— Странно, они могли бы спастись, — заметил хорошо знавший море Анри. — Сейчас высокие летние приливы, и вода подходит к самому берегу. А они далеко и не отошли, те, что были на «Мари-Роз». Господь, прибери все же их души! Уж хотя бы душу девушки и двоих парней!

Никто не заметил, когда вошла Огюстина Анри; она уже давно сидела у огня, помешивая угли кочергой, и молча слушала разговор.

— Узнать бы! — вздохнул Жуан. — Когда тут самый низкий отлив?

— Завтра, но не очень-то надейтесь обнаружить судно, если вы это имеете в виду. Там, где оно село на дно, глубоко…

— Надеяться не воспрещается! Привет честной компании! Пора мне идти получать указания на завтра.

Он вышел. За ним направилась Огюстина: она окликнула его уже у лестницы:

— Прошу простить, я хотела бы спросить у вас… тут мне одна вещь покоя не дает…

— Что такое?

— Да вот насчет молодой дамы наверху. С тех пор как она приехала, мне все время кажется, что я ее уже видела. Лицо ее мне знакомо, весь вечер думаю, где бы я могла ее встретить…

— К вам заезжает столько народу, а если к тому же у вас хорошая память на лица… — проворчал недовольно Жуан, пытаясь пройти, но она не отступала.

— Не сочтите за праздное любопытство, — мягко настаивала женщина, — но, когда заметишь черты дорогого тебе человека, поневоле заволнуешься…

— Сдается мне, у каждого из нас есть в этом мире двойник. Взять, к примеру, мисс Адамс: американка, а…

— А похожа на молодого месье Себастьяна де Лодрена: он уплыл на «Атланте» в 1788 году вместе с моим сыном Ивом, они были друзьями с детства. «Атланта»… затонула в тот же год в Индийском океане. Они… они были одногодками.

На глазах у женщины выступили слезы, и Жуан понял, что у него не хватит наглости и дальше ее дурачить. Но точно так же не считал он себя вправе прямо ответить на вопрос, который она не решалась задать. Все это касалось Лауры, и только ее. Тогда он спросил:

— А хорошо ли вы знали этого молодого человека и всю его семью?

— Семью — нет, только его. Мадам де Лодрен проводила часть лета в Лодренэ. Она не любила уезжать надолго из конторы в Сен-Мало, но сынок ее на каждые каникулы приезжал сюда с наставником, аббатом Жоли. Хороший был человек, он умер с горя, узнав о крушении корабля. Молодому Себастьяну было не до бумажек: он любил море и только море. Так вот, они подолгу рыбачили с моим Ивом, гуляли, ездили в самые отдаленные уголки на побережье. Здесь мальчика все очень любили. У него еще была сестренка, на три года моложе, но она в «Старом Пеликане» не появлялась. Девочке не место в трактире, вот она и ездила гостить к какому-то крестному в Пэмпонском лесу[12], когда их отпускали из монастыря. Ее звали…

— Анна-Лаура, — послышался сверху, словно с неба, голос. Это был голос Лауры: она вслушивалась в их беседу, стоя на площадке второго этажа. — Хотите к нам подняться, мадам Анри? И вы тоже, Жуан!

Они вошли в комнату, где Лали доедала десерт. Лаура подошла к столу, где свет был ярче, и обернулась к вошедшим:

— У вас зоркий глаз, мадам Анри, и вдобавок хорошая память. Я сестра Себастьяна, Анна-Лаура де Лодрен.

Трактирщица в ужасе отступила, словно от привидения.

— Пресвятая Дева Мария! Супруга Понталека? Та, которую почитали мертвой? А я-то думала, вы ей… кузина…

— Нет, это я и есть, а приехала, чтобы заставить Понталека заплатить за все зло, которое он причинил. Сначала мне… Потом матери, когда он уговорил ее выйти за него и убил! Так скажите мне, где он?

— Мы как раз об этом и говорили внизу, — вступил в разговор Жуан. — Сейчас расскажу вам обо всем. Мадам Анри, надеюсь, мы можем рассчитывать на вашу деликатность, хотя бы до того, как встретимся с господином Эрве Беде, управляющим покойной Марии де Лодрен.

Мадам Анри подошла к Лауре, взглянула ей прямо в глаза, и лицо ее, покрытое морщинами, расцвело от счастья. Она от души расцеловала девушку и тут же потупилась:

— Прошу простить меня, госпожа мар… ох, и не знаю, как вас теперь величать! Не смогла удержаться, такая радость увидеть вас! Мы с Анри уж сумеем держать это при себе. Вы здесь у себя дома, не сомневайтесь, тут только друзья…

— К чему извиняться? Это был сердечный порыв, и я счастлива, что попала к вам в дом. Однако я приехала еще и для того, чтобы попытаться спасти то, что осталось от дома нашей семьи, и, по всей вероятности, долго тут не пробуду. Завтра же я намереваюсь съездить в нашу старую контору и увидеться с господином Эрве Беде. Вы ведь знаете его, он тоже частенько захаживал в «Старый Пеликан»?

От этих слов Лауры, произнесенных с улыбкой, по лицу мадам Анри потекли слезы.

— Боже правый! — простонала она. — Конечно, откуда же вам знать? Бедняжку месье Беде с женой мэр Лекарпантье отправил в Париж на казнь вместе с целой партией наших горожан.

— В Париж? На казнь? — вскричала в ужасе Лаура. — Но за что? Этому мерзавцу уже не хватало своей гильотины в Сен-Мало?

— Так она не бездействовала, нет, да только тех, кто поважнее, он любил отправлять подальше.

— Чтобы отличиться и продемонстрировать великим мира сего свою бдительность, — презрительно бросил Жуан.

— Не только. Мне кажется, он боялся, что простым людям не понравится, если на эшафот потащат бывалых моряков, монахинь, добропорядочных дам и в особенности мадам де Басаблон, чистого ангела милосердия наших двух городов. Для бедняжки эшафот у ворот Святого Фомы не годился: надо было помучить ее еще дальней дорогой, да к тому же показать парижским дьяволам!

Она могла бы говорить так еще долго, но Лаура уже не слушала. Весть о кончине старого друга, вернейшего управляющего лодреновской компании, глубоко ее потрясла. Почему-то она считала, что раз Беде не аристократ, то никто его не тронет, что он ничем не рисковал, и сейчас поняла, что эта мысль была абсурдной. С чего бы в Сен-Мало оставили бы в покое добропорядочного человека, к тому же вполне зажиточного, тогда как в Париже гильотинировали даже нищих! К тому же здесь жил Понталек, и Эрве Беде, должно быть, изрядно мешал ему набивать карманы добром своих жертв.

Сообразив наконец, что постоялице нужен покой, мадам Анри оставила гостей. И тут Жуан объявил:

— Я знаю, о чем вы думаете, но Понталека нет в живых. Он подорвался на судне, на котором собирался сбежать со своей последней любовницей… монастырской послушницей. Похоже, очищающий огонь был делом рук отца этой девицы…

— Ах!

Лаура присела к Лали и взяла ее за руку. Ей было необходимо прикоснуться к живому существу, теплому и внушающему покой. Эта новость ворвалась в ее сознание как смерч, она была совершенно не готова услышать такое известие. Полная противоположность добряку месье Беде, злой гений Понталек: мог ли он навсегда исчезнуть в пламени огня, словно провалившись в ад по зову Сатаны? Как это было бы прекрасно! Но почему-то от этой мысли ей не становилось легче. Она услышала, как Лали спросила:

— Нашли ли тело?

— Нет, так и не нашли. Нет даже обломков корабля, но здешние люди надеются, что море вынесет что-то в пору больших приливов. Это был люгер, а на борту было четверо.

— Давно это было?

— Немногим меньше месяца, так я понял. Завтра схожу в порт, попробую еще что-то разузнать…

— Завтра, — перебила его Лаура, — мы едем в Лодренэ. Мне надо увидеть, в каком состоянии дом.

Неподалеку от старого замка Тертр-Ришар, чьи великолепные сады, созданные по проекту версальского садовника Ленотра, вызывали неизменное восхищение, и находилось поместье Лодренэ. И хотя его аллеи, сбегавшие к Рансу, напоминали не Версаль, а скорее английскую дворянскую усадьбу, само здание не уступало замку по красоте и очарованию. В центре сада возвышался огромный кедр: в тени его раскидистых ветвей не раз спасались от летнего зноя обитатели поместья. Сооруженный в начале века в типичном стиле этих мест, дом был прост, но чрезвычайно удобен для жизни: семь окон по фасаду, а среднее, над входной дверью, выходило на балкон с балюстрадой. К двери вели семь ступеней, а перила, чьи контуры повторяли узор балюстрады, напоминали руки, распростертые для объятия. Так что прибывающие гости как будто сразу оказывались в объятиях радушных хозяев, которые сопровождали их на террасу продолговатой формы — туда выходили высокие рамы окон первого этажа. Три чудесных слуховых окошка и четыре трубы украшали большую крышу из синей черепицы, к которой изо всех сил отважно тянулся гигантский куст белых роз: эти нежные и ароматные цветы были некогда привезены из Индии прадедом Лауры. Она любила этот дом почти так же, как свой замок в Комере, и особенно ей был мил вид на реку из окон. В Комере воды пруда казались замершими, уснувшими, а здесь, в Лодренэ, воды жили жизнью моря, унося вдаль свои волны. Еще детьми они с Себастьяном часами просиживали на берегу у воды, там, где в отлив причаливала лодка, и вглядывались в зеленые переливы вод. Для девочки Анны-Лауры это были бесценные часы, проведенные наедине с братом, в такие моменты ее отпускала боль одинокого детства. Большую часть года, зиму, Себастьян проводил в коллеже, а на каникулах все сильнее стремился к морю, видя в нем свою судьбу. В отличие от сестры, он не любил Комер, считая его слишком глухим местом: там, в дремучем лесу, окруженном лесными сказками, мальчику не хватало свежего дыхания морских просторов, а он так их любил! Брат и сестра встречались только в Лодренэ. И вот в один прекрасный день юноша взошел на борт корабля, отправляясь на острова Индийского океана, и больше не вернулся. Весть о кораблекрушении привезло судно Индийской пароходной компании. Мать погрузилась в траур, пыталась забыться в работе, а дочь отправилась в Комер просить у волшебника Мерлина[13]и у феи Вивианы[14] облегчения от горя, налетевшего внезапно, подобно буре, и оставившего глубокий след в неокрепшей детской душе. А вскоре она уже стала невестой Жосса де Понталека…

В тот день, по дороге к Лодренэ, мысли Лауры были обращены к Себастьяну. Но наконец они подъехали к поместью. Сад был еще красив, хоть и запущен, а дом в обрамлении розовых кустов с последними осенними цветами казался точно таким же, как раньше…

— Как красиво! — восхитилась Лали. — Теперь вы единственная хозяйка и должны были бы здесь поселиться.

— Сначала надо, чтобы меня признали таковой местные власти, а у меня нет даже никаких доказательств, что я та, за кого себя выдаю. Хотя, наверное, какие-то бумаги остались в Комере. Там у меня много вещей.

— Насколько я могу судить по вашим рассказам, это не так далеко отсюда.

— Сначала надо отворить ворота здесь, — улыбнулась в ответ Лаура, а Жуан позвонил в колокольчик, привязанный к одной из колонн ограды, в надежде, что его услышит кто-нибудь из сторожей.

Но напрасно: никто так и не показался.

— Похоже, что тут нет ни души, — предположил он, собираясь хорошенько потрясти решетку.

К его удивлению, она приоткрылась, скрипя несмазанными петлями. Жуан подналег и не без труда, но сумел открыть ее настолько, чтобы карета могла проехать к крыльцу. Экипаж остановился, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь криками чаек над рекой.

— А где же папаша Венсан с Маривонной и их сыновья? — призадумалась Лаура. — Как мы войдем в дом без них? У них был свой набор ключей, а второй остался в Сен-Мало.

— Раз ворота открыты, то и дом может быть не заперт, — заметила графиня. — Проверьте, Жуан!

Так оно и оказалось. Жуан зашел внутрь, но почти сразу же вернулся.

— Идите сюда! — Он предложил руку пожилой даме, помогая ей выйти из кареты, а Лаура, спрыгнув на землю сама, побежала в вестибюль. И тут же замерла на месте: просторный зал с выложенным каменными плитами полом, откуда начиналась уносящаяся ввысь лестница, был абсолютно пуст.

— Невероятно! — прошептала она.

В зале на первом этаже царило то же запустение. Ни мебели, ни картин, ни гобеленов, ни ковров, ни одной из ценных безделушек, с любовью собираемых Лодренами на протяжении веков; ни единой книги в библиотеке, ни единой лампы. С каминов сорваны решетки, исчезли даже подставки для дров, кочерга и щипцы. Спальные комнаты также были опустошены: все вынесено, упаковано с особой тщательностью, только на полу были разбросаны обрывки оберточной бумаги. На кухне, в буфетах, невозможно было найти ни одной бутылки, ни единой банки с крупой или с вареньем. На толстых балках, где под потолком обычно висели в ряд окорока, торчали лишь пустые крюки. Не уцелело даже и связки лука! Внушительная батарея медных кастрюль пропала вместе с горшками и посудой с ольей. От шедевров фаянсовой посуды с заводов Марселя и Мустье не осталось и следа. Лишь сиротливо возвышалась гора пепла в очаге: Лаура смотрела на него и, казалось, ощущала его вкус на губах.

— Невероятно! — выдохнула Лали. — Я ни разу в жизни не видела, чтобы дом опустошили так тщательно. Это вам не вечно спешащие воры и не вандалы, оставляющие за собой следы. Нет, те, кто здесь орудовал, располагали временем…

— Да, похоже на то… Дед построил этот дом, собрав в нем все самое ценное, что принадлежало семье, все семейные реликвии находились здесь. Он хотел в старости наслаждаться ими. Убранство дома в Сен-Мало более строгое и скромное: ведь там еще и финансовая контора занимает часть первого этажа, и мелкие портовые постройки, позволяющие следить за движением судов. Конечно, и там есть красивые вещи, но…

— Надо бы узнать, что от всего этого осталось. А скажите, этим Венсанам, сторожам, ваша мать доверяла?

— Целиком и полностью. Что-то я тревожусь за них, где они могут быть? Единственное, что можно предположить: разграбление — дело рук Лекарпантье или его подручных.

— Не думаю, — возразил Жуан после тщательного осмотра территории вокруг дома. — Насколько я мог судить из разговоров местных жителей, проконсул захватил бы все это именем народа, открыто, средь бела дня и, если понадобилось бы, под звуки медных труб. Он бы пригнал повозки и нагрузил бы их доверху. А в саду видны только отпечатки от колес нашей кареты. Зато в той части сада, что ближе к реке, — огромное количество следов человеческих ног. Без сомнения, вещи вывозили по воде.

— Если вы подозреваете сбежавшего Понталека, то это просто невозможно! Взорвавшийся корабль был обыкновенным люгером. Он слишком мал для такого количества вещей! Даже книги из библиотеки на нем бы не поместились. Чтобы вывезти все вещи, понадобились бы баржа…

— И не одна… Хотелось бы выяснить, куда они направились: к Динану или к порту? На воде следов не увидишь. Во всяком случае, в доме нам больше делать нечего. Пойдемте к Венсанам!

Обе дамы вышли вслед за Жуаном и направились к постройкам для челяди. Сторожа жили в домике рядом с фермой, ближайшем к большому огороду, где увядали листья салата и загнивали созревшие овощи. В домике их ждали новые сюрпризы. Создавалось впечатление, будто семья Венсанов покинула свое жилище всего несколько минут назад: стол был накрыт для обеда, на сундуке лежали две мужские шляпы, а над погасшим очагом подвешен котелок. Вот только суп в нем успел покрыться плесенью и издавал неприятный запах. Хлеб, лежавший на длинном обеденном столе, зачерствел и стал зеленым. Да и толстый слой пыли свидетельствовал о том, что семья обедала тут не вчера.

— Вот и еще одна загадка! — воскликнула Лаура.

—Как будто эти люди только собрались пообедать, а им пришлось срочно уезжать! Быть может, их всех арестовали?

— Да, похоже на то. И в этом случае им бы и вздохнуть не дали, — поддакнула Лали. — Их арест предоставлял полную свободу действий грабителям. К тому же и свидетелей не осталось. Ваше мнение, Жуан?

Тот как раз осматривал две соседние комнатушки, где стояли хозяйские кровати. Вернулся он с женским гребнем с какими-то подозрительными пятнами.

— Боюсь, как бы не случилось чего похуже. На гребне кровь.

— Где вы его нашли? — спросила Лаура.

— Между кроватью и стеной, на которой тоже следы крови. Ее пытались отмыть, но у них это плохо получилось.

Побледневшая Лаура теперь уже с неподдельным ужасом взирала на скромную, знакомую ей с детства обстановку:

— Но как узнать, что все же произошло?

— Надо бы сообщить в жандармерию. Во всяком случае, если их арестовали, нам скажут, а если… дело в другом, то начнут поиски. А сейчас не лучше ли отправиться прямиком в Сен-Мало, посмотреть, как там и что. И, мне кажется, вам нужно объявиться под своим настоящим именем.

— Женой Понталека? — съехидничала Лали. — Вы что ж, мой мальчик, хотите, чтобы ее изорвали на куски?

— Нет, следует назваться последней представительницей из рода де Лодренов. Я знаю своих бретонских собратьев и уверен, что они оценят страстное стремление госпожи де Лодрен к жизни — ведь Понталек не раз пытался убить свою супругу, даже в тюрьму ее упрятал. К тому же в Сен-Мало живут старые слуги и доктор Пельрэн, они уже видели ее на похоронах матери. Я отвезу вас туда завтра утром.

Вернувшись в «Старый Пеликан», они застали Бину, оживленно болтающую со своей матерью, Матюриной. Девушка без разрешения решила ее проведать и, воспользовавшись отливом, прошла к ней по «мосткам». Эти тропинки из галечника, в отлив появляющиеся на поверхности, позволяли сократить путь, чтобы не обходить по суше залив: он простирался почти на пятьсот гектаров и мог вместить до трехсот судов. Берег представлял собой широкую песчаную полосу со скалами, образующими бухты, возвышенностями, болотами, отмелями. И повсюду были разбросаны хижины, канатные мастерские, кузницы, мельницы, фермы и трактиры; в нескольких местах торговали съестными припасами, парусами, рыболовными снастями. Всем этим заправляла корсарская компания с мыса Ней в Сен-Серване. Жители часто пользовались «мостками», не боясь промочить ноги и даже рискуя быть застигнутым волной в начале прилива. Само собой, во время прилива можно было переправиться и в лодке. Этим промышляли нейские лодочники, бывшие моряки дальнего плавания или рыбаки, но переправлялись они не слишком часто. Бина же знала окрестности как свои пять пальцев и легко добралась до матери; все это она с жаром принялась объяснять своей хозяйке, бросившись ей навстречу.

— Я только хотела сказать ей, что вы приехали разузнать, как тут у нас, но она захотела во что бы то ни стало прийти сюда, чтобы повидаться с вами, — затараторила она. — Ведь я не наделала глупостей, правда?

— Конечно, нет, — успокоила ее Лаура. — Ты правильно поступила…

— Но на будущее: не вздумай ничего предпринимать, никого не предупредив! — упрекнул ее все же Жуан.

Однако он едва успел договорить: прикончив стаканчик сидра, преподнесенный мадам Анри, Матюрина величественно поплыла к ним, будто корабль, возвращающийся в порт с полными трюмами добра. Чуть присев в реверансе, она строго заявила:

— Никогда бы не поверила, что доведется мне видеть, как наша хозяйка проживает на деревенском постоялом дворе, а ведь в городе у нее большой и красивый дом!

— А не забыли ли вы случайно, кто еще совсем недавно жил в этом большом и красивом доме?

— Он мертв, и дьявол прибрал его грешную душу.

— Откуда же мне было об этом знать? Вдобавок, Матюрина, вы запамятовали, что в этих местах у нас есть имение. Я предполагала остановиться в Лодренэ.

— Пусть так, но надо было сначала объявиться в главном доме. Так подобает, и ваша матушка так бы и поступила. А узнать, что тут случилось, вы могли бы, послав на разведку своего лакея!

— Ох, Матюрина, Матюрина! — простонала Лаура, и ей показалось, что она очутилась в прошлой жизни. — Вы хоть помните, в какое время мы живем? Что ж вы попрекаете меня: что подобает, что не подобает!

— А вот и попрекну! Мы пережили страшные дни, а теперь жизнь должна опять войти в прежнюю колею. И такие люди, как вы, госпожа маркиза, должны бы возродить приличия!

Произнесенный Матюриной уже забытый титул подействовал на Лауру, как удар хлыстом:

— Не смейте больше меня так называть! Сами должны понимать почему. Отныне называйте меня просто «мадам». Счастье еще, что не приходится становиться «гражданкой».

— Слушаюсь… мадам. Пойду подготовлю все к приезду мадам… и ее спутников, — добавила старая женщина, бросив взгляд на Лали.

Тут Лаура, не выдержав, рассмеялась:

— Мне кажется, что вы можете называть как подобает госпожу графиню де Сент-Альферин. Пусть хоть это послужит вам утешением… До завтра, Матюрина!

Прямая как палка бывшая экономка Марии де Лодрен попрощалась как полагается и направилась к выходу из трактира.

— Идет прилив, — забеспокоился Жуан, — я провожу ее. Будет жаль, если она утонет. А на обратном пути зайду к жандармам…

В пустом, к счастью, в этот час зале Лаура и Лали смотрели в окно на их удаляющиеся силуэты.

— У меня тоже была служанка, очень похожая на нее, — грустно заметила Лали, — верная, как пес, и крепкая, как старый дуб… но характер! Будто испанская дуэнья! Я так жалела, когда она умерла.

— А в жилах моей матери текла и испанская кровь, — сказала Лаура, — вот Матюрина от нее и набралась. Распростерла над ней свои крылья, как ангел-хранитель… Я даже не представляю себе дом без нее.

— Так мы примем ее… приглашение?