Кабы я была царица...

– Я слушаю вас внимательно! Вы заказ хотите сделать?

– Так я это… Не знаю как-то… Я вообще-то мужа себе ищу, но только мне не на час надо. Мне надолго надо. Я на всю жизнь хочу.

– В каком это смысле? – озадачился вдруг вежливый голосок.

– В каком, в каком! В самом что ни на есть прямом! Замуж хочу выйти, в каком! Но только мне надо, чтоб он, знаете, порядочный был. Ну, домашний такой. И без вредных привычек. И годочков чтоб ему не меньше сорока-пятидесяти было. Ну, можно и постарше, конечно, но чтоб не совсем старичок… И еще я бы хотела…

– Погодите, погодите, женщина! Вы не поняли, наверное… Наша фирма предоставляет услуги совсем другого рода!

– Это какие?

– Ну, сантехнические, например… Или слесарные. Или замок в двери поменять… Все быстро, все недорого, все в течение часа! У нас работают очень хорошие специалисты!

– Хм… Нет, мне замок менять не надо… Мне мужа надо. А зачем вы назвались-то так, интересно, – «Муж на час?» Только голову людям морочите…

– Нет, это вы мне голову морочите, женщина! – совсем рассердился голосок по ту сторону телефонной трубки. – Так будете заказ делать или нет, в конце концов?

– Нет, не буду! Если надо, я сама себе и замок вставлю, и унитаз поменяю! Ишь, мужьями на час они торгуют, деловые какие! – в сердцах бросила Тамара трубку. – Дурдом, да и только! Смешно даже…

Набрав второй рекламный телефон, обрамленный в газетке красивой рамкой с сердечками, и дождавшись, когда ей ответит такой же вежливый голосок, она спросила уже более настороженно:

– Скажите, это фирма «Гименей»? А какого рода услуги вы предоставляете? Не сантехнические, случайно?

– Нет, что вы… – развеселились на том конце и даже хихикнули довольно сдержанно. – Совсем не сантехнические! Мы брачное агентство, довольно на этом рынке услуг успешное. Нашими услугами воспользовались уже тысячи одиноких людей, и многие из них сумели устроить свое семейное счастье. Мы располагаем огромной базой данных и всегда рады помочь своим клиентам!

– О! Ну, слава богу! Это то, что мне и надо! Вы знаете, я хочу замуж выйти…

– Очень хорошо. Замечательно. Приходите к нам, мы поговорим, заполните анкету, мы включим вас в базу данных…

– Ага. Приду. Завтра же и приду. Вы где находитесь?

– Нет. Завтра не надо. Завтра воскресенье. Скажите, а портфолио у вас есть?

– Чего? Чего у меня есть?

– Ну, альбом такой с вашими снимками…

– С фотокарточками, что ли? Так я принесу сколько угодно! И даже в альбом их могу положить!

– Нет, вы не поняли… Это должны быть специфические фотографии, сделанные у специального мастера… Если у вас нет портфолио, наш мастер вам его очень быстро сделает! Его услуги стоят всего двести пятьдесят долларов…

– Сколько? – неприлично громко ахнула Тамара в трубку. – Двести пятьдесят долларов? За фотокарточки? Да вы что там, с ума сошли? Да я за двести пятьдесят долларов и сама там всех вас по сто раз сфотографирую!

– Женщина, вы не понимаете… Мы очень солидная фирма, и без портфолио с клиентами не работаем! Так что смотрите, выбор за вами…

– Ага. Сейчас. Разбежалась. Все брошу и потащу вам просто так, за здорово живешь, такие деньжищи. Не на ту напали.

– Ну что ж, очень жаль, что наш с вами контакт не сложился… Всего вам доброго! Если вы измените свои представления об услугах этого рода, милости просим…

– Нет. Не изменю, – сухо бросила она в трубку и рассерженно опустила ее на рычаг. – Еще чего…

Насупившись обиженно, она полистала еще газетку, вглядываясь в рекламные объявления. Все не то, не то… Это черт знает что такое! На всем люди деньги делают! Выходит, и за мужикашку теперь надо платить, что ли? Ерунда какая-то…

Последняя страница газетки была отдана частным объявлениям, совершенно вроде бесхитростным. «… Помогу перевезти вещи», например, или «… отдам в хорошие руки котенка»… Все просто и ясно, черным по белому. И никаких тебе «мужей на час» и портфолио. А может, и ей так же не мудрить, а пойти да подать обыкновенное объявление – ищу, мол, себе мужа хорошего? А что тут такого? Ей стыдиться нечего. Она ж не виноватая, что свой срок для замужества в свое время пропустила? У нее ж для этого уважительная причина была… Вон, кстати, написано, что даже и идти в эту газетку не обязательно, чтоб объявление дать… Можно и по телефону…

Дозванивалась она долго. Телефон был занят так прочно, будто навеки разучился выдавать длинные гудки. Она уж отчаялась совсем, когда вдруг произошло чудо, и трубка ответила усталым девчачьим голоском:

– Да. Говорите.

– Девушка, я хочу частное объявление дать. Можно? Тут написано, что оно бесплатное… – осторожно проговорила она в трубку. – Правда бесплатное?

– Правда. Диктуйте. Слушаю вас.

– Ой, да погодите… Как же это сказать правильно… – вдруг растерялась Тамара, казня себя за легкомысленную неподготовленность. Могла бы и на бумажке предварительно все записать!

– Какого рода вы объявление хотите сделать? – деловито пришла ей на помощь девушка. – Продать что-то хотите? Или купить? Или услугу оказать?

– Нет, я не услугу… И не купить… В общем, я мужа хочу себе найти…

– Хм… Так это не к нам, наверное… Для таких объявлений специальные газеты есть…

– А я хочу к вам! А что, нельзя, что ли?

– Я не знаю… Можно, наверное… – задумчиво протянула девушка. – Вообще-то я новенькая, первый день работаю…

– Ну так и давайте напечатаем мое объявление! Хочу, мол, замуж за хорошего мужика, и точка!

– Нет, ну что вы. Такой текст не пойдет. Давайте как-нибудь по-другому напишем… – задумчиво включилась в творческий процесс девушка. – Простите, а вам сколько лет?

– Так сороковник скоро…

– А жилплощадь своя у вас есть?

– Есть, есть! Есть жилплощадь! – радостно подтвердила Тамара.

– Значит, так пишем… Одинокая, обеспеченная жилплощадью женщина средних лет желает познакомиться с порядочным мужчиной с целью создания семьи. Пойдет?

– Ага! Пойдет! Очень даже хорошо звучит! Спасибо вам, девушка! А то я как-то растерялась…

– А подписаться как?

– Так моим именем и подписать! Тамара я! Тараканова! И телефон, значит, мой домашний рядышком припечатать!

– Вообще-то, насколько я знаю, такие объявления редко вот так вот, в открытую, подают…

– Почему это?

– Да так принято. Обычно вместо имени и телефона люди свой почтовый ящик указывают, и все.

– А зачем? Зачем почтовый ящик?

– Ну, я не знаю… Мало ли…

– Ой, да нет у меня никакого почтового ящика! Давайте прямо так и напечатаем, как придумали!

– Ну что ж, тогда назовите ваш телефон…

– Ой, а когда газетка с моим объявлением выйдет? Не подскажете?

– Не знаю. А вам побыстрее надо?

– Ну да! Побыстрее!

– Ну хорошо… Я попытаюсь его отнести в сегодняшнюю верстку…

– Спасибо вам большое, девушка! Дай вам бог здоровья да жениха хорошего!

– И вам того же! – рассмеялась на том конце провода ее случайная собеседница. – Удачи вам. И тоже жениха хорошего…

* * *

Голова болела нестерпимо. Соня давно уже проснулась, но не было сил оторвать голову от по душки. Время было совершенно наглым образом послеобеденное, и даже более того – день явно клонился к вечеру. Бездарная суббота получилась. Жалко. Интересно, чего они там в коктейли свои подмешивают зловредного? Сроду она их не пила, коктейли эти… Хорошо, что завтра еще один выходной, не надо на работу идти. А то бы прогуляла, наверное.

Воспоминания о вчерашнем вечере приходили в голову отдельными и несъедобными порциями, вразнобой, пока не сложились в единую картинку. Не то чтобы совсем в ужасную, но достаточно противную. Даже и думать о ней не хотелось. Не будет она, как Скарлетт О'Хара, об этом думать. Не стоит того. Подумаешь, лишний раз убедилась в том, что никогда и ни с кем она не сможет «построить любовь». Дурацкую фразу эту – строить любовь – она часто слышала из телевизора, когда Томочка смотрела по вечерам свое любимое реалити-шоу. Там молодые ребята все любовь строили, строили вот уже четыре года подряд, и все никак построить не могли…

Вообще, она давно уже пришла к выводу, что любовь – это чувство особенное, может, даже первородное, как, например, редкая группа крови. Кому-то дается природой, кому-то нет. И ни воспитать, ни взрастить искусственно в себе его невозможно. Или есть оно, или нет. Вот взять хотя бы любовь родительскую, внутрисемейную. Каждый родитель полагает, и совершенно искренне, что он своего ребеночка непременно любит! Кормит, одевает, помогает, по врачам водит, школьные собрания исправно посещает… Вот как их Томочка, например. Уж как рьяно она свой сестринский долг исполняла, попроворнее любой матери! А исполнила – и все, и не стало в их жизни Томочки… Отстаньте от меня, говорит… Ну и где она теперь, эта ее сестринская любовь? Куда делась? Исчезла вместе с чувством исполненного долга? А может, ее и не было вообще? Любви-то? Природой не заложено? Тогда кто они вообще для нее были? Субъекты для исполнения необходимого и святого подвига, как ни парадоксально и ни жестоко это звучит? Нет, никто не спорит, конечно. И в самом деле – подвиг. А она, Соня, по отношению к Томочке просто распоследняя и ничтожная эгоистка. А только… больно иногда бывает. Очень. Так сильно больно, будто от нехватки кислорода умираешь. Очень уж кусочка любви хочется. Особенно в те моменты, когда одиночество внутри тебя заболевает, и никуда от этой проклятой болезни не спрячешься – ни в книжку, ни в наушники с музыкой, ни в саму себя – никуда! Душа все прежние радости-удовольствия отторгает напрочь, бунтует, хнычет, температурит, просит хоть малую порцию любви, как таблетку аспирина… Потом все проходит, правда. Простуда же тоже со временем проходит? Душа встряхивается, чистит перышки после болезни, и наступают дни Великого Одиночества, когда никто тебе, кроме самой себя, не нужен, и любви никакой тоже, кажется, не требуется…

Нет, надо вставать. Несмотря на головную боль. Вон, за окном темнеет уже. Иначе раздумаешься – себе же хуже сделаешь. А если еще и анализировать свое вчерашнее поведение начнешь… Нет, лучше не надо. Лучше не думать, что это с ней вчера случилось – после коктейля и долгого случайного поцелуя. Опять любви, что ли, захотелось? Как говорится, на уровне подсознательного? О господи… А сама, сама-то она любить умеет, чтоб хотеть ее для себя? Сама-то она в себе такие способности чувствует? Или тоже судьбой на этот счет обделена? Вот проверить бы, да случая такого не представляется. Нет, сестер своих, Томочку и Вику, она любит, конечно, совершенно определенно любит… А обиды детские – скажите, у кого их нет? Ну, бывала Томочка иногда совсем несносной, выплескивала на нее накопившуюся душевную усталость, именуемую раздражением, и очень, надо сказать, метко выплескивала – Соне казалось, что принимала она в себя Томочкино раздражение все до капельки. Бывают такие удобные контейнеры для мусора, знаете ли. Все в себя принимают. Так и сама виновата! Всегда ж так и происходит – думаешь, что тебе сейчас хорошую оценку выставят за слишком покладистое, слишком уступчивое поведение, по головке за него погладят, а происходит все совершенно наоборот. Чем больше стараешься, тем большая порция раздражения в твой мусорный контейнер летит. Нет, нельзя, нельзя любовь таким образом выслужить…

Тут как тут, будто ждал подходящего случая, явился ей в память бывший Викин приятель, Игнат, который ее циклоидом когда-то обозвал. Вообще, он интересную тогда версию насчет глобальной человеческой способности к любви выдвинул… Свою, собственную. Говорил, что из этого вопроса – есть любовь, нет любви – человечество давно уже будто бы выкарабкалось. То есть вполне благополучно для себя взяло и попутало способность к любви с обыкновенной пресловутой оценкой. То есть многие уверены, что искренне любят, а на самом деле – просто оценивают интересующего их субъекта. У нее, у оценки-то, всяких обманных граней-оттенков вполне достаточно – она может быть злой, любопытной, болезненной, снисходительной, добродушной, испуганной, приспосабливающейся, потребительски пристраивающей вожделенный субъект к себе… А любовь – она вообще от всяких оценок шарахается, она просто так течет, в никуда. Ей определенный конкретный субъект и не нужен вовсе. Но когда ее, матушки первородной, в организме просто не заложено – чему в таком случае там течь-то? Вот и приходит на помощь оценка. Необходимость внутренняя – всех окружающих диагностировать. Многие ее просто не замечают, искренне думают, что они так любят… Что ж, может, и прав он где-то. Умный был у Вики парень. Тот самый Игнат, который был очень похож на Алешеньку Карамазова! Жаль, что Вика им пренебрегла. Сказала – с ним кашу не сваришь. Кроме ума, у него вроде и нет ничего больше. А потом этот Вадим появился, и все так быстро со свадьбой закрутилось-завертелось… В общем, оценку Вадим получил у Вики более высокую, чем Игнат. А любовью и не пахло даже.

Оценка оценкой, а голосок-то у нее в телефонной трубке очень уж грустно звучит… Можно сказать, отчаянно даже звучит. Будто она с трудом слезы сдерживает. Господи, она ж собиралась Вике как раз сегодня звонить! Вика ж не знает, что Томочка ее сюда переселила, в квартиру Анны Илларионовны. Звонит, наверное, и трубку бросает. С Томочкой-то она вроде как в ссоре… Нет, надо прямо сейчас и позвонить! Надо немедленно встать, принять душ, попить кофе и пойти к соседям – напроситься с этим междугородним звонком. Здесь, в этой квартире, телефона нет. Не любила отчего-то покойная Анна Илларионовна телефонов. Такая вот странность была у старушки…

Сев на постели, она осторожно повертела туда-сюда головой, будто проверяя, не атрофировалась ли она от долгого похмельного «вылеживания». Голова была на месте, и даже болеть стала, как ей показалось, меньше. Сейчас только встать осталось. Ну да это ничего, это уже полегче пойдет…

Чашка наспех сваренного горячего кофе показалась ей настоящим нектаром. Бальзамом. Целитель ной амброзией. Она вообще очень любила кофе – и запах его любила, и вкус. Правда, Томочка на кофе всегда экономить старалась, покупала самый дешевый, который и кофе-то называться не имел никакого морального права. Настоящий кофе, молотый и сваренный по всем правилам, она пила всегда только здесь, у Анны Илларионовны. Та тоже была кофеманка заядлая и, несмотря на критически-возрастные перепады давления, не могла отказать себе в маленьком утреннем удовольствии. И Соню к этому удовольствию пристрастила – она к ней последние три года почти каждый день сюда вместо Томочки приезжала… Томочка, если честно, давно на эту свою должностную обязанность в лице Анны Илларионовны рукой махнула, хоть и обещала ей старушка, что квартиру в наследство оставит. Сердилась Томочка на нее. Вроде того – раз обещала, так оформляй завещание да и помирай быстрее, чего с этим делом тянуть-то! Лишь после того, как Анне Илларионовне в одночасье совсем худо стало, Томочка подсуетилась и нотариуса к ней привела. А ей, Соне, бедную Анну Илларионовну жалко было по-настоящему, хоть и не особо старушка была с ней приветливой. Не умела она быть приветливой, всю жизнь одна прожила. Привыкла, наверное. Они даже кофе всегда пили молча. Как говорила Томочка – собрались две нелюдимки…

Посидев над пустой чашкой и мысленно возблагодарив Анну Илларионовну за оставленный в придачу к квартирному наследству довольно приличный мешочек с хорошими кофейными зернами, она натянула поверх джинсов старую футболку и, состроив перед зеркалом просительно-вежливое выражение лица, вышла на лестничную площадку. Хотя можно было и не репетировать заранее, кстати, это выражение лица – соседка, Вера Константиновна, к которой Соня собиралась напроситься со звонком, была женщиной милейшей и добрейшей. Она с ней давно познакомилась – еще в те времена, когда только начинала ходить к Анне Илларионовне вместо Томочки. И хоронить потом Анну Илларионовну Вера Константиновна очень активно помогала…

– Сонечка! Здравствуй! Как хорошо, что ты зашла! Проходи! А ты уже переехала, да? – искренне обрадовалась ей пожилая женщина.

– Ага. Переехала. Томочка сказала – чего тянуть-то. Раз завещание в нотариальной конторе лежит, то и полгода ждать нечего, – будто оправдываясь, виновато проговорила Соня.

– Ну и правильно! И в самом деле – не надо ничего ждать! Чего пустовать квартире? Да ты проходи, проходи, Сонечка!

– Да я, собственно… Мне бы по межгороду позвонить, Вера Константиновна… Мне очень, очень надо! А я потом вам все оплачу! Как счет придет, я сразу оплачу! Могу даже заранее…

– Ой, какие пустяки, Сонечка. Какая у тебя, однако, манера странная… Просишь о пустяке, а голос такой отчаянный, будто от смерти спасти молишь… А давай-ка мы с тобой сначала чайку попьем, Сонечка! А звонок твой никуда не убежит. Ну, уважь старуху… Совсем уж я одичала без нормального человеческого разговора! Все одна да одна… Пока работала, не так плохо было, а недавно меня на пенсию с почетом выпроводили…

– Погодите… Как же одна? – тихо удивилась Соня, идя за ней на кухню. – Вы же с сыном живете…

– Ой, да это только название одно, что с сыном живу… – грустно махнула рукой женщина. – Это у меня беда отдельная…

– А что случилось? Какая беда? – участливо подсунулась к ней Соня. – Может, помочь чем-то надо?

– Да нет, чем тут поможешь? Забрала у меня сына эта… Ой, даже говорить на эту тему не могу…

– Кто забрал? Он что у вас, женился, да?

– Если бы! Если бы он женился, я бы до седьмого неба от счастья прыгала! В том-то и дело, что нет. Не в женщине здесь дело.

– А в ком тогда? Или в чем?

– Вот именно – в чем… Забрала у меня сына, смешно сказать, виртуальность проклятая. Я и сама не заметила, когда его в эту бездну затянуло. А я еще, дура такая, радовалась – мальчик компьютером интересуется, не пьет, не курит, по дискотекам не шляется… А оно вон чем обернулось – катастрофой настоящей!

– Да в чем, в чем катастрофа-то, Вера Константиновна? Может, вы все преувеличиваете?

– Да ничего я не преувеличиваю! Он же, Сонечка, будто в обычном мире вообще уже не живет! Целыми днями сидит в Интернете как неприкаянный. Или как сумасшедший какой… Прямо беда с парнем! Не знаю, что и делать! Пытаешься его на разговор вытащить, а он смотрит на тебя, будто не слышит. Прибежит с работы и сразу – шасть в этот свой Интернет…

– А… кем он работает?

– Да в том-то и дело, что и специальность у него вроде приличная – системный администратор. И платят ему хорошо, и на фирме ценят… И никто не замечает, что пропадает, пропадает парень! Двадцать шесть лет уже, а своей собственной, земной жизни у него будто и нет. Ходит, как сомнамбула какая. Даже с матерью не может поговорить толком – будто одолжение делает. Будто силой себя заставляет. И даже подружки у него никакой нет. Что с ним делать – не знаю. Ума не приложу…

– Хм… А мне кажется – ничего в этом страшного как раз и нет… Может, и хорошо даже, что у человека свой мир образовался…

– Ой, ну что вы такое говорите, Сонечка, ей-богу! – снова загорячилась Вера Константиновна. – Не знаю, может, я в этих делах отсталая совсем и не понимаю ничего, но ведь должно же быть у человека нормальное общение какое-то! Хотя бы с матерью! Я ж не виновата в том, что не разбираюсь в этой его… виртуальности! Всю жизнь проводником проработала, к пенсии только до бригадиров дослужилась… Едешь, едешь, бывало, день и ночь, сутки прочь. Одна и радость в дороге – поговорить с кем по душам. Привыкла я, понимаете? Бывает, таких историй от пассажиров наслушаешься! А с родным сыном… Ведь как у меня было? Забежишь домой, обцелуешь-оближешь его – и дальше, в смену. А он тут один, с глухой бабкой… Торопилась я, дополнительные рейсы брала, надо было деньги зарабатывать, чтоб его в институте выучить. Одна, без мужа сына растила. Так, знаешь, все радовалась, что он у меня умница-разумница такой… Кругом мать обскакал! А теперь, выходит, нам и поговорить не о чем… Вот ты, Сонечка, ведь не такая, скажи? Ты ведь не сидишь с утра до вечера в этом Интернете?

– Нет, не сижу, Вера Константиновна. Я в этом смысле тоже, как вы говорите, отсталая. У нас и компьютера даже в доме не было… И все же я на вашем месте не драматизировала бы так ситуацию. Ну, такой вот он, ваш Славик… Образуется, Вера Константиновна! Со временем все образуется…

– Да? Вы правда так думаете, Сонечка? Послушайте… А может, вы его как-то… попробуете расшевелить, а?

– Я? А как?

– Ну, на свидание пригласите… В кино…

– Ой, ну что вы… Я этого не умею. Наверное, надо, чтоб он сам…

– Да это понятно, что сам…

Они вздохнули в унисон, понимающе переглянувшись. Отпив из своей чашки, Вера Константиновна осторожно поставила ее на блюдце, посмотрела на Соню грустно и немного критически:

– Действительно, чего это я… Вы и сами-то, Сонечка, я смотрю, не особо ногами по земле ходите. Тоже все в облаках витаете, да? Вчера утром мимо меня прошли и не поздоровались даже. И лицо у вас было такое… Как бы это сказать…

– Глазами вовнутрь повернутое?

– Да-да! Точно! Именно так! Именно внутрь повернутое! И что это с вами, с молодыми, нынешнее время творит, не понимаю… – грустно улыбнулась она, – одни, смотришь, наоборот чересчур наглые да развязные, палец им в рот не клади, откусят и разжуют с аппетитом, а другие, как ты с моим Славиком… Прямо обидно и несправедливо как-то, ей-богу!

– Ничего. Мы и такими поживем, Вера Константиновна. Не переживайте.