Мозаика войны (продолжение) (Наш современник N7 2001)
К 60-летию вероломного нападения
Германии на Советский Союз
Мозаика войны
* * *
Николай Иванович Павленко — москвич, подполковник, ветеран Великой Отечественной войны. Его ратный путь, тогда еще молодого лейтенанта, связан с 44-й инженерной Нижнеднестровской орденов Кутузова и Красной Звезды отдельной бригадой специального назначения Резерва Верховного Главнокомандования, действовавшей в составе Юго-Западного, а затем 3-го Украинского фронта. Боевая биография началась под Курской дугой, продолжилась на Украине, в Молдавии, он также участвовал в освобождении Румынии, Болгарии, Югославии, Австрии.
В прошлом году Н. И. Павленко выпустил книгу воспоминаний “Буду жить!”, рецензируя которую, журналист В. Беляков пишет:
“Сапер ошибается лишь один раз. Жизнь минера — на кончиках его собственных пальцев”. И это, пожалуй, все, что мы знаем о славном племени “прокопного дела мастеров”, как когда-то называли на Руси саперов.
В книге говорится и о секретном оружии Красной Армии, так называемых “огненных сетках”, — даже многие военные услышат о них впервые. На пути вражеской пехоты у озера Балатон саперы разворачивали сеточные заграждения напряжением 1200 вольт: “Напоровшись на заметенные снегом сетки и получив смертельный удар током, атакующие автоматчики падали на них и сгорали заживо”.
Подразделению Павленко повезло — ему не пришлось испытать горечи отступления. Оно только наступало. Вперед, на запад! Только на запад! Пять с половиной тысяч километров фронтовых дорог, и всегда впереди наступающих войск, всегда на острие атаки — проходы в минных полях, десятки тысяч обезвреженных мин, огромные плети проволочных заграждений, взорванные мосты, множество переправ, в том числе и через такие могучие реки, как Дон, Донец, Днепр, Днестр, Дунай. И на каждом шагу опасность — фугасы, вражеские артналеты на минные поля, когда земля в мгновение ока разверзается подобно огнедышащему вулкану с десятками жерл, ночные вылазки, разведка боем, схватки с передовыми отрядами врага. И покоряет, с какой заботой и вниманием относился к своим подчиненным командир Павленко, как берег их и пекся о них. Достаточно сказать, что все они до единого, пройдя войну до Победы, вернулись домой живыми. Павленко не подписал ни одной похоронки. Ни одной матери он не сказал: “Простите, не уберег вашего сына”.
Публикуем несколько глав из книги Н. И. Павленко:
“Инженерный спецназ”
О сенняя распутица 1943-го года. Кому не известно, что это такое,— постоянные
дожди, непролазная грязь. Пешему бывает не пройти несколько шагов, не потеряв сапог. Грязь залазит за голенища, в сапогах чавкает вода, мокрые грязные портянки сковывают ноги, они становятся словно деревянными. В этих тяжелейших условиях осенней распутицы войска Юго-Западного фронта (переименованного впоследствии в 3-й Украинский фронт) вели успешное наступление на левом берегу Днепра. После его форсирования войска освободили Днепропетровск, Днепродзержинск и продвигались в глубь Правобережной Украины.
Наша бригада выполняла все задания по инженерному обеспечению наступательных операций. Сразу после освобождения разминировала Запорожье и Днепропетровск. Расчищала и обследовала дороги, мосты с целью выявления возможных мин-сюрпризов и ловушек, обезвреживала их. Проверяли брошенные противником в панике танки, самоходные орудия, тягачи, автомашины. Прикрывали минными полями боевые порядки наших наступающих частей.
Вдруг уже под Никополем получен приказ начальника инженерных войск фронта: 36-му отдельному электротехническому батальону специального назначения немедленно сняться с передовых позиций, развернуться на 180 градусов и прибыть в район Днепрогэса. Обратный путь оказался нелегким. К осенней распутице добавилась ранняя январская оттепель. Наши ЗИСы натужно, утопая в липучей грязи, часто пробуксовывали и, с трудом разминуясь с идущими и движущимися навстречу пехотой, артиллерией, кавалерией, неустанно двигались вперед.
Известно, что, отступая, противник разрушал все, что можно было разрушить. Этой коварной участи не избежал и Днепрогэс. Все подразделения уже были ознакомлены с предварительными результатами инженерной разведки: с характером и границами разрушения, степенью плотности минирования подступов и всех сооружений гидроэлектростанции.
Прибыли на место. И то, что я увидел собственными глазами, превзошло все представления о масштабах варварского разрушения. В нескольких местах тело плотины взорвано, почти полностью разрушено ее верхнее строение, уцелела только треть водосливных пролетов, взорвано 14 опорных бычков, наибольшему разрушению подвергся машинный корпус, где все турбины были взорваны, а сам корпус представлял собой нагромождение металлических конструкций. И все это, по данным инженерной разведки, тщательно заминировано, заминированы и затоплены обе патерны, забетонированы все 10 донных отверстий; повреждены и заминированы судопропускной шлюз, а также все элементы открытой высоковольтной подстанции, здание управления и другие сооружения. Вся территория, прилегающая к Днепрогэсу на обоих берегах, и ближние подступы также плотно усеяны минами. Всюду видны стальные балки, скрюченные металлические конструкции, разорванная арматура, глыбы бетона.
В общем, зрелище удручающее. И то, что противник заминировал плотину и все сооружения Днепрогэса, говорило о неуверенности его в постоянном пребывании на Украине.
По данным разведчиков, для осуществления своих коварных замыслов противник подвозил к гидроэлектростанции эшелоны взрывчатки, бомб, артснарядов, мин. И все это надо с величайшей тщательностью и осторожностью проверить и разминировать. Решение задачи осложнялось еще и тем, что в практике инженерных войск разминирование такого уникального сооружения, каким является гидроэлектростанция, не было.
Днепрогэс... Первенец советской индустрии, гордость нашей страны.
Отступление. Днепровская гидроэлектростанция имени В. И. Ленина начала строиться в 1927 году, пущена в эксплуатацию в 1932 году. Мощность 650 мегаватт. Проектная мощность достигнута в 1939 году. Здание длиной 236 м, высотой 70 м. 9 вертикальных гидроагрегатов по 72 MW. Плотина криволинейная, длина ее 760 м. Щитовая стена длиной 216 м, высота 60 м. Глухая плотина длиной 251 м. 47 водосливных пролетов.
Бывший начальник строительства Днепростроя Ф. Г. Логинов рассказывает: “Это было 18 августа 1941 года. В тот день Днепрогэс работал с полной нагрузкой, хотя снаряды летели через плотину и машинный зал электростанции. В случае отступления наших войск решено было оборудование станции и плотину вывести из строя, не дать противнику возможности пользоваться Днепрогэсом. Тяжелая, но необходимая операция была поручена главному инженеру Днепрогэса Григорию Шацкому... Выводя из строя станцию, наши люди уже тогда думали о ее восстановлении”.
Вот почему командованию фронта понадобился наш “инженерный спецназ” для выполнения задания государственного значения. Значит, нам предстоит подготовить гидроэлектростанцию к восстановлению. Велика и ответственна задача.
— Оцэ подлюгы, оцэ ворогы, що воны натворылы на моэй ридьний Вкраинэ! — произнес, стоя над Днепром, свое самое сильное проклятие фашистам старший сержант Настасиенко.— Да я ж сюды хлопчикив прывозыв на экскурсыю. Яка була радисть!
— Старший сержант, не тужи! Если у нас появились силы и мы гоним врага, то после победы всем миром восстановим все порушенное и твой Днепрогэс тоже! — послышались ответные голоса товарищей.
Все подразделения получили конкретные задания.
Моему взводу поставлена задача по сплошному разминированию прилегающей территории и подступов к гидроэлектростанции на правом берегу Днепра и всех сооружений открытой высоковольтной подстанции.
С младшим сержантом Сайфулиным и рядовым Нагулиным провел командирскую рекогносцировку местности и подходов к гидроэлектростанции. По внешнему контуру территория составляла примерно 2 километра в длину, в ширину до 800 метров. Мы были уже сориентированы, что вся местность, прилегающая к Днепрогэсу, плотно заминирована.
Определили участки для отделений, обозначили их примерные границы. На сборе личного состава обсудили план организации работ. Площадку под открытой высоковольтной подстанцией и все сооружения, расположенные на ней, я оставил для разминирования себе вместе с первым отделением. Командирам отделений порекомендовал использовать обозначенные проходы в некоторых минновзрывных заграждениях, оставленные полковыми и дивизионными саперами для пропуска боевых порядков наступающих частей.
Чувствовалось веяние зимы. Еще оставались вечерние и утренние заморозки, но снега почти не было. А если говорить о местности, которую предстояло разминировать, то это не удивительно, так как на металле выпадающий снег при малейшем потеплении таял.
Дал команду первому отделению проделать проходы ко всем сооружениям высоковольтной подстанции и провести вокруг них проверку. Начать это с масляных выключателей и трансформаторов. Пока проводилась эта работа, я пристально следил за другими отделениями. Саперы двигались рассредоточенно, как и полагалось в таких случаях, не спеша, детально обследовали миноискателями и щупами каждый клочок своего участка. Все металлические безопасные предметы выносились на обозначенные края участков. Тревожный сигнал с третьего отделения. Его подал рядовой Спирин условленным знаком — красным флажком, что означало “опасно”. К Спирину поспешили командир отделения Кочергин и помкомвзвода Настасиенко. На месте — неразорвавшийся 152-миллиметровый артснаряд со взрывателем. Его можно обезвредить, вывернув взрыватель. Но кто знает, что под снарядом, нет ли там неизвлекаемого элемента, который может сработать при его уборке. Мне пришлось самому осмотреть его, и я дал команду убрать его с помощью металлической “кошки”.
Работающие саперы отошли на безопасное расстояние. К счастью, взрыва не последовало, и снаряд был обезврежен. Как правило, этот способ применялся и другими отделениями.
Меня волновали масляные выключатели и трансформаторы. Вернувшись на площадку открытой подстанции, произвел наружный осмотр — признаков минирования не обнаружил. Но тревога не покидала. “Выходит, отступая, немцы разрушили плотину, машинный зал, а масляные выключатели и трансформаторы оставили невредимыми. Этого не может быть. Живой подстанцию противник не мог оставить”,— рассуждал я. Скомандовал:
— Товарищ младший сержант Сайфулин! Начните отделением окапывать все сооружения вокруг фундамента на глубину не менее 50 см! Может быть, под землей проходит кабель электровзрывной сети, идущей от подрывной станции.
Поясные траншеи ничего не дали, никаких подсоединений электропроводов к сооружениям не обнаружено.
“Тогда,— размышлял я,— для взрыва используется натяжной способ, с закладкой снарядов-сюрпризов внутрь”.
Вспоминает полковник Кирко:
“После получения задания решил проследить путь от гидроэлектростанции в глубь примыкающей территории, так как взрывать заряды такой огромной мощности противник мог только с большого расстояния. По пути сделали несколько контрольных траншей, в одной из них увидели бронированный кабель. Он шел в подвальное помещение ресторана, расположенного в полутора километрах от гидроэлектростанции. Там был обнаружен щит, сколоченный из деревянных досок, с установленными на нем рубильниками с надписями на немецком языке “Машинный зал”, “Плотина”, “Подстанция”.
Мои выводы подтверждаются: надо искать заряды-сюрпризы. Отделения под руководством помкомвзвода продолжали разминирование местности, извлечены и обезврежены сотни зарядов, мин, гранат. Настасиенко регулярно докладывал о работе:
— Хлопцы робят здорово, навчилысь распознавать, дэ опасный, а дэ нэопасный прэдмэт, смило обэзврэжывають сюрпризы.
— Смелость хорошая черта минера, но осторожность не мешает,— заметил я.— Нельзя забывать: у минера “на пальцах собственная жизнь”. Напоминайте это, старший сержант, бойцам почаще!
Поскольку сооружения пока безопасны, свой наблюдательный пункт я разместил на одном из масляных выключателей. Взбирался туда с наспех сколоченных козел. Отсюда лучше наблюдать за действиями взвода и каждого минера. Но меня ни на минуту не покидала мысль: заминирована ли открытая подстанция, и если да, то как? В голове прокручивались самые разные варианты, но ни один из них не давал ответа. С другой стороны, передо мной стояла задача обеспечить полную гарантию безопасной ее эксплуатации при восстановлении Днепрогэса.
“Осторожно, лейтенант... Думай!”
М асляный выключатель представляет собой металлический резервуар
цилиндрической формы высотой четыре метра. В верхней его части — горловина (люк), ее размеры позволяют эксплуатационникам проникать внутрь для монтажа и ремонта оборудования. Горловина закреплена крышкой, которая крепится болтами по всей окружности. При неоднократном осмотре подозрений, что крышка вскрывалась, не появилось. Болты казались приржавевшими, имели одинаковый цвет с крышкой и резервуаром. Находясь на верху масляного выключателя, пристально всматриваюсь в злополучную крышку, рассуждаю: если бы мне было поручено заминировать, как бы я это сделал? Конечно, заложил бы заряд внутрь резервуара. Но тогда крышка неминуемо должна была сниматься. А ведь одна турбина гидростанции работала почти до конца декабря. Мистика какая-то!
Нагнувшись над крышкой, исследовал каждый болт, его притертостъ, структуру ржавчины и окраски. Инстинкт минера подсказывал вручную провернуть хотя бы один болт. Решился и своим глазам не поверил: болт провернулся. Почти на одном дыхании начал прокручивать остальные — поддаются. Тогда вывернул все болты, сложил их возле отверстий, как они стояли.
Подаю знаком:
— Настасиенко, Сайфулин, ко мне!
Предложил им осмотреть верх резервуара и объяснил свои догадки: заряды заложены внутрь. И не что иное, как сюрпризы-заряды, — мнение общее. Советуемся, как обезвредить.
— Что думает старший сержант? — обращаюсь к Настасиенко.
— Мабуть, протывник заряд засунув в цэй бак и прэкрэпыв его проволокой к крышкэ.
— А мнение младшего сержанта? — обращаюсь к Сайфулину.
— Заряд наверняка в резервуаре, взрыв может произойти от часового механизма.
— Но тщательное прослушивание корпуса резервуара не выявило следов работы часового механизма. Да противник вряд ли применил такой способ — тогда пришлось бы ему часовые механизмы ставить во все сооружения. Заминировать так один масляный выключатель нецелесообразно,— высказываю свой довод.— Давайте порассуждаем о натяжном способе взрыва... Как он должен сработать? — обращаюсь к обоим.
Мнение единое — проволока прикреплена к крышке. Втроем задумались: от того, как мы разгадаем способ крепления провода, зависит безопасность всей дальнейшей работы.
Поручаю помкомвзвода найти металлическую бочку и вырезать у нее дно, т. е. сымитировать масляный резервуар. Возле бочки собрался весь взвод, каждый высказывал свое соображение, как прикреплен провод. Спор перешел в перебранку. Пришлось закрыть “вече”, так как стало ясно: провод припаян к середине крышки, когда она находилась в наклонном положении с зазором для работы рук примерно 10—12 см. Именно на такую величину провод имел послабление.
Дал поручение подготовить мне необходимые инструменты: монтировки, ножницы для резки провода, деревянные прокладки разных размеров для удержания крышки в наклонном положении, фонарь. На протесты помощника, командиров отделений заявил определенно:
— Обезвреживать заряд-сюрприз буду лично. При необходимости мне будет помогать Сайфулин. На время работы все должны находиться не ближе 200—300 метров от площадки.
Вечером, несмотря на отбой, в бараке стоял гомон голосов, и в этой многоголосице чувствовались волнение и тревога взвода. Все понимали сложность задачи и трудность ее решения. Волнение не покидало и меня. Уже лежа в постели, в полудреме продумывал все детали подхода к проводу, каждое движение рук. В то же время настраивал на спокойствие, уверенность в себе.
Утром взвод пожелал мне: “Лейтенант, удачи! Как всегда, без ошибки!” Поблагодарил всех и вместе с Сайфулиным направился к масляному выключателю. Поднялись наверх. Сначала ножами прошли по стыку крышки с корпусом, очистили от краски, потом ввернули в крышку два болта, ухватившись за них, сделали попытку оторвать от корпуса и чуть приподнять.
После нескольких усилий нам удалось это сделать, образовалась небольшая щель, в которую смогли всунуть монтировки. В такую щель невозможно было разглядеть, что внутри резервуара. Я посоветовал Сайфулину оставить меня одного и из укрытия наблюдать за моими сигналами.
Крышка была стальная, увесистая и одному, казалось, не поднять. Напрягаю силы и волю — крышка подалась вверх. Ногами в образовавшийся зазор подсовываю деревянные подкладки. Мало. Перевожу дыхание, делаю очередную попытку приподнять крышку. Поддается, но опять мал зазор, просунуть в него ножницы трудно. Делаю перерыв, чтобы успокоиться. Убеждаю себя: по нашим расчетам провод должен иметь значительно большую слабину, в противном случае установка заряда оказалась бы опасной для жизни вражеского минера.
Чуть-чуть разминаю кисти рук. Стало как будто жарко. Снимаю шинель, прислоняюсь щеками к щели, но уши мои не улавливают работу часового механизма. Вздыхаю облегченно. Предпринимаю последний подход, как спортсмен при взятии рекорда, последнее усилие. Крышка приподнялась, стараюсь закрепить зазор деревянными прокладками. В образовавшийся зазор свободно проходят и пальцы рук, и ножницы.
Прильнув к зазору, различаю очертания заряда и идущий от него к середине крышки провод. Определенно припаян. С предельной осторожностью просовываю ножницы в зазор, раздвигаю концы и, стараясь не сделать ни одного лишнего движения, захватываю провод у самой плоскости крышки и перекусываю его. Инстинктивно отбрасываю тело, как бы укрываясь от возможного взрыва.
Теперь, когда крышка не представляет опасности и стала вроде легче, без особого труда сбрасываю ее на землю. Слышу радостный гул голосов. Горловина резервуара открыта, вижу заряд, упакованный в черную промасленную бумагу, перевязанный шнуром. В середине торчит взрыватель с привязанным к нему проводом. Вокруг взрывателя — смолистая запайка, служащая крепежом. Наступает не менее ответственный и опасный момент — проверить заряд на неизвлекаемость. В нем может затаиться любая ловушка. Противник на эти штучки мастак, он не раз преподносил подобные сюрпризы — мины, гранаты, снаряды, даже фонари, пишущие ручки, бытовые предметы.
Первым делом откусил лишний провод. Оставшийся конец завязываю вокруг взрывателя, чтобы избежать непроизвольного выдергивания чеки. Делаю беглый осмотр — на первый взгляд не усматриваю боковых взрывателей, для достоверности ощупываю боковые стенки упаковки. Кажется, благополучно. Осталось осмотреть низ упаковки. Сам заряд пристроен на две металлические пластины, глазами невозможно разглядеть нижнюю часть заряда — вся надежда на руки. Не торопясь, то левой, то правой рукой стараюсь пройтись по нижней части упаковки, как пианист по клавишам. Свободно! “Ну что, лейтенант, будем вытаскивать заряд!” — приказываю мысленно сам себе. Беру крючок, зацепляю за упаковочный шнур и рывком поднимаю заряд. Вес его не более 8 кг. Вижу, как вверх полетели шапки моих саперов.
Прошли 3—4 часа, показавшиеся мне, да и всему взводу вечностью. Ощущаю боли мышц во всем теле от неудобных положений и нервной напряженности. Присел на край резервуара с каким-то необъяснимым чувством, но не от опустошенности. Когда время для меня потеряло смысл, была только неистребимая воля на хитрость противника ответить умением и выдержкой — обезвредить заряд-сюрприз. Хотя впереди много еще трудной и опасной работы, я никак не избавлюсь от ужасной мысли: не разгадай заряд-сюрприз, случилась бы непоправимая беда — открытая подстанция была бы выведена из строя, а главное, были бы неизбежные жертвы среди строителей и энергетиков.
Площадка подстанции отстояла от места расположения взвода на 1,5 км. Я спустился на землю. Иду по проторенной, убитой солдатскими сапогами дороге. А ведь считанные дни тому назад здесь нельзя было ступить ни вправо, ни влево. Кругом минное поле на кладбище металла, от которого веял смертоносный дух. Дышится легко, свободно, сверху чуть-чуть порошит снежок причудливыми звездочками. Они тихо-тихо спускаются на мое лицо, вызывая блаженную умиротворенность.
Меня встречает взвод, вижу — бегущие навстречу приветствуют с удачным началом. Тут же слышу:
— Товарищ лейтенант,— обращается ко мне младший сержант Сайфулин,— поручите нам выполнять эту работу.
Я прекрасно знал саперов его отделения. Они смелы, знают минно-взрывное дело. Есть же летчики-асы, они есть и среди саперов. Вот, скажем, Николай Нагулин, Павлик Захаров. Сколько раз им приходилось обезвреживать сюрпризы-мины, гранаты, различные вражеские ловушки! Всякий раз, наблюдая за их действиями в опасных условиях, поражался тем, что их руки не только осязают, но видят и слышат.
Как поступить, что ответить командиру отделения? Сказать, что не доверяю — обижу, подорву их веру в самих себя. Нет, так напрямую нельзя. Другое дело — разминируем совсем не типичный для нас объект, могут возникнуть разные ситуации непредвиденного характера. Понимаю, что каждый из них способен сориентироваться, но, скорее всего, будет действовать так, как я проинструктировал. Мне проще усмотреть изменения. Ответственность самой задачи требовала от меня принять правильное решение.
Не могу рисковать подчиненными, все они дороги мне. Вдруг у кого-нибудь сдадут нервы, поторопится — беды не миновать. Потом это будет постоянным укором: “Командир не уберег солдат, мол, устал и послал на выполнение трудного и сложного задания”.
— Товарищ Сайфулин, соберите отделение!
Передо мной выстроились 7 человек во главе с командиром отделения. Пристально всматриваюсь в лица, вижу неукротимое желание взяться за выполнение задания. Всей душой их понимаю, но долг и честь командира оказываются выше. Излагаю им свои доводы. Доволен, что они меня поняли!
Теперь каждый раз, начиная работу, повторял, как молитву: “Осторожно, лейтенант. Думай!” Весь процесс разминирования масляных выключателей проходил по испытанной технологии. Остальные сооружения открытой высоковольтной подстанции разминировало отделение Сайфулина, что стало для него величайшей гордостью.
Другие отделения завершали сплошное разминирование территории. Об огромном их труде свидетельствовали горы обезвреженных взрывоопасных зарядов, бомб, снарядов, мин.
Заканчивался 10-й день “сидения” на минной территории. Задание бригады взвод выполнил.
Саперам нужен отдых — завтра будет трудный день, новое задание.
Слышу голос своего помощника:
— Товарищ лэйтэнант, разрэшитэ обратыться! Может, выдать взводу по наркомовской?
— Разрешаю!
Понимаю, что после 10-дневной изнурительной работы, каждую секунду опасной для жизни, поступить по-иному не мог. В этот вечер разрешил по чарке водки всему личному составу. В другое время подобное “причастие” категорически исключено. У сапера во время работы по минированию или разминированию голова должна быть светлой, чистой от посторонних мыслей, молниеносно срабатывать на возможную опасность.
Сорок пять дней и ночей в толще бетона
П лотина... Плотина... Плотина...
Не дает мне покоя.
Первый день на плотине. Середина февраля. С огромной высоты плотины открывалась изумительная панорама — бескрайние украинские просторы, завораживающий взгляд на широкий, многоводный и вечный Днепр. Появлявшиеся на мгновение на речной глади солнечные блики создавали неизгладимое впечатление. Днепр казался седым. Нет, не от древности, хотя годы и века оставляют свой след. Стоя на плотине, я ощущал какую-то туманность, создаваемую ревущими водопадами через прораны, взорванные в плотине. Днепр бурлил, рвался на простор, готов смести все на своем пути, давал понять человеку — его больше не укротить. Мне стало грустно от этой мысли.
С младшим сержантом Сайфулиным производим отбивку контура донного отверстия размером 5X5 метров, работаем с деревянных мостков, устроенных на пустых бочках вдоль плотины над самой водой. Делаем насечки, откалывая бетон малыми долотами. После этого смены приступили к бурению контрольных шурпов для закладки зарядов. Шурпы бурили с наклоном снизу вверх на глубину не менее одного метра. Бетон поддавался с большим трудом, работа осложнялась крайними неудобствами, отсутствием у саперов навыка буровых работ. Видел, как у них напряжены руки, а после включения бурового молотка сотрясается все тело. В начальной стадии бур часто соскальзывал по бетону, пока не образовывалась небольшая воронка. Труд изматывающий, к тому же от работающих буровых молотков стоял невообразимый шум. За сутки все три смены смогли произвести половину шурпов.
Мне было важно осуществить всю технику пробивки донного отверстия на первом забое. Поэтому, как только была закончена сетка из буровых скважин, в них под моим наблюдением поместили заряды, состоящие из цилиндрических 75-граммовых толовых шашек общим весом не более одного килограмма взрывчатого вещества. Свободное пространство забили раздробленными кусками бетона, из шурпа выглядывал только конец бикфордова шнура размером 2—2,5 см. Наступил самый ответственный момент — поджигание зарядов, чтобы обеспечить одновременный взрыв. Я это произвел вместе с Нагулиным и Захаровым. После поджога всех буровых скважин мы укрылись в безопасном месте. Послышались взрывы, один за другим. Когда рассеялся образовавшийся от взрыва мрак, завиднелся первый забой. Все заряды сработали. Работающая смена принялась за очистку забоя. Мелкие куски бетона спускались по полотну плотины в воду, глыбы предварительно дробились молотками. Закончив очистку забоя от остатков взорванного бетона, смена произвела выравнивание его поверхностей малыми долотами.
Первый забой положил начало туннелю, идущему навстречу воде застывшего в своем временном молчании Днепра. Он ждал своего часа, чтобы вырваться на необъятные просторы.
Первый забой создал более удобные условия для работы. Настрой у саперов был боевой. Но я еще раз предупредил об осторожности, строгом соблюдении техники прохода. Напоминание было нелишним. При очередной серии взрывов один заряд не сработал. Чтобы выяснить причины, не без риска пошел в забой и обнаружил невзорвавшийся заряд, потому что по торопливости и недосмотру зажигающих он был пропущен. Произвели дополнительный взрыв.
Чем дальше углублялись в тело плотины, тем труднее становилось работать. Забои освещались от автомобильной электростанции. После взрыва шурпов газ от взрыва вызывал кашель, слезились глаза, к тому же становилось темно. Большие неприятности добавила вода — она сочилась из всех трещин, пустот, как будто плакала сама плотина, взывая о помощи. Вода холодная, а спецодежды не было. Работали в шапках, шинелях и обычных солдатских кирзовых сапогах. Вода заливалась за шиворот, просачивалась сквозь шинель, наливалась в сапоги. Зачастую одежда смерзалась и скрипела на морозе. Иногда казалось, что из забоя выходят живые ледяные скульптуры. Все это очень затрудняло и снижало темпы работы. Нам с помощником пришлось доставать резервное обмундирование для переодевания работающих в забое и организовать дополнительную просушку одежды и обуви.
Наступил март. Весна вступала в свои права, стало теплее, дни длиннее, у “хлопцев” поднялось настроение, работа шла в заданном ритме. Пройдена треть пути. По тоннелю образовавшиеся от выработки куски и дробленый бетон вывозятся из забоя тачками. Заметно, что саперы овладели проходческой профессией в твердых породах, прибавился оптимизм.
Близится конец марта. До заветной контрольной отметки плотины — защитной стенки в 2,5 метра толщины — оставалось произвести последнюю серию взрывов. На завершающий этап пробивки донного отверстия прибыл командир нашего “инженерного спецназа” майор Волков. Стоим в напряжении, подрывники поджигают заряды, выбегают в укрытие. Раздаются взрывы, а вместе с ними крики “ура!”.
Докладываю командиру батальона:
