Помоги проекту - поделись книгой:
Конечно же, уничтожить ...
Это совершенно ясно, хотя православному человеку и невозможно понять...
Невозможно понять и другое...
Представьте себе на минуту, что вы приезжаете в русскую деревню и видите, что посреди нее сделана земляная тюрьма, в которой содержат украденных из Москвы и Петербурга чеченцев... По вечерам там пьяные и обкуренные мужики отстреливают этим чеченцам пальцы, отпиливают им бензопилами головы...
Как вы поведете себя?
И как вели себя соседи Руслана Хайхороева, которые не участвовали в его зверствах?
Ведь они знали, что Хайхороев торгует людьми, знали о том, что он подвергает свои жертвы изуверским пыткам... Ведь это же невозможно было скрыть от односельчан!
— А этого и не скрывал никто... — говорит Любовь Васильевна. — Там никаких секретов. Там родственники все... И вот я слышу, что надо пожалеть мирную чеченскую женщину... А что жалеть ее, если она неделями не кормила наших детей, которые у нее в подвале сидели?! Она что, не могла им кусок лепешки дать? Что жалеть этих чеченских детей, которые измывались над нашими ребятами?! Пленные, которым удалось освободиться, рассказывают, что чеченские дети и стрелять на них учились, и палками их насмерть забивали... Чего жалеть эту нелюдь? Посмотрите... Мы говорим, что есть боевики и есть мирное население... Но издевались над пленными не только боевики... Деньги из солдатских матерей тянули не только боевики... Нет. Я другой такой нации не знаю. Я все-таки считаю, что не имеют они права жить рядом с нормальными людьми... Николай Михайлович, вот говорят о правах человека, а почему не говорят о правах русских... Ладно, этот Ковалев не боится суда Божия за свое вранье... Но ведь он лжец вдвойне. Разве наши русские дети не имели права на жизнь?
Я привожу без купюр этот записанный на магнитофон монолог Любови Васильевны, потому что сквозь боль выплескивается здесь то, что не способно воспринять наше базирующееся на принципах гуманизма сознание.
Гуманизм, как известно, перенял все идеалы христианства, но при этом резко ограничил пространство, отведенное в нашей жизни для Бога. Атеистический гуманизм, который насаждался советской школой, и вообще решил обойтись даже без упоминания Высших Сил.
И пока наше общество сохраняло стабильность и определенную сытость, подобный гуманизм способен был поддерживать общественную нравственность, но нелепо ожидать, что его бумажные конструкции способны понести тяжесть хаоса и безвременья.
Основанные на этом советско-атеистическом гуманизме ссылки на особую ментальность горных народов нелепы, как и попытки романтизировать средствами кинематографа торговлю людьми и джигитов, захватывающих роддома и больницы...
— Чечня — это черная дыра, в которую может провалиться вся Россия... — говорит Любовь Васильевна Родионова.
Не провалится.
Для того, чтобы не случилось этого, и совершил ее сын
Это Евгений Родионов и такие, как он, и заслонили своими жизнями черную дыру чеченского зла, как некогда Александр Матросов закрыл своей грудью амбразуру немецкого дота.
Евгений Родионов — преодоление кризиса гуманизма. Его судьба указывает путь, на котором может быть преодолен этот кризис. Путь этот единственный. Это путь возвращения нашего мира, в котором не оставлено было места Богу, к Богу...
5
17 апреля 1996 года в газете “Комсомольская правда” были напечатаны дневники, изъятые у убитого чеченского бандита...
Мы привели эти дневники, чтобы показать, в руках каких выродков оказались преданные своими командирами восемнадцатилетние русские мальчики.
Сто дней плена...
С 13 февраля по 23 мая...
“Женя три с половиной месяца находился в плену, — рассказывает Любовь Васильевна Родионова. — Я знаю, он ждал, он надеялся, что его не оставят, его просто не могут оставить, что его освободят и что все это кончится, только он оказался никому не нужен. К сожалению, не он один. Плен испокон веков считался самым страшным, что может случиться с человеком. Плен — это неволя, это издевательства. Жизнь показала, что чеченский плен — это самое страшное, самое нечеловеческое, изуверское, что вообще может быть на свете”.
Любовь Васильевна перебирает события короткой жизни сына и как бы пытается различить то, что отличало Евгения от других сверстников.
Она рассказывает о чувстве опасности, которое не покидало ее долгое время после того, как родился Евгений. Потом все забылось, и вспомнилось через девятнадцать лет.
Она рассказывает, что хотя и рос мальчик здоровым и крепким, но он долго не начинал ходить, и, забеспокоившись, Любовь Васильевна решила его крестить. Через месяц после этого Евгений пошел, пошел твердо, уверенно, не спеша.
Удивляла и его наблюдательность. Евгений обращал внимание на то, на что никогда никто не обратил бы внимания.
“Я помню, — говорит Любовь Васильевна, — я взяла его с собой в лес, было жаркое хорошее лето. Лес у нас рядом. Он стоял на тропинке среди высокого папоротника. Я спряталась и думала, что сейчас он начнет меня искать, проявит какое-то беспокойство. Тишина. Потом я выглянула и с удивлением обнаружила, что мой ребенок даже забыл, что рядом мама, — он так увлеченно разглядывал папоротник, по которому ползали разные букашечки, и с такой радостью на все это смотрел; и потом, по жизни, каждую травинку он как-то видел особенно. Мне это не дано. Я могу идти по тропинке и машинально срывать растущую на обочине траву, листики, веточки, не замечая этого. Он никогда этого не делал, всегда говорил: “Мама, тебе руки надо завязать”.
Очень скоро Любовь Васильевна обнаружила, что, при всей тихости, незаметности, сын обладает достаточно твердым характером.
В одиннадцать лет он вернулся с летних каникул с крестиком на шее.
— Женя, что это? — спросила Любовь Васильевна.
— Это крестик. Я ходил с бабушкой в церковь перед школой, так что причастился, исповедался, и это мне дали.
— Женя, сними, ты что, над тобой будут смеяться.
Сын промолчал, но крестика не снял.
Не снял он креста и тогда, когда его истязали озверевшие чеченские бандиты.
Руслан Хайхороев потребовал, чтобы Евгений, если хочет остаться в живых, снял с себя нательный крест и согласился принять мусульманство.
Евгений отказался снять крест, и озверевший Хайхороев
Случилось это на сотый день плена Евгения, 23 мая 1996 года.
Иногда, когда заходит разговор о новом мученике за Христа воине Евгении, приходится слышать: дескать, Ельцин, разумеется.., чеченцы — звери... Но зачем, спрашивается, Евгений Родионов пожертвовал своей молодой жизнью, чего он добился этим, что хотел доказать? Может быть, разумнее было бы пойти на компромисс?
Эти рассуждения свидетельствуют только о болезни, поразившей наше общество, о том духовном опустошении, которое вызывает она в людях, когда самые главные вопросы национальной жизни — смысла ее — оказываются неосмысленными, ненужными.
Во-первых, ничего бы не достиг Евгений Родионов, совершив преда-тельство.
Ну, а во-вторых — и это самое главное! — совершенный подвиг никогда не бывает напрасным... Может быть, никто — ни генералы, ни подразделения прекрасно обученного спецназа не сделали на этой войне для России больше, чем солдат Евгений Родионов...
Его предало московское правительство, пославшее необученных мальчишек на эту войну.
Его предали нерадивые командиры, пославшие его прямо в руки чеченских бандитов.
Он не предал никого.
И это самое простое и самое необходимое, что нужно понять нам. Мы не можем предавать Родину. Это как самая главная буква азбуки, без которой нам не записать ничего... И этому Евгений Родионов и учит всех нас...
Он переступил и через свой страх, и через свои обиды и одержал победу, которая дается труднее всего... Он одержал победу, которую должен одержать в себе каждый человек, если желает спасения и своей Родины, и своего собственного...
Девятнадцатилетний Евгений Родионов прошел через немыслимые мучения, но не отрекся от православной веры, а утвердил ее своей мученической кончиной. Он доказал, что еще живо православие, что еще и сейчас, после стольких десятилетий свирепого атеизма, после стольких лет безудержного демократического разврата, способна Россия, как и в прежние времена, рождать исповедников и мучеников за Христа, и значит, она непобедима, как бы ни предавали ее...
В тот день, 23 мая, когда Руслан Хайхороев вершил свое черное дело, Евгению исполнилось девятнадцать лет. На день рождения чеченец Хайхороев и отрезал голову несдавшемуся пленнику. Это — какая изуверски страшная задумка! — был его подарок...
Но, как известно, Бог поругаем не бывает...
Хайхороев не знал, что в 1996 году 23 мая выпало на Вознесение Господне.
6
А мать Евгения — Любовь Васильевна Родионова продолжала свое восхождение кругами чеченского ада...
“Я приехала туда зимой, в зимнем пальто и сапогах... Наступило лето... А мне надеть нечего... Я ведь не могла поехать домой, переодеться... И я не одна была такая... Таких матерей много было тогда в Чечне... О нас как о людях там не думали не только боевики, но и наши... Никто не спросил: ну как ты там, мать?.. Как ты живешь там?..”
Я слушал Любовь Васильевну, и постепенно возникало такое ощущение, что как ни страшен был ее путь, но он был попущен ей, чтобы увидеть то, чему противостоял ее сын... И разве тут только о противостоянии чеченским бандитам разговор?
15 апреля 1996 года, как известно, в преддверии выборов Бориса Ельцина, начался “поэтапный вывод войск из Чечни”. Видимо, это мероприятие кремлевских имиджмейкеров и имел в виду чеченский бандит, когда записывал в дневнике:
16 апреля хоронили в Москве убитую в Чечне журналистку “Общей газеты” Надежду Чубакову.
А в ночь на 22 апреля в районе села Гехи-Чу во время ракетного обстрела был убит президент самопровозглашенной республики Ичкерия Джохар Дудаев.
И все это — сейчас это уже ясно любому! — напрямую сопрягалось с кампанией — “Голосуй или проиграешь!” — выборов Ельцина на второй срок.
— Я поеду в Чечню, но когда — это секрет! — сказал Ельцин, выступая в Ярославле. — Вы что же, хотите, чтобы я сказал и там подготовились, да? Вот сам подготовлюсь и поеду.
Охрана Ельцина сумела найти тогда воистину гениальное по своей подловатой хитроумности решение... 27 мая в Москву на переговоры с Ельциным прилетели Зелимхан Яндарбиев, Ахмед Закаев и другие чеченские политики и боевики. Оставив их в Москве как заложников, Ельцин вылетел в Грозный, чтобы там, на броне БТРа (фирменный знак президентских имиджмейкеров!), подписать указ, сокращавший солдатам, провоевавшим в Чечне шесть месяцев, службу в армии до полутора лет.
Ни Евгений Родионов, ни Александр Железнов, ни Андрей Трусов, ни Игорь Яковлев под этот указ президента не подпадали. Они уже были убиты...
Впрочем, ведь и не ради их спасения приезжал Ельцин в Чечню. На выборах 16 июля ему удалось, как сосчитала избирательная комиссия, опередить на два с половиной процента Геннадия Зюганова. Третье место занял Александр Лебедь, который уже через день был назначен Ельциным секретарем Совета безопасности.
Крутые-крутые закрутились тогда дела.
По Кремлю с коробками из-под ксероксов, набитыми долларами, бегали “птенцы гнезда Бориса”, в газетах высчитывали, сколько должны весить полмиллиона долларов... Оказалось, немного. Чуть меньше пяти килограммов. Так что у помощников президента не такая уж и тяжелая работа была.
И все равно Ельцина выбрали, и Лебедь отправился в Чечню подписывать печально знаменитую хасавюртовскую капитуляцию.
— Вы вдумайтесь, Николай Михайлович... — рассказывает Любовь Васильевна Родионова. — Я простая русская женщина. Я никогда не стояла на коленях перед боевиками. Я понимала... Стой на коленях, валяйся в пыли, волосы на себе рви — тебе все равно никто не поможет... И доставлять им радость любоваться моим унижением я не хотела... А перед Лебедем я встала на колени. В присутствии восьмидесяти матерей и офицеров я руки ему целовала. Я с ужасом понимала, что он сейчас уводит войска, а я-то остаюсь... На кого?! На кого он меня бросает?.. У меня уже к тому времени был сломан Ширвани Басаевым позвонок. Боль невыносимая. Я уже кашляла... Я погибала от неизвестности... И вот он меня бросает, меня и всех матерей, которые искали тогда своих мальчиков... Я его просила: “Александр Иванович, миленький, включи в хасавюртовский договор пункт о пленных. Пусть они вернут нам наших детей, живых, мертвых, но вернут”. Почему они затребовали полторы тысячи своих, и всех им вернули, с Крестов, какие сроки у них были — у киллеров, заказных убийц... А про наших пленных ребят он ни строчки не включил в договор... “Потребуй от них, — просила я, — пусть вернут. Пожалей ты нас, Александр Иванович...” И вот он поднял меня с колен и сказал: “Ты не волнуйся... Мы выведем войска. И они вам ваших детей приведут сами. Но сейчас мы не можем настаивать. Мы сейчас с Ельциным рады любой договор заключить...”
А потом, три года спустя, он приехал в Подольск получать золотую медаль как “лучший пушкинист России”. Вы помните этот позор нашей продажной, подлой интеллигенции, которая вручала ему эту медаль. Я поехала. Я ударила, и не один раз... Я хотела, чтобы ему за всех наших матерей, которых он в Чечне бросил, досталось.
На меня его охранники набросились. И вот один из них сказал мне страшные слова.
— Сколько, — говорит, — тебе за это заплатили?
Я ему ответила:
— Ты спроси у своего хозяина, сколько ему заплатили, что он зад чеченцам подставил. А мне заплатили... Да... Я до сих пор хлебаю слезы и кровь...
Сейчас говорят, что тогда удалось остановить войну, сохранить жизнь солдат...
Это — ложь.
Вспомним еще одну запись из дневника убитого чеченского бандита:
Убивали.
В Москве и Волгодонске, в Дагестане и Ставрополье...
Как говорит Любовь Васильевна, когда Лебедь заключал хасавюртовские соглашения, было такое ощущение, что все садятся на плот и стараются уплыть, бросая раненых, убитых, родных, матерей, только чтобы спастись самим. Ничего страшнее, чем то бегство из Чечни, она не видела...
7
Поделиться книгой: