Наследство за океаном

— А как же деньги, которые Лекс посылал каждый месяц на содержание ребенка? Он, правда, и не предполагал, что у него их двое, однако…

— Моя мама договорилась с адвокатом, вероятно, не с мистером Маквилсоном, что будет брать эти деньги только до тех пор, пока детям не исполнится по пяти лет и они не пойдут в школу, а мама — работать. Мы вполне справлялись, пока была жива тетушка Джин, но после ее смерти жить стало очень тяжело, но мы все же выдержали.

Темно-карие глаза мистера Хазелдина просто впились в серые глаза Линдсей.

— Это правда? Вы не лжете?

— Знаете, у меня нет обыкновения врать людям. Моя мама ни за что не взяла бы больше денег от этого человека.

— Так, так, так… Очень интересно, а…

— Вы что-то сказали?

Мистер Хазелдин раздражительно отмахнулся:

— Ничего, ничего. Это я просто сам с собой, но… Мне интересно, куда же отправлялись деньги.

— Что вы хотите этим сказать?

Управляющий бессмысленно уставился в пол, изучая носок своего ботинка, его пальцы нервно стучали по перилам.

Линдсей повторила свой вопрос.

— Видите ли, такая штука… ну, в общем, я предполагал, что состояние Лекса Бредмора значительно больше. Учитывая, что он имел возможность обеспечивать, так скажем, побочную семью в течение всех этих лет, то наличие отдельного счета у двойняшек не вызывало у меня ни малейшего сомнения.

Линдсей на минуту закрыла глаза, одна мысль пришла ей в голову, и она начала рассуждать вслух:

— Очень странно… Во время нашего разговора с мистером Маквилсоном он ни словом не обмолвился о размерах состояния Лекса Бредмора. Неужели я не вправе знать — ведь я являюсь опекуном детей.

— Соопекуном, — поправил управляющий и продолжил, тщательно подбирая слова, словно очень боялся сказать что-нибудь лишнее. Подобная осторожность озадачила Линдсей, и чувство недоверия вновь нахлынуло на девушку. — Я полагаю, вы не очень-то разбираетесь в юридических вопросах. Видите ли, точно оценить состояние не так просто, это же не торги или аукцион. Тут точную цифру вам никто назвать не сможет. Размер состояния никак не зафиксирован в банке, на каком-либо счете. Имущество Лекса Бредмора измеряется акрами земли, всевозможным оборудованием и так далее, в общем, это потенциальные доходы. Из года в год оно меняется, в зависимости от урожая, качества шерсти овец и тому подобного. Уверен, денег от дохода фермы, которые будут переводиться на счет двойняшек, вам хватит. Сумма, судя по всему, набежит приличная. Смею вас заверить, что в ближайшем будущем, когда все возможности фермы будут использованы, она начнет приносить значительный доход.

— Надеюсь, что так оно и будет, — тихо сказала Линдсей.

Девушке оставалось только надеяться. Она оказалась в чужой стране, не зная ее законов и особенностей. Новозеландцы казались ей людьми с другой планеты, слишком часто она их не понимала, а иногда их поведение ее шокировало. Если бы только мистер Маквилсон и мистер Хазелдин могли предположить, как далеки были мысли Линдсей от наследства. У девушки не было ни желания, ни сил на что-либо претендовать, единственное, что у нее было, — это кипа счетов, связанных с переездом, и чек на смешную сумму, отложенную на черный день. Это все, что у нее осталось от денег, вырученных за коттедж, после расчета по закладной и покупке билетов на самолет. А деньги ей сейчас очень понадобятся, пока все не утрясется и Линдсей не найдет какую-нибудь работу. Работа! Где же ее найти?

Они заехали за детьми в музей. Каллим и Мораг болтали без умолку, рассказывая сестре взахлеб, как им там понравилось. Глядя на восторженные лица ребят, Линдсей повеселела. Уже на выезде из города мистер Хазелдин остановил машину и, взяв два термоса внушительных размеров, удалился. Когда он вернулся, то термосы были полными, а в руках он держал какую-то коробку, напоминающую ту, в которую обычно кладут торты или сандвичи.

— По дороге перекусим, устроим небольшой пикник в местечке Маунт-Стерт, — объявил мистер Хазелдин.

После Отаго он повернул направо и поехал вверх по Стерт-стрит. Управляющий пообещал, что сейчас они увидят город во всей красе. Он оказался совершенно прав. Вид города с его зданиями и университетом, кораблями, пришвартованными в бухтах, бесчисленными заливами, речушками и бескрайними просторами зеленых полей поражал своей красотой и величием. К западу тянулась гряда серо-голубых гор, которые стояли плотной стеной, словно стражники, охраняющие покой в сказочной стране. Им не было конца, последние сливались с горизонтом и уходили в небо.

Каллим с восторгом смотрел на горы. Мистер Хазелдин перехватил его восхищенный взгляд и, улыбнувшись, сказал:

— Отсюда эти горы кажутся игрушечными. Как-нибудь я вас, сорванцы, обязательно свожу к Уакатипу. Это большое озеро, которое возникло из-за таяния снегов с вершины вон той горы. А сейчас нам нужно ехать на юг около сорока миль, а потом еще семьдесят с хвостиком на запад. Мы поедем к горам, ферма расположена совсем недалеко от них.

Линдсей про себя отметила, что управляющий пообещал взять с собой «сорванцов», про нее не было сказано ни слова. Что касается детей, то их мистер Хазелдин был явно готов принять в семью. Детей, но не Линдсей. Девушка почувствовала себя словно кукушка, сидящая в одиночестве в своем гнезде, на которую всем остальным птицам просто наплевать. Чувство незаслуженной обиды вновь проснулось в Линдсей. «Лекс Бредмор не мог так поступить со мной, ведь я заботилась о его детях, да и сейчас они все еще во мне нуждаются. Неужели он мог забыть об этом?» — рассуждала про себя девушка.

Линдсей ехала в неизвестность с человеком, явно не склонным к сантиментам, мужчиной, который полностью одобрял поступок Лекса Бредмора по отношению к матери Линдсей. Подумаешь, бросил ослепшую беременную женщину. Жена ведь должна работать, выполнять возложенные на нее обязанности. А как насчет «и в болезни и в здравии»? Боже мой, неужели в Новой Зеландии подобное отношение мужчины к женщине является нормой? Как же можно доверять или восхищаться такими мужчинами? Ну ничего, она выяснит, как в действительности обстоят дела, и будет сражаться за права детей, чего бы ей это ни стоило. А то, что во всем этом есть что-то нечистое, не вызывало у Линдсей ни малейшего сомнения.

Единственное, что сейчас радовало девушку, — это великолепный пейзаж, представший перед ее глазами, и довольные лица двойняшек. Они проезжали по Каикорийской долине, здесь встречалось много новых домов, как деревянных, так и кирпичных. Большинство домиков были выкрашены в яркие веселые цвета, что непроизвольно поднимало настроение. Изредка мелькали лесопилки, по дороге им встретилось новое здание средней школы и, как прежде, поражало воображение несметное количество ручейков, речушек и маленьких бухточек. Они, словно вены в человеческом теле, пронизывали эту незнакомую, но потрясающе красивую страну.

Всего несколько лет назад о дороге не было и речи, это место было изрезано колеями, и добраться от одной лесопилки до другой было нелегко. Трудно себе представить, что за несколько лет полное бездорожье превратилось в современную магистраль. Единственным напоминанием о былом времени остался покосившийся столб с выцветшей и потрескавшейся надписью «Малбери-Лейн».

С центральной южной дороги они повернули направо, и перед ними раскинулась Таиэрийская равнина, которая тянулась от Маунгатуас до ущелий.

— Просто в голове не укладывается. На дворе ноябрь, — удивлялась Линдсей, с изумлением и восхищением глядя на упитанных барашков, разгуливающих по лугу, на роскошные кусты сирени и ломоноса, в которых утопали фермерские домики. По всему было видно, что хозяева любят свое жилище: живые изгороди были безукоризненно подстрижены, в глазах рябило от изобилия красок, а одновременное цветение стольких азалий, камелий и роз поражало до глубины души. — О господи. Рябина! — воскликнула Линдсей, с ностальгией глядя на родное сердцу дерево. — Я и не предполагала, что здесь так много деревьев, которые и у нас растут. Ой, это же каштан со своими свечками, а вот… кажется клен и дубы, правильно?

— Абсолютно верно. У нас здесь много лиственных лесов, хвойных деревьев, встречаются тополя, ивы. Они здесь чувствуют себя не хуже, чем у вас в Шотландии.

Обсуждение местной природы немного разрядило напряжение, возникшее между Линдсей и мистером Хазелдином во время их последнего разговора.

— А вы чего ожидали?

— Я ожидала увидеть вечнозеленые деревья и кустарники, мне казалось, они растут в Новой Зеландии, — сказала девушка.

— Это вы еще увидите, мы сейчас проедем подальше, за овраг. Большинство деревьев и кустарников, которые мы видели, были завезены из Англии и посажены первооткрывателями этих земель. К сожалению, немало местной растительности было выжжено, когда расчищали земли под пастбища.

Управляющий сбавил скорость.

— Видите, вон там, на склоне холма — это кауваи, распространенное новозеландское дерево. Вы бы видели его в цвету — красивые желтые цветы в форме колокольчиков, которые считаются одним из национальных символов Новой Зеландии. Особенно захватывает зрелище, когда маленькие птички с блестящим черным оперением и белыми отметинами на шее, мы называем их медососами, переворачиваются в воздухе кверху брюшком и своими хоботками ныряют внутрь колокольчика. Фантастика! А еще они очень мелодично поют.

— Если я не ошибаюсь, вы говорите о птицах туи? Это у них на язычках есть маленькие щеточки?

— Да, да, да. Совершенно верно. Это истинно австралийские птички, их по-разному называют. На языке маори название звучит Канохи-мовити, на мой взгляд, очень красиво. Если я не ошибаюсь, дословный перевод точнее всего отражает их природу. А вы, я вижу, время в музее зря не теряли. Похвально, похвально.

— Да мы про все это знали еще задолго до приезда сюда, скажи же, Мораг! — подал голос Каллим. — Линдсей сказала, что если мы собираемся стать новозеландцами, то должны побольше узнать об этой стране, о ее природе, о людях, их обычаях и традициях. Линдсей специально для этого принесла нам книжки из библиотеки.

Взглянув в зеркало, мистер Хазелдин встретился с девушкой глазами:

— Итак, Линдсей Макре, вы собираетесь остаться здесь, в Новой Зеландии? Я правильно понял?

— Вы абсолютно правы. Думаю, детям будет лучше в доме родного отца. Как ни крути, а родные корни — это родные корни.

На это управляющий промолчал, он только обратил внимание Линдсей, Мораг и Каллима на указательный столб с надписью «Бервик».

— Вам наверняка нравятся многие шотландские имена, такие, как Банок, Берн, Етрик, Роксберх, Тевиот, ну и так далее. На самом деле это довольно забавная смесь шотландских и маорийских имен. Они смешались как-то незаметно, но прочно, как европейские и местные деревья и кустарники, которые растут бок о бок. Это естественно, когда две культуры долго сосуществуют рядом, то взаимодействие неизбежно. Особенно меня забавляет смешение маори и пакеха. Последнее означает европеец, белый человек.

Линдсей понравились рассуждения мистера Хазелдина на этот счет. Он был человеком неглупым, она уже в этом убедилась. Однако девушка тут же себя укорила за проявление симпатии к управляющему. Она твердо решила, что будет считать этого человека исключительно отрицательным персонажем. Никаких симпатий к нему, только холодный расчет. К подобному решению Линдсей пришла, вспомнив, как дорого ей обошлось обаяние Робина Локхарта, как металось ее бедное сердечко между любовью и здравым смыслом. Мысли о маме, о поступке Лекса Бредмора тоже не стерлись из памяти. Симпатия, любовь и верность вели к одному — разочарованию и личной трагедии.

В Мильтоне они повернули на запад и поехали по холмистой местности. Вокруг высились желтоватые холмы. В Маунт-Стерт машина остановилась, мистер Хазелдин скомандовал выйти из фургончика. Они все вместе перебрались через хрупкие, расшатанные ворота, прошли вдоль ряда деревьев и вышли на поляну. Совсем неподалеку звенел ручей. Солнечные лучи, причудливо отражаясь в водных бликах, играли солнечными зайчиками. Это был райский уголок, все вокруг поражало своей первозданной красотой.

Они расположились для пикника, невиданных размеров пень послужил столом, на который мистер Хазелдин расставил чашки и коробки. Управляющий налил всем по очереди горячего чая и открыл наконец коробку, о содержимом которой всю дорогу гадали Мораг и Каллим. Внутри, к всеобщему восторгу, лежали аппетитные сардельки и сандвичи. От восхитительного запаха у Линдсей закружилась голова, и только сейчас она поняла, как проголодалась. Что касается Каллима и Мораг, то они не стали терять время и принялись за еду.

Поев и отбросив назад непослушные рыжие волосы, Мораг обратилась к управляющему с просьбой:

— Мистер Хазелдин, а можно мы по этому бревну перейдем через ручей на другой берег, нам жутко хочется его исследовать, а?

— Конечно, можете бегать по этому бревну до тех пор, пока не свалитесь. Ручей мелкий, так что ничего страшного нет. Только разуйтесь, слышите? Вам будет удобнее босиком. Ну а теперь вперед.

Линдсей заволновалась:

— Мистер Хазелдин, мы не хотим вас задерживать. У вас наверняка дела на ферме, уже пора доить коров и так далее. Совсем не обязательно потакать детям во всем, что придет им в голову.

Управляющий отрицательно покачал головой:

— Не волнуйтесь, этот процесс полностью механизирован. Нейл вполне справится. Мое присутствие вовсе не обязательно.

Вспомнив что-то, мистер Хазелдин крикнул детям, которые уже успешно перебрались на противоположный берег ручья:

— Если хотите полюбоваться отменным видом, то на первой развилке поверните налево и идите прямо по тропинке. Не пожалеете, обещаю.

Управляющий повернулся к Линдсей и, уже обращаясь непосредственно к ней, продолжил:

— Судя по личному опыту, могу сказать, что дети ценят, когда взрослые не мешают им познавать окружающий мир. Пусть порезвятся, тем более после такого сумасшедшего переезда. Примчаться с другого конца света в считаные дни — это не шутка.

— Этой спешке есть вполне логическое объяснение. Мой отчим очень хотел увидеть двойняшек. Он сам посоветовал добираться самолетом, так как это быстрее. В своем письме Лекс сообщил, что вряд ли протянет год, поэтому просил не затягивать с приездом. У меня просто не было выбора. Мы сначала решили добраться морем, но билеты на пароход можно было купить только за восемнадцать месяцев. Да и если честно, я сама была заинтересована, чтобы Лекс встретился с двойняшками перед смертью.

Мистер Хазелдин, тщательно закручивая термосы, смотрел на Линдсей с насмешкой.

— Отлично понимаю ваше стремление, при таком раскладе вам бы уж наверняка что-нибудь перепало.

Линдсей выдержала взгляд управляющего не моргнув, хотя от подобной дерзости у нее перехватило дыхание. Собравшись с силами, девушка спокойно ответила:

— Если вам так нравится думать, пожалуйста, хозяин барин. У меня нет никакого желания снова что-то объяснять, доказывать. Скажу лишь, что Лекс Бредмор в своем письме заверил меня, что я получу часть наследства. Естественно, я думала, что это свершившийся факт, подписанный и заверенный в завещании. Ну, раз нет… на нет и суда нет. Я как-нибудь справлюсь, главное, чтобы у Mораг и Каллима все было хорошо. У меня остались кое-какие сбережения, так что на первое время хватит. Со временем я надеюсь найти работу, чтобы себя обеспечивать. Думаю, именно это вам не дает покоя?

— Интересно знать, где вы собираетесь найти работу… До ближайшего населенного пункта больше пятнадцати миль.

— Вы забываете, что я сама выросла на ферме и о физическом труде знаю не понаслышке. Не сомневаюсь, что в Рослочене я смогу быть полезной и на жизнь себе заработаю, а большего мне и не надо.

Смех, которым разразился мистер Хазелдин, задел Линдсей за живое.

— Нет, вы только послушайте. «Я выросла на ферме!» Ну очень существенная деталь, особенно здесь, в Новой Зеландии. Между шотландскими и новозеландскими фермами огромная разница, и эта разница так же велика, как и расстояние между странами. У нас, например, нет такого понятия, как зимовка. Весь год наш скот находится во дворе и на пастбищах, где вечнозеленая и сочная трава гарантирует хорошую прибавку в весе. В Рослочене мы практически не занимаемся разведением сельскохозяйственных культур. Мы живем исключительно за счет разведения овец. Что касается молока, то у нас его ровно столько, сколько требуется нашей семье, ну и ягнятам, конечно. Да и еще вы, наверное, забыли одну очень существенную деталь — вы не сможете долго оставаться в Рослочене.

— Рослочен с недавних пор стал законным домом Мораг и Каллима, домом, который принадлежал их отцу. У них есть все основания остаться здесь, а где они, там и я. Я совсем не собираюсь причинять вам неудобства, мистер Хазелдин, поэтому в ангаре спать буду я.

Управляющий невесело рассмеялся:

— Представляю вас там с лицом великомученицы. Мы, новозеландцы, всегда гордились тем, что не уступаем шотландцам в гостеприимстве… Да уж, она будет спать в ангаре, смешно, мисс Макре! Вам и Мораг выделят комнату, которую готовили для Каллима и мистера Макре. Ну а Каллим сможет занять милую солнечную комнатку, которую планировали отдать Мораг. Он, конечно, может ночевать у Нейла, но у парня сейчас очень трудный год в школе, он допоздна готовится к занятиям, да и вообще Нейл привык жить в своей комнате один. Так что, мисс Макре, ангар мой и точка.

— В этом случае мне придется терпеть вашу страдальческую физиономию, — начала было Линдсей, но, взглянув в глаза управляющему, поняла, что вопрос закрыт, и быстро сменила тему: — А как Нейл относится к нашему приезду? Мораг и Каллим так обрадовались, когда узнали, что у них есть брат, что ждут не дождутся встречи с ним. Я бы очень не хотела, чтобы они разочаровались. Я…

— Нейл очень расстроился, что никак не сможет поехать в Данидин и встретить вас прямо в аэропорту, — оборвал ее на полуслове управляющий. — Как вы уже, наверное, заметили, я не очень-то сентиментален, но зато в Нейле этого предостаточно. Он очень романтическая натура и думает, что все это похоже на сюжет какого-то романа, где спустя много лет объявляются давно потерянные брат и сестра.

Линдсей от удивления заморгала.

— С чего вы взяли, что я считаю вас лишенным романтичности?

— Как же, вы сами мне об этом заявили, когда мы выходили от адвоката. Попробую освежить вашу память. Как сейчас помню, вы сказали, что не можете себе представить женщину, проливающую слезы по Джоку из Хазелдина. Думаю, я верно истолковал ваши слова.

Линдсей смутилась:

— Я не совсем то имела в виду. Я только…

— Вы хотели сказать именно то, что сказали. И не пытайтесь выкрутиться. Я уважаю людей, умеющих прямо и точно излагать свои мысли.

У Линдсей дрогнул подбородок.

— Забавно… Не ожидала услышать это от вас.

Мистер Хазелдин нахмурился и спросил:

— Что вы хотите этим сказать? Полагаю, вы не собираетесь ставить под вопрос мою честность.

— Боюсь поставить вас в неловкое положение.

Глаза управляющего сузились до щелочек.

— Будьте любезны объяснить. Я не понимаю ваших намеков.

— Ничего я вам объяснять не собираюсь. Я здесь нахожусь с единственной целью — защищать интересы, двойняшек, прошу уяснить это раз и навсегда. И если я замечу, что к ним плохо относятся или ущемляют их интересы, я намерена по… О нет, только не это! Мораг! Не наступай на эту ветку, быстро переступи на другую. Назад, быстро!.. О боже мой! Вы только посмотрите на нее.

Мистер Хазелдин в две секунды оказался в ручье. Не успела Линдсей договорить, а он уже вытаскивал испуганную Мораг из воды. Ручей был очень мелкий, взрослому вода едва доходила до колена, но, учитывая, что в воду свалилась Мораг, она умудрилась за долю секунды промокнуть насквозь.

Линдсей была в ярости.

— Это вы во всем виноваты! Я никогда не разрешаю им играть рядом с водой, когда они не одеты для купания. Если мы сейчас из-за этого опоздаем, то это послужит вам хорошим уроком.

Каллим и Мораг испуганно смотрели на сестру, губы у девчушки задрожали, но все же она пролепетала:

— Л-линд-д-д-сей! Ты никог-гда так на нас не руга-га-галась из-за т-такой ерунды. По-по-по-думаешь, упала в руч-ч-чей!

Когда Мораг была растеряна или сильно волновалась, ее шотландский акцент еще больше усиливался, порой было просто невозможно разобрать, что она говорит.

Неожиданно мистер Хазелдин выступил в роли миротворца:

— Успокойся, детка. Линдсей вовсе не ругается, просто ваша сестра очень устала после перелета из Шотландии. Это путешествие далось ей гораздо тяжелее, чем вам, не забывайте, что она за вас отвечает, а это, судя по вашим бойким характерам, очень нелегко. Мораг бултыхнулась в ручей, вот Линдсей и вышла из себя, но на это не стоит обращать внимания. Итак, теперь делаем следующее: Каллим, бегом к машине, принеси оттуда сумку сестры и постарайся это сделать побыстрее… Подожди, возьми ключи. Да, там на заднем сиденье большой кусок ткани, тащи его сюда. Используем вместо полотенца.

Не успел мистер Хазелдин произнести последнее слово, как Каллима и след простыл. Тем временем управляющий, посмеиваясь, достал из кармана огромный носовой платок и начал вытирать мордашку Мораг.

— Да, малышка, здорово ты бултыхнулась. Такое впечатление, что ты купалась не меньше часа.

Он аккуратно выжал остатки воды из волос Мораг и принялся их вытирать.

Линдсей хотела было заняться этим сама, но управляющий только махнул на нее рукой и продолжал сушить рыжую копну Мораг. Глаза девчушки просто светились счастьем и восторгом, и тут Линдсей поймала себя на том, что, кажется, ревнует. Но тут же отогнала эту глупую мысль. Естественно, что малышка тянется к мистеру Ха-зелдину, успокаивала себя девушка, он как-никак спас ее из «бушующего» ручья, а потом еще и заступился перед Линдсей. Для Мораг это новое ощущение, ведь у них на ферме никогда не было мужчин.

Тут как раз вернулся Каллим с сумкой. Линдсей взяла Мораг за руку и отвела под иву. Там она с таким рвением начала растирать волосы сестры, что последняя запротестовала против такого обращения. Линдсей, не обращая внимания на ее возмущение, переодела девочку в зеленый свитер и черные брюки. Когда же Линдсей достала расческу, Мораг выхватила ее и умчалась. Она нерешительно подошла к мистеру Хазелдину, который искоса наблюдал за сценой укрощения, и так трогательно к нему обратилась, что отказать было просто невозможно.

— Вы не расчешете меня, уважаемый мистер Хазелдин? А то Линдсей сердится, она будет больно дергать.