Зловещее наследство

— Я задавался вопросом, — сказал викарий, оправдываясь, — не может ли это иметь какое-либо отношение к убийству миссис Примьеро. Я не понимаю, почему миссис Крайлинг не могла надеть плащ и скрывать это. Вы сами признаете, что она неуравновешенна. Она находилась там, у нее было столько же возможностей, как и у Пейнтера.

Берден покачал головой:

— А какой мотив?

— У безумного человека мог быть мотив, показавшийся бы нормальному человеку неубедительным.

— Но она безумно любила свою потешную дочь. Миссис Крайлинг не взяла бы ребенка с собой.

Арчери медленно произнес:

— На судебном разбирательстве она сказала, что в первый раз пришла в двадцать пять минут седьмого. Но мы это знаем только с ее слов. А если предположить, что она приходила без двадцати семь, когда Пейнтер уже был и ушел? Тогда она взяла ребенка обратно позже, поскольку никто не поверил бы, что убийца умышленно позволит ребенку обнаружить тело, которое, как она знала, находилось там.

— Вы занялись не той профессией, сэр, — сказал Берден, вставая, — вам следовало бы идти к нам. Сейчас вы уже были бы нашим

Руководителем.

— Я слишком увлекаюсь собственными фантазиями, — признал Арчери. Чтобы избежать повторения добрых подначек, он быстро добавил, меняя тему разговора: — Вы, случайно, не знаете времени посещений в стоуэртонской больнице?

— Следующая но списку Алиса Флауэр, верно? На вашем месте я сначала подарил бы медсестре кольцо. Посещения с семи до семи тридцати.

Глава 8

Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь.

Псалом 89

Алисе Флауэр было восемьдесят семь, почти столько же, сколько ее хозяйке на момент смерти. Серия ударов поизносила старое сооружение, как бури разрушают древний дом, но здание крепко выстроено и еще очень прочно. Никогда дом не был украшен архитектурными излишествами и прочими изысками. Он строился так, чтобы вынести и ветер и непогоду.

Она лежала на узкой высокой кровати в палате, называемой «Жимолость». Палату заполняли такие же старые женщины на таких же кроватях. У всех были чистые, розовые лица и седые волосы, сквозь которые просвечивала розоватая кожа черепа. У каждой кровати на столике с колесиками стояло по меньшей мере две вазочки с цветами, гостинец, как предположил Арчери, от навещавших родственников, которые только то и делали, что сидели и приятно беседовали, вместо того чтобы подать судно или протереть пролежни.

— К вам посетитель, Алиса, — сказала сестра. — Не трясите ей руку. Она не может двигать руками, но слух у нее прекрасный, и она вас еще заговорит. Похоже, хорошо поболтаете, а, Алиса? Это преподобный Арчери.

Он приблизился к кровати.

— Добрый вечер, сэр.

Все ее лицо было в глубоких морщинах. Один угол рта опущен после паралича, оттягивая нижнюю челюсть и открывая крупные фальшивые зубы. Сестра суетилась возле кровати, поправляя длинную ночную рубашку на шее старой служанки, укладывая на покрывале ее бесполезные руки. Арчери тяжело было видеть эти руки. Работа безнадежно испортила их красоту, но болезнь и отек пригладили и выбелили кожу так, что они стали похожи на руки уродливого младенца. Чувства, выразимые только языком семнадцатого века, который был с ним всегда, хлынули фонтаном жалости. Надежная, хорошая и преданная служанка, думал он. Ты была преданна более, чем какие-то вещи.

— Вас не затруднит рассказать мне о миссис Примьеро, мисс Флауэр? — мягко попросил он, опускаясь в кресло из гнутого дерева.

— Конечно, — заявила сестра, — она это любит.

Арчери больше не мог этого выносить:

— Все-таки это дело личного характера, как вы не понимаете?

— Личного! Да это предмет ежевечерней болтовни всей палаты, поверьте мне. — Медсестра ринулась прочь, похрустывая и поблескивая, как белый робот.

Голос у Алисы был скрипучий и жесткий. Паралич сказался на ее голосовых связках, но выговор у нее оказался прекрасный, приобретенный ею, как предположил Арчери, в кухарках и сиделках у образованных людей.

— О чем вы хотите узнать, сэр?

— Сначала расскажите мне о семье Примьеро.

— О, это я могу. Меня всегда это интересовало. — Она коротко, но резко кашлянула и повернула голову так, чтобы скрыть искаженную половину лица. — Я пришла к миссис Примьеро, когда родился мальчик…

— Мальчик?

— Мистер Эдвард, ее единственный сын.

«А, — подумал Арчери, — отец богатого Роджера и его сестер».

— Он был милым мальчиком, и мы всегда получали удовольствие от общения, и он и я. Я считаю, что именно его смерть состарила меня и его бедную мать, сэр. Но к этому времени у него уже появилась собственная семья, и мистер Роджер был живой копией своего отца.

— Я предполагаю, что мистер Эдвард изрядно ему оставил, нет?

— О нет, сэр, в том-то и жалость. Видите ли, старый доктор Примьеро оставил свои деньги мадам, поскольку дела мистера Эдварда, как и у него, были в то время хороши. Но он потерял все на чем-то в городе, и, когда он был взят на небеса, миссис Эдвард и трое ребятишек очень нуждались. — Она снова кашлянула, заставив Арчери вздрогнуть. Он вообразил, что сейчас увидит ужасное и тщетное усилие этих рук подняться и прикрыть грохочущие губы. — Мадам предложила помогать, — не то чтобы у нее имелось больше, чем нужно, — но миссис Эдвард была такая гордая, она пенни не взяла бы от свекрови. Я никогда не узнаю, как она справлялась. Видите ли, их было трое. Мистер Роджер, он был старший, и потом еще две крошки, гораздо моложе, чем их брат, но близкие друг к другу, если вы понимаете, что я имею в виду. Между ними не больше чем года полтора.

Она устроила голову на подушке так, словно пыталась поставить на место губу.

— Анджела была старшей. Время летит, я предполагаю, что сейчас ей, вероятно, двадцать шесть. Потом Изабель, названная так в честь мадам. Они были совсем малютками, когда их папочка умер, и прошли годы до того, как мы увидели их. Могу вам сказать, для мадам было тяжким ударом не знать, что сталось с мистером Роджером. Потом однажды он просто как с неба свалился, неожиданно вернулся в «Дом мира». Вообразите, он жил в комнатушке в Суинбери, обучаясь в очень хорошей фирме, чтобы стать адвокатом. Кто-то из знакомых миссис Эдвард принял его в эту фирму. У него и мысли не было, что его бабуся еще жива, но он смотрел кого-то в телефонной книге, в строке бизнеса, сэр, а там было «Миссис Роза Примьеро, «Дом мира». Как только он появился, удержу ему не стало. Не то чтоб мы хотели остановить его, сэр. Почитай, каждое воскресенье он приезжал, а один-два раза, забрав своих маленьких сестричек прямо из Лондона, он привез их с собой. Золото, а не дети. Мистер Роджер и мадам, они часто смеялись вместе. Над всякими старыми фотографиями, какие были, и теми историями, которые она ему обычно рассказывала! — Она вдруг остановилась, и Арчери увидел, как старое лицо раздувается и становится фиолетовым. — Для нас была такая перемена видеть прекрасного, похожего на джентльмена, молодого человека после этого Пейнтера. — Ее голое изменился до пронзительного, свистящего вопля. — Грязный убийца! Скотина!

Через палату другая старая женщина в такой же постели, похожая на Алису Флауэр, улыбалась беззубой улыбкой, слушая давно знакомый рассказ. История для болтовни перед сном, как сказала сестра.

Арчери нагнулся к ней.

— Это был ужасный день, мисс Флауэр, — сказал он, — день смерти миссис Примьеро.

Суровые глаза старухи заблестели, покраснели и налились влагой.

— Я чувствую, вы никогда этого не забудете…

— Нет, до самой смерти, — ответила Алиса Флауэр. Возможно, она подумала о том, как бесполезно теперь ее тело, которое когда-то было таким прекрасным инструментом, а теперь вот на три четверти мертво.

— Вы мне расскажете об этом?

По тому, как Алиса начала, он сразу понял, что она, должно быть, часто рассказывала это прежде. Похоже, что некоторые из старых женщин не были абсолютно прикованы болезнями к постели и иногда вечерами вставали и собирались вокруг Алисы Флауэр. Истории, подумал викарий, пересказываются, чтобы отвлечь детей от игр и выманить старушек из теплого уголка у камина.

— Он был дьяволом, — сказала она. — Ужас! Я боялась его, но никогда ему этого не показывала. Бери все и не давай ничего — вот был его девиз. Шесть фунтов в год — это все, что я имела, когда впервые пошла в услужение. У него же были и дом, и заработок, и прекрасный мотор, чтобы водить. Так нет, некоторым луну подавай. Казалось бы, большой, крепкий, молодой парень будет только рад принести угля для старой леди, но не мистер Берт Пейнтер. Скотина Пейнтер, вот как я его называю. В тот субботний вечер, когда он вовсе не пришел, мадам сидела совершенно в ледяном холоде. «Позвольте мне сходить и поговорить с ним, мадам», — предложила я, но она не позволила. «До утра хватит, Алиса», — сказала она. Я много-много раз говорила себе, что если бы он пришел тогда вечером, то я была бы там с ними. И тогда он не смог бы врать.

— Но ведь он пришел на следующее утро, мисс Флауэр…

— Она хорошо ему выговорила, и правильно. Мне было слышно, какую она устроила ему головомойку.

— А что вы делали?

— Я? Когда он пришел в первый раз, я делала мадам салат для ленча, потом сунула в Духовку мясные консервы. Меня все это спрашивали на суде в Лондоне, в Олд-Бейли. — Она сделала паузу, во взгляде, которым она на него посмотрела, появилось подозрение. — Вы пишете книгу обо всем этом, да, сэр?

— Что-то в этом роде, — ответил Арчери.

— Они хотели знать, уверена ли я, что все слышала правильно. Могу сказать вам, у меня слух лучше, чем у судьи. Да, так оно и было. Если бы у меня имелись сложности со слухом, то мы все улетучились бы тем утром.

— Как это?

— Скотина Пейнтер был в гостиной с мадам, а я пошла в кладовую взять уксус для моего соуса, когда совершенно неожиданно услышала шлепок и шипение. Уж эта странная старая духовка, сказала я себе. Я быстро толкнулась назад и открыла дверцу духовки. Одна из картофелин имела вид будто выплюнутой из кастрюли, сэр, и упала на газ. Все это было в пламени и шипело и ревело, как паровой двигатель. Я быстро все поправила, а потом я сделала глупость. Залила все это водой. Должна бы знать в моем-то возрасте. Ух, было шуму и дыму! Вы бы и собственных мыслей не услышали.

Об этом в стенограмме ничего не было. Арчери затаил дыхание от волнения. «Вы бы и собственных мыслей не услышали…» Пока вы боретесь с дымом и оглушены шипением, вы не можете слышать, как человек поднялся по лестнице, поискал что-то в спальне и спустился снова.

Свидетельские показания Алисы в этом деле являлись очень важными. Если тем утром Пейнтеру двести фунтов были предложены и даны миссис Примьеро, то зачем же ему убивать ее вечером?

— Ну, мы закончили с ленчем, и пришел мистер Роджер. Моя бедная старая нога ныла после того, как я вечером поставила на ней несколько синяков из-за этой скотины и кутилы Пейнтера, когда брала несколько кусков угля. Мистер Роджер был так любезен, все спрашивал меня, не надо ли помочь, помыть или еще что-нибудь. Но не мужская это работа, и я всегда говорю, что, пока можно, лучше от нее воздерживаться. Было, должно быть, полшестого, когда мистер Роджер сказал, что должен идти. «Позвольте мне уйти, Алиса», — сказал мистер Роджер, спустившись на кухню, чтобы попрощаться со мной. Мадам дремала в гостиной, упокой ее, Господи. Спала последним, перед самым долгим, сном. — Пораженный Арчери увидел две слезинки в ее глазах, они беспрепятственно скатились вниз по морщинистым щекам. — Я крикнула: «Всего доброго, мистер Роджер, до воскресенья», — а потом услышала, как хлопнула входная дверь. А мадам спала как дитя, не ведающее, что рядом рыскает волк, поджидая ее.

— Постарайтесь не огорчаться, мисс Флауэр. — Арчери достал свой белый носовой платок и осторожно вытер ее мокрые щеки.

— Спасибо, сэр, я сейчас буду в порядке. Чувствуешь себя настоящей дурой, когда не в состоянии осушить свои собственные слезы. — Страшная кривая улыбка причинила викарию больше боли, чем самой плачущей. — На чем я?.. Ах да. Я пошла в церковь и только вышла на дорогу — идет мадам Крайлинг, которая всегда сует свой нос в…

— Я знаю, что случилось дальше, мисс Флауэр, — очень тихо и ласково сказал Арчери. — Расскажите мне о миссис Крайлинг. Она когда-нибудь навещала вас здесь?

Алиса Флауэр коротко фыркнула:

— Только не она. Она не попадалась на моем пути со дня преступления, сэр. Я слишком много о ней знаю, чтобы она испытывала ко мне симпатию. Лучшая подруга мадам, как бы не так! У нее был один интерес к мадам, только один. Она втиралась в надежде, что ее ребенок будет у мадам на хорошем счету, и та оставит ей что-нибудь, когда покинет пас.

Арчери подвинулся ближе и молился, чтобы не прозвенел звонок об окончании визитов.

— Но миссис Примьеро не оставила завещания.

— О нет, сэр, и это больше всего беспокоило ловкую миссис Крайлинг. Она приходила ко мне на кухню, когда мадам спала, и говорила: «Алиса, мы должны бы заставить дорогую миссис Примьеро высказать последнюю волю и сделать завещание. Это наш долг, Алиса, так и в молитвеннике сказано».

— Вот как?

Алиса выглядела и удивленной, и самодовольной.

— Да. Сказано: «…но людям следует часто вспоминать, что они должны содержать в порядке свое временное имущество, пока находятся в здравии». Однако я не держусь за все, что находится в молитвеннике, когда доходит до явного вмешательства… не при вас будь сказано, сэр. «Это и в ваших интересах, Алиса, — говорила она, — вас выкинут на улицу, когда она уйдет». Но так или иначе, мадам и не нужно было этого. Все должно перейти ее законным наследникам, говорила она, мистеру Роджеру и девочкам. Это видите ли, произошло бы автоматически, без каких-либо неувязок с завещанием или законом.

— Мистер Роджер не пытался убедить ее написать завещание?

— Он — прекрасный человек, мистер Роджер. Когда скотина Пейнтер сделал свое черное дело и мадам умерла, мистер Роджер получил немного денег — три с небольшим тысячи. «Я буду заботиться о вас, Алиса», — сказал он, и делал это. Он предоставил мне прекрасную комнату в Кингсмаркхеме и давал мне два фунта в неделю в качестве пенсии. Потом у него появился собственный бизнес и он сказал, что не может давать мне крупных сумм. Пособие мне пришлось бы давать из прибыли фирмы.

— Бизнес? Я думал, он был адвокатом.

— Он всегда хотел иметь свой собственный бизнес, сэр. Не знаю всех подробностей, но однажды он пришел к мадам — недели, может быть, за две или три до ее смерти — и сказал, что его приятель может взять его в дело, если он внесет десять тысяч фунтов. «Я знаю, что не могу надеяться, — сказал он, говоря так мягко, — это просто воздушный замок, бабуся Роза». — «Ну, не имеет смысла сейчас рассчитывать на меня, — сказала мадам, — десять тысяч — это все, что у меня есть и на что живет Алиса, и они размещены в акциях Вулворта. Вы получите эти акции, когда я уйду». Не могу сказать, сэр, что я не думала о том, что, если бы мистеру Роджеру захотелось бы обставить своих маленьких сестер, он мог бы попробовать обойти госпожу, чтобы она сделала завещание и все оставила бы ему. Но он больше никогда, никогда не упоминал об этом и всегда считал обязательным для себя обеспечение этих двух крошек при всяком случае, когда только мог. Потом, когда миссис Примьеро умерла, деньги перешли, как она и говорила, им всем троим. Дела мистера Роджера идут очень хорошо, в самом деле, очень хорошо, он регулярно навещает меня. Я полагаю, он получил от кого-то десять тысяч или, может быть, какой-нибудь другой приятель пришел с чем-нибудь еще. Я, видите ли, не спрашивала.

Прекрасный человек, подумал Арчери, человек, который нуждается в деньгах, возможно отчаянно, но не предпринимает ничего закулисного, чтобы получить их; человек, который заботился о прислуге умершей бабушки в то время, как сам боролся за развитие своего бизнеса, который все еще посещал ее и который, несомненно, много раз терпеливо выслушивал ту же историю, которую только что услышал Арчери. Очень хороший человек. Если любовь, достоинство и преданность могли бы вознаградить такого человека, у него была такая награда.

— Если вы увидите мистера Роджера, сэр, если захотите увидеться с ним для своей истории, которую вы пишете, не передадите ли ему мой сердечный привет?

— Не забуду, мисс Флауэр. — Он положил руку поверх ее мертвых рук и слегка пожал их. — До свидания и благодарю вас.

Надежная, хорошая и преданная служанка.

Он вернулся в «Оливу и голубку». Старший официант пристально поглядел на Арчери, когда он спустя четверть часа входил в обеденный зал. Генри, в свою очередь, уставился на него, на стулья, расставленные вдоль стен.

— Сегодня вечером танцы, сэр. Мы просим наших клиентов обедать ровно в семь, но предполагаю, мы найдем вам что-нибудь. Сюда, пожалуйста.

Арчери последовал за ним в меньший из двух холлов, расположенных за обеденным залом. За втиснутыми столами люди торопливо поглощали свою еду. Он сделал заказ и через стеклянные двери стал наблюдать, как на помосте занимал свое место оркестр.

Как ему провести этот жаркий долгий летний вечер? Танцы, очевидно, продолжатся до половины первого или до часу, и в отеле будет невыносимо. Может, просто спокойно прогуляться? Или он мог бы взять машину и поехать посмотреть на «Дом мира». Официант принес тушеное мясо, которое заказывал викарий, и тот, решив сэкономить на напитках, попросил стакан воды.

Он был почти один в своем алькове, по крайней мере, в двух ярдах от соседнего стола, и чуть не подпрыгнул, когда почувствовал что-то мягкое и пушистое на своей ноге. Отодвинувшись, он опустил руку, приподнял край скатерти и встретился с парой ярких глаз, сидящих на лохматой голове.

— Привет, пес, — сказал он.

— О, извините. Он вам надоедает?

Он поднял глаза и увидел, что она стоит возле него. Очевидно, они только что вошли — женщина, мужчина со стеклянными глазами и еще пара.

— Совсем нет. — Равновесие покинуло Арчери, он обнаружил, что почти заикается. — Я действительно не возражаю.

— Вы были здесь па ленче, не так ли? Полагаю, он узнал вас. Пойдем, Пес. У него нет имени. Мы называем его просто Пес, потому что он один и это просто такое же хорошее имя, как Джок, или Джип, или еще какое-нибудь. Когда вы сказали: «Привет, пес», он решил, что вы его личный друг. Он очень вежливый.

— Безусловно.

Она взяла пуделя на руки и прижала его к кремовому шелку платья. Теперь, когда на ней не было шляпы, он мог видеть совершенную форму ее головы и высокие спокойные брови. Старший официант, чрезвычайно церемонный, успокоился.

— Назад, Луи. Как плохой пенни из пословицы, — в сердцах бросил стеклянноглазый муж-чина. — Моей жене пришла фантазия пойти на танцы, но нам бы сначала пообедать.

Итак, они женаты, эти двое. Как это не пришло ему в голову раньше? Почему это вызывало в нем некоторое напряжение?

— Наши друзья должны успеть на поезд, — обратился мужчина со стеклянными глазами к официанту, — так что если вы способны выкладываться с былой скоростью, мы будем вам вечно благодарны.

Они все сели. Пудель слонялся под ногами обедающих, подбирая крошки. Арчери немного удивился, как быстро им был подан их обед, хотя они все заказали разные блюда. Викарий задержался над своим кофе и кусочком сыра. Конечно, о нем в его уголке так не беспокоились. Кое-кто пошел танцевать, минуя его стол и оставляя за собой слабый запах сигар и цветочного парфюма. В обеденном зале, теперь танцевальном, были открыты двери в сад, и нары стояли на террасе, слушая музыку в тишине и покое летнего вечера.

Пудель сидел на пороге, скучая и наблюдая за танцующими.

— Ко мне, Пес, — позвал его хозяин и встал со стула. — Я довезу вас до вокзала, Джордж, — сказал он. — У нас только десять минут, так что вы пошевеливайтесь, хорошо? — Он, кажется, имеет целый ряд выражений, подразумевающих понукание. — Ты не идешь, дорогая. Допивай свой кофе.

Стол заволокло сигаретным дымом. Тут все время курили. Мужчина уходил всего на полчаса и, тем не менее, наклонился и поцеловал жену. Она улыбнулась ему, раскуривая очередную сигарету. Когда они ушли, Арчери и она остались одни. Незнакомка пересела в кресло мужа, откуда могла наблюдать за танцующими, многих из которых она, казалось, знала, поскольку иногда махала и кивала, будто обещая скоро присоединиться к ним.

Арчери вдруг почувствовал себя одиноким. Он никого здесь не знал, кроме двух, скорее недружелюбных, полицейских. Его пребывание может продлиться целых две педели. Почему он не попросил Мэри присоединиться к нему? Это могло бы стать праздником для нее, переменой, а она — видит бог — нуждается в переменах. В ту же минуту, как допьет вторую чашку, он может пойти позвонить ей.

Голос женщины напугал его:

— Вы не будете возражать, если я возьму вашу пепельницу? Наши уже полные.