство, что Молли принуждена раздеваться перед этим стадом «горилл»! Нет, любовь и секс – это касается только двоих, а не толпы…
В этот момент кто-то постучал по его плечу.
– Вас ждут на третьем этаже! – тихо сказал бармен доверительным тоном и красноречиво потер пальцами невидимую бумажку.
– Спасибо, Мак!
Обычно Джин давал на чай ровно десять процентов суммы счета, но на этот раз пододвинул бармену оставшуюся в сдаче пятерку с мелочью и пошел к двери.
Молли заметила это и надула губы.
Эти мужчины…
У крутой лестницы, ведущей наверх, ему преградили путь двое. Таких громил у гангстеров называют «торпедами»: это мускулистые парни, обычно экс-боксеры или бывшие борцы, мастера рукопашного боя. У первой «торпеды» была маленькая головка на могучей шее, переходящей через покатые мощные плечи в бочкообразное туловище. Над маленьким поросячьим глазом красовался крест-накрест наклеенный пластырь. Рост – не меньше шести футов и пяти дюймов, вес – добрых триста фунтов!.. Вторая «торпеда», калибром поменьше, рыжая, в веснушках, похожая на грубую копию мага баритона-саксофона Джерри Муллигана, была вовсе необтекаемой: под блестящей синтетической тканью костюма «тропикл» бугрились вздутые мускулы. Не озаренные интеллектом лица «торпед» не предвещали ничего хорошего. И, видно, отнюдь не случайно кто-то в баре подвернул на полную мощность громыхавший динамик джук-бокса.
– Хай, Марти! – сказала вторая «торпеда» Джину.
– Хай! – сказал Джин. – Только я не Марти.
– Слышь, Базз, этот хмырь говорит, что он не Марти.
– Йеп! – сказала первая «торпеда», подразумевая «да».
– А знаешь, Базз, почему он заливает, будто он не Марти?
– Ноуп, – ответил Базз, подразумевая «нет».
– Да потому, что он на прошлой неделе продул мне полсотни в пул.
– Я с вами никогда не играл в пул, – запротестовал Джин. – И всю прошлую неделю провел в Филадельфии!
– Брось трепаться, Марти! Гони полсотни.
– Послушайте, ребята!..
– Ну?
– Я вообще никогда в жизни не видел вас.
Левым кулаком Рыжий молниеносно ткнул Джина в солнечное сплетение, а правым хуком съездил по уху. Джин отлетел к стене и сполз по ней на каменную площадку, ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
Мотая головой, Джин неловко поднялся, держась за стену. Слабо размахнувшись, он наобум выбросил кулак в воздух. Рыжий легко уклонился от такого удара. Базз не желая остаться в стороне, обрушил на Джина свой увесистый кулак-кувалду. Но Джин, потеряв равновесие от собственного неудачного удара, отшатнулся, и кувалда лишь скользнула по плечу.
Большая «торпеда» вдруг расхохоталась неожиданно тонким голосом.
– Ну вот, Базз, – удовлетворенно усмехаясь, проговорил Рэд, – а босс боялся, что он переодетый полицейский или частный детектив. Просто безобидный паренек из колледжа. Пай-мальчик. Такой и мухи не обидит.
Он схватил Джина за руку, чтобы помочь ему удержаться на ногах, и жесткими шлепками ладони отряхнул его костюм.
– О'кей, парень. Может, ты и впрямь не Марти? Может, я обознался. Дуй наверх! Комната 3-Д. Пошли, Базз! Там Молли выступает.
И, ухмыляясь, «торпеды» валкой походкой направились в бар.
Шатаясь, потирая ухо и плечо, Джин медленно потащился вверх по лестнице, но, как только «торпеды» исчезли из виду, он зашагал пружинистым шагом сразу через три ступеньки.
За плотно прикрытой дверью с табличкой 3-Д слышались мужские голоса. Джин постучался. Дверь открылась на полфута.
– Ну? Что надо? – неприветливо спросила, выглядывая, еще одна «торпеда», на сей раз одноглазая, с черной повязкой, закрывавшей левый глаз.
– Я хотел сыграть в карты… – ответил Джин, потирая покрасневшее ухо.
– …и поскользнулся на лестнице, – усмехнулась одноглазая «торпеда». – Дьяволы! Сукины дети! Я давно говорил им ввинтить поярче лампочки. Входите, мистер! Вас тут ждут.
В небольшой прокуренной комнате, меблированной в стиле двадцатых годов, с викторианским гарнитуром, окрашенным белой эмалью, и выцветшими голубыми обоями, со старым механическим пианино в углу, за круглым столом, покрытым зеленым сукном, столом, стоявшим посредине под хрустальной люстрой, играли в покер четверо мужчин. Трое, смуглые и черноволосые, худощавые, были в рубашках, их пиджаки висели на спинках стульев. Четвертый – усатый – этот был, что называется, поперек себя шире – только что сорвал банк и небрежно засовывал в карман пачки долларов. Джин взглянул на него мельком. Незнакомец почему-то подмигнул ему, как старому знакомому, зажмурив один желто-серо-голубой глаз и смешно вздернув усом. Остальные повернули головы, чтобы взглянуть на вошедшего, а один, сидевший прямо напротив двери – он был похож на Рудольфо Валентино, – бархатистым голосом сказал, вернее пропел:
– Входите, входите, мистер Кинг. Так кто там в Фили направил вас ко мне?
– Ваш приятель Ди-Пиза.
– Ди-Пиза, Ди-Пиза… Что-то не припоминаю…
– Ну как же! Ди-Пиза, владелец ночного клуба на Брод-стрит!
– Мне пора! – сказал, вставая, усатый. – Мистер Кинг займет мое место. До скорого!
Он вышел, снова подмигнув Джину своим разноцветным глазом, круглый и крепкий, как туго надутый футбольный мяч. На пороге он снова на секунду задержался и снова со странным дружелюбием и таинственной доброжелательностью повернул к Джину свое лицо с крючковатым носом, сократовским лбом и красивой массивной челюстью.
– Ну что ж, садитесь! – мягко сказал мафиозо, смахивающий на Рудольфо Валентино. – Только предупреждаю: деньги на бочку.
Джин сразу узнал Красавчика, который вполне заслуженно носил свое прозвище. Он смахивал на давнего кинокумира эпохи Мери Пикфорд и Дугласа Фербенкса, первого в мире героя-любовника Рудольфо Валентино. Тщательно причесанные волнистые волосы, черные и блестящие, почти девичий овал лица, густые стрельчатые ресницы и прекрасные, кроткие, как у Бемби, глаза. От Красавчика сильно пахло духами. Его «музыкальные», унизанные бриллиантовыми перстнями пальцы годились для маникюрной рекламы. На нем был дорогой костюм итальянского покроя от Д'Авенцы и накрахмаленная вечерняя рубашка с «бабочкой».
– Садитесь, мистер Кинг! – повторил Красавчик, женственно грациозным движением поправляя у виска свои великолепные, жирно намазанные бриллиантином гофрированные волосы. – Я банкую.
Перед ним лежали дорогой платиновый портсигар, набитый итальянскими сигаретами «Мерседес», и платиновая зажигалка «Зиппо». В длинном платиновом мундштуке дымилась длинная сигарета.
– Благодарю вас, сэр! – почти подобострастно ответил Джин, пододвигая стул напротив банкомета.
На столе стояли стаканы с недопитым виски, пепельница с окурками сигар и сигарет.
По хрусткой серо-зеленой купюре, лежавшей перед игроками, Джин сразу увидел, что игра идет крупная, и все же он удивился, когда Красавчик томным голосом произнес:
– Прошу вас, мистер Кинг. Мы здесь не мелочимся: белые фишки – сотни, красные – пятисотки, синие – косые.
– Я возьму синих, – сказал, закуривая, Джин; он мастерски выпустил несколько колечек дыма, – на десять тысяч долларов.
У него не было с собой и сотни долларов. Точнее говоря, у него было ровно двадцать четыре доллара. Но ведь именно за эту сумму купил белый человек у индейцев остров Манхэттен.[14]
Он запустил руку за борт пиджака, будто бы для того, чтобы убедиться, что бумажник на месте. Пальцы дотронулись до рукоятки «вальтера».
А вдруг эти гангстеры потребуют, чтобы он выложил деньги на стол?
Красавчик и оба его партнера уставились на Джина. Глаза Красавчика скользнули оценивающе по элегантному костюму Джина (сшит с иголочки, триста долларов, не меньше), остановились на часах, запонках – золото, достоинством в двадцать четыре карата, тысяча долларов, не меньше.
– Получайте! – наконец сказал Красавчик подобревшим голосом.
Он отсчитал Джину десять синих фишек.
«Торпеда», сидевшая у зашторенного окна на подоконнике и по-поросячьи чесавшая спину о стенку, подплыла ближе к столу.
Красавчик не спеша перетасовал и раскинул карты. Джин достаточно хорошо знал игру, чтобы почти сразу убедиться, что и карты были краплеными, и банкомет был из той породы заядлых шулеров, которых в доброе старое время били подсвечниками, а на Диком Западе без долгих слов линчевали.
Поделиться книгой: