Помоги проекту - поделись книгой:
Вольдемар Балязин
Русско-Прусские хроники
Посвящаю моей сестре Елене Николаевне Шлеминой, прекрасному человеку, журналистке, патриотке этого города и его гражданке с 1945 года.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Мы приехали в Кенигсберг в октябре 1945 года. Мы — это моя мама, Софья Михайловна Балязина, моя бабушка — Мария Осиповна и младшая, двенадцатилетняя сестра, Лена.
Мне же было тогда четырнадцать лет. В Кенигсберге, в штабе 11-й гвардейской армии, в чине капитана, служил мой отец — Николай Иннокентьевич Балязин, ушедший на фронт добровольцем летом 1941 года из своего родного Иркутска.
Войны никто из нас не видел и в лицо ее взглянули мы, как только отъехали от Москвы. Дорога шла через Вязьму, Смоленск, Минск и Вильнюс чьи вокзалы либо сгорели до тла, представляя кучи кирпича с перекрученной металлической арматурой, либо являли собою обгорелые продырявленные снарядами стены, с пустыми проемами окон. И все пространство между этими городами тоже было так усердно перепахано войной, что уцелевшие дома казались редкими оазисами в пустыне. И все же Кенигсберг, несмотря на уже полученную нами психологическую подготовку, показался нам совершенно невообразимым хаосом разбитого и искореженного чудовищными взрывами, кирпича, бетона, камней и железа. (Через 10 лет, когда я работал сотрудником Калининградского областного краеведческого музея, группа киношников приехала снимать здесь учебный фильм «Последствия атомного взрыва и их ликвидация». Мне поручили отыскать подходящую для этого съемочную площадку, и я привел их на остров Кнейснхоф, где уцелели только стены Кафедрального собора. Режиссер и оператор осмотрелись; и первый из них сказал вздохнув: «Придется построить пару павильонов, иначе никто не поверить, что ядерный удар может быть таким сокрушительным»).
Однако, поселок 11-й армии, располагавшейся в районе между нынешним проспектом Кутузова и Вагоностроительной улицей, война пощадила: сожженных домов было здесь немного, и после всего увиденного в старом городе, мы поразились уюту и красоте, вернее, многочисленным их приметам, сохранившимся несмотря ни на что. Это были и цветочные клумбы и фруктовые сады, и стены домов, обвитые плющом, а в квартирах папиных сослуживцев оказались такая мебель и посуда, какие видали мы перед тем только в домах наших самых зажиточных граждан.
Затем началось мое житие в Кенигсберге, и я день за днем будто читал новую, увлекательную книгу, перевертывая в ней одну страницу за другой. Я полюбил этот город и от стал моей второй родиной, определив на всю жизнь одну из главных линий моего собственного духовного развития: я занялся изучением истории Восточной Пруссии и, кажется, не напрасно. (В 1996 году в Калининграде вышел солидный научный труд «Восточная Пруссия», в котором мое имя упомянуто рядом с виднейшими учеными — историками России и Германии).
В 1954 году, закончив исторический факультет Калининградского пединститута, мне посчастливилось пять лет проработать в местном музее, в отделе историю. Эта работа еще более усилила мою любовь к городу. Я занимался и раскопками могильников викингов, и поисками «Янтарной комнаты», ездил в командировки к родственникам героев минувшей войны — капитану Гусеву и генералу Гурьеву, встречался с матерью Зои и Шуры Космодемьянских — Любовью Тимофеевной и многими здравствующими участниками штурма Кенигсберга. Работал в архиве Великой Отечественной войны, в Подольске, я нашел личные дела Героев Советского Союза Катина, Егорова, Родителева, Яналова и многих других, именами которых вскоре были названы улицы Калининграда, поставлены памятные обелиски и прикреплены мемориальные доски.
В музее, в содружестве с прекрасными людьми, энтузиастами и подвижниками, я постиг смысл научной работы, заболел краеведением и здесь начал свою исследовательскую публикаторскую деятельность, которой занимаюсь уже более 40 лет.
Я не могу не вспомнить моих коллег Аллу Евгеньевну Цыганкову, Ивана Павловича Колганова, художника Анатолия Николаевича Николаева, Валерию Дмитриевну Ваулилину, к которым всю жизнь испытываю чувства глубокого уважения и искренней любви.
Работа в подольском архиве позволили мне опубликовать серию очерков о погибших героях, чьими именами были названы города Калининградской области — Черняховском, Гурьеве, Нестерове, Ладушкине, Мамонове и несколько статей о штурме Кенигсберга. Эти статьи напечатали в газете «Калининиградский комсомолец» и в газете Прибалтийского военного округа «За Родину». Я написал и брошюру «Штурм Кенигсберга», но ее отказались даже принять в только что открывшемся Калининградском книжном издательстве, потому что по стандартам того времени 26-летний сотрудник музея не должен был писать на столь важную и тогда еще не апробированную тему, на освещение которой имели право претендовать лишь генералы, участвовавшие во взятии города. (Спустя шесть лет, в 1963 году брошюра «Штурм Кенигсберга» вышла в Военном издательстве, в Москве). Однако, все же в 1958 году, когда в Калининграде был выпущен первый литературно-художественный сборник «Под знамениями Родины», в нем нашлось место для небольшой моей статьи «Битва при Гросс — Егерсдорфе», которая помещена в этой книге. Тогда статью напечатали в связи с тем, что 200 лет назад в январе 1758 года русские войска заняли Кенигсберг, а сражение при Гросс-Егерсдорфе, произошедшее 19 августа 1757 года явилось пролом дальнейших действий, приведших русские войска в столицу Восточной Пруссии. (Да и сама битва происходила на территории, вошедшей в Калининградскую область — возле деревень Междуречье и Извилино Ченяховского района.
Эта статья была моей первой книжной публикацией, хотя в газета Калининиграда я стал сотрудничать, еще учась в школе.
Воодушевленный, как тогда мне казалось, большим успехом, я написал брошюру «Памятники Славы» — о мемориалах и местах сражений на территории Калининградской области, начиная с XV века и кончая Восточно — Прусской операцией 1945 года. Брошюра, хорошо проиллюстрированная, и снабженная маршрутный схемой, вышла в 1958 году и с этих пор я веду счет моим книгам, которых теперь вышло уже более тридцати, и в полутора десятках которых так или иначе имеются сюжеты, связанные с историей Восточной Пруссии. Эти-то сюжеты и собраны в книге, предлагаемой теперь Вашему вниманию, любезный мой читатель.
В 1960 году я поступил в аспирантуру истфака Московского университета и там, под руководством профессора Георгия Андреевича Новицкого — великого эрудита и прекрасного знатока Балтийского вопроса — написал диссертацию «Россия и Тевтонский орден в 1466–1525 годах». Несколько статей по теме диссертации были опубликованы в журналах «Вопросы истории» (№ 6, 1963 г.), «Вестник Московского Университета» (№№ 3, 1963 г.; 6, 1964 г.), «История ССР» (№ 2, 1973 г.), «Ежегоднике Ольштынском» (т. VII, 1968 г.) Ольштын, Польша. Тогда же Ученый Совет Московского Университета рекомендовал диссертацию к опубликованию, но я уехал на преподавательскую работу в Магаданский Пединститут и без постоянного контроля за ходом редакционного процесса, или, как тогда говорили, «без пробивания», дело превращения рукописи в книгу, совершенно остановилось. Не помогли им рекомендации Ученого Совета, ни прекрасные отзывы моих оппонентов, среди которых были и академик С. Д. Сказкин, и член-корреспондента АН СССР Х. Х. Круус, и профессор В. Д. Королюк.
Я решил трансформировать диссертацию в книгу, в которой были бы сохранены главные положения моей научной работы, и вместе с тем характер изложения материала приближался к научно-популярному.
В первом варианте я назвал книгу — «Политика России в юго-восточной Прибалтике в конце XV — начале XVI веков», затем, дополнив ее новыми материалами, и расширив ареал действия, окончательно остановился на новом варианте, назвав книгу «Россия и Прибалтика в XV–XVI веках», но единственное тогда академическое издательство «Наука», хотя и принимало эти рукописи, но очередь их собственных ученых из Академии Наук была столь велика, что мне — «варягу» — надеяться было не на что. В конце-концов, лишь в 1993 году, Военное издательство Министерства Обороны приняло книгу, назвав ее «Сломанный меч: Россия и Тевтонский Орден». Но выйти в свет эта злополучная книга так и не смогла — издательства развалилось, как и многие другие структуры нашего оборонного ведомства. И лишь теперь, благодаря «Янтарному сказу»: И его подлинно патриотической и просветительской (после сорокалетних мытарств) позиции «Сломанный меч» открывает эту книгу. Остальные же рукописи так и лежат неопубликованными у меня дома. Почему же именно с данного очерка начинаю я «Русско-Прусские хроники»? Да только потому, что материал в «Хрониках», как требует такой тип повествования, должен располагаться не по датам выхода в свет той, или иной книги, а последовательно по года, происходящих в них событий, ибо греческое слово «Хроника», по-русски переводиться, как «летопись».
И второй вопрос, на который я должен ответить: «Почему книга называется именно так?» Потому что она является своеобразной хрестоматией по истории России и Пруссии, рассказывая о тех эпизодах всемирной истории, когда судьбы этих двух государств достаточно тесно переплетались в самых разных аспектах — политических, культурных, личностных. А так как мировой исторический процесс есть ни что иное, как единая гигантская общечеловеческая летопись, то, обращая внимание на те стороны бытия, которые в равной мере близки тому, или иному народу, мы имеем право говорить и о русско-прусских хрониках, отражающих моменты, когда жизнь двух соседних стран тесно переплеталась. Логично будет расположить такие материалы в хронологическом порядке, и тогда название «Русско-Прусские Хроники» станет восприниматься, как вполне закономерное.
Итак, любезный мой читатель, после того, как мы условились следовать по страницам из века в век, я позволю себе привлечь Ваше внимание к рассказу о том, в каком порядке и когда появлялись те самые фрагменты, с которыми Вы будете знакомиться, то есть привлеку Ваше внимание к своей собственной персоне и предложу один из аспектов моей биографии, а именно тот, который связан с Кенигсбергом и Восточной Пруссией. Известно, что биография писателя, это — его книги, а в моей творческой жизни, как писателя, так и историка моему любимому Калининграду принадлежит очень важное место. После окончания аспирантуры я почти все время живу в Москве и потому именно там вышло большинство моих книг.
В 1976 году издательство «Детская Литература» выпустило мою историко-приключенческую повесть «Дорогой богов», посвященную невероятной судьбе польского графа Люриса-Августа Беньовского, многими называвшегося одним из величайших авантюристов своего времени. Беньовский был взят в плен русскими войсками во время Барского восстания за независимость Польши в 1768 году. Он бежал из плена, был отправлен на Камчатку, бежал и оттуда, захватив галеон «Святой Петр» и дойдя на нем до Мадагаскара, где стал первым президентом Союза Малагасийских племен. В молодости, скитаясь по Европе, Бениовский побывал в Кенигсберге, познакомился с комендантом города генералом Василием Ивановичем Суворовым и его сыном, подполковником Александром Васильевичем. Остановившись на время в Кенигсберге, Бениовский слушал лекции профессора Канта, а затем, опасаясь ареста, скрылся из города. О его пребывании в Кенигсберге, в этой книге посвящены две главы.
В 1990 году был опубликован мой историко-приключенческий роман «Охотник за тронами». Этим романом издательство «Отечество» открыло серию военно-патриотических книг, названную «Народной библиотекой». Книгу я посвятил памяти моего отца, гвардии капитана Николая Иннокентьевича Балязина, участника штурма Кенигсберга, а гонорар передал в фонд строительства семейных домов для детей сирот и на приобретение колясок для инвалидов-афганцев.
Пять глав этого остросюжетного историко-приключенческого романа рассказывают о Кенигсберге XVI века, о легендах древних пруссов, о политических интригах орденских сановников, направленных и против Речи Посполитой и против Московского Царства.
Одна из глав, названная «Сумка, полная секретов», была написана на основании одного из документов орденского архива, обнаруженного мною в фондах библиотеки Генерального Штаба. Тогда хранившихся в архиве библиотеки имени Ленина, позволив раскрыть подлинные невыдуманные тайны запутанной внешней политики многоликой средневековой Европы.
В том же году вышла и первая обширная биография фельдмаршала, князя Михаила Богдановича Барклая де Толли, написанная мною для Военного издательства. Барклай, начавший войну 1812 года министром военных сухопутных сил России и командуя самой большой русской армией — 1-й Западной — возглавлял ее действия в наиболее тяжелый период войны — с июня по 17 августа 1812 года. Принявший у него армию Кутузов, продолжил единственно возможную тогда тактику борьбы с Наполеоном — тактику отступления, продолжая стратегическую линию своего предшественника.
После смерти Кутузова, Барклай вновь возглавил русскую армию и в марте 1814 года привел ее в Париж. Долгое время его имя подвергалось незаслуженной хуле и лишь теперь он занял в русской историко-военной литературе такое же почетное место, как и Кутузов, и Багратион, и другие великие полководцы и отчизнолюбцы. В период, предшествующий 1812 года 38-летним генералом, Барклай блестяще проявил себя в Восточной Пруссии в первой схватке с Наполеоном в 1805–1807 годах. Этому периоду и посвящен раздел о его полководческой деятельности в книге «Русско-Прусские хроники».
Через год после этого, в 1991 году, вышла книга «Михаил Кутузов», написанная много под сильным впечатлением от событий конца XVII — начала XIX веков, в которых судьбы двух военачальников переплетались часто и тесно. В жизни Кутузова и его потомков заметную роль играла прусская королевская семья и особенно ее глава — король Фридрих — Вильгельм III, бронзовую конную статую которого помнят старожилы-калининградцы, стоявшей перед фасадом Кенигсбергского университета на Параденплантц.
Кратковременному пребыванию Кутузова в Кенигсберге в 1798 году и судьбе его внучки графини Екатерины Фердинандовны Тизенгаузен посвящены в этой книге два сюжета. Особенно занимателен второй из них, открывающий тайну происхождения убийцы Распутина князя Феликса Юсупова, прадедом которого был прусский король Фридрих Вильгельм III, а прабабкой — Екатерина Фердинандовна Тизенгаузен.
После того, как биография Кутузова была опубликована, со мною приключилось несчастье — я попал в больницу с приступом инсульта и, пролежав там довольно долго, вышел на божий свет, получив категорический запрет выходить из дома и уж тем более ходить в библиотеку. Но не писать я не мог, и для того, чтобы работать, пришлось придумать такой сюжет, который можно было бы сделать, сидя у себя в кабинете, и пользуясь только собственными книгами, а прежде всего — собственной фантазией. Меня всегда влекли глобальные проблемы и широкий хронологический охват и я решил написать в свободной, повествовательной манере сатирическую историю коммунистического учения от его истоков до наших дней, тем более, что мне пришлось три года читать лекции по научному коммунизму и я видел в этой доктрине немало изъянов и противоречий, а также множество реалий, на практике уподобляющих догматический, университетский марксизм замшелой церковной схоластике.
Непогрешимость пап и генеральных секретарей, преклонение перед классиками марксизма, как перед апостолами Христа, Святая Инквизиция и КГБ, Папская Конгрегация и Политбюро, Вселенские Соборы и партийные съезды с их богооткровенными установлениями, — все это и многое другое, привели меня к мысли написать сатирический роман «Заговор в Ватикане».
Я написал его, не надеясь на то, что он будет когда-нибудь опубликован, писал, как тогда говорили, «…в стол», ибо даже при наступившей идеологической оттепели от был через чур крамольным. Но жизнь оказалась уже не такой, как прежде, хотя и, как я вскоре понял, еще и не совсем подходящей для таких книг: когда роман все же вышел, — а это был уже 1992 год — 50-тысячный тираж разослали по окраинам страны, не пустив в продажу в Москве ни одного экземпляра.
Главным героем этого историко-авантюрного романа я сделал уроженца Кенигсберга, Фому де Мара, который, став монахом, получил имя Вольф, и стал зваться Вольф де Маром. Так как я представил роман, как неизвестную прежде средневековую книгу, принадлежащую перу некоего Вольфа де Мара, то на обложке стояло это имя. А я — Вольдемар Балязин — скрылся под личиной комментатора и переводчика. Правда, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы не понять, что за Вольфом де Маром прячется прозаический Вольдемар, и в библиотеках эта книга стоит среди сочинений В. Н. Балязина.
Так как действие романа начинается в средневековом Кенигсберге, я полагаю уместным поместить и этот фрагмент в «Русско-Прусских Хрониках». Литературные мистификации — жанр чрезвычайно редкий, и после «Заговора в Ватикане» я снова возвратился к моим излюбленным научно-популярным и художественным произведениям.
И снова Барклай де Толли не оставляя меня в покое и после того, как монография о нем вышла в свет. Он представлялся мне фигурой трагической и величественной, каким видел я его и Пушкин, и многие современники, и немалое число наиболее непредвзято мыслящих потомков.
В моей жизни Барклай занимал особое место: еще в 1959 году, в книге «Памятники Славы» я, кажется, первым из русских историков поместил изображение памятника, поставленного на месте смерти полководца, случившейся неподалеку от Инстербурга, в имении Штилитцен 14 мая 1818 года. После этого я несколько раз приезжал в Штилитцен (теперь называющийся поселком Нагорный) в помещичий дом, чудом уцелевший во время последней войны, но уже сильно поврежденный его нынешними обитателями — рабочими совхоза, рассказывал им о Барклае, об Отечественной войне 1812 года. Рабочие слушали со вниманием, обещали беречь дом, но время и бесхозяйственность брали свое — некогда крепкий, толстостенный каменный дом ветшал и постепенно превращался в руину.
Я ходил в Обком партии, потом в Управление Культуры Облисполкома, писал в «Калининградскую правду», везде мне сочувствовали, проявляли полное понимание, однако дальше слов дело не шло. Не изменяется положение и теперь. А более счастливые современники Барклая — фельдмаршалы Кутузов и Веллингтон, Блюхер и Шварценберг, не говоря уже о шведском короле Бернадотте и императоре Наполеоне, увековечены во многих музеях, а места их смерти являются предметом национального почитания. Обойденный посмертной славой, Барклай и при жизни был обделен народной любовью, что позволило Пушкину написать о нем такие строки:
Я почувствовал себя таким поэтом, пришедшим и «в восторг и в умиленье», и написал исторический роман о жизни Барклая «Верность и терпение». Название романа повторяло его княжеский девиз, полученный им от императора Александра I-го после взятия Парижа.
В этом романе, состоящем из 26 глав, три посвящены боевому пути Барклая в Пруссии. Наиважнейшим эпизодом кампании 1805–1807 годов, никогда не привлекавшем внимания историков и романистов, было знакомство Барклая с историком античности Бартольдом Георгом Нибуром, рассказавшем раненому русскому генералу о войне персов со скифами, когда армия царя Дария была погублена необозримыми пространствами Скифии, на которых были выжжены все хлебные поля и селения, а колодцы либо отравлены, либо засыпаны. Этот «Скифский план» и лег позднее в основу стратегии Барклая в войне Двенадцатого года.
Роман был издан московским издательством «Армада» в 1996 году, затем сразу же переиздан, а еще через год — в 1997-ом, когда Москве исполнилось 850 лет я опубликовал книгу «Московские градоначальники», в которой были помещены 50 биографических очерков главноначальствующих первопрестольной от губернатора Тихона Никитича Стрешнева, двоюродного брата Петра I — го, вступившего на пост московского губернатора в 1709 году до генерал-лейтенанта Сергея Константиновича Гершельтана, оставившего генерал-губернаторское кресло в 1909 году, — ровно через 200 лет после Стрешнева. Среди этих 50 сановников был и Иван Васильевич Гудович, граф и фельдмаршал, 35-й московский главноначальствующий, в молодости учившийся в Кенигсбергском университете.
В 1999 году вышли в свет еще две мои книги, где Восточная Пруссия и Кеигсберг также фигурируют, как места, связанные с важными историческими событиями, происходившими в России.
В первой из этих книг, названной «Самодержцы. Любовные истории царского дома», содержится три новеллы, действие которых происходит, как и в прежних, В Кенигсберге и Приблатике. Эти новеллы называются: «Герцогиня Курляндская», «Эрнст-Иоганн Бирон» и «Император Александр и королева Луиза». Я поместил их в «Русско-Прусских Хрониках», ибо и они составляют несколько страниц истории нашего края.
В 1999 году вышла в свет и моя последняя книга — «Мудрость мира», в которой представлены более трехсот великих людей Земли, среди них оказались и два профессора Кенигсбергского университета — Эммануил Кант и Иоганн Гердер. Краткие биографии этих мыслителей, а также наиболее яркие афоризмы, максимы и крылатые слова я также помещаю в «Русско-Прусских Хрониках».
Таким образом, Вашему вниманию, уважаемый читатель, предлагается 22 отдельных произведения, параграфа, главы, о происходивших некогда событиях в Восточной Пруссии и Прибалтике или же о некоем фантасмагорическом мире, который волею автора был исполненцем на улицах и в домах Кенигсберга и окружающей его территории.
Эти фрагменты чаще всего относятся к биографиям реальных исторических деятелей, но иногда жизнь моих героев целиком и надолго связана с Кенигсбергом, как например у герцога Альбрехта Гогенцоллерна и профессоров университета Эммануила Канта и Иоганна Гердера, иногда же в книге человеческой судьбы проходит всего лишь одной строкой, как, например, у герцога Бирона, или графа Гузовича. Замечу, что в книгу «Русско-Прусские Хроники» вошло далеко не все, что было посвящено мною истории Восточной Пруссии, а только то, что я считал наиболее интересным и значительным в моей журналистской и писательской биографии.
И, наконец, о судьбах членов нашей семьи, приехавшей в Кенигсберг осенью 1945 года. Моя бабушка умерла в 1959 году и похоронена в Калининграде на первом городском кладбище. Отец скончался в Москве в 1983 году. Мама, Слава Богу, жива и идет ей сейчас 91-й год. А сестра, — Елена Николаевна, которой я посвятил эту книгу, всю жизнь проработала в Калининграде, в газетах «Маяк» и «Калининградская правда». Там же живет и моя дочь — Ирина, и ее сыновья, а мои внуки — Олег и Андрей. И ко всему тому Калининград, воистину, является моим родным городом.
Теперь же, уважаемый читатель, позвольте перейти к изложению сюжетов из десяти, ранее написанных мною книг, о которых говорилось выше.
Только отрывки из них будут расположены не в той последовательности, как в предисловии, когда от этих книгах рассказывал я помере их выхода в свет, а в связи с хронологией событий, происходивших в истории.
И для того, чтобы новый порядок изложения не противоречил старому, я намерен помещать перед каждым отдельным фрагментом ту частичку предисловия, которая была посвящена именно этому фрагменту.
Желаю Вам, уважаемый читатель, полезного и приятного чтения.
I. СЛОМАНЫЙ МЕЧ: РОССИЯ И ТЕВТОНСКИЙ ОРДЕН
Научно-популярный очерк
После защиты в 1963 году диссертации, я несколько раз переделывал ее текст, дополняя все новыми и новыми материалами, чтобы опубликовать книгу о политике России в юго-восточной Прибалтике в XV–XVI веках, …но единственное тогда академическое издательство «Наука», хотя и принимало эти рукописи, но очередь их собственных ученых из Академии Наук была столь велика, что мне — «варягу» — надеяться было не на что. В конце-концов, лишь в 1993 году, Военное издательство Министерства Обороны приняло книгу, назвав ее «Сломанный меч: Россия и Тевтонский Орден».
От Автора
Немецкие рыцарские ордена появились в юго-восточной Прибалтике Пруссии, Латвии, Эстонии и на части территории Литвы — в начале X века. Они не могли бы долго продержаться на чужих территориях только силой оружия и террором против местного языческого населения. Поэтому с самого начала великий магистр Тевтонского ордена и магистры Ливонского ордена и ордена Меченосцев играли на межплеменных противоречиях, сеяли рознь среди различных этнических и конфессиональных групп, натравливали язычников на христиан, литовцев на поляков, поляков и литовцев на их соседей — русских. Выходя за ареалы своего расселения, руководители орденов учитывали и более крупные силы, действовавшие за пределами Прибалтики: Ватикан, Священную Римскую империю германской нации, Польшу, Данию, Швецию и Россию.
Дипломатия, шпионаж, подкупы, угрозы и посулы — все шло в дело, для достижения главной цели — закрепления германских этнических элементов во главе с немецким дворянством на занятых орденами территориях.
Все эти хитросплетения тонких интриг и откровенно силового давления, возникновение и распад коалиций, закулисные переговоры и сговоры — так или иначе отражались в секретных документах, которые до поры до времени оставались немыми свидетелями тайных событий, спрятанными в сундуках, шкафах и кладовых секретных архивов Ордена и его врагов и союзников.
На основе этих документов — и не только их — написана эта небольшая книга, приподнимающая завесу тайны, покрывавшей «дела давно минувших дней».
Более подробно описан в ней заключительный период взаимоотношений Руси с Тевтонским орденом в Пруссии и его филиалом в Ливонии, охватывающий вторую половину XV — первую треть XVI века.
В это время в России сложилось централизованное Московское государство, в состав которого вошли многие княжества северо-восточной Руси.
В начале XVI в. в России интенсивно проходило подчинение великокняжеской власти городов и княжеств: в 1510 г. была ликвидирована самостоятельность Пскова, в 1514 г. был воссоединен Смоленск, в 1517–1521 гг. в состав Русского централизованного государства вошло Рязанское княжество. Эти территориальные Присоединения теснейшим образом были связаны с внешнеполитическими акциями Русского государства, его борьбой на юге, востоке и западе против Литвы, Польши, Казани и Крыма.
К сожалению в отечественной историографии этим событиям уделено незаслуженно малое внимание, о первой трети XVI в. написано сравнительно немного работ, хотя этот период, совпавший с годами великого княжения Василия III, насыщен многими важными событиями. Автор ограничился изучением лишь наименее исследованного вопроса: политикой России в Прибалтике, где завязался наиболее тугой и, пожалуй, наиболее сложный узел противоречий. Здесь, как в капле воды, отразились проблемы, которые волновали на протяжении десятилетий не только Россию, но и многие страны Центральной Северной и Восточной Европы. Не случайно этот регион и в последующей отечественной истории не раз будет горячей точкой политики, столкновения интересов многих европейских государств вплоть до настоящего времени. Тогда же Прибалтика стала ареной борьбы России с Литвой, Польшей, Ливонией, Пруссией и Швецией за ранее отторгнутые западные земли.
Для правильного понимания обстановки, сложившейся в Прибалтике к началу XVI в. необходимо хотя бы кратко остановиться на исторических предпосылках возникновения этой ситуации.
В 1202 г. ливонский епископ Альберт Буксгевден добился у папы Иннокентия III разрешения основать, в Прибалтике новый рыцарские орден из немецких дворян, постригшихся в монахи. Орден в Ливонии получил при основании название — «Братья рыцарской службы Христа», но вскоре распространилось другое его название — «Орден Меченосцев», ибо его рыцари имели красный крест и красный меч на белом плаще.
В 1230 г. на берега Вислы прибыл еще один немецкий рыцарский орден Тевтонский. Его глава — великий магистр Герман фон Зальца — привел своих рыцарей по просьбе мазовецкого герцога Конрада. С этого времени над народами Польши, Руси и Юго-Восточной Прибалтики повис тяжелый рыцарский меч, осененный черным крестом.
Рыцарские немецкие ордена, созданные для завоевания земель, населенных народами, не исповедывавшими христианство в его католической форме, были отрядами чужеземцев-разбойников, силой утверждавшихся на занятых землях. Они мало чем отличались от своих крестоносных собратьев, рассеянных по Европе и Азии.
Папа Иннокентий III, стоявший у колыбели рыцарского ордена в Ливонии, ввел в его устав обет: «посвящать всю свою жизнь борьбе с неверными». Рыцари ордена никогда не могли находиться даже формально в состоянии мира с «неверными»: они имели право только на заключение с ними временных перемирий.
Эта воинственность и непримиримость привела к тому, что через тридцать четыре года после возникновения орден «Братьев рыцарской службы Христа» прекратил свое существование: 22 сентября 1236 г. в битве при Сауле — ныне Шяуляй — литовцы наголову разгромили его войско.
Менее чем через год, 12 мая 1237 г., в Витербо папа Григорий IX и великий магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца совершили торжественный акт слияния жалких остатков ордена «Братьев рыцарской службы Христа» с Тевтонским орденом. Два ливонских рыцаря, присутствовавших на церемонии, сняли свое прежнее одеяние и надели белые плащи с черными крестами тевтонов.
Магистр Тевтонского ордена в Ливонии подчинился великому магистру Ордена, находившемуся в Пруссии. В отдельные периоды магистры Ливонии были в большей или меньшей степени самостоятельны, но никогда не выходили из подчинения великим магистрам полностью, ибо военная организация Ордена и церковный устав строго охраняли принцип единоначалия и подчинения младших сановников ордена старшим.
Та часть Тевтонского ордена, которая размещалась в Ливонии, была ударным рыцарским отрядом в XIII–XIV вв., постоянно воевавшим против России и ни на минуту не выпускавшим оружия из рук. Немецкий историк Курт Форштройтер, тщательно изучивший вопрос русско-орденских отношений в книге «Пруссия и Россия. От начала Тевтонского ордена до Петра Великого», писал что «для ЛИВОНИИ РОССИЯ являлась главным противником. Отношения Ливонии к русским государствам составляют сущность всей внешней политики Ливонии в средние века. И если мы захотим сущность отношений Тевтонского ордена к России, мы должны будем заняться сущностью этих отношений с Ливонией. Следовательно, это относится также и к взаимоотношениям между Пруссией и Россией».
На протяжении нескольких веков Тевтонский орден в Ливонии сражался главным образом против русских, в то время как братья-рыцари, находившиеся в Пруссии, считали своим наиболее опасным врагом поляков.
В момент слияния двух рыцарских орденов в один — Тевтонский — Русь подверглась страшному удару монголо-татарских орд. В бурном море жестокого погрома, захлестнувшего Русь, только два острова — Новгород и Псков остались относительно свободными территориями. Используя разруху и слабость Руси, попавшей под татарское иго, немецкие рыцари направили все свои усилия на подчинение этих городов. Непосредственно граничивший с псковскими владениями Тевтонский орден видел в русских своих главных врагов. Только победоносная для русских битва на Чудском озере в 1242 г. остановила крестоносцев. Ледовое побоище заставило членов орденского капитула изменить генеральное направление своей экспансии. Главные усилия крестоносцы направили на покорение коренных народов Прибалтики. В землях пруссов, эстов и ливов возникали все новые и новые орденские замки.
Медленно, но неуклонно продвигались крестоносные отряды во все стороны от своих замков. К концу XIII в. пруссы были полностью истреблены. Фиговый листок христианского миссионерства был сброшен — на очереди оказалось Польское Поморье. И в 1343 г. католическая Польша потеряла эту свою исконную территорию. Следующий удар тевтоны нанесли по Литве. На протяжении 70 лет, до десятилетнего перемирия 1379 г… Тевтонские орден вел беспрерывную воину с Литвой. Однако с каждым годом орден сталкивался со все большими трудностями: росло могущество молодой державы Гедимина и Ольгерда. Уния Литвы и Польши, заключенная в 1385 г., поставила Тевтонский орден в еще более трудное положение и заставила пересмотреть и частично изменить методы и цели внешней политики.
Начиная с 80-х годов XIV столетия и вплоть до битвы при Грюнвальде, главной задачей Тевтонского ордена стала вооруженная борьба с Великим княжеством Литовским и поддержка сепаратистских течений внутри Литвы, а также и, впрочем, эпизодическое участие в антирусских походах, предпринимаемых литовскими феодалами.
Впрочем, множество походов Ордена на Литву объективно способствовало сохранению независимости западно-русских княжеств, которые в противном случае стали бы легкой добычей польско-литовских феодалов. Может быть, отсутствие орденского противовеса в начале XVII века позволило полякам и литовцам совершить небывало глубокую агрессию, в ходе которой ими была захвачена даже Москва, а короли Речи Посполитой стали серьезными претендентами на российский трон.
Но это происходило в XVII веке, а до начала XV столетия обстановка была совершенно иной. И лишь сокрушительный разгром Тевтонского ордена на Грюнвальдском поле в 1410 г. положил начало новому периоду в истории отношении Тевтонского ордена с балто-славянским миром. Рыцарям оставалось лишь терпеливо ждать удобного случая, чтобы нанести удар своим победителям и снова стать полновластными хозяевами Прибалтики и польского Поморья. И они преуспели в свеем ожидании. Это случилось потому, что победа, одержанная польско-литовско-русскими отрядами под Грюнвальдом, еще не означала полного поражения рыцарей. Великий магистр Тевтонского ордена Генрих Фон Плауэн удачно избежал не только ликвидации ордена, но и значительных территориальных уступок.
Уже в 1425 г. литовский князь Витовт, планируя поход против Пскова, обратился за помощью к гроссмейстеру Тевтонского ордена Паулю фон Руссдорфу, а также к магистру в Ливонии и прелатам Риги и Дерпта. Участвовал Тевтонский орден и в войне 1444–1448 гг. против Новгорода. Именно тогда великий магистр Тевтонского ордена предпринял шаги по созданию широкой антирусской коалиции, в которую удалось вовлечь Данию, Швецию и папский престол. Псковская летопись сообщает, что война велась «противу князя ризского местера, и против короля Пружского, и противу короля Свейского Карла».
В этой войне Новгород в последний раз выступал как самостоятельная политическая сила. После ее скончания и подписания Яжелбицкого мира за спиной Новгорода встала мощь Москвы, а в 1460 г. под высокую руку великого князя Василия II отошел и Псков. Таким образом, натиск немецких феодалов, обосновавшихся в Прибалтике, наталкивался отныне на общерусские силы во главе с Москвой.
«60–70-е годы, — отмечал профессор К. В. Базилевич, — были подготовительным периодом для того широкого развития, которое приняла внешняя политика Ивана III в конце XV века. Главной целью ее является воссоединении всей Руси под Московской державой. Иван III приступил к выполнению этой задачи после того, как путем подчинения Казанского ханства обеспечил безопасность на восточной границе, а на южной — связал „Ахматовых детей“ своим союзником и их злейшим врагом Менглы-Гиреем. Это позволило Ивану III свободно распоряжаться основными силами на западной и северо-западной окраинах и перейти к наступательным действиям против великого княжества Литовского, Швеции и Ливонского ордена». Однако дальнейший процесс объединения разрозненных русских княжеств вокруг Москвы натолкнулся на решительное сопротивление Польско-Литовского государства, в состав которого входило множество исконно русских территорий. Притязания на них привели к вековой борьбе двух соседних государств. Академик В. О. Ключевский писал, что при Иване III и его двух ближайших преемниках «Из 90 лет не менее 40 ушло на борьбу с Литвой и Польшей».
Роковую роль в этой борьбе играл Тевтонский орден — хотя эта сторона его деятельности еще не была достаточно подробно освещена. Гроссмейстеры Тевтонского ордена понимали, что их государство, может существовать лишь пока существует вражда между Россией, Литвой и Польшей. Поэтому все усилив орденского капитула постоянно направлялись на разжигание вражды между этими государствами Зажатый между Польшей, Литвой и Россией Тевтонский орден мог рассчитывать только на антагонизмы между ними. В то время как молодое Русское государство, набирая силы, подчиняло себе старые феодальные княжества и сдерживало натиск воинственных соседей на востоке и западе, Тевтонский орден в Пруссии переживал тяжелый кризис, завершившийся длительной, неудачной для рыцарей войной 1453–1466 гг.
Война выявила глубочайшие антагонизмы, издавна раздиравшие прусское общество изнутри. Еще в феврале 1440 г. в городе Мариенбурге, старой резиденции гроссмейстеров ордена, часть прусского дворянства и представители городов образовали лигу, названную «Прусским союзом». Лига потребовала для бюргеров и дворянства равных прав с членами Ордена. В ответ германский император и папа объявили, что «Прусский союз» противен законам божеским и человеческим. Тогда 4 февраля 1454 г. дворяне города Торуни объявили себя свободными от всех обязательств по отношению к ордену и начали войну против ненавистных им тевтонских рыцарей. На их сторону встали поляки и 23 мая 1454 г. польский король Казимир IV торжественно вступил в Торунь.
Война, длившаяся 13 лет, закончилась в 1446 г. еще одним, на сей раз полным поражением Тевтонского ордена. Его гроссмейстер становился вассалом польского короля и, таким образом, связь Тевтонского ордена с Германской империей (Священной Римской империей германской нации) номинально и юридически прекращалась. Новый правовой статус Тевтонского ордена в Пруссии отразился и на характере его отношений с Ливонией. Ослабление позиций гроссмейстера Тевтонского ордена в Пруссии уменьшило и зависимость от Кенигсберга магистра Ливонии.
В эти же годы на юго-востоке Европы происходили еще более важные события, повлиявшие на судьбу многих государств континента. В 1453 г. под ударами Османском империи пала Византия. Центр православия переместился в Россию. К ней было приковано внимание европейских государей. Германский император, римский папа, короли Швеции и Дании стали учитывать в своей внешней политике русский фактор. Не прошли все эти изменения незамеченными и со стороны гроссмейстеров Тевтонского ордена.
В свою очередь русские государи Иван III и его сын Василий III пристально следили за событиями в Западной Европе. К началу XVI в. в Прибалтике кроме рыцарей Тевтонского ордена большой вес приобрело местное бюргерство, тесно связанное с Ганзой, наметились резкие расхождения между братьями-рыцарями и светским прибалтийским дворянством. Разногласия внутри, правящего класса духовных и светских феодалов усугублялись волнениями крестьян и ремесленников. Пестрое ливонское и прусское общество, состоявшее из разнородных социальных элементов, не было единым в вопросах внешнеполитической ориентации — каждая прослойка имела свои собственные представления о целесообразности того или иного союза, или договора. Чаще всего бюргеры Прибалтики ориентировались на Ганзу, духовенство — на Ватикан, рыцарство было склонно поддерживать германского императора. Эти симпатии и привязанности не были постоянными: политическая борьба, экономические и сословные интересы часто заставляли участников событий менять фронт, но все же внешнеполитическое влияние в этом районе сказывало существенное воздействие на ход истории. И поэтому русские государи, проводя в Прибалтике свои внешнеполитические мероприятия, должны были непременно учитывать все это.
Глава первая
РУССКО-ЛИВОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
во второй половине XV века
К середине XV в. Москва закончила изнурительную междоусобную феодальную войну, длившуюся более двадцати лет и, присоединив мятежные удельные княжества, значительно усилила влияние на Тверь, Рязань, Новгород и Псков.
Утвердившийся в 1462 г. на великокняжеском престоле Иван Васильевич III начал свое правление в относительно спокойной обстановке. Между тем на юге в 1464 г. произошло столкновение двух татарских орд: Большой и Крымской и, по выражению летописца, татары «начаша воевати промежь себе и такс бог избави Рускую землю от поганых». На западе польский король Казимир IV Ягеллон с 1454 г. вел беспрерывную войну с Тевтонским орденом в Пруссии. Орден в Ливонии в это время ввязался в борьбу между бюргерством Риги и архиепископом Сильвестром.
Таким образом, внешнеполитическая обстановка на юге и западе в первые годы правления Ивана III была для России благоприятной.
Это позволило великому князю нанести первые удары по Казани в 1467–1469 годах, а затем осенью 1469 года. В результате казанские татары до 1478 г. не предпринимали никаких враждебных действий против Москвы.
Обезопасив себя на востоке, Иван III предпринял активные действия против независимого Новгорода. В Псков в конце 1470 г. отправилось посольство. «В рождественское говение приехал послом от великого князя с Москвы Ивана Васильевича всея Руси боярин его Селиван поднимати псксвичьна Великой Новгород», — записал псковский летописец.
Любопытно, что через два месяца после этого в Псков «приездил посол от князя местера из Рыге, брат его Пантелеи». Видимо, Панталеон фон Герзе приезжал, чтобы на месте собрать информацию о планах и замыслах Ивана III и встречался с той частью правящей верхушки Пскова, которая придерживалась проливонской ориентации.
В конце июня 1471 г. рать Ивана III подошла к Волоку Дамскому, чтобы затем стремительным броском выйти к Новгороду. Новгородские бояре-сепаратисты оказались к этому времени в полной изоляции: псковичи, вопреки желанию части своей старшины, поддержали великого московского князя и выслали войска на помощь Ивану III. Польский король, занятый династической борьбой в Чехии и Венгрии, не имел возможности поддержать враждебное Ивану III новгородское боярство, а литовцы остерегались восстания своих собственных православных подданных.
После разгрома Иваном III новгородцев на реке Шелони 14 июля 1471 г., они отправили в Литву посла, для того чтобы, как сообщает летописец, «король всел на конь за Новгород; и посол ездил кривым путем в немцы, до князя немецкого до местера (магистра) и возвратися в Новгород, глаголюще, яко: „местер не дает пути чрез свою землю в Литву ехать“». Эта подробность, свидетельствует о вполне определенной позиции Ливонского магистра Тевтонского ордена. По-видимому, он спасался союза Литвы с Великим Новгородом.
Дело в том, что после окончания 13-летней войны Польши с Тевтонским орденом в 1466 г. был подписан, крайне невыгодный для крестоносцев договор. Как и после разгрома при Грюнвальде, договор был подписан в Торуни. Поляки отобрали у ордена Западную Пруссию с городами Гданьском и Эльблонгом. Сложившиеся взаимоотношения великого магистра ордена и польского короля Казимира IV не могли не отразиться и на взаимоотношениях между Ливонией и Литвой. Магистр Иоганн Вольттус фон Гёрзе спасался усиления Литвы и Новгорода за счет их союза, ему выгоднее было самому укрепить свое положение, поддержав новгородских бояр-сепаратистов. Поэтому он и не пропустил новгородского посла в Литву.
Магистр, по-видимому, готов был предложить помощь Новгороду в борьбе претив Ивана III. Во всяком случае, в письме к великому магистру Гейнриху Рефлину фон Рихтенбергу от 13 августа 1471 г. фон Герзе обращает внимание на то, что если «князь московитов» овладеет Новгородом, то немцам будет грозить большая опасность. В другом письме от 15 августа магистр подтверждает готовность заключить договор «против короля Московского и его союзников» и просит послать на помощь Ливонии вооруженные отряды из Пруссии. Однако планам фон Герзе не суждено было осуществиться.
Вторая попытка вмешаться во внутренние дела русского государства была предпринята ливонцами в аналогичной обстановке в 1477 г. 31 мая в Новгороде снова начался мятеж. Все лето у Ивана III прошло в сборах и подготовке к походу, и лишь 9 октября московское войско двинулось к Новгороду. 14 декабря взбунтовавшаяся «отчина» была приведена к покорности: вечевой колокол был снят, посадничество ликвидировано и Иван III в Новгороде «стал держать свое государство».
Присоединение Новгорода к Москве было сильнейшим ударом по планам магистра Тевтонского ордена в Ливонии и короля Польши, устремления которых к тому времени совпадали. В начале 1478 г. новый магистр Бернгард фон дер Борх предпринял дерзкую вылазку против Пскова. Однако Ивану III оказалось достаточным направить в Ливонию «охочих воев», чтобы отрезвить рыцарей.
Магистр фон дер Борх понял, что борьба с русскими требует консолидации всех сил, враждебных Ивану III. Весной 1478 г. он выразил готовность объединить усилия с Казимиром IV, который собирался начать войну с Иваном III из-за того, что православное русское население Полоцка, Витебска и Смоленска намеревалось перейти под руку Москвы. Война с Россией была нужна магистру еще и для укрепления своего положения внутри собственной страны и привлечения к себе внимания папы и императора.
Дело в том, что более ста лет между архиепископами Риги и магистрами Тевтонского ордена в Ливонии шла борьба за влияние на горожан Риги. В 1452 г. архиепископ Сильвестр и магистр ордена Иоганн фон Менгенде подписали в Кирхгольме договор, представляющий обеим его участникам равные права по отношению к городу. И магистр и архиепископ могли теперь на паритетных началах чеканить собственные деньги, принимать присягу в верности от граждан Риги, требовать содействия в случае войны и т. д. Благодаря этому Рига, по сути дела, освободилась и из-под власти магистра и из-под власти архиепископа и на протяжении почти: сорока лет успешно противостояла и тому и другому. Но в начале 1479 г. магистр Тевтонского ордена в Ливонии Бернгардт фон дер Борх со своим двоюродным братом Симоном фон дер Борх захватили замок Рижского архиепископа Сильвестра, арестовали престарелого прелата и заключили его в темницу. Равновесие сил, установившееся в Ливонии после подписания Кирхгольмского договора, нарушилось. Симон фон дер Борх, занимавший до пленения Сильвестра епископскую кафедру в Ревеле — ныне Таллин, — немедленно перебрался в Ригу и занял архиепископский дворец Салин. Он начал вести себя как неограниченный, властитель, не дожидаясь даже формального утверждения в сане архиепископа от папы. Поэтому Бернгардт фон дер Борх 25 января 1479 г. направил великому магистру письмо с просьбой склонить папу к признанию господства Тевтонского ордена над архиепископом и городом Ригой. С такой же просьбой фон дер Борх намеревался обратиться к императору Фридриху III Габсбургу и королю Венгрии Матвею Корвину. Фон дер Борх утверждал, что предпринятые им действия укрепили Ливонию и что теперь ей легче будет силой принудить, великого Московского князя к единению с Римской церковью. Но даже столь благочестивые мотивы не убедили папу Сикста IV в справедливости и целесообразности действий, предпринятых братьями фон дер Борх. Не помогло и письмо великого магистра с ходатайством перед папой дать Симону сан архиепископа.
19 августа 1479 г., узнав о смерти архиепископа Сильвестра (по слухам, он был отравлен в темнице Кокенгузена клевретами. братьев фон дер Борх), Сикст IV издал буллу об отлучении от церкви «сына зла» магистра Бернгардта и всех его сторонников. На место умершего Сильвестра папа назначил архиепископом Риги бывшего орденского прокуратора в Риме епископа Стефана фон Грубе. Все это крайне осложнило положение Бернгардта фон дер Борха и заставило его предпринять энергичные поиски союзников в войне против русских.
Поделиться книгой: