— Как узнали о случившемся?
— Вечером 12 августа, когда в казарме готовились к отбою, сказали, что “Курск” не вышел на связь. Вслед за этим объявили боевую тревогу и экстренную готовность к выходу. Затем выход в море нам отменили. Моя мама думала, что я на “Курске”. Очень волновалась, прислала телеграмму. Я ответил, что жив и здоров.
После обеда мы остаемся с Андреем вдвоем в опустевшей кают-компании, и он рассказывает мне о своих друзьях, о тех, кому уже не суждено никогда состариться.
— Мы очень дружили с Лешей Коломийцевым. Вместе прошли учебку в Северодвинске, потом служили в одном экипаже. На “Курске” он служил турбинистом. Когда его родители приезжали, я с ними встречался. Было очень тяжело, мы плакали. Леонов Дима — тот всегда веселый был. Я не помню, чтобы он на кого-то обижался. Турбинистом в моем отсеке был и Садовой Вова. Когда я только пришел, он учил меня: очень терпеливо все показывал, рассказывал. Раз объяснит, если ты не понял, то объяснит еще и еще, пока наконец не поймешь. С Ромой Кубиковым мы земляки. Он был настоящим парнем. Вместе ездили в отпуск. Заезжали в гости к моей сестре... Анненков Юра — тоже из Курска, земляк. Мы даже жили с ним недалеко друг от друга. Он был небольшого роста и рыжий. Очень увлекался спортом и все свободное время “качался”. И еще очень хорошо стриг, и весь экипаж к нему выстраивался на стрижку. Не помню случая, чтобы он кому-то отказал. Вообще они все до одного были отличные ребята. Не могу поверить, что никого из них никогда уже больше не увижу. Все кажется, что вот-вот кто-нибудь из них зайдет. На “Курске” весь экипаж был какой-то особенный, очень умный, и офицеры, и мичманы, и матросы!
* * *
Там же, на “Воронеже”, я увидел запись в книге почетных посетителей, сделанную несколькими днями ранее: “Были на экскурсии на атомной подводной лодке “Воронеж”. Впечатляет! Увидела, что условия для проживания хорошие. Убедилась, что служат на лодке настоящие, влюбленные в свою работу люди, романтики. Храни вас Бог, родные! Желаю вам быть здоровыми, обласканными солнцем и правительством. Вы того заслуживаете. Мать своего сыночка Байгарина Мурата Ихтияровича, капитана 3-го ранга, который всегда мечтал о море, и оно его не отпустило от себя...”
Капитан 3-го ранга Мурат Байгарин уж никак не должен был оказаться на “Курске”. Этим летом он поступил в Военно-морскую академию. И вернулся в Видяево, чтобы оформить документы и забрать семью в Питер. “Курск” уходил всего лишь на три дня, но предстояла торпедная стрельба, и опытный торпедист Мурат Байгарин не мог отказать в просьбе командованию...
* * *
Поначалу эту маленькую и хрупкую девочку я принял за дочь кого-то из членов экипажа. Так я познакомился со Светланой — вдовой начальника химической службы “Курска” Вячеслава Безсокирного. Мы разговорились прямо в коридоре местного дома офицеров. Родом Света из Севастополя, а потому и познакомилась со своим будущим мужем, как и большинство севастопольских девчонок, в училище на танцах. Через год, к этому времени Слава имел уже четыре “галки” на левом рукаве, сыграли свадьбу. Затем было рождение сына Димы и назначение на Северный флот.
— Сначала Славу назначили в экипаж строящейся лодки “Белгород”, а потому мы два года жили в Обнинске, где экипаж учился в учебном центре, — рассказывает мне Светлана. — В Видяево мы уже год. Когда достраивать “Белгород” перестали, Славу перевели на “Воронеж”. Затем уже на “Курск”. На нем он ходил в первую автономку в Средиземное море, мечтал о второй...
Не все в жизни у этого тридцатилетнего офицера было так просто. До “Голландии” (так в ВМФ всегда именовали Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище) Слава успел закончить техникум. В недоброй памяти девяносто третьем отказался принимать украинскую присягу и был за это отчислен как “неблагонадежный”. Затем ему удалось восстановиться, но уже в инженерном училище имени Ленина, что в Пушкине. Там он и получил в руки столь долгожданный офицерский кортик.
Вячеслав Безсокирный родом из Сумской области, из небольшого городка, почти деревни, с романтическим названием Ворожба. Из обычной рабочей семьи. Отец всю жизнь проработал на железной дороге в вагонном депо, мама — дежурной по станции. Когда приезжал с женой к себе домой, то половина отпуска проходила в походах по гостям. Родные и знакомые гордились земляком — морским офицером. Но, разумеется, больше всех гордилась его мама, Галина Алексеевна. Надо сказать, что деревенская хватка Славы очень помогла им со Светой в Видяево. Когда начались постоянные многомесячные задержки с зарплатой, начальник химической службы атомохода в свои нечастые выходные брал в руки ружье и удочку. Прекрасный охотник и рыболов, он таким образом кормил не только свою семью, но и семьи своих друзей. А потому в семье Безсокирных, порой не имея и куска хлеба, питались сверхдефицитными на Большой земле крабами.
Естественно, мы говорили со Светой о ее с сыном будущем. Что ждет эту хрупкую женщину в нынешнем беспощадном мире?
— Я не знаю, что меня теперь ждет, — честно призналась Света. — За Славой я была как за каменной стеной. Он всегда сам решал все “большие” дела, и как мне все это делать теперь одной — ума не приложу. Думаю просить жилье в Белгороде. Все же Слава долго был в составе именно белгородского экипажа. Там живет сейчас и его первый командир. Обещали помочь и с жильем и с работой. У меня к тому же еще украинское гражданство. Так что проблем хватает. Но это все как-нибудь образуется. Самое страшное, что я больше никогда не увижу Славу...
* * *
Каждая семья — это своя неповторимая романтическая история жизни, история любви. Но все же история отношений Сережи и Наташи Ерахтиных, наверное, одна из самых трогательных и необычных.
Они познакомились совершенно случайно, когда подружка уговорила Наташу сходить на дискотеку в военно-морское училище. Уговаривала она ее давно, но Наташа всякий раз отказывалась, а в тот вечер почему-то согласилась. Там ее увидел Сергей, увидел и влюбился. После дискотеки Наташа убежала от него, не оставив адреса. Может, потому, что не поверила в искренность чувств решительного курсанта, может, потому, что боялась признаться самой себе в том, что он ей тоже понравился. Однако для любящего сердца не бывает преград, и Сергей нашел адрес девушки... по Интернету. В первое же увольнение он появился с букетом цветов у ее дверей. У Наташи уже был к этому времени поклонник, но курсант не оставил ему никаких шансов. Затем был год встреч, предложение и свадьба. Родители сделали молодоженам подарок — путевку в Сочи. До сих пор тот месяц Наташа вспоминает как самые сказочные дни их такой недолгой совместной жизни.
Сережа был потомственным моряком. Его отец много лет прослужил мичманом в Видяево. До этого прошел Германию и Чернобыль. Здесь, в Видяево, остался жить и после выхода в отставку. Сергей с детства увлекался электроникой. И надо же было случиться тому, что информатику ему в видяевской школе преподавала Ирина Лячина, супруга его будущего командира. Именно она и вложила в душу мальчишки любовь к компьютерам, помогла найти свой путь в жизни. А потому, когда встал вопрос о выборе места службы, для Сергея и Наташи вариантов не было: только Видяево!
Они жили душа в душу и стойко переносили все невзгоды. Несмотря ни на что, Сергей умудрялся чем-нибудь порадовать Наташу. С получки обязательно покупал ей большую шоколадку с орехами.
Это сейчас кухня и коридор квартиры Ерахтиных чуть ли не до потолка завалены мешками и ящиками с гуманитарной помощью.
— Вон сколько теперь попривозили, — говорит Наташа, показывая рукой на продуктовые завалы. — А я даже есть не могу, как подумаю, что все это плата за его жизнь. Зачем нам все это сейчас, когда его нет?!
В выпускном курсантском альбоме Сергея Ерахтина записано: “Серега! Ты классный парень, таким и оставайся!”
Одним из лучших друзей Сергея по училищу был Андрей Гречиха. По окончании училища он попал на Камчатку. Будучи в отпуске в Петербурге, друзья встретились. У Сергея отпуск только начинался, а у Андрея уже заканчивался. И тогда он, плюнув на все, остался еще на несколько дней, чтобы побыть с другом. Как знать, может, было у него какое-то предчувствие, что эта их встреча последняя? Потом Андрей писал Ерахтиным, что за опоздание из отпуска его строго наказали. Что ж, если эти строки прочитают командиры старшего лейтенанта Андрея Гречихи, пусть простят они ему тот невольный грех, вызванный порывом души. Ведь тогда он просто исполнил свой долг перед другом.
Двухлетняя Кристина, кокетничая, крутится перед нами; затем, надев себе на голову мою фуражку, говорит:
— Папа! Папа!
В горле — ком. Мы разом замолкаем. Наташин папа закрывает лицо рукой и быстро уходит на балкон. Наташа, сдерживая слезы, забирает у дочери фуражку.
— Это не папина! Это дядина! — говорит она.
В то их последнее утро Сергей выглядел как-то странно. Он долго стоял у кроватки спящей дочери, словно стараясь навеки запомнить ее черты. А выйдя из квартиры, вдруг снова постучал в дверь. Наташа открыла.
— Ты что-нибудь забыл? — спросила она.
— Нет, просто хотел посмотреть на тебя еще раз! — ответил он.
— Двенадцатого августа мы пошли с девочками за грибами. Я ничего не чувствовала. Вернулись. Вижу, к нам идет свекровь, и лицо у нее какое-то странное, как маска, — рассказывает Наташа. — Она-то мне все и сказала. Мы плакали. Сережина младшая сестра повторяла: “Как же я теперь жить буду без своего братика?” Она его тоже очень любила. Мы надеялись на чудо. Сердце отказывалось верить в плохое. Я уверена, что Сережа был в кормовом отсеке. Приехала моя мама и говорит, что одна гадалка ей сказала, будто Сережа жив. Ей показали фотографию. Она на нее посмотрела и говорит: “Не могу понять, где этот человек! На земле его нет, в воздухе его нет и под землей тоже! Но он жив!” Я и сейчас верю, что он жив. Но у него так мало кислорода и ему так тяжело!
Подобно женам остальных ребят с “Курска”, Наташа так и не переодела обручальное кольцо на левую руку.
— Я никуда не уеду из Видяево, пока не поднимут Сережу! — делится она своими сокровенными мыслями. — Что у меня теперь осталось в жизни — Кристина да еще, может быть, Сережина могилка!
* * *
Как и Сергей Ерахтин, капитан-лейтенант Алексей Шевчук коренной северянин. Родился в Западной Лице, где в то время служил отец. В первый класс пошел уже в Видяево. По окончании школы поступил в Каспийское военно-морское училище. После распада Советского Союза и закрытия училища перевелся в училище подводного плавания, окончив которое вернулся в родное Видяево на атомоходы. Жениться Алексей так и не успел. Все некогда было...
Из служебной характеристики командира группы управления ракетной боевой части капитан-лейтенанта А. В. Шевчука: “По характеру уравновешен и спокоен. Специальность освоил хорошо. На замечания старших реагирует правильно. В коллективе пользуется заслуженным авторитетом”.
Отец Алексея, капитан 2-го ранга запаса Владимир Николаевич, после окончания службы остался в Видяево. Любовь к морю оказалась сильнее привязанности к земле, а потому стал бывший подводник капитаном портового буксира. Одного из тех, что помогают подходить и отходить от причалов неповоротливым огромным атомоходам. В тот недобрый день, 10 августа, Владимир Николаевич на своем буксире, как всегда, выводил в море очередную подводную лодку. На этот раз “Курск”, на борту которого находился его сын. Знал бы Владимир Николаевич, в какую безвозвратную даль провожает он своего Алешу. Увы, никому из нас не дано предугадать свое будущее...
* * *
Мама командира группы космической связи старшего лейтенанта Сергея Фитерера Татьяна Ивановна приехала в Видяево из Калининграда. Судьба отнеслась к семье Фитереров слишком жестоко. В Таджикистане погиб отец Сергея, Геннадий Дмитриевич. Он был старшим офицером оперативного отдела знаменитой 201-й дивизии миротворческих сил, той самой, что сейчас защищает Россию на восточных границах. И вот теперь сын...
Я листал личное дело Сергея. В общем-то там и листать было особенно нечего, личное дело было очень тонкое, ведь служба у недавнего выпускника Калининградского военно-морского училища только-только началась.
Из выпускной характеристики: “Быстро ориентируется в сложной обстановке. Умело обучает и воспитывает подчиненных, проявляя о них заботу. Склонен к командирской работе. Командирские навыки и волевые качества хорошие. Способен взять ответственность на себя. На критику реагирует правильно. К делу подходит творчески и инициативно. По характеру спокоен, уравновешен. Эрудирован. Воспитан. В коллективе авторитетен. Со всеми поддерживает ровные взаимоотношения”.
Говорят, что Татьяна Ивановна расспрашивала в Видяево Сережиных друзей, может, остался у ее сына где-нибудь незаконный ребенок? Она готова принять и его, и его мать, как самых родных, чтобы только сохранить память о сыне... Чтобы продолжился род воителей Фитереров, верой и правдой служивших Родине. К сожалению, теперь в их семье остались лишь две женщины. Татьяна Ивановна да Сережина младшая сестра Наташа. Мужчины же сложили свои головы за Отечество. Увы, таковы зловещие знаки нашего времени.
* * *
Он сразу обращал на себя внимание. Пожилой капитан 2-го ранга в старой тужурке. Потухшие глаза и опущенные вниз усы. Мы разговорились. Он представился:
— Капитан 2-го ранга запаса Александр Викторович Парамоненко!
Александр Викторович был отцом мичмана Виктора Парамоненко, погибшего на “Курске”.
Род Парамоненко уже три поколения беззаветно служит Отечеству и флоту. Дед Виктора и отец Александра Викторовича Виктор Никитович Парамоненко провоевал всю войну на знаменитом балтийском крейсере “Киров”, участвовал в обороне Таллина, кровавом прорыве в Кронштадт и обороне Ленинграда. После войны занимался приемкой боевых кораблей от промышленности и ушел в отставку в звании капитана 2-го ранга. Его сын Александр, окончив высшее военно-морское училище радиоэлектроники, многие годы служил на черноморском крейсере “Жданов”. Прошел не одну боевую службу. Своего сына Виктора (названного так в честь деда) Александр Викторович впервые увидел, когда тому было уже больше года. Тогда, вернувшись с очередной боевой службы, он получил отпуск, к которому командир крейсера добавил еще пятнадцать суток “за сына”. Но отгулять их не удалось. Едва Парамоненко доехал до Ленинграда, где в то время была супруга, его уже ждала телеграмма о возвращении в часть — предстояла новая боевая служба...
Разумеется, перед Витей Парамоненко после окончания школы вопрос: кем быть — особо не стоял. Он твердо решил быть только военным моряком. Затем была Севастопольская школа техников и Северный флот. На подводный крейсер “Курск” Виктор попал в феврале 1999 года. Как и отец, он был гидроакустиком.
Мама Вити, Таисия Сергеевна, говорила мне с нескрываемой горечью:
— Я все понимаю, ведь столько лет рядом с флотом. Но почему нам сразу не сказали, что наших детей уже нет в живых. Это было бы страшно, больно, но этот удар мы бы пережили сразу. А то нас столько дней поддерживали иллюзиями. У меня все время перед глазами был мой Витя, в темном отсеке, задыхающийся от недостатка воздуха. Легко ли матери такое выдержать?
Таисию Сергеевну и Александра Викторовича сейчас волнует судьба жены их сына. Дело в том, что Витя привез любимую женщину с Украины. У Вити рос уже маленький Сережка, но они так и не успели зарегистрировать свой брак.
Таисия Сергеевна, не скрывая горечи, рассказывает мне о проблеме их семьи:
— Мы знаем, что Витя очень любил жену и сына. Мы сами подняли вопрос, чтобы не мы, а именно она получила все положенные пенсии и льготы. Нам ничего не надо, лишь бы им с Сережей было хорошо! Неужели из-за бюрократической казуистики будут ломаться человеческие судьбы?
Будем надеяться, что в конце концов все образуется. Ведь иначе не должно быть, ведь иначе мы просто не сможем смотреть в глаза друг другу.
Из выпускной характеристики мичмана В. А. Парамоненко: “Дисцип- линированный и исполнительный военнослужащий. Учится на “хорошо” и “отлично”. Развито чувство ответственности за порученное дело. По характеру спокоен, сдержан. На замечания реагирует правильно и делает необходимые выводы. Свою специальность освоил хорошо”.
О том, что мичман Парамоненко был прекрасным специалистом, мне в Видяево говорили многие. В этом убедились и спасатели, когда установили, что гидроакустическая станция МГ-30, который ведал Витя Парамоненко, даже после гибели корабля продолжает работать в автоматическом режиме, давая посылки, по которым спускаемые аппараты смогли быстро обнаружить затонувший атомоход. Свой долг перед Родиной и товарищами Витя Парамоненко исполнил до конца.
* * *
В каждом экипаже всегда есть человек, который является душой коллектива. На “Курске” таковым был кок-инструктор старший мичман Беляев Анатолий Николаевич. Самый старший по возрасту в экипаже, он годился большинству офицеров, мичманов и матросов в отцы. А потому и звали его уважительно-почтительно — “дядя Толя”.
Кого бы в Видяево я ни расспрашивал о Беляеве, все в ответ сразу улыбались и разводили руками:
— Ну, дядя Толя — это был душа человек, второго такого не было и уже не будет!
— Прошел бессчетное количество боевых. Очень добрый и безотказный человек. Где гулянка — он там с аккордеоном!
Из воспоминаний капитана 1-го ранга Сергея Ежова: “Толя Беляев был уникальный и удивительный человек. Вместе с Беляевым я проплавал несколько лет. Всегда у него все были сыты, да еще излишки оставались. Очень чуткий, внимательный был человек. Как-то вечером, уже после ужина, прислали молодых матросов, он их, без всяких указаний и напоминаний, отвел на корабль, накормил, помыл в бане и спать уложил. К матросам и молодым офицерам относился с какой-то отцовской заботливостью. А уж готовил он — это что-то! Лучшего кока я не встречал за всю свою службу”.
Старший мичман Беляев не только прекрасно готовил, но и играл на различных музыкальных инструментах, да и вообще был мастером на все руки.
Начальник управления воспитательной работы Северного флота контр-адмирал Дьяконский рассказывал мне, что Беляев всегда собирал вокруг себя увлеченных людей. Он руководил местным гарнизонным ансамблем и хором, вел всевозможные кружки и занимался с детьми.
У старшего мичмана Беляева остались сыновья: Андрей, Дмитрий и самый старший сын, от первого брака, Кирилл, который приехал в Видяево, чтобы отдать долг памяти отца. Я увидел его на пороге местного ДОФа. Он стоял и, отворачиваясь от проходящих мимо людей, плакал.
— Я только сейчас узнал, каким замечательным человеком был мой отец! — сказал он, когда мы познакомились. — Ко мне подходили совершенно незнакомые люди и рассказывали о папе только самое лучшее. Как мало я о нем знал! Я бы отдал все, только бы увидеть его живым и здоровым!
Не секрет, что в заполярных гарнизонах офицерам и мичманам практически негде отдохнуть в редкие свободные дни. А потому моряки отдых себе организуют сами. Традиционный и наиболее распространенный — это шашлыки в сопках. К ним готовятся загодя по строго разработанному плану. На шашлыки ходят компаниями и целыми экипажами, с женами и детьми. В экипаже “Курска” семейные шашлыки были всегда в особом почете. И неизменным организатором и вдохновителем этого действа был старший мичман Беляев. В какие бы семьи я ни заходил, все обязательно показывали мне фотографии, запечатлевшие их шашлычные празднества. И почти всегда в центре фото оказывался Анатолий Николаевич. Вот он “колдует” над мангалом, вот с гитарой, вот с аккордеоном, а вот даже с портативной клавишной установкой. Мудрый и компанейский, он любил устраивать этим мальчишкам и девчонкам маленькие праздники. Он пел им песни, а они веселились, танцевали и были счастливы. Как знать, может, где-то в глубине души он чувствовал, что скоро этого не будет уже больше никогда...
Незадолго до трагедии Анатолий Беляев вдруг ни с того ни с сего сказал жене:
— Знаешь, как мне не хочется погибать в море!
Тогда супруга сочла это за не совсем удачную шутку. Лишь теперь ей стал понятен пророческий смысл его слов.
* * *
Мы беседуем с офицерами АПРК “Воронеж”. Они рассказывают о своих товарищах и друзьях. Их рассказ порой сумбурен, но искренен и честен.
Командир дивизиона движения капитан 3-го ранга Дмитрий Мурачев запомнился всем принципиальностью, требовательностью и превосходным знанием своего дела. Его дивизион был самым дружным на корабле. Все офицеры как один рвались в море на боевую службу. Не ради денег, ради службы!
Уже позднее рассказ о Диме Мурачеве дополнил мне и его бывший командир капитан 1-го ранга Сергей Ежов: “Дима пришел ко мне в экипаж лейтенантом. Командовал 9-м отсеком. Сам коренной видяевец. Отец его был флагманским химиком на эскадре. Дима был отличный служака и очень болел за дело. По характеру этакий “упертый мужичок”, чего бы ни стоило, но своего добьется. Помню, приняли мы у первого экипажа “Воронеж”, а 9-й отсек запущен донельзя. Так через несколько дней он уже сверкал так, что и узнать невозможно было. Все подчиненные у Димы всегда были заняты делом: что-то изучали, чистили, убирали, да и сам он никогда без дела не сидел”.
Командир первой группы дистанционного управления капитан-лейтенант Денис Пшеничников до перевода на “Курск” служил на “Воронеже”. На “Курск” был откомандирован на боевую службу, да так и остался. По натуре был очень общительным. С удовольствием шефствовал над лейтенантами, был им как нянька. В экипаже его так и звали “господин лейтенантский учитель”.
Командир трюмной группы дивизиона движения капитан-лейтенант Рашит Аряпов являлся одновременно и командиром 6-го отсека. Очень обстоятельный и серьезный человек, он даже к себе проявлял требовательность, доходящую до самокритики. Пять лет проплавал на лодках, и никто не видел, чтобы он, всегда предельно собранный, когда-либо расслабился.
В противоположность ему командир турбинной группы капитан-лейтенант Дима Колесников, командовавший на “Курске” одновременно и своим 7-м турбинным отсеком, наоборот, был веселым и непоседливым человеком. Но специальность свою знал дай Бог каждому! Друзья его звали “Золотой” за рыжий цвет волос. Вокруг Колесникова всегда были люди, всегда стоял смех. Был очень начитан. Почему-то он мечтал сходить обязательно пять автономок, а потом когда-нибудь отдохнуть на Средиземном море и посмотреть на него, что называется, “сверху”.
Летом этого года из училища выпустился младший брат Димы. Разумеется, он попросился туда же, где служил старший. В дивизии получил назначение на “Нижний Новгород”. Братья успели встретиться в Видяево буквально за несколько дней до учения. Встреча была короткой — старший уходил в море. Договорились сесть и обо всем поговорить после его возвращения... А еще у Димы осталась молодая жена, с которой он прожил всего лишь три месяца.
Сергей Саделенко, инженер первой группы дистанционного управления, остался в памяти товарищей как человек доброжелательный и необидчивый. С его лица никогда не сходила улыбка. В свое время он поразил всех сверхбыстрой сдачей на допуск к самостоятельному управлению. Вместо положенных шести месяцев управился всего за каких-то два. Удивительно, но факт: даже на боевой службе, в часы отдыха, он предпочитал просмотру видеофильмов конспектирование инструкций и руководящих документов. С боевой службы привез целую кипу тетрадей.
Что касается командира электротехнического дивизиона капитана 3-го ранга Ильи Щавинского, то едва речь зашла о нем, как все собравшиеся в один голос заявили:
— Илья — это все!
Капитан 3-го ранга Щавинский, как и все в экипаже “Курска”, прекрасно знал свое дело. За это его так и именовали, за глаза, конечно, — “наш суперспец”. Товарищи же звали его ласково Ильюшей. Воспитанник Нахимовского училища, он отличался особым тактом и никогда не позволял себе грубостей. Понятие офицерской чести было для него основополагающим. При этом Илья Щавинский был в жизни чрезвычайно остроумным и веселым человеком, что называется душа любой компании. Он мог часами, не переставая, травить флотские байки, да так, что никто не мог понять, где кончается правда и начинается вымысел. На все случаи жизни у него имелась наготове новая потрясающая история. Где был Щавинский — там всегда были смех и хорошее настроение. А как он рассказывал о себе! Впечатление складывалось такое, что вся жизнь Ильи Щавинского представляла собой сплошную череду самых невероятных приключений. Кроме того, командир электротехнического дивизиона любил поесть, а потому его часто можно было увидеть у камбуза. Там Щавинский сходился в словесном противоборстве с коком-инструктором Анатолием Николаевичем Беляевым, который всегда выносил своему оппоненту добавку, и тогда от их шуток и прибауток, казалось, сотрясался весь корабль. Как и Беляев, Щавинский серьезно увлекался музыкой, прекрасно играл на электрогитаре, сам сочинял песни и исполнял их. Во время автономки они вдвоем с дядей Толей подготовили и дали несколько концертов. Как говорят ребята, по возвращении Илья с самым серьезным видом сообщил всем, что они с Беляевым прибыли с международных гастролей по Средиземноморью... Что ж, если принять во внимание панику на 6-м американском флоте, то следовало признать, что “гастроли” удались на славу!
Кто-то из сидевших рядом офицеров сказал мне напоследок об Илье Щавинском так:
— Если он еще какое-то время был жив, то наверняка до самого конца поддерживал тех, кто был рядом с ним, стремясь вселить в них уверенность и словом, и делом.
На “Воронеже” мы долго разговаривали с его командиром капитаном 1-го ранга Олегом Якубиной. Олег чрезвычайно симпатичный человек, от него так и веет надежностью и спокойствием. Трагедия с “Курском” не обошла стороной и его экипаж, стала его личной трагедией. Немало своих ребят он откомандировал на соседний корабль. Теперь они будут его болью до конца жизни.
— Старший мичман Сергей Чернышов попросился у меня на “Курск” сам. Говорил, пустите, хочу сходить на боевую, хоть концы с концами свести. Пустил. Кстати, у него старший брат, капитан 1-го ранга, в штабе флота. Сергей был первоклассным связистом. На корабле при нем и командир БЧ-4 не требовался. Он умел и знал все досконально. Безумно жалко и Володю Свечкарева. Он тоже с БЧ-4, и тоже старший мичман. Пошел на “Курск” в командировку всего на один выход... Капитан-лейтенант Сергей Кокорин тоже из моего экипажа. Прошел все боевые, в девяносто седьмом ходил с нами на боевую службу под Англию, офицер и специалист исключительно надежный... Что касается боцмана Саши Рузлева, то он был моим любимцем. Я давно знаю его отца. Он всю жизнь проплавал на подводных лодках боцманом. Подошел он ко мне однажды и говорит: “Возьми сына к себе, хороший парень, не пожалеешь!” Я взял и на самом деле ни разу не пожалел. В первый же выход в море Саша на рулях. Лодку держал и чувствовал так, будто сто лет на рулях сидел. Гены боцманские, наверное! И умелец был на все руки, и человек отзывчивый и надежный. Я к нему относился, как к сыну. Мне теперь каждую ночь снится “Курск”. Будто я открываю аварийно-спасательный люк, а там внизу мои ребята: головы, головы, головы... И вижу я своего боцмана. Смотрит он на меня снизу вверх, а в глазах немая мольба о помощи. Просыпаюсь и до утра уже не могу больше заснуть...
* * *
Их, счастливо избежавших гибели, членов экипажа “Курска”, осталось всего несколько человек. Судьба ли смилостивилась над ними, ангелы ли хранители оказались сильнее рока, этого нам знать не дано. Но то, что, благодаря Господа за свое спасение, эти люди все свои оставшиеся годы будут жить с чувством невольной вины за то, что именно на них указал перст Всевышнего, это уж точно.
Капитан 2-го ранга Михаил Казогуб должен был, вернувшись с классов, идти на боевую службу вторым командиром “Курска”, чтобы после планировавшегося вскоре ухода Геннадия Лячина на пенсию принять от него корабль. Опоздание на два дня спасло ему жизнь. Если бы успел на “Курск”, обязательно пошел бы в море. Михаила я увидел в доме офицеров, где он руководил встречей и отправкой родственников погибших. Позже, когда в одной из семей мне показали его на фотографии экипажа, я в первый момент не поверил своим глазам. С фотографии на меня смотрел молодой улыбающийся парень, в ДОФе же я видел почти старика. Горе сильно меняет людей. Спустя несколько дней мы с Михаилом переговорили накоротке.
— С “Курском” из моей жизни ушло все, — говорил он мне, куря сигарету за сигаретой. — Ушел навсегда мой мир, ушли навсегда мои друзья. Теперь я остался совсем один.
Судьба уберегла и старшего мичмана Ивана Андреевича Несена. На “Курске” он служил акустиком, а внештатно исполнял обязанности финансиста. Когда корабль уже отдавал швартовы и матросы убирали трап, Лячин внезапно вызвал его наверх и приказал остаться на берегу, чтобы за время отсутствия корабля в базе получить деньги на экипаж, иначе все могли остаться без получки. Мичман Несен едва успел сбежать с уходящего в вечность корабля. Полученные деньги он раздавал уже вдовам...
Штурманского электрика мичмана Николая Корнилова невольно спасла его мать. Незадолго до этого она попала в автокатастрофу и в тяжелом состоянии была помещена в реанимацию. Николая отпустили к ней на побывку в связи с телеграммой. К счастью, мама осталась жива. Сегодня она, наверное, одна из счастливейших матерей на севере, ибо своими страданиями и муками подарила сыну вторую жизнь. Сколько матерей с “Курска” мечтали бы оказаться на ее месте! Увы, жребий выпал только ей!
Несколько человек: связист мичман Владимир Семагин, старшина 1-й статьи контрактной службы Олег Сухарев и еще два молодых матроса лежали в госпитале с гайморитом.
