Помоги проекту - поделись книгой:
…Ездили на Святой остров. Это в нескольких верстах от монастыря, на Ладоге. Еще в Келломяках, у друзей, один знакомый, бывавший на Валааме, сказал, что Святой остров прекрасен и напоминает беклиновский Остров мертвых [40]. Когда в безоблачный день, по сине-зеленому стеклу Ладоги, наш мотор подходил к нему, вспомнилось это замечание. Кипарисов здесь, разумеется, нет. Но так отвесны, дики скалы, обрывающиеся прямо в воду… Над ними сосны. Одиноко-поэтически воздымается весь островок, есть, правда, в нем что-то таинственное.
От пристани подымаешься довольно круто и выходишь на тропинку — она опоясывает остров и поражает своей гладкостью, тщательностью отделки. Это работа безвестного инока, давних времен — камешек к камешку, точно мозаика. Дорожка идет то над отвесными скалами, то склон более покатый. Вокруг сосны, аромат. В удивительный день нашего посещения сквозь эти сосны Ладога голубела зеркально, почти нежно, вдали мягкие синеющие холмы, настолько светел пейзаж, что не верилось, что мы так далеко на Севере.
Дорожка приводит к пещере — по преданию, св. Александр Свирский в XV веке провел на острове несколько лет и молился в ней [41].
А еще выше, рядом со скитскою церковью, показывают и его могилу, собственноручно выкопанную.
«Святой остров»… — да, уж тут, кроме тишины, красоты, легкого гула сосен, да теней героических, ничего не найдешь.
Сейчас здесь живет при церкви всего один монах, и на островке еще семья карелов, занимающихся скромным хозяйством. Но вот, чуть ли не ежедневно привозит и увозит мотор сюда паломников из монастыря, и все что-то уносят: каплю света? Благословения? Не знаю, как сказать. Но для меня очевидно: как же были наполнены и значительны жизни уединенные, протекавшие здесь, раз и сейчас они волнуют.
Жена тоже была восхищена. Она взяла с собой в платочке, недалеко от пещеры св. Александра, собранную щепотку земли: святоостровской. И несколько сосновых шишек.
На другой день присутствовали мы на пострижении в схиму бывшего игумена Валаамского монастыря о. Павлина. (Монахам часто дают особенные имена, не встречающиеся в миру: они тоже надевают нечто на человека, отделяют его тончайшей и прозрачной, но все-таки завесой — Иувиан, Эолий, Милий…)
Собор был полон. Со всех островков, скитов, изо всех углов монастыря собрались старички-схимники в остроконечных куколях, черных мантиях, все это расшито белыми крестами, выведены тексты Св. Писания, изображены кости и черепа.
Два схимника под руки влекли о. Павлина через всю церковь. Он в нижнем белье, сверху накинута мантия, волосы распущены — в сущности, он должен ползти на коленях: знак последнего смирения и покаяния. Игумен, о. Харитон, к которому его подводят, читает ему ряд вопросов. Я не помню их в точности, но дело идет об отречении от мира, бедности, и т. п. За постригаемого отвечал его как бы крестный отец, тоже схимник о. Ефрем, церковно-славянской, прекрасной фразой:
— Ей, Богу содействующу! (Да, с Божией помощью).
Весь чин древен, полон поэзии. Игумен трижды отдавал о. Павлину ножницы, которыми надо постригать, подчеркивая, что тот может их не вернуть, если раздумал постригаться. И лишь после третьего возвращения ножниц он отделил ими прядь волос с головы о. Павлина. А затем надел ему «шлем победы», это и будет схимнический куколь, знак возведения в высшую духовную степень: схиму.
Игумен сказал новому схимнику небольшое, но замечательное слово — быть может, предназначалось оно и для нас, слушавших. Вот место, особенно запомнившееся (передаю по памяти): «Может показаться странным, что старец, проживший уже долгую монашескую жизнь, всеми уважаемый, управлявший монастырем, в облике последнего кающегося грешника проходит через весь храм. Но это только кажется так. Ибо путь духовной жизни в том и состоит, что чем выше человек поднялся в развитии своем внутреннем, тем он кажется себе греховней и ничтожней, — тем меньше сам в своих глазах рядом с миром Царствия Божия, открывающегося ему. Он лучше нас видит тот мир, в его свете легче различает свои слабости и несовершенства. Так в темной комнате не видно пыли, в освещенной отраженным светом многое уже видно, а если в нее попадает сноп солнечных лучей, то и сам воздух оказывается полон пылинок».
О. Харитон говорил тихо, покойно, даже суховато, без всяких ораторских приемов… — но и слово его, и вся вообще служба воспринимались с волнением. Особенно взволнованными показались мне сами монахи. У многих глаза были полны слез. Я никак не думал, что увижу на «суровом» Валааме такое «со-переживание».
Иногда приходится слышать, что в постриге есть нечто страшное: человек, мол, заживо ложится в гроб. Так думают люди, далекие от Церкви и религии, — по-своему даже «жалеют» принимающих монашество (или принимающих высшую его форму). Они были бы очень удивлены, если б узнали, что многие монахи считают счастливейшим временем своей жизни дни, проведенные в одиночестве и молитве после пострига. (Может быть, это минуты их наибольшего приближения к Богу: как бы обручения Ему.)
А те слезы, которые мы видели на многих лицах при пострижении о. Павлина в схиму, были слезами умиления, а не горести. Это видно было и без всяких слов, но потом мне монахи подтвердили: «вспоминались и в своей жизни эти торжественные, святые минуты».
Мы с женой не плакали, но тоже остался в душе след.
В последний перед отъездом день, под вечер, мы ушли в валаамские леса, вдаль — одно из любимейших моих занятий здесь.
— Вы часовню Константина и Елены знаете? [42] — говорил нам гостиник, иеромонах о. Лука. — Ну, так, по этой дороге, мимо часовни все прямо, прямо, а там в лесу будет обгорелое дерево, у того дерева возьмите направо, дорожкой… и до самого озерка. Вблизи воды тропочка, чуть намята, уж поищите, потрудитесь — на скалы, и там, конечно, водружен огромнейший крест. Место дикое, но весьма привлекательное. Красота!
Мы так и отправились, по совету о. Луки. Часовню Константина и Елены, к которой с дороги ведет аллея елок, хорошо знали. Знали и большую поляну вокруг — там посевы, монастырский покос. Но вот дальше, войдя в лес, очутились уже в стране неведомой. Неведомая, да родная! Ведь это все мое, в моей крови, я вырос в таких именно лесах, с детства все знаю: горький аромат хвои, песчаные колеи, комариков, вьющихся за тобой, слегка отстающих, пока идешь, и неизменно свое напевающих, и белку, метнувшую рыжим хвостом, проскакавшего зайца. В общем, ведь все это радость, Божья благодать. И как будто бы в знак того, что именно Божья, версты через две пути по совсем безмолвному лесу при дороге часовенка, маленькая и скромная, взойдешь на крыльцо, дверь отворишь: тишина! Пахнет сухим, чистым деревом, да иконным лаком, чуть-чуть ладаном. Перекрестишься, к иконам приложишься, и как-то чувствуешь, действительно: это добрые силы, святые покровители мест этих, да и тебя самого. Какой бы там ни был, а сюда с благоговением забрел. Посидишь, тропарь прочтешь, да Господи благослови и дальше. С таким, наверно, чувством бабы моего детства шли к Троице-Сергию, с котомками за плечами, длинными палками, в лаптях… — все это кажется теперь пережитком, из другого века, и лаптей, пожалуй, маловато осталось, но если и смиренности, благоговейности тоже нет, то тем хуже.
Так что, наподобие баб великорусских, мы и двинулись дальше, со взгорка в ложбинку, меж елей, сосен, берез.
Обгорелое дерево сразу заметили и свернули направо. Тут пошли путаные места, кое-где вырубки, саженки дров, цветы розовые иван-чая, одинокие сосны над кустарником — только за тетеревами охотиться. Долго ли, мало ли, вышли и к «озерку» — усердно искали здесь тропинку. И недаром слонялся я в детстве с ружьем по калужским, жиздринским лесам — крохотного следка и тут не прозевал. Мы полезли наверх, по мхам, хвое, по выступам гранита. Лезли не так долго, но трудно, иной раз едва и вскарабкивались. Награда же оказалась хорошая: добрались до темени скал, круто вниз обрывавшихся прямо в озерцо. И над всем эти господствовал Крест, огромный, потемневшего дерева, обращенный на Ладогу [43].
Мы сели у его подножия. Под отвесным обрывом — сказочное озерцо. И даже сказочная избушка есть на его берегу, заброшенная, с отворенною дверью. Пустынно тут. Вот уж, действительно, забытый угол…
Позже мы спустились со скалы, обошли все озерцо, выбрались к берегу Ладоги — она уже в двух шагах отсюда. И все то же ощущение пустыни, тишины. Ни белочки, ни птички, все заснуло. Немного даже жутко.
…Когда шли назад, уже смеркалось. У обгорелого дерева началась вновь настоящая дорога. Вдали густо, полно ударил валаамский колокол. Пора домой!
И в обратном направлении потянулись те же леса, поляна, монастырские покосы и хлеба.
— Ну, вот, — сказал я жене, — это наш прощальный выход. Доведется ли еще когда увидеть Валаам?
Жена вздохнула.
— Да, если бы еще увидеть…
По небу громоздились бело-синие облака, крупными, тяжелыми клубами. В некоторых частях они были почти грозны — не сверкнет ли оттуда молния? В других белые их пелены свивались таинственно. Отсвет их на крестцах овса, на еловом лесу был не без мрачного величия. Все это, конечно, необычайно русское. И как-то связано с нами и с нашими судьбами. Увидишь ли еще все это на родной земле, или в последний раз, перед последним путешествием, дано взглянуть на облик Родины со стороны, из уголка чужого…
Этого мы не знаем. Но за все должны быть благодарны.
Остров Духовной Жизни
Переиздание малодоступного очерка Б. К. Зайцева «Валаам» происходит в особое время (
Валаамский монастырь в истории России — это благословение апостола Андрея Первозванного; древнейшая иноческая обитель, основанная преподобными Сергием и Германом еще до крещения Руси; освоение земель Господином Великим Новгородом; соцветие преподобных отцов в XIV–XVI веках — назовем лишь наиболее известных Корнилия Памо-стровского, Савватия Соловецкого, Арсения Коневского, Александра Свирского; противостояние лютеранству и православное просветительство в Карельском крае (XVI–XVII века); восприятие Саровского устава и духа, от которых взросли старец игумен Назарий (1789–1801) и преподобный Серафим; беспримерное миссионерство в Америке во главе с преподобным Германом Аляскинским († 1837); духовные связи с преподобным Паисием Нямецким и Оптиной пустынью; могучий русский дух игумена Дамаскина (1839–1881), обстроившего все острова; строгое общежитие, скиты и пустынножительство, суровость и простота «крестьянского царства» и совершенно особое покровительство российских царей и членов императорской семьи, которые приезжали к валаамским старцам, как богомольцы, ищущие духовного назидания и ощущения. Наконец, Валаам после 1917 года — это воистину остров православия в лютеранской и антирусской Финляндии, который, несмотря на все давления и угрозы полицейской и обновленчески настроенной церковной власти, устоял и не перешел на новый стиль. Именно таким пытался запечатлеть Валаам Б.К.Зайцев, и именно таким он и был ценен для него — как остров обретенной Церкви и потерянной Родины.
Все это было прервано вынужденной эвакуацией монастыря в 1939–1940 годах в Финляндию, когда были вывезены многие ценности Русской Православной Церкви: архив, библиотека, иконы, богослужебная утварь. Русские валаамские монахи в дальнейшем — фактически беженцы и изгнанники с различными судьба ми, а нынешний «Валаам» в Финляндии — это уже не «Старый», а «Новый Валаам», своеобразный культурно-просветительский и туристский центр с финляндской монашеской общиной, перешедшей на так называемый новый стиль даже в праздновании Пасхи.
Возрождаемый ныне «Старый Валаам», чтобы стать пристанищем в бушующем море для страждущих душ, должен быть во всем «старым», то есть верным валаамским традициям и уставу и в духовной, и во внутренней хозяйственной, и во внешней просветительско-миссионерской жизни. Конечно, возрождение Валаама зависит прежде всего от того, насколько русское монашество и шире — Русская Православная Церковь готовы к этому подвигу, насколько иноки окажутся духовно тверды, чтобы не прельститься «красотами и удобствами мира» в исповедании чистоты Православия, насколько дерзновенны, чтобы из руин восстановить и приумножить монастырское хозяйство. Но и мир может способствовать возрождению обители — согласием на то, чтобы вернуть монастырю все то, что ему принадлежало, вплоть до утверждения особого статуса архипелага (подобно Афону) как монастырского; материальной помощью*; трудничеством и молитвами, терпимостью к «миру иному», миру иночества.
Игумен Андроник, наместник Спасо-Преображенского Ставропигиального Валаамского монастыря
«Литературная учеба», 1991. № 5. С. 54–77.
Публикация и примечания Елены Воропаевой
Примечания
1. Поездка Б. К. Зайцева на Валаам относится к августу 1935 г. Очерки о пребывании там появились в парижской газете «Возрождение» в ноябре 1935 — марте 1936 гг. В 1936 г. вышло первое отдельное издание книги «Валаам» (Таллин, издательство «Странник», с посвящением Н.Г.Кауше). Текст настоящей публикации печатается по изданию: Борис Зайцев. Избранное. Нью-Йорк, 1973. 1. Трифоно-Печенгский (первоначально Кольско-Печенгский) мужской монастырь был основан в честь св. Троицы в середине XVI в. преп. Трифоном (сконч. в 1583 г.), просветителем лопарей. Монастырь дважды горел, в 1764 г. был упразднен и вновь возобновлен в 1896 г.
2. Преп. Арсений был уроженцем Новгородской области. После трехлетнего подвижничества на Афонской горе он по благословению игумена Иоанна возвратился в Россию, получив от него икону Божией Матери и устав для основания монастыря в северных пределах России. По возвращении некоторое время жил на Валааме, а в 1394 г. основал Рождественский монастырь на острове Коневце (название это остров, по преданию, получил от языческих жертвоприношений: корелы, разводившие там скот, ежегодно приносили в жертву огромному камню — Конь-камню — одного коня). В 1421 г. в связи с большим подъемом воды в Ладожском озере обитель была перенесена на более высокое место, где был воздвигнут каменный храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Преп. Арсений Коневский скончался в 1444 г. (память его празднуется 12 июня).
3. Валаамский Спасо-Преображенский мужской первоклассный монастырь находился на острове Валаам — одном из самых больших островов Ладожского озера, в древности называвшегося Нево. Кроме Валаама, монастырю принадлежало еще около 40 более мелких островов, образующих на Ладожском озере небольшой архипелаг.
Научный спор о времени возникновения Валаамского монастыря длится уже почти столетие, однако из-за малочисленности источников его невозможно решить окончательно. Местное предание возводит основание православной веры на Валааме ко времени пребывания там св. Апостола Андрея Первозванного. Основателями монашества на Валааме считаются свв. Сергий и Герман (см. о них ниже). Многие средневековые источники содержат упоминания о Валаамском монастыре в таком контексте, который указывает на X–XII век («Валаамская беседа», «Уваровская летопись» — XVI в.) или XIV век (вариант «Краткой летописи»). В настоящее время большинство исследователей придерживается версии, что монастырь существовал уже в XII в.; препп. Сергий и Герман были канонизированы очень рано, новгородский архиепископ закрепил их культ и заказал иконы в 1160-х годах. В конце XII в. был построен главный храм во имя Преображения Господня, и сам монастырь уже назывался Спасо-Преображенским. В XII–XVI вв., во время частых войн между Россией и Швецией, монастырь был неоднократно разоряем шведами, и после очередного нападения в конце XVI в., за которым последовали мор и пожары, пришел в запустение, царившее целое столетие, так как по Столбовскому договору 1617 г. Валаам остался в руках шведов. С 1715 г. в результате Полтавской битвы Валаам вновь перешел к России и началось восстановление монастыря. В 1756 г. была заново построена деревянная церковь Преображения Господня. Но настоящий расцвет Валаама начался с 1781 г., когда туда прибыл из Саровской пустыни иеромонах Назарий, установивший в монастыре строгий общежительный устав и выстроивший множество каменных зданий. В это время монастырь ведет широкую просветительную деятельность на Алеутских островах. В течение XIX в. в Валаамском монастыре, получившем в 1822 г. статус первоклассного, правили настоятели (игумены Иннокентий, Ионафан, Варлаам, Дамаскин), укрепившие внутреннюю жизнь монастыря и внешнее его положение (так, при игумене Дамаскине были приобретены три обширных острова в Ладожском озере и построена значительная часть скитов). В 1918 г. Валаам отошел к Финляндии, а в 1940 г., после русско-финской войны, территория острова стала принадлежать Советскому Союзу. Монастырь был эвакуирован. В зданиях последовательно размещались школа юнг, дом-интернат для инвалидов войны, а с 1980 г. — Валаамский музей-заповедник. В сентябре 1989 г. Валаамский Спасо-Преображенский монастырь был возвращен Русской Православной церкви.
4. Соборный храм Преображения Господня (новый) выстроен в 1887–1890 гг. при игумене Ионафане на месте прежнего (см. о нем ниже) по проекту Г.И.Карпова, А. Н. Силина, Н. Д. Прокофьева. Освящен в 1892 г.
5. Первоначально этот остров назывался Крестовым, и на нем стояла часовня во имя Святителя Николая. В 1853 г. был воздвигнут храм во имя Св. Николая (архитектор А. М. Горностаев).
6. Андреевский скит на Афоне — русский, общежительный. Основан в виде кельи вселенским патриархом Афанасием в XVIIв.
7. Свв. Сергий и Герман — преподобные чудотворцы, основатели Валаамского монастыря. Оба они были не уроженцы острова, а пришли туда «от восточных стран». Св. Сергий учредил на Валааме монашество, распространил христианство. Он прожил более 60 лет. Св. Герман по смерти св. Сергия был настоятелем иноческой общины. Их мощи были открыты очень рано (еще до X в.) и неоднократно переносились в Новгород и обратно на Валаам. Точная дата канонизации неизвестна.
8. Соборная церковь, просуществовавшая до 1887 г., была двухэтажная: на верхнем этаже был храм Преображения Господня, по которому монастырь назывался Спасо-Преображенским (освящен в 1794 г.); в нижнем этаже храм во имя препп. Сергия и Германа (освящен в 1789 г.). Эта церковь была разобрана при постройке нового собора.
9. Игумен Дамаскин (в миру Дамиан, 1795–1881) правил обителью 42 года (с 1839 г.). Во время его игуменства построено много церквей (особенно в скитах), часовен и других монастырских зданий. Обладал даром прозорливости; ему принадлежит ряд поучений для братии.
10. Скит Всех Святых основан игуменом Назарием в конце XVIII в. Окончательно устроен в 1844 г. игуменом Дамаскиным. Храм каменный двухэтажный, воздвигнут в 1849 г. (нижняя церковь — во имя Всех Святых, освящена в 1849 г., верхняя — во имя Всех Небесных Сил Бесплотных, освящена в 1850 г. Женщинам вход в этот скит был разрешен только один раз в год — в праздник Всех Святых (первое воскресенье после Троицы). Упоминаемая ниже часовня во имя Крестных страданий Господа построена в 1842 г. по проекту К.Брандта.
11. Смоленский скит с церковью Смоленской иконы Божией Матери выстроен в 1915–1917 гг.
12. До 1855 г. остров назывался Монашеским (предположительно, по находившемуся на нем в древности скиту). В 1855 г. на нем была устроена небольшая часовня во имя св. Пророка и Предтечи Иоанна, и с тех пор остров стал называться Предтеченским. В 1858 г. часовня была заменена церковью. В этом скиту соблюдался строгий устав вечного поста; женщинам вход в него был запрещен круглый год.
13. Воскресенский скит был основан почином в 10 тыс. руб. паломника И.М.Сибирякова (окончившего свою жизнь на Афоне) в 1896 г. Храм в скиту строился в 1901-190бгг.
14. Иеромонах Никон прожил в пустыне более 20 лет (в конце XVIII в.). Обновление этой местности в конце XIX-нач. XX в. связано со стремлением создать копию мест земной жизни Иисуса Христа (подобно Ново-Иерусалимскому монастырю под Москвой): Сионской и Елеонской горы, Кедронского потока, Гефсимании, Иерусалима.
15. Оба храма освящены в 1906 г.
16. В начале февраля 1848 г. Н.В.Гоголь совершил паломничество в Иерусалим, во время которого посетил пещеру Гроба Господня.
17. Икона написана на Валааме в самом конце XVII столетия.
18. Тропарь Пасхи.
19. Гефсиманский скит состоял из двух церквей: Успенской (первоначально часовни; освящена в 1911 г.) и Вознесенской (освящена в 1912 г.). К этому же времени относится и упоминаемая ниже часовня «Моление о чаше».
20. Имеется в виду картина М.В.Нестерова «Пустынник» (1888–1889).
21. Слова этой песни принадлежат монаху Петру Михайлову.
22. «Пустынька о. Назария» — Игумен Назарий (в миру Николай, 1735–1809) — возобновитель Валаамского монастыря, управлял им 20 лет (1781–1801). В юности подвизался в Сарове, там же провел последние 5 лет жизни и умер. В 1781 г. был вызван на Валаам, чтобы ввести там строгий устав Саровской пустыни.
23. Храм во имя Всех Преподобных Отец, подвигом поста просиявших, освящен в 1876 г. При нем находилось новое Братское кладбище.
24. Сооружен игуменом Дамаскиным в память почивших настоятелей монастыря.
25. См. далее главу «Александр на Валааме».
26. Сергиево Подворье и Богословский институт в Париже основаны в 1925 г. в честь преп. Сергия Радонежского.
27. Часовня преп. Сергия Радонежского основана после 1876 г.
28. Имеется в виду работа над книгой «Преподобный Сергий Радонежский» (Париж, 1925).
29. Основана в конце XIXв.
30. Св. Александр Свирский (в миру Аммос, 1449–1533) прожил на Валааме 11 лет, подвизался в строгом безмолвии на Святом острове, где долгое время сохранялась пещера в расселине скалы и могила, выкопанная, по преданию, им самим. В 1485 г., после бывшего ему видения, вышел из Валаама и основал монастырь на реке Свире во имя Св. Троицы (позднее названный Александро-Свирским).
31. Основой повествования в этой главе является редкая брошюра «Государь император Александр I на Валааме, в августе 1819 года» (Царское Село, 1858), содержание которой изложено во всех книгах о Валааме.
32. Святые ворота с церковью свв. апостолов Петра и Павла построены в нач. XIXв.
33. Келейник игумена Назария, а впоследствии схимонах Николай скончался в 1823 г.
34. Евангелие от Матфея, гл.11. ст.29.
35. В 1836 г. в Пермской губ. объявился таинственный старец, назвавший себя крестьянином Федором Кузьмичом, 70 лет, не помнящим родства. Как бродяга, он был приговорен к наказанию плетьми и ссылке в Сибирь, где прожил на поселении около 30 лет, до своей смерти в 1864 г., из них последние 6 лет на заимке купца Хромова около Томска. Аристократическая внешность старца, его разностороннее образование и строго аскетический образ жизни породили загадки о его высоком происхождении. Купец Хромов настойчиво поддерживал версию о тождестве Федора Кузьмича и Александра I, якобы не умершего, а скрывшегося из Таганрога в 1825 г. Впоследствии эта версия была опровергнута историками, но вопрос о личности Федора Кузьмича остается открытым. (Были предположения, что это внебрачный сын Павла или кавалергардский офицер Федор Уваров II).
36. Часовня Богоматери Владимирской основана в конце XIXв.
37. Коневский скит с храмом во имя Коневской иконы Божьей Матери выстроен игуменом Дамаскиным в 1870 г.
38. Звоном к «Достойно» отмечался центральный момент литургии: от пения «Достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу…» до пения «Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу…». Этот обычай утвердился в России с конца XVII в., со времен патриарха Иакима.
39. Здесь и далее о. Милий пересказывает эпизоды из широко распространенного жития Святителя Николая Чудотворца, архиепископа Мир Ликийских (IV в.) — любимого святого, как Восточной, так и Западной Церкви. Память его празднуется дважды: 6/19 декабря (день преставления) и 9/22 мая (день перенесения мощей из г. Мир в Ликии, где он скончался, в г. Бары (Италия).
40. Имеется в виду картина швейцарского художника Арнольда Беклина (1827–1901) «Остров мертвых» (1882, известна в пяти вариантах).
41. Святоостровский скит во имя св. Александра Свирского основан в 1855 г.
42. Часовня Константина и Елены построена в 1901 г.
43. В игуменство Дамаскина по всему острову было поставлено до десяти таких каменных и деревянных крестов.
Поделиться книгой: