Зарево над Припятью

Через неделю Семен с товарищами разработали несколько образцов. Поставили металлические щиты в степи и начали испытывать запалы к бутылкам с горючей смесью и к гранатам. Научных институтов в то время в Одессе было много, каждый что-то предлагал, так что испытания продолжались долго. Запалы их института оказались лучшими. Тогда было принято решение: срочно изготовлять. Сначала - прямо в институте, по две тысячи в день, а потом нашли бывшую артель стеклянных игрушек, собрали женщин, рассказали и показали, что от них требуется. Дело пошло веселее.

А где-то 16 или 17 августа их институт вывезли из Одессы. Семена направили на завод в Среднюю Азию, откуда поступало урановое сырье.

Михайлов. Тогда мы не предполагали, что начинается "атомный век".

Корреспондент. А когда стали догадываться?

Михайлов. Ученые, конечно, раньше знали, а мы удивлялись только, почему такой интерес к урану.

Семенов. Я "прозрел" лишь после взрывов в Японии. Он же всю жизнь с ураном провел, поэтому и догадался раньше. А я пришел в атомную промышленность, когда заводы уже строились. Тогда сразу понадобилось много людей.

Михайлов. Начинали мы с крохотных установок, кустарно. Шла война. Мы даже возмущались: как это так, не на фронт работаем! А нам объяснили: "У вас сейчас тот же фронт, самый передний край"... А раз надо - значит, надо!

Теперь-то уж и ребенку ясно, почему мы оказались тогда на переднем крае...

Семенов. Получать небольшие количества солей урана уже умели, а в промышленных масштабах, разумелся, нет. Не было никакого опыта, технология неизвестна...

Михайлов. Первый проект предусматривал извлечение из руды 29 процентов металла.

Семенов. Сейчас, естественно, цифра мизерная, а тогда она казалась гигантской.

Михайлов. Оборудование было примитивное.

Семенов. И не оборудование даже - просто бетонированные емкости. Обрабатывали руду содой, руда плохо вскрывалась...

Михайлов. ...отстаивалась плохо, большую часть мы сливали в отходы.

Семенов. Фильтрующей аппаратуры не было. Короче говоря, пустое место. Но сразу взялись за поиски, чтобы повысить извлечение урана. Это была главнейшая задача. И первые попытки дали отличные результаты. Попробовали использовать смесь азотной и серной кислот - очень сильный окислитель - и убедились, что у руды можно "отнять" 45 процентов урана. По тому времени достижение.

Добыча идет кустарно, примитивно, но у ученых уже есть металлический уран, с которым они могут проводить эксперименты.

Михайлов. Тогда мы поняли, что наша работа чрезвычайно важна для государства. Нам ни в чем не отказывали. Людей давали, специалистов разных, с материалами никакой задержки.

Семенов. На заводе имелось четыре автомашины: два ЗИСа и два "доджа". Запчастей к "доджам" - никаких, и все удивлялись, почему они не разваливаются.

А тут телеграмма: получайте 70 "студебеккеров". Вертели ее так и сяк не верилось. Война, а нам столько машин... Это было первое, что поразило. Все почувствовали, что дело серьезное.

Михайлов. А потом пошли эшелоны с оборудованием. Мы были не подготовлены, многое не успели сделать, степь вокруг...

Семенов. Кое-что погибло. Сами понимаете, условия тяжелые. Но выиграли время - это главное.

И вот сначала построили маленький опытный заводик.

Михайлов. Появилась первая фильтрующая аппаратура.

Семенов. Это барабанные фильтры, что ли?

Михайлов. -Да. Установили мы их, а они "ни с места". А у нас план. Срочно вызываем главного конструктора. Он приезжает, сидит у нас полтора месяца, и... ничего! Положение безвыходное.

Семенов. Но потом фильтры заработали, технология отлаживалась, извлечение урана из руды росло: 45 процентов. 52, 63, наконец 72, 73... Так около этого и вертелись. Потоптались яа месте год-полтора, а затем извлечение вновь начало увеличиваться - 78, 80...

Михайлов. Володя уже пришел тогда к нам. Кажется, ты с 50 процентов начал?

Семенов. С 55.

Михайлов. А потом выше, выше... Проектанты, к примеру, представляют документацию на строительство завода. Смотрим: "извлечение 88 процентов". Мы их в штыки: "Что же вы делаете, если мы 82 получить не можем? А они отвечают: "Мы в лаборатории получаем, значит, должны смотреть в будущее".

Семенов. Правильно говорили, потому что проходило немного времени, а мы не только 88 дали, но и 90, 91, 92, 93 и 94... Сырье все хуже становится, извлекать уран все труднее... А показатели - 95, 96, 97 процентов...

Технология понемногу совершенствовалась, но кислотно-содовая схема оставалась. Вот и завод в Желтых Водах тоже на ней проектировался. Более десятка лет прошло, а схема оставалась старой. Естественно, она развивалась, улучшалась, но принципиально не менялась...

Михайлов. И когда появились сорбционные процессы, стало ясно, что эта схема устарела.

Корреспондент. Вы имеете в виду завод в Желтых Водах?

Михайлов. Да.

Корреспондент. Это уже второй этап вашей жизни. А мне бы хотелось поподробнее узнать о первом, в Средней Азии. Быть может, не о технологии, не о тонкостях обогащения урановой руды, а о ваших впечатлениях, каких-то случаях.

Михайлов. Наверное, Володя, об ишаках стоит рассказать?

Семенов. Конечно. Это ведь экзотика.

Михайлов. Добывали мы уран и в горах. Подъездных путей нет, а там богатые руды.

Семенов. Река и над ней скалы.

Михайлов. Вниз спускается вереница ишаков.

Мешки перекинуты через спины. Так сверху доставлялась к нам руда на переработку... А позже мы канатную дорогу соорудили.

Семенов. Так что, видите, и ишаки внесли вклад в атомный век. Действительно, первое время тяжело было.

Вот приезжает он с женой на новое место. Пусто. Одкн полуразвалившийся барак стоит, окна досками крост-накрест заколочены. Посмотрели внутрь вроде жить можно. Семен доски отрывает, жена с тряпкой внутри чистоту наводит. Когда же удалось снять в поселке комнатушку с деревянным полом, ему все остальные завидовали - с комфортом устроился. У нас еще земляные полы были...

Михайлов. Постепенно города построили, красивые, удобные... Семенова даже секретарем горкома партии выбрали.

Семенов. Скоро попросил, чтобы освободили. Все же техника мне ближе.

Михайлов. А не садоводство?

Семенов. И сады.

Михайлов. "Больной" он человек. Сады - его хобби, так, кажется, говорят. Где бы он ни был, везде деревья сажал. Сортов шестьдесят роз развел.

Семенов. Когда ты перебрался на наш комбинат, тоже один отменный куст привез.

Михайлов. Я же знал, что тебе будет приятно.

А вообще он типичный буржуй. В Желтых Водах у него пять садов: на заводе, два за городом, у дома и на соседнем дворе... К тому же эксплуатирует чужой труд - полгорода в его садах трудится!

Семенов. Что правда, то правда. Сейчас у всех пятидневка. Если заглянете в субботу в наш коллективный сад, многих там встретите. На два дня люди приезжают, отдыхают и работают. У нас нет "своих" и "чужих" деревьев и участков - все общее.

Михайлов. Как при коммунизме...

Семенов. Семен тоже одно время садоводством увлекался, там, в Средней Азии... А потом в Москву подался. Жарко стало на юге.

Михайлов. Не в Москву, а сюда.

Семенов. Сюда-то, но в Москве твои приятели говорят: "Чего тебе в этой дыре делать? Оставайся здесь, в Дубну устроим!"

Михайлов. Я уже документы сдал. Ждали только академика Блохиыцева, он где-то в командировке был.

Семенов. И Семен решил пока посмотреть, что за Желтые Воды такие.

Михайлов. Меня поразило, что комаров и мошкары мало. Вы знаете, как только попали в Среднюю Азию, они нас буквально живьем съедали. В волдырях ходили. Потом привыкли - или мы к ним, или они к нам... А новому человеку житья не было... В Желтых Водах мне понравилось.

Семенов. Так он и не вернулся в Москву... Но свое обещание сдержал - и мне здесь место приготовил.

Михайлов. Когда я уезжал из Средней Азии, Володя там секретарем горкома партии был. Говорит, если и мне работу найдешь, отпущу, Семенов. Ну а о Москве он быстро забыл. Видно, в характере у нас есть что-то беспокойное: привыкли постоянно с нуля начинать. Завод пустишь, а там снова в путь... Кочевники...

Михайлов. За эти годы здесь многое переменилось.

Завод не только построен, но даже уже полностью переделан.

Семенов. И производительность подскочила в несколько раз, выпуск продукции - тоже, себестоимость снижена, извлечение урана выросло...

Михайлов. А вначале так плохо все было запроектировано... И конструкторов обвинять нельзя: ведь впервые этот процесс осваивали...

Семенов. Вообще-то первые несколько дней после пуска завод действовал хорошо. Мы нарадоваться не могли. Но вот колонны песочком забивать стало, заилились они...

Михайлов. Даже в резиновых сапогах не могли пройти по цеху. Чего только не делали!

Семенов. Здание садиться начало...

Михайлов. И тогда мы решили перейти на новую технологию. Представляете?! Выбрасываем старое оборудование, ставим новое.

Семенов. Продукцию продолжаем выдавать, и одновременно все перетряхиваем. Старую систему "раскулачили", а новая не идет. Мы и так и сяк - не идет...

Михайлов. И даже авторы новой технологии от нее отказались, говорят: "Ну, мы уже бессильны! Надо бросать все это и восстанавливать старую систему". А Володя просит: "Давайте еще помучаемся, попробуем то, другое. Есть еще надежда!"

Семенов. Пошло наконец. Лучше, лучше... Теперь и забот меньше.

Михайлов. Люди проявили много выдумки, изобретательности, настоящего творчества. Такова уж судьба всего нового... Знаете, пока рабочий сам аппарат не поломает, он не поймет, как тот работает. И приходилось тогда директору с гаечным ключом лезть внутрь и исправлять... Все-таки научились!.. Коллектив сильный, технически грамотный.

Семенов. Раньше с завода сутками не уходили.

Спали там. Вдруг что-то случится! Теперь ни в суббогу, ни в воскресенье даже не показываемся.

Михайлов. И людей-то почти не видно, только операторы, а процесс не прерывается.

Семенов. Вы не думайте, что мы успокоились. Нет, многое нам не нравится... Кое-что улучшить нужно, изменить. Об удешевлении продукции надо заботиться, особенно с переходом на новую систему планирования и экономического стимулирования. За каждую копейку бороться! И если такой-то реагент стоит, к примеру, 60 рублей за тонну, а тот - 40 рублей, мы уже думаем, как отказаться от дорогого реагента и перейти на дешевый...

Михайлов. Наверное, никогда человек не бывает доволен!

...К сожалению, на этом обрывается магнитофонная запись - кончилась пленка.

А мы разговаривали о походе по местам боевой славы дивизии, которая освобождала Желтые Воды от фашистских захватчиков. Летом во время отпуска Михайлов участвовал в этом походе.

Потом Семен Григорьевич читал стихи. Очень разные, но всегда волнующие, идущие от самого сердца...

Передо мной сидели два человека. Оба пришли в атомную промышленность много лет назад. Они отдали ей свои знания, энергию, талант. И таким людям, как Михайлов и Семенов, мы обязаны рождением "атомного века". Их было много, пионеров новой отрасли, в лабораториях и на полигонах, на строительстве атомных электростанций и в поисковых партиях, на комбинатах и в шахтах. Они "приручали" уран, заставляли его служить Родине. Благодаря героизму тысяч людей, от академиков до рабочих, страна создала атомную индустрию.

Прожив неспокойную жизнь, такие, как Михайлов и Семенов, не могут уйти от дел. И не потому, что их не отпустят, нет, у руководителя комбината не поднимется рука отказать - они заслужили право на отдых, но они сами не могут написать "заявление о покое", как сказал Семенов. Не все еще завершено, есть еще идеи, и их "неплохо было бы осуществить".

На одном из рабочих горизонтов шахты я остановился у новой машины. Шли испытания. Записывая в журналистский блокнот фамилии горняков, я расспрашивал об их подземных профессиях.

- Я инженер. - ответил один, - работаю в ЦНИЛА.

- А почему вы здесь?

- Сдаем свою продукцию.

Тогда под землей было мало времени для разговоров. И полный смысл увиденного я понял намного позже - в Центральной научно-исследовательской лаборатории комбината.

По штатному расписанию - это один из цехов.

Но когда мы переступили порог ЦНИЛА, я не мог отделаться от чувства, что нахожусь в крупном институте.

Представьте: разнообразные лаборатории, мощное конструкторское бюро, свои мастерские, миниатюрный опытный завод с самым совершенным оборудованием. Несколько сот человек. И я подумал: не слишком ли обременительна для комбината столь великая армия ученых?

Нужны ли они?

Впрочем, на этот первый пришедший в голову вопрос ответ я получил фактически раньше, когда знакомился с урановыми шахтами, обогатительной фабрикой и заводом. Где бы мы ни были, какую бы новую технику нам ни показывали, рабочие и инженеры подчеркивали, что "это сделано в ЦНИЛА", "в разработке принимали участие сотрудники ЦНИЛА", "нам помогли из ЦНИЛА".

С первых дней своего существования ЦНИЛА переведена на хозрасчет. Именно с этого и начался разговор с ее директором Ефимом Ильичом Пригожиным.

- Вначале нас было десять организаторов, - сказал он. - Мы работали в шахтах и на заводе и поэтому отчетливо представляли, что нужно производству. Создавая лабораторию, руководство поставило четкую задачу:

автоматизация, механизация процессов, облегчение труда горняков...

Из окна кабинета виден просторный двор. На нем наземный комплекс шахты, очень похожий на действующие. Директор подошел к окну и показал вниз:

- Мы собираем автоматизированный комплекс вначале у себя, налаживаем его до деталей, а только потом устанавливаем на месте. Там уже не требуется никаких доделок. Это наш главный принцип.

Я рассказал директору о встрече над землей.

- Правильно, - ответил он, - мы все доводим до конца. У нас свои бурильщики, наладчики, разнообразные специалисты. Мы не морочим голову шахтерам до тех пор, пока конструкция не опробована... Я по своему опыту знаю, что часто, даже слишком часто, новая техника поступает в "сыром" виде. Проходит иногда несколько лет, пока она станет совершенной. Отсюда недоверие к ней, горняки мучаются, прежде чем выйдет что-то путное... Мы своей кареткой бурили целый год, чтобы устранить недостатки и доказать ее преимущества, и только после этого она пошла. Нам стали доверять - горняки убедились, что каретка облегчает труд и что с ней мало забот. В самом деле, почему дают на производство "сырую" технику? В армии, к примеру, нет такого.