Журнал Наш Современник №5 (2001)

Огромное Вам спасибо за Ваш журнал. За этот чистый источник среди грязи и мусора.

На моей полке дома стоит Ваша, Станислав Юрьевич, книга "Сергей Есенин", за нее особая благодарность и поклон.

С уважением

Роман Коблов,

в/ч Засимовичи, Брестская область

Дорогой Станислав Юрьевич!

Спасибо Вам за книгу "Поэзия. Судьба. Россия"; читаю ее (а многое перечитываю, так как знаю еще по журналу "Наш современник") с упоением, находя то близкое мне (да что там близкое - родное!), без чего не может жить ни один русский человек. Да, великое дело мемуары! Иные из них бывают как славная прекрасная песня, которую вбираешь в душу и которой хочется подпеть, которую хочется поддержать.

Вспоминаю, как мы открывали мемориальную табличку на Куняевской больнице - знаменитой лечебнице Вашего деда, Аркадия Николаевича, до сих пор чтимого нижегородцами, как славно застольничали малым кружком интеллигенции в Вашем номере гостиницы "Россия", из окон которой можно видеть захватывающую дух картину разливанной Волги с бесконечным открытым простором на другом ее берегу; как ездили в деревню Мокушино к хохломскому мастеру, к сожалению, теперь покойному, Степану Павловичу Веселову; как бродили по нашим лесным тропам в коренном старообрядческом краю, где и расцвела прекрасная хохломская роспись. Господи, много можно светлого и доброго вспомнить!..

Мне очень дорого, что в детские годы Вы причастились к нижегородской земле, где получили незабвенные уроки подлинной народной жизни, величавой в своей суровости и доброте, а отнюдь не "вшивой, грязной, жалкой", как представлялось некоторым родившимся в России высокомерным чистоплюям - от роду чужакам и ненавистникам всего русского. Да, Ваши мемуары просветляют и воодушевляют - как это необходимо сейчас! Единодушие наиболее глубоко, когда есть при этом еще и сомыслие, что вовсе не отвергает споров и некоторых сомнений и несогласий, ибо сомыслие - это не пресловутое единомыслие. Вот это качество - единодушие с сомыслием - ценно для меня, родственно в Ваших воспоминаниях и суждениях, которые явлены с открытой душой, по совести и в то же время во всеоружии таланта, прозорливости и опыта.

Конечно же, более всего мне дороги "нижегородские страницы" Вашей книги. Но поразили меня и страницы, на которых Вы повествуете о жизни в Тайшете. Поразили схожестью с собственной судьбой. Несколько позже Вас я тоже, после окончания Горьковского университета, рванул в Сибирь, где работал директором сельской школы на Алтае и где испытал немало всякого, что словно было повторено вслед за Вами. Вот что оказалось типично так типично. А ведь это целое поколение прошло таким путем - не скажу, что страдным (страдным прошли наши деды и отцы), но скажу, что тем самым, где и надо было искать правду, честь и мужество. И я счастлив, что жизнь била меня по голове именно в те годы, когда надо было обретать человеческое самостоянье.

Очень многое мне бы еще хотелось сказать и о Ваших прекрасных воспоминаниях и в связи с ними, но это, видно, долгий разговор. Постараюсь сделать все, чтобы о книге узнало как можно больше читателей в нашей области и чтобы она дошла до наших пределов. Поздравляю Вас с сим подвижническим великим трудом, необходимость и польза которого бесспорны...

Да хранит Вас и Ваших близких Господь!

Валерий Шамшурин,

г. Нижний Новгород

Дорогой Станислав Юрьевич!

Пользуюсь случаем высказать несколько соображений по поводу Вашей публикации "Поэзия. Судьба. Россия". Я и до знакомства с Вами знал Ваше творчество и всегда с интересом следил за публикациями. Но в этой работе (боюсь определять жанр) Вы предстали передо мной в каком-то неожиданном проявлении. Еще в 70-е годы отголоски Вашей борьбы (Вашей и друзей) до Петрозаводска доходили, но всю ее сложность и, я бы даже сказал, отчаянность представить, конечно, не мог.

Я был студентом-заочником Литературного института в семинаре Владимира Соколова. Так вот, приезжая в Москву на 40, иногда больше дней, мы целиком были поглощены только учебой: лекции, сдача экзаменов и зачетов, и нам было в те годы не до литературных страстей, и тем не менее то, о чем Вы пишете, мне до боли памятно и дорого.

Начнем с публикации о Шкляревском. Он учился со мной в одно время, и мы, естественно, часто встречались: то во дворике Литинститута, то в общежитии на Добролюбова. Скажу откровенно, он мне активно не нравился своей заносчивостью и высокомерием. Да, хорошие стихи у него есть. Но не более того. Высоким талантом он, в отличие от Соколова, Рубцова, Передреева и Кузнецова, не отмечен. Он сух и рационален. Ложная многозначительность проглядывает в большинстве стихов. Нет естественности дыхания. В общежитии мы однажды с ним чуть не подрались. Впрочем, он задирался со всеми. Вот один эпизод. На скамейке около бронзового Герцена сидят Рубцов и Шкляревский. Я уже был знаком с обоими. Подхожу, здороваюсь, закуриваю. Смотрю, у одного фонарь под глазом, у второго - на скуле. Хмурые, несколько злые. Мне-то и не следовало бы подсаживаться к ним. Но задним числом и это воспоминание в строку. Рубцов ради приличия спрашивает: "Как дела?" - "Да вот сдал зачет Утехиной (любительнице помучить студентов) по литературоведению". "И это все новости?" - задиристо спрашивает Шкляревский. Да нет, говорю, вот в "Смене" стихотворение напечатали. Шкляревский криво улыбнулся и изрек: "Я такого журнала вообще не знаю!" Я вижу, мне они не рады, и незаметно ретировался.

С Рубцовым встречался чаще, поскольку вместе с Беловым поступал в институт и потом все годы поддерживал хорошие, дружеские отношения, а Рубцов и Лысцов (мой лучший друг по Литинституту, царство ему небесное!) постоянно были в этой компании. Рубцов в институт поступил спустя два года после нас. И наши встречи были, конечно, случайными. Но, наверно, общность судеб сближала. Оба из деревни, оба из детдома. Но вот первая встреча в феврале 1964 года нас чуть ли не привела к столкновению. Я приехал досдать два зачета. Справился за два дня, а был отпущен на 10. Малость загуляли с Лысцовым. И как-то вечером с тремя бутылками пива и "маленькой" (как сейчас помню, чтобы не ударяться в загул) пошли к Белову. Жил Василий тогда в комнате один. Но, вероятно, в это время отчисленный из института, у него квартировал Рубцов. И спал, по всей видимости, в углу на соломе. Станислав Юрьевич! Ей-богу, не вру. Лежала на полу солома! Тогда мне ни к чему было вникать, как и откуда она там появилась. Но позже я подумал, что кто-нибудь из Вологды привез ее в Москву, чтобы снимать тоску по родным полям. Вот она Коле и пригодилась. Напомню, что тогда Рубцова я еще не знал, лишь видел раза два проходящего по коридору общежития, и мне говорили: "Очень талантливый поэт". Я равнодушно улыбался: кто в Литинституте не талантливый и кто не гений?!

Узнав, что я из Петрозаводска, Рубцов оживился и спросил, не знаю ли я, кто из петрозаводских поэтов написал такие строки, которые он, Рубцов, услышал от него в поезде:

Я ослеп, хотя в порядке зренье,

Я оглох, хотя в порядке слух...

Я ни от кого из коллег таких строк не слышал, да и прочитанные вне контекста стихотворения они меня не впечатлили, и я односложно ответил, что сочинил какой-нибудь графоман.

Что тут произошло с уже подвыпившим Рубцовым, сидящим за столиком рядом со мной! Он как-то резко развернулся в мою сторону и схватил меня за галстук:

- Сам ты графоман. Из-за таких, как ты, чиновников от литературы, настоящим талантам не пробиться...

Почему он принял меня за чиновника от литературы - не знаю. Может, потому, что в отличие от очников я все же для приезда в столицу вырядился чуть праздничнее. Но в те годы и у меня был характер. Я отвел Колину руку и уже прицелился, куда его ударю, если он первым ударит меня. Но, к счастью, в пустяковый конфликт внезапно вмешались Белов с Лысцовым, и он был погашен. А потом, чуть поостыв, выпили за примирение. Попросили меня почитать стихи. К тому времени у меня вышел первый сборник "Полет" (неудачное название) со стихами на заводскую тему. До этого я работал токарем около десяти лет, и, естественно, критика поощряла, что я пишу о рабочем классе. Лишь Соколов, в отзыве на дипломную работу, похвалив, удивился: как так - нет стихов о любви... Какие-то стихи из этого сборника даже были опубликованы в Москве, в том числе и в журнале "Москва", а за стихотворение "Крановщица" я получил аж две премии: одну в журнале "Мастер леса", а вторую - по конкурсу, объявленную Литинститутом в честь XXII съезда. Вот из этих-то стихов я и прочел два или три. Выслушали, ругать не стали. Но все трое пришли к мнению, что мне пора кончать с заводской темой и вспомнить свои деревенские корни. И тут пошел большой разговор о судьбах деревни, о народной культуре, о поэзии подлинной и мнимой. Скажу откровенно, что я вернулся домой с обновленной душой. Деревенская тема мне, оторвавшемуся от деревни в 16 лет, давалась трудно. Но тут, к счастью, стал пробиваться Клюев, который уже десятком стихов о Заонежье перепахал мою душу. И я самым естественным образом повернулся к своим корням и истокам. Думаю, что та хотя и сумбурная встреча сыграла свою роль.

А на той соломе утром пришлось проснуться мне. Все остальные уже ушли на лекции. К обеду, кажется, вернулись и меня повели в соседнюю столовую хлебать крестьянские щи. Вася извлек "маленькую" и сказал: "Все, это последняя. Нужно и делом заниматься".

Теперь несколько общих впечатлений от прочитанного. Прежде всего - это литературный подвиг. Будучи редактором журнала, талантливым поэтом, когда нужно постоянно поддерживать собственную поэтическую форму, Вы смогли поднять такую глыбу материала - поэтического, этическо-нравственного, литературоведческого, и при том все это написать живо, без натуги, увлекательно! Мы с Вами ровесники, и Вы меня поймете, что в определенном возрасте уже не тянет читать беллетристику, а детективы надоели. А такие вот вещи, как "Поэзия. Судьба. Россия", - это живая вода литературы, хотя чувствую, что слово "литература" всю суть не выражает, оно условно до некоторой степени. Сказать "правда" - это банально. Скорее, это сплав самой жизни и литературы с осмыслением истины. Впрочем, определения не важны, если такая книга появилась и ее будут читать, она мало-помалу начнет пробуждать самосознание в душе русского человека.

Я завидую людям, кто с Вами был близок, дружил или был, по крайней мере, действенным сподвижником. Живи я в Москве, наверняка мог бы Вам пригодиться в меру своих сил и способностей. И вызывают досаду те эпизоды литературной борьбы, когда некоторые друзья (в том числе и почитаемый мною Соколов) по тем или иным причинам отходили от Вас, оставляя на холодных сквозняках сионистских аудиторий. Впрочем, одиноки Вы все равно не были. Такие люди, как Кожинов, Кузнецов, Шафаревич, Казинцев и многие, многие другие, были всегда рядом с Вами и занимали своим творчеством и поступками достойную позицию.

С неизменной памятью и уважением

Иван Костин,

г. Петрозаводск

Здравствуйте, Станислав Куняев!

Стараюсь по возможности всегда читать журнал "Наш современник". Ваша книга "Поэзия. Судьба. Россия" тронула сердце и душу.

Но вот совсем недавно в журнале "Знамя" (№ 2) читал роман Вл. Войновича "Монтументальный монолог", вроде так назывался, возможно немного перепутал. Так вот, вопрос к писателям: как можно так отвратительно писать, изображая, как уверяет Войнович, правду. Прочитал 4 главы, на большее не хватило терпения, невозможно "переваривать" такую дребедень, хотя себя не считаю таким уж убежденным коммунистом. Но чтобы так извращать прошлую жизнь, нужно быть порядочным идиотом! И ведь не запретишь - свобода слова, хотя эту свободу слова так затаскали и опошлили, дальше некуда. И что характерно: кто больше ее извращает, тот больше и трубит о ней, например, Киселев с НТВ.

Впрочем, что о них говорить! Вернусь к Вашей книге. Доволен, восхищаюсь, что у нас в России еще есть достойные писатели, которых с удовольствием можно читать.

До свидания.

В. П. Осинин,

г. Мурманск

Здравствуйте, уважаемый Станислав Юрьевич!

Давно слежу за Вашими публикациями в "Нашем современнике" и вот решила написать. Быть может, Вам интересно мнение о журнале и Ваших работах молодой (30 лет) русской провинциалки.

Вы все правильно пишете о том, что раньше люди были нравственнее, работали с энтузиазмом, государство всем предоставляло равные возможности и т. д. Да, было так, что-то я и сама помню, что-то рассказывали родители, знакомые старушки. Но ведь наряду с этим было и другое. Мне ли, живущей в печально знаменитом Вятлаге, этого не знать, да Вы и сами все знаете. Однако, читая Ваш журнал (и письма Ваших читателей), можно представить, что раньше все, за исключением незначительных мелочей, было хорошо, а сегодня - все плохо. Но ведь так не бывает. Конечно, нужно быть гением, чтобы отобразить жизнь во всех ее проявлениях, чтоб любой, почитав, мог сказать: это - правда! Сегодня же правда - у каждого своя.

Я не буду приводить отвлеченные примеры. Давайте я расскажу о нашем поселке Рудничном. Вятлаг Вятлагом, но ведь у нас здесь расположено крупнейшее в стране (а то и в мире) месторождение фосфоритов. На нашем Верхнекамском фосфоритном руднике мы до перестройки производили экологически абсолютно чистые фосфорные удобрения, снабжали ими огромную территорию от Горьковской области до Дальнего Востока, в месяц более 1000 вагонов отправляли крестьянам.

Потом - перестройка, разорение крестьянства и, как следствие этого, - остановка предприятия. Потом - варварская приватизация, и стал наш фосрудник акционерным обществом. Года три стояло производство, акционеры сидели дома, а потом приехали из Москвы богатые дяденьки да и объявили, что купят акции нашего рудника за хорошие деньги.

И побежал народ продавать свое предприятие за бесценок - 20 руб. за акцию. Побежали быстрее всех (с ночи очередь заняли) пенсионеры - бывшие активисты-коммунисты, которые по 30-40 лет здесь отработали, все здоровье потеряли, но успели от родного предприятия получить благоустроенные квартиры, некоторые - ордена и медали, многие - неплохие пенсии. И только молодые, те, кому 30-40 лет, свои акции не продали. Но это не спасло, ведь когда акционировали предприятие, рабочим давали 1 акцию за 2 года работы, поэтому основная часть акций оказалась у пожилых рабочих. Так где же правда? Ведь они всю жизнь отдали фосруднику, но при первой же возможности продали его за гроши!

Теперь хозяева-москвичи распродают остатки ценного оборудования, набивают себе карманы и планируют в ближайшее время закрыть предприятие совсем.

Поверьте, душа болит за наше предприятие у молодежи - не будет фабрики, не будет и работы, а земледелием на севере Кировской области можно заниматься только себе в убыток. Чего греха таить - многие спиваются, промышляют воровством и попадают в очень близкие родные места - по другую сторону Вятлаговских зон. Молодежи ведь пенсию не платят, не заработали мы ее и вряд ли заработаем.

Спасибо Вам и Вашему журналу, что Вы своими материалами заставляете нас думать о прошлом и настоящем. Это - большой плюс "Нашего современника".

А теперь о том, что мне не очень нравится. Вот Вы из номера в номер громите евреев. Я - чисто русская, всю жизнь прожила в глубинке и знаю только одного еврея - у нас на предприятии грузчиком работает. В масштабе всей страны судить не буду, но наш поселок до нищеты довели мы сами (хотя, конечно, приватизацию Чубайс организовал). Может быть, и правильно Вы о евреях пишете, только кажется мне, что русский, православный человек должен быть выше мелких уколов. Так будьте же и Вы выше всей этой "межнациональной" борьбы.

Пишите больше о молодежи: ведь не все молодые - пьяницы, наркоманы и проститутки. Поверьте, нам сейчас очень тяжело растить детей. Радио и телевизор в присутствии ребенка боишься включить - как бы не нахваталось дите всякой заморской гадости. Книгу хорошую купить - проблема целая. На весь наш Верхнекамский район остался один книжный магазин в райцентре, и тот завален порнографией и детективами. На следующий год ни одна библиотека района пока не подписалась ни на один толстый журнал - не могут найти денег.

Стосковался народ по живому русскому слову, по настоящим русским писателям. А вы из номера в номер - о евреях, как будто на них весь свет клином сошелся.

Конечно, Вы, Станислав Юрьевич, со многим можете не согласиться, но в письме многого не напишешь, а то, что написала - от чистого сердца.

С уважением, Н. Х.*,

Кировская обл., пос. Рудничный

Глубокоуважаемая редакция журнала "Наш современник"!

Мы, пять семей, живущих в одном доме, второй год подписываемся коллективно на ваш журнал и не устаем радоваться. Спасибо вам, спасибо "и сердцем и душой", как писала Цветаева. Мы обмениваемся номерами, обсуждаем, встречаясь, и всегда находим в материалах что-нибудь новое, а главное - нередко встречается новый взгляд на известные вещи, новые суждения, новые оценки. Спасибо и за большое разнообразие всего публикуемого вами, за неожиданные открытия, за свойственное вам умение видеть и находить.

Низкий поклон и благодарность Вашим прозаикам - Крупину, Балашову, Сегеню, Лиханову - да разве всех перечислишь? Статьи обоих Куняевых, Казинцева и Кожинова помогают читателю выпрямить свой взгляд на многое, что происходило и происходит. Мы не только читаем и обмениваемся мнениями, но и даем почитать другим и рассказываем о прочитанном, а ведь и в этом продолжает играть ваш журнал свою просветительскую роль. Думаем, что так поступают многие из подписчиков, и да продлится это!

Члены нашей небольшой группы - это люди самых разных профессий, и мы, к великому нашему счастью, далеки от круга лиц "творческой интеллигенции". Нас объединяет преданность всему истинно русскому, а отсюда - и любовь к вашему журналу.

От имени ваших читателей

П. Кольцова,

г. Дубна

Здравствуй, уважаемый журнал!

С удовольствием читаю книгу Куняева и испытываю внутреннюю радость, наслаждение и громадное уважение к нему как к личности: пожалуйста, передайте Станиславу Юрьевичу мои слова и доброе известие, что его книга здесь читается (сужу по состоянию журналов, книжечки явно потеряли первоначальный белый цвет, да и Галина Константиновна, зав. городской библиотекой, говорила) с явным интересом, а если учесть, что наш чукотский Север изначально космополитичен (все же осваивали его и выдающиеся геологи-евреи, фамилии которых, конечно же, не встретишь в сборнике знаменитых евреев, о котором пишет С. Ю., но которые в большей мере, чем многие из прочих, имели на это право), далек от патриотических настроений, то это значит, что и здешнее население начинает проникаться пониманием происшедшей в России беды. Куняевская книга написана живым языком, главное, он не боится писать о том, что иные прячут в собственных биографиях как жизненные ошибки. Он живой, он вместе со всеми сомневается, надеется, он часть страны, в отличие от обособленно стоящих пней-диссидентов. Очень близки по интонации этой прозе дневники моей матери, ленинградской поэтессы Тамары Никитиной, к сожалению, она никак не возьмется их довести, сил физических уже нет: то же, такое родное, переплетение личных ощущений с громадьем планов Великой страны, и все это предельно естественно. Смерть Сталина, радость от покупки на первые советские деньги первого килограмма сахара (в отличие от воспоминаний этого же события у Евтуха, в памяти которого осталось лишь то, что по московской улице некий гражданин пер на спине из магазина пять унитазов - глубоко жалеемый, конечно, Гангнусом гражданин, - потому как в магазине более нечего было купить на вдруг превращаемые в бумажки деньги). Такие разные взгляды, разные стороны баррикад. Конечно, очень близки страницы тайшетской жизни.

Его наблюдения о творчестве М. Цветаевой точны, ненавязчивы и подтверждены отлично: публикацией конкретного стихотворения. Кстати, в тройственной переписке с Рильке и Пастернаком эта всеядность М. Ц. и ее юдофильство также ощущаются вполне.

Возвращаясь к журналу: порадовался за гения-Шолохова, за Ветрова-Солженицына, который каким был, таким и остался! А вот замечательно талантливую девочку Марину Струкову журнал, боюсь, просто испортил. Она становится прекрасным интерпретатором одной темы. Боже, как я трепетал при первой ее подборке, как принял изумительное стихотворение "Волчонок", порадовался чутким душевным колебаниям. Нынешние стихи "непримиримого борца за все русское" мне уже поперек горла, и не потому, что я не люблю русское. Когда сидящему по уши в дерьме раз за разом напоминают фанатически, что он сидит по уши в дерьме, сердечная боль становится нестерпимой, до отвращения. Неужели ее наставники, а в "НС" они есть, не подскажут человеку, что надо, Мариночка, и пейзажные стихи писать, о птичках, о рыбках, о первом снеге, о последнем дожде, не посоветуют чуть-чуть погулять по поэтическим диапазонам в поиске других своих тем. Нельзя быть настолько жестокой в своей единственной любви. Помнишь, как писал жене Пушкин: "Злыми бывают только дураки и дети...".

Тот же Юрий Кузнецов, издав горькую по тону книгу откровений "До свиданья, встретимся в тюрьме", параллельно ткет яркий поэтический "Узор", переводит возвышающие каждую русскую душу строки Илариона. Период озлобленного волчонка прекрасен, но однообразен, пора что-то искать на пути душевного созидания. Увы, прочитав последнюю подборку поэтессы, от которой очень многого жду, я впал в один из смертных грехов - в уныние.

Илья Юрьев,

г. Певек

Добрый день, уважаемый Станислав Юрьевич!

Читаю Вашу документальную повесть "Поэзия. Судьба. Россия". Сопереживаю. Вспоминаю свое. Что-то пересекается (особенно с тем, что в 11 номере в главе "На закате великой эпохи").

Близко это и моему мужу, его детство прошло в Химках, учился в Институте стали и сплавов, позднее на журфаке МГУ. Он лет семь назад взялся за воспоминания о том, какое влияние оказывало время 50-х и 60-х годов на формирование личности, о студенческих годах, о стройотрядах, о литкружковцах.

Но четыре года назад его выбросили с поезда на Рождество за то, что отстаивал в споре свои идеалы и резко выступал против новых русских. Обморозил руки, ампутировали кисти, на почве расстройства три микроинсульта. Теперь не пишет, только читает. Работал он в основном в жанре очерка, его литературный конек - фантастика. Есть сборник повестей, рецензию на которые дал Александр Казинцев.

Это я все пишу не к тому, чтобы вызвать жалость или попросить о чем-то, просто хочется подчеркнуть, что время, на которое пришлась наша молодость, работало на человека (взаимно), на создание, теперешнее во многом разрушает человеческое в человеке и в самой природе.

Разрушение будет идти по нарастающей, пока человек не повернется к Богу, к высшему духовному началу лицом и не примет за основу жизни заповеди Христа.

Станислав Юрьевич, большое Вам спасибо за то, что Ваш журнал помогает читающему обрести или встать на путь обретения духовности.

Зимина Н.,

г. Белорецк, Башкортостан

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Будучи давним подписчиком Вашего замечательного журнала, с удовлетворением отмечаю постоянно растущий уровень наиболее интересующей меня исторической и современной публицистики в "НС".

Прозаики, кроме титанов (Бондарева, Личутина, Проханова, Распутина), возможно, еще не успели дозреть до высокохудожественного обобщения "проклятой действительности".

Что касается поэзии, проникнуться которой мне ранее не удалось, она предстала в чрезвычайно содержательном историческом контексте в Ваших работах "Поэзия. Судьба. Россия", "Божья дудка" и документальной повести Сергея Куняева "Русский беркут".

Я произвел самодеятельную брошюровку избранных публикаций из "НС" с 1993 года по темам: История и культура, Биографии и мемуары, Исторический и современный роман, Новейшая история, Поиски выхода и др. В результате выявилась последовательность осмысления истории и последнего десятилетия, реальный потенциал публикующихся в журнале мыслителей, а главное (!) - начала складываться более-менее цельная картина мира благодаря простой систематизации наиболее интересных публикаций "НС". Возможно, отдельное издание подобных тематических "изборников" по материалам "НС" могло бы привлечь более широкий круг читателей в дополнение к подписчикам "НС".

Пользуясь случаем, хочу также обратить внимание на весьма, по моему мнению, толковую и взвешенную, обобщающую публикацию "Ответ на "еврейский вопрос" в февральских выпусках газеты "Завтра", которая, думается, достойна публицистической рубрики "НС".

С признательностью всему Вашему коллективу

Несмелов И. Л.,

инженер НИИ,

г. Москва

Уважаемая редакция!